Собрание сочинений. Том I

Вскоре после женитьбы – то ли по собственной воле, то ли по просьбе Виктора Парамоновича, – она перекрасила свои каштановые волосы в белый цвет и с тех самых пор стала для Димы ещё неотразимее. Засыпая, он каждый раз мечтал увидеть её во сне. Ну а уж когда видел наяву, то смотрел на неё с таким трепетным восторгом, что это, конечно же, не могло остаться для мачехи незамеченным.

Как-то раз, когда они обедали вдвоём на кухне, Маргарита Евгеньевна неосторожно смахнула локтем вилку со стола. И она, и он одновременно наклонились, чтобы поднять её и чуть не столкнулись лбами. При этом верхние крылышки её халата немного разошлись, и Дима прямо-таки обомлел от открывшегося его глазам зрелища. Он тупо вперил свой взгляд в глубокую ложбинку грудей мачехи и был поражён их белизной и объёмом…

«Ты почему так смотришь на меня, Дима?» – нарушила молчание Маргарита Евгеньевна. Он начал бубнить что-то нечленораздельное, не зная, что ответить. И в этот момент раздался спасительный звонок – пришёл с работы Виктор Парамонович.

Когда у Маргариты Евгеньевны родилась девочка и всей семьёй стали думать, как её назвать, то перебрали десятка два имён. Наконец решили по предложению Димы назвать её Светой, и он несколько дней не находил себе места от радости.

Однажды он вернулся из школы раньше обычного, бесшумно прошёл в гостиную и оттуда услышал, как мачеха нежно говорит своей дочери: «Наша Светочка хочет кушать? Потерпи, потерпи, моя милая! Сейчас я тебя накормлю».

Дима на цыпочках подкрался к двери спальни и заглянул в замочную скважину. Мать подошла к кроватке дочери, неторопливо расстегнула кофточку и дала ей грудь. Светочка, причмокивая, начала пить из этого живого источника, закрыв глазки от удовольствия. Дима же неотрывно, с вожделением смотрел на полную, набухшую молоком ослепительно белую грудь Маргариты Евгеньевны и молил судьбу, чтобы это зрелище длилось бесконечно долго.

Когда же мать, закончив кормление, застегнула кофту и уложила Свету в кроватку, он воскресил в памяти то, что только-только наблюдал, и вдруг почувствовал, как сердце его сладко защемило и от головы по всему телу прошла горячая волна. Он даже не понял сейчас, что с ним произошло, но ему нестерпимо захотелось вновь и вновь испытать это ни с чем не сравнимое ощущение…

20. Навестил любимую

Услышав от родителей Люси, где она обосновалась, Юра Копылов поехал к ней, чтобы рассказать обо всём, что произошло после её отъезда из Москвы. В тайниках души он надеялся, что как только она узнает о женитьбе Виктора Парамоновича на Рите и о рождении у них ребёнка, то возненавидит его. И пусть не сразу, но со временем возобновит с ним, Юрой, дружбу.

«Вот уж поистине, всё, что ни делается, к лучшему! Разве мог я предположить, что события развернутся именно таким образом? От сегодняшнего разговора с Люсей будет зависеть очень многое. А может быть, и вся моя судьба, – размышлял он под стук колёс электрички. – Только бы суметь найти самые тёплые, самые нужные и нежные слова! Убедить её в том, что именно со мной, и ни с кем другим, она будет по-настоящему счастлива…»

В отделе кадров турбинного завода Юре сказали, что Романова работает инженером в отделе главного энергетика, а живёт в заводском общежитии. Юра посмотрел на часы. До конца смены оставалось около получаса. И он решил подождать Люсю у проходной.

В начале шестого из цехов завода потянулась вереница людей. Многие девушки с неподдельным интересом смотрели на высокого брутального парня в тёмно-синем костюме. А парень пристально вглядывался в лица выходивших работниц. Юра увидел Люсю в компании двух подруг, шедших по обе руки от неё. Она его, видимо, не заметила, и ему пришлось дождаться, пока они с ним поравняются, после чего он её окликнул. Люся что-то чуть слышно сказала своим подругам и, отделившись от них, подошла к нему.

По её лицу Юра никак не мог прочитать, обрадовалась ли она его приезду, потому что Люся избегала смотреть ему в глаза. Однако он успел заметить, что она очень осунулась и выглядела сейчас гораздо старше своих лет.

