Постмодерн и его интерпретации

Текучий, легкий, мягкий модерн, несмотря на свою текучесть, легкость и мягкость, все же не решает проблемы человеческой свободы. Правила могут меняться, но от этого не переставать быть правилами. Если воспринимать зависимость человека от общественных условий как «плен», то, конечно, подобный плен в эпоху текучего модерна сохраняется. Социальные образования и институты зависят от людей и могут быть ими преобразованы. Следовательно, шансы человеческой свободы никогда не бывают реализованы полностью, и перспектива ее «исторически относительного» расширения всегда остается открытой. Потребление, скорости и темпы, смена картинок и образов, быстротечность и неопределенность принудительны.

Философы Франкфуртской школы говорили о сверхдетерминированности человека, его «одномерности» и подавлении, подразумевая некую перспективу освобождения, но уже Мишель Фуко не впадает в подобную иллюзию. Всякая свобода, говорит он, есть не что иное, как очередная модификация дискурса.

Если социология «твердого модерна» в центр собственного познавательного интереса ставит проблему подчинения и сопротивления обществу, то социология «текучего модерна» фокусируется на проблеме соотношения ответственности и желания уйти от нее. Зигмунт Бауман полагает, что в эпоху постмодерна социальные системы преодолели «большие несчастья» и погрузились в состояние, характеризующееся «большим количеством маленьких несчастий»: торжеством безбрежной индивидуализации, кризисом социальных связей, слабостью коллективных политических действий и т. д. Бауман уверен в том, что возникает совершенно новая и необычная социальная реальность. Мы оказались в неизвестном мире. Противостоять хаосу, говорит английский социолог, может только активное участие в усилиях по переосмыслению того состояния, в котором оказываются «все более индивидуализируемые индивиды», борющиеся за внесение смысла и цели в свои жизни.

§6. Ульрих Бек: общество глобального риска и космополитизм

«Великие идеи европейского модерна – национализм, коммунизм, социализм, а также неолиберализм – исчерпали себя. Следующей великой идеей мог бы стать самокритичный космополитизм, если бы эту исконную традицию модерна удалось открыть для вызовов XXI века» (Ульрих Бек. Власть и ее оппоненты в эпоху глобализма. Новая всемирно-политическая экономия. М., 2007)

Ульрих Бек (1944—2015) – известный немецкий социолог, автор концепций «рефлексивной модернизации» и «общества риска». Особую известность ему принесли работы по комплексному исследованию современной глобализации. Бек исходит из того, что националистическая точка зрения, которая идентифицирует общество с обществом национального государства, делает нас слепыми по отношению к миру, в котором мы живем. В начале XXI века общество мирового риска бросило вызов идее, согласно которой тесное переплетение истории и границ является единственным средством социальной и символической интеграции. Чтобы получить адекватное представление о взаимосвязанности народов и отдельных людей, обитающих на нашей планете, нужно перейти на космополитическую точку зрения.

Что же это такое – космополитизм? До недавнего времени в России слово «космополит» было «ругательным» и «идеологическим». В «безродном космополитизме» обвинялись люди, «враждебные» советскому патриотизму. Само выражение «безродный космополит» ввел в оборот Андрей Жданов, главный идеолог партии большевиков, организовавший массовые гонения и репрессии за инакомыслие ученых и деятелей культуры. В 1948 году в журнале «Вопросы философии» космополитизм определялся как реакционная идеология, проповедующая отказ от национальных традиций, пренебрежение национальными особенностями развития отдельных народов, отказ от чувства национального достоинства и национальной гордости. Подчеркивалось, что космополитизм маскируется с помощью громких фраз о единстве общечеловеческих интересов, о «мировой культуре», о взаимном влиянии и взаимопроникновении национальных культур.

Сейчас феномен космополитизма приобретает особую актуальность в связи с вхождением России в мировую цивилизацию и процессами глобализации. Выгоды от современного глобализирующегося мира можно извлечь, только играя по его правилам, демонстрируя торговую, инвестиционную и информационную открытость. Нынешние «ура-патриоты», напротив, организуют «охоту на ведьм» и поиск «пятой колонны» под флагом борьбы с «космополитизмом» и «глобализацией». Поэтому разобраться в проблемах, связанных с космополитизмом, – задача актуальная и практически значимая.

Риск и общество риска

В последнее время стало общим местом представление о кризисе мировой капиталистической системы. Эти идеи, в частности, развивает американский социолог Иммануил Валлерстайн (р.1930). Согласно его взглядам, капитализм как мировая система может существовать лишь до тех пор, пока страны центра и полупериферии могут перекладывать на кого-то издержки своего производства. Капиталисты имели несколько стратегий такой экстернализации издержек: эксплуатация природы, эксплуатация колониальных стран, эксплуатация деревни. Сейчас все эти ресурсы исчерпаны109.

В частности, в эпоху постмодерна происходит дерурализация (от англ. rural) – разрушение сельского уклада жизни, уменьшение доли сельского населения. Разрушение сельского уклада жизни всегда преподносилось как триумф принципов модерна. Теперь не требуется так много людей, чтобы прокормить человечество. Преодолено то, что Маркс называл «идиотизмом деревенской жизни». Но с точки зрения нескончаемого накопления капитала подобное развитие событий означает опустошение прежде казавшегося неисчерпаемым резервуара людских ресурсов, часть которых могла периодически включаться в рыночно-ориентированное производство за мизерное вознаграждение. Эта неустойчивая резервная армия труда, состоящая из представителей низшего класса, готовых работать за минимальную плату, на протяжении пятисот лет во всех регионах мира оставалась важнейшим элементом поддержания нормы прибыли. Но ни одна группа трудящихся не задерживалась долго в этой категории, и эта армия должна была периодически пополняться. Дерурализация делает такую практику невозможной.