– Люсенька, дорогая, почему же ты так внезапно уехала? Неужели в этом была крайняя необходимость? Хочешь, я расскажу тебе о новостях на заводе?

– Конечно, расскажи, но я думаю, что ты вряд ли сможешь дополнить письмо Виктора Парамоновича. Я получила его вчера.

– По правде говоря, чего угодно ожидал, но только не этого! Интересно, что же он мог написать в своё оправдание? Наверное, каялся и просил его простить? Но ты хоть сама понимаешь, что это уж слишком?!

– Что слишком? Я, например, считаю, что никто не в праве в чём-то его осуждать… И что он передо мной нисколько не виноват… Прощай, Юра! Мне больше нечего тебе сказать. Спасибо, что навестил, – уже на ходу крикнула ему Люся и побежала догонять своих подруг.

21. Задача выполнена!

С рождением дочери Виктор Парамонович всё чаще стал задумываться над тем, правильно ли он поступил, связав свою судьбу с Ритой. Только теперь он начал понимать, что был нужен ей лишь до первого ребёнка. С появлением Светы она резко охладела и к нему самому, и к Диме.

Рита всё реже интересовалась, как идут дела на заводе, как продвигается работа над его первой повестью и как учится Дима. Весь день она опекала теперь лишь свою дочурку, частенько не успевая даже подготовить обед к приходу Димы из школы или ужин к возвращению Виктора Парамоновича с работы.

Он всё чаще, где бы ни находился, вспоминал Люсю Романову. И наконец, не выдержав, решил написать ей, что только из-за любви к сыну решился на брак с Ритой в надежде на то, что она поможет ему вырастить Диму. И кроме того, он не захотел стоять на пути Юры Копылова, безумно любившего Люсю и способного, как ему казалось, сделать её счастливой.

Отправив Люсе письмо, Виктор Парамонович не очень-то надеялся, что она ему ответит. Просто он считал своим долгом объясниться с ней до конца, хотя бы и заочно…

Став матерью, Рита с удовлетворением отметила, что её программа минимум теперь выполнена. Но она хорошо понимала: для того чтобы привязать к себе мужа по-настоящему, нужен второй ребёнок. «Уж тогда-то он, миленький, никуда от меня не денется. А если и уйдёт – скатертью дорожка! Всё равно приличная часть его зарплаты будет после развода моя», – думала она. И тогда же твёрдо решила не откладывать разговор о предполагаемом мальчике, братишке для Светика, в долгий ящик.

22. Раскрылась полностью

Рита заглянула через приоткрытую дверь в комнату мужа. «Всё сидит за столом, пень бесчувственный, – подумала она и с досадой посмотрела на часы. – Даже забыл, что после одиннадцати я всегда жду его в спальне. Что это с ним сегодня? Пойду-ка я его шугану!» – решила она.

Затем Рита быстро разделась, накинула халат на голое тело и, бесшумно подкравшись к мужу сзади, заглянула через плечо в его бумаги. Её взгляд остановился на стишке без названия и конца:

В вузе девушка училась.Со студентом обручиласьИ любовь была у них крепка!Но профессор пожилойОтнял у неё покой —Ведь запретнаялюбовь сладка…

Прочитав это незавершённое стихотворение, Рита сразу же почувствовала, как в ней закипает негодование. «Сидит уже несколько часов и выдал лишь эти две жалкие строфы. И было бы хоть что-нибудь путное, а то чушь какая-то! Неужто сам не понимает, что он – не поэтическая натура. А главное – ведь за рассказы и повести хоть какая-то деньга может быть, а за эту белиберду и полтинника не выручишь!» – всё больше и больше распаляла она себя.

Наконец Виктор Парамонович уловил на своём затылке горячее дыхание жены и обернулся.

– А, это ты, Ритуля! Давай-ка мы с тобой вместе сейчас подумаем, как продолжить и закончить эту зарисовку. Алексей Акимович сказал, что форма этого стиха весьма оригинальна, но нужны как минимум ещё две строфы…

И вдруг осёкся.

Никогда раньше ему не доводилось видеть жену в таком гневе. Она заметно покраснела и, казалось, готова была наброситься на него с кулаками. Губы её дрожали, глаза округлились, а зрачки увеличились в несколько раз. Рита так порывисто дышала, что было совершенно непонятно, как две малюсенькие пуговки не дают распахнуться её халату, под которым неудержимо вздымаются и опускаются, подобно волнам прибоя, два неистовых холма её огромных грудей…

Но вот Риту прорвало:

– Я его жду, жду. Время уже двенадцатый час, а он, оказывается, для незадачливых студенток бредни сочиняет! Да ещё и меня пытается к этому приобщить. Так вот как ты меня любишь?!

Виктор Парамонович смотрел на жену и всё более и более поражался, как же быстро сумела она преодолеть путь от озорной, кокетливой девочки до эдакой властной матроны, диктующей ему свою волю.

«Да, вот когда ты, милочка моя, раскрылась полностью. Только теперь я понял, что тебе от меня было нужно – деньги, деньги, ничего кроме денег», – горестно подумалось ему.

Но Рита, видимо, уже поняла, что хватила через край, и попыталась загладить этот инцидент.

Она вдруг распахнула халат и набросилась на мужа, помогая ему раздеваться прямо за письменным столом.

– Ну, скорее же, скорей! Ты же видишь, дорогой, что я уже совсем взбесилась от долгого ожидания. И потому не понимаю, что говорю и что делаю…

Виктор Парамонович попытался было взять жену на руки и отнести в спальню, но вдруг услышал её уже почти совсем спокойный и вполне удовлетворённый шёпот:

– Не надо, не надо, дорогой. Надорвёшься! А ты мне здоровый нужен, причём сильный и ласковый. Ну, улыбнись же мне скорее… Вот так… А теперь ты мне покажешь, как меня любишь…

Когда угас любовный порыв, и они молча лежали с закрытыми глазами, думая каждый о своём, Рита вдруг резко повернулась к мужу и зашептала ему на ухо:

– А не кажется ли тебе, Витюша, что нашей Светочке нужен братик? Или на худой конец сестрёнка?

Виктор Парамонович не торопился с ответом и продолжал молча лежать на спине, как будто ничего не слышал. Такая реакция мужа была для Риты полной неожиданностью.

«Да, не так-то он прост, как я думала, – сделала она для себя открытие. – Слишком обидчивым что-то стал. Ему и слова не скажи! Ну да я тебя всё равно переломаю, старая кляча. Будешь у меня опять шёлковым. Обязательно будешь! Всё будет, как я хочу».

– Надо подумать, Ритуля. Сможем ли мы поднять троих? Ведь тебе, я вижу, со Светиком и Димкой нелегко приходится…

– Ладно, ладно, думай, голова! – ответила Рита с кривой усмешкой и отвернулась к стене.

23. Подсмотрел…

Дима, конечно, видел, что его отец живёт с молодой женой далеко не в полном согласии. Но супруги старались по возможности не выяснять отношений в его присутствии. И потому он не знал истинной причины их размолвок. Дима продолжал боготворить Маргариту Евгеньевну и старался не обращать внимания на её придирки по любому поводу.

В свои шестнадцать лет он заметно возмужал и вырос. Однако период становления как мужчины у него только начинался. Организм же его требовал ответа на главный вопрос, который рано или поздно возникает у каждого – что же такое любовь?

И если на первую часть этого вопроса – что такое любовь духовная? – он ещё как-то мог сам себе ответить, то на вторую его часть – что такое любовь плотская? – он пока ничего определённого сказать не мог, так как у него ещё пока не было возлюбленной. С девушками даже говорить на эту тему он не решался, а женщины вообще пока не принимали его всерьёз…

Как-то накануне майских праздников Виктора Парамоновича направили в двухнедельную командировку. Дима приходил из школы и чувствовал, что не может заставить себя заниматься уроками. Правда, он раскладывал учебники на письменном столе отца, открывал и листал ту или иную книгу, но никак не мог сосредоточиться…

Все его мысли неизменно возвращались к образу Маргариты Евгеньевны.

«Чем она сейчас занимается?» – ежеминутно задавал он себе один и тот же вопрос и прислушивался к каждому шороху.

В один из таких ничем не примечательных дней Маргарита Евгеньевна, как обычно, приготовила обед и крикнула:

– Дмитрий, обедать!

Придя на кухню, Дима увидел, что на столе стоит его любимая окрошка, рядом лежат два больших ломтя чёрного хлеба с колбасой. Тут же, неподалёку, кружка с молоком. Он с жадностью набросился на окрошку, но внезапно его слух уловил тихий плеск воды в ванной.

Он сразу же замер, и сердце в его груди бешено заколотилось. «Маргарита Евгеньевна моется», – догадался он. И его мозг лихорадочно работал сейчас лишь в одном направлении: «Как незаметно понаблюдать за ней?»