Продолжение развития, стимулируемого лишь законом стоимости, стало гибельным для человечества. В терминологии Ульриха Бека возникло «общество риска», в котором угрозы стимулируют формирование общности в масштабах всего человечества110. Бек полагает, что современный мир пока не вышел за рамки модерна, то есть не перешел к постмодерну. Скорее, из классической, индустриальной стадии он развился в стадию общества риска, сохраняя при этом многие черты предшествующего развития. Эту позднюю стадию в развитии капитализма Бек называет Вторым модерном. По его мнению, определяющие понятия Первого модерна – богатство и власть, тогда как Второго – риск и беспомощность. Бек поддерживает идею о спонтанном и нелинейном общественном развитии, отмечая, что тот, кто «все еще находится в плену мифа о линейности и разделяет тезис о культурной конвергенции как непосредственном следствии экономической унификации, – попросту невежественный человек»111. Риски модерна не уходят корнями в прошлое – они в значительной степени связаны с опасностями настоящего и будущего.

«Общество риска подразумевает, что прошлое теряет свою детерминирующую силу для современности. На его место – как причина нынешней жизни и деятельности – приходит будущее, т.е. нечто несуществующее, конструируемое, вымышленное. Когда мы говорим о рисках, мы спорим о чем-то, чего нет, но что могло бы произойти, если сейчас немедленно не переложить руль в противоположном направлении»112.

Ульрих Бек указывает, что риски модерна вошли в противоречие с ориентацией людей на индустриальные социокультурные ценности, особенно это касается стремления к росту благосостояния. Дальнейшее наращивание производства благ неминуемо ведет к увеличению рисков. Причем новые риски, в отличие от традиционных, не привязаны жестко к конкретному месту и времени. Так, чернобыльская и фукусимская катастрофы не были локальными: они затронули целый ряд государств, а их генетические эффекты могут проявиться у будущих поколений. Прежние научные методологии, основанные на принудительной каузальности, становятся опасными, поскольку вводят в заблуждение. Непредвиденным последствием этого может быть аккумуляция современных рисков113.

Для Бека риск есть одновременно биофизическая реальность и социальный конструкт. Риски производятся промышленностью, воплощаются в экономике, легитимируются наукой и сводятся к минимуму политикой. Например, страх и ожидание негативных «последствий» создают собственную социальную и политическую реальность. По теории немецкого социолога, глобальных рисков как таковых не существует – они всегда обременены социальными, политическими или этнонациональными конфликтами. Общество риска – это «сконструированная неопределенность», порождаемая «коллективной безответственностью». В условиях Второго модерна «социальное государство» слабеет, меняется само понятие политики. Ее социальными субъектами выступают индивиды, социальные движения и транснациональные сообщества, способные избегать контроля со стороны национальных государств.

Второй модерн, который Бек квалифицирует как «мировое сообщество», – не наднациональное общество, оно формируется вне пределов границ национальных государств. В мире сосуществуют разные – экономические, культурные и политические – логики глобализации. Возникают новые конкурентные отношения, силовые линии и узлы конфликтов. Соответственно необходимо переопределение политики в эпоху глобализации, пересмотр языка социальных наук. Риски модерна, как и благосостояние, становятся, прежде всего, уделом малоимущих и чаще встречаются в менее развитых странах. Однако, замечает Бек, риски модернизации затрагивают и тех, кто их производит или извлекает из них выгоду. «Им присущ эффект бумеранга, взрывающий схему классового построения общества. Богатые и могущественные от них тоже не защищены»114.

Для характеристики общества риска, или Второго модерна, Ульрих Бек вводит понятие рефлексивности политики, которая понимается как самопротивопоставление, самоконфронтация модерна в процессе его трансформации. Ключевая проблематика общества риска – политика распределения и компенсации риска. В эпоху Второго модерна основная линия политического конфликта смещается с вопросов неравенства к проблемам распределения рисков. Квинтэссенция и основное качество современной фазы модерна – рефлексивность его структур. Главная особенность современного западного общества, считает Бек, состоит во все увеличивающейся свободе индивидов от влияния общественных структур. В результате перед людьми открываются невиданные ранее возможности рефлексивного созидания не только себя, но и обществ, в которых они живут. Социальное становится подверженным влиянию рефлексивности. Сложившаяся ситуация вовлекает в политику новых субъектов – «движения и партии граждан мира», которые проявляют рефлексивность в отношении рисков. Появляются новые тенденции в мышлении и поведении людей: если ранее они были прежде всего обеспокоены уровнем благосостояния, то теперь – рисками, предотвращением и минимизацией рисков. Непосредственная опасность конкурирует с сознаваемым содержанием риска. Мир видимой нужды или видимого изобилия оттесняется на задний план подавляющим превосходством риска115. Ментальность модерна, особенно отношение людей к рискам, способна влиять на характер их бытия.

«В классовых обществах бытие определяет сознание, в то время как в обществе риска сознание определяет бытие»116.

Модерн производит не только новые риски, но и новые рефлексивные способности, позволяющие минимизировать данные риски.

Критика методологического национализма

Бек указывает, что методологический национализм приравнивает современное общество к территориально ограниченному национальному государству и объявляет национальное государство и национальное общество «естественными» социальными и политическими формами современного мира. И в самом деле, в основе наших политических и социальных референций лежит понятие национального государства. Именно националистический взгляд на общество и политику, закон, справедливость