Помог ему случай… В спальне закапризничала Светочка. Через минуту щёлкнула задвижка ванной комнаты, и Дима замер в ожидании, понимая, что Маргарита Евгеньевна уже бросилась на крик дочери. Осталось проверить, успела ли она одеться, когда выбегала из ванной.

Осторожно выглянув из кухни, он увидел, что из ванной в спальню ведут мокрые следы, а дверь спальни немного приоткрыта. Не помня себя от радости, Дима, крадучись, подошёл к заветной двери. Щель оказалась вполне достаточной, чтобы видеть, что происходит в спальне…

Мать склонилась над кроваткой дочери. Выбегая из ванной, она успела лишь обмотать полотенцем нижнюю часть талии, наподобие набедренной повязки первобытных людей. Больше на ней ничего не было. С её обнажённого прекрасного тела стекала вода. И в том месте, где женщина стояла, образовалась небольшая лужица.

Юноша почувствовал, как всё его существо содрогнулось, а затем по всему телу разлилось всеобъемлющее, сладостно-щемящее ощущение ни с чем не сравнимого блаженства. Он опять пребывал в том же сладострастном состоянии, как тогда, когда впервые увидел Маргариту Евгеньевну, кормящую девочку грудью.

«Скорее на кухню! – пронеслось у него в голове. – Иначе мачеха заметит, что я за нею подсматривал!»

Дима как-то боком отошёл от двери спальни и стремительно пробежал расстояние, отделяющее его от кухни. А ещё через несколько секунд он уже сидел за столом и пытался было снова приняться за окрошку, но оказалось, что аппетит у него совершенно пропал…

24. Беседа с сыном

Когда Виктор Парамонович вернулся из командировки, то сразу же заметил, что с его сыном что-то случилось. Он стал очень задумчив, ещё больше похудел и, казалось, хочет поговорить с отцом о чём-то очень важном. Но никак не может решиться или просто не знает, с чего начать.

Виктор Парамонович некоторое время выжидающе смотрел на сына, а затем решил помочь ему, задав наводящий вопрос:

– Дима, тебя, я вижу, что-то беспокоит? Откройся мне, и тебе сразу же станет легче…

– Да, папа, я хочу попросить у тебя совета. Мне кажется, что я влюблён. И это чувство завладело всем моим существом. У меня всё валится из рук. На носу выпускные экзамены, а я никак не могу сосредоточиться. Умом я вроде бы понимаю, что влюбляться мне ещё рановато, но ведь сердцу не прикажешь? Что же мне делать?

– Но пока я не буду знать, кто твоя возлюбленная, мне трудно будет тебе помочь, Дима. Если ты не можешь или не хочешь пока называть её, то и не надо. Но скажи, по крайней мере, сколько ей лет, учится ли она где-нибудь, как выглядит…

– В том-то всё и дело, папа, что я не могу сказать тебе, кто она. Во-первых, это было бы предательством по отношению к ней, а во-вторых, если бы ты узнал, кого я люблю, ты бы просто-напросто выгнал бы меня из дома…

– Ну ладно, ладно, не говори. В таком случае я попробую дать тебе несколько советов, так сказать, общего характера.

И Виктор Парамонович долго и терпеливо объяснял сыну, что жизнь человеческая полна тайн и соблазнов.

– В природе так много загадок, что наука на многие из них до сих пор не дала ответа. Но, несмотря ни на что, жизнь – это прежде всего труд. И только трудом можно добиться всяческих благ и права на счастье. Любовь же – это один из самых великих и ценных даров, которые Природа отпустила человеку. И только человеку, причём далеко не каждому. Если к тебе это чувство уже пришло, то надо всей душой радоваться этому, и обращаться с ним нужно очень бережно… Ибо расплескать любовь можно легко, а обрести её вновь почти невозможно. Но в одном не может быть никаких сомнений – любовь должна окрылять человека, помогать ему в труде и борьбе, а главное – воодушевлять на большие и полезные для общества дела…

25. Размолвка

– О чём это ты шушукался с Дмитрием до полуночи? – ленивым сонным голосом спросила Рита мужа, когда он вошёл в спальню.

– Видишь ли, Ритуля, наш Димка, кажется, влюбился. Но никак не хочет сказать, кто его избранница!

– Глупости всё это, Витюша! Не хочет, видите ли, учиться, а захотел жениться, – нараспев и не без ехидства, как показалось Виктору Парамоновичу, произнесла Рита, продолжая лежать под одеялом. Однако её лицо при этих словах озарилось загадочной улыбкой.

Затем, став снова серьёзной, она резко отбросила одеяло, приподнялась с некоторым усилием над подушками и хотела, как обычно, одним ловким движением сорвать тонкую батистовую ночную рубашку через голову. Но на сей раз ей удалось лишь натянуть непослушную ткань на голову – видимо, копна волос зацепилась за прорезь рубашки, – и Виктор Парамонович невольно отметил про себя: «Ну и разнесло тебя, матушка, после родов! Прямо-таки слонихой стала».

Повторным рывком Рита с каким-то звериным остервенением стянула рубашку с головы и, покраснев от гнева, продолжила свою мысль:

– Да глупости это у него, и больше ничего! Он сам себя возбуждает, а потом мучается, объясняя это любовными приступами. А мне в результате приходится простыни стирать. Ты бы посмотрел хоть раз, на что они похожи!

– Послушай, Рита! Но ведь это же обычные поллюции – семяизвержение во сне. В его возрасте все мальчишки проходят через это…

– Какие там ещё поллюции? Всё это просто дурацкие выходки и крайняя распущенность. Скажи ему, а то я сама скажу, чтобы он сам стирал и гладил свои простыни. Не маленький! Я уверена, что так будет лучше для всех нас.

Виктор Парамонович горестно вздохнул и не стал ей больше возражать. Однако этот разговор запомнился ему надолго…

26. Учинила скандал

Виктор Парамонович ворочался с боку на бок, ещё не потеряв надежду заснуть хотя бы на пару часов. Но спать никак не хотелось. Он уже не раз замечал, что если день на работе выдался тяжёлый да к тому же если успел поругаться с женой, то бессонная ночь ему гарантирована.

А стычки с ней последнее время стали для него обычным делом. Как-то раз Рита встретила свою закадычную подругу и проболталась ей, что муж её уже и не мужик вовсе, а так – недоразумение какое-то. Начав изливаться бывшей сослуживице на улице, она затем привела её в дом и, потеряв над собой всякий контроль, рассказала о физической слабости мужа во всех подробностях. Правда, где-то в середине рассказа она спохватилась, что хватила через край и что теперь все обязательно узнают о «тайне», которую она раскрыла своей товарке под большим секретом. Но, взяв с неё слово, что никто больше об этом не узнает, Рита сразу же успокоилась…

Поначалу ей казалось, что муж просто притворяется или не хочет по какой-то непонятной ей причине добросовестно выполнять свои супружеские обязанности. Правда, она всегда помнила и о большой разнице в возрасте между ними, и о том, что он очень устаёт на работе, и о предстоящей защите диссертации, и о его литературных трудах… Всё это так. Но ведь могла быть и ещё какая-то серьёзная причина? Например, возможно он продолжает вздыхать по своей старой зазнобе, Люське. Или завёл какую-нибудь новую кралю. И теперь у него на неё – законную жену и на эту свиристелку – пороху не хватает… Но факт остаётся фактом – толку от него в постели никакого. А ведь она хорошо помнила, как ещё совсем недавно он набрасывался на неё с лихорадочным блеском в глазах, стоило только спросить: «Ну, как ты сегодня меня любишь?» или «Как ты это делаешь, как?» И к этим страстным порывам мужа за несколько лет супружества она успела привыкнуть. Принимала их всегда как должное, как естественную необходимость…

Некоторое время она всё это стоически терпела, продолжая теряться в догадках об истинных мотивах слабости мужа. Но затем её вдруг прорвало, и Рита закатила мужу сначала «предупредительный скандальчик» в постели, а затем, как уже было сказано, излилась своей подруге.

Каково же было удивление и отчаяние Виктора Парамоновича, когда он услышал от нескольких сослуживцев, что его жена сделала достоянием гласности интимную сторону их отношений. И если о болтовне жены на заводе он мог судить только по рассказам, то уж «постельный вариант» её речи помнил почти дословно: «И как это получилось, что я остановила свой выбор на эдаком недотёпе? Ведь были же у меня и получше варианты! Взять, к примеру, Якова – на днях с блеском защитил докторскую диссертацию; Пётр стал недавно директором кирпичного завода; Семён по торговой части пошёл и уже командует мясным отделом… Все вышли в люди. И все они меня любили… И как любили! Как вспомнишь, так мороз по коже! А ты что такое? Вечный зам-недоучка. Да к тому же ещё и импотент! И от этого ничтожества я заполучила ребёнка! Да кому же я теперь нужна, когда уйду от тебя? Почти тридцатилетняя баба, да ещё с „хвостом“. С тебя и алиментов-то приличных не возьмёшь! Прямо хоть сейчас в петлю! Ну чего молчишь? Конечно же, я понимаю, что тебе и сказать-то в ответ нечего… Кругом виноват – вот и молчишь! Да ещё, наверное, посмеиваешься в душе – мол, будучи таким рохлей, урвал красавицу, попользовался её молодым роскошным телом, а теперь и не нужна стала…»

После таких излияний жены Виктор Парамонович уже окончательно понял, что жить вместе они больше не смогут. Разрыв неизбежен. И произойдёт это, видимо, в самое ближайшее время.

В течение следующего месяца между супругами произошла целая серия стычек, после чего они решили расстаться…

27. Вернулся из армии

Отслужив в армии, Дмитрий Уланов решил устроиться на завод, где его отец, Виктор Парамонович, работал уже главным инженером. Правда, отец несколько удивился этому, помня, что сын собирался после службы поступать в военное училище. Однако спорить с ним не стал, а лишь спросил: «Ты твёрдо решил, Димуля? Если да, то пусть будет по-твоему!»

Армейская служба весьма благотворно подействовала на Дмитрия. Он стал подтянутым, энергичным и целеустремлённым юношей. Его мускулистая, крепкая фигура хорошо гармонировала со смуглым овальным лицом. Довольно редкое сочетание иссиня-чёрных волос и светло-серых больших глаз вызывало повышенный интерес у девушек. Он избавился от чрезмерной робости и мог теперь завязывать с ними непринуждённый разговор…

Лёгкой пружинистой походкой Дмитрий поднялся на третий этаж, быстро прошёл в конец длинного узкого коридора и постучал в дверь начальника отдела. За массивным двухтумбовым столом сидел пожилой мужчина в очках, с остатками рыжих волос на голове. Не отрываясь от бумаг, он неопределённым кивком то ли поздоровался, то ли предложил садиться. Дмитрий опустился на один из стульев у стола и стал ждать, когда начальник освободится.

Наконец мужчина отложил в сторону бумаги и, улыбнувшись, представился:

– Симагин Юрий Петрович!

– Дмитрий Уланов, – бодро, в тон ему ответил юноша. – Вот, отслужил в армии и решил работать на заводе. Если возьмёте, конечно!

Юрий Петрович с грустью смотрел сейчас на сына своего бывшего зама, и не верилось, что это тот самый парень, который каких-нибудь три года назад робко исповедовался отцу о своих первых юношеских увлечениях. Тогда, по словам Виктора Парамоновича, Дима был нервным, неуравновешенным и слабым физически…

«Вот ему-то служба явно пошла на пользу, – подводил итог своим рассуждениям Юрий Петрович. – Хлюпиком его теперь никак не назовёшь…»

– От чего же не взять? Возьмём, конечно. Завтра же и оформляйтесь. Найдите в отделе Людмилу Леонидовну, ведущего инженера, и скажите ей, что я просил ввести вас в курс дела.

28. Неожиданная встреча

Когда Дмитрий вошёл в конструкторское бюро, то его сразу же поразило обилие света. Казалось, нет уголка, куда бы ни проникали через большие, во всю стену окна лучи утреннего солнца.

Сразу же при входе, слева, за большим кульманом сидела молодая миловидная женщина. Дмитрий почему-то почти не сомневался, что она и есть Людмила Леонидовна. Однако прежде чем подойти к ней, он решил получше осмотреться.

По обе стороны от узкого прохода стояли кульманы и небольшие однотумбовые столы, а в самом конце этого прохода, у стены, приютились два маленьких столика с пишущими машинками.

Ему не удалось сразу сосчитать, сколько людей сейчас работало, так как многие из них сидели за чертёжными досками, и были слышны лишь их приглушённые голоса. Но так как его интересовало, сколько конструкторов, хотя бы и приблизительно, работало в отделе, то он продолжал считать: двенадцать, тринадцать… и вдруг осёкся, увидев Маргариту Евгеньевну. Она сидела за пишущей машинкой и уже показывала знаками, чтобы он подошёл к ней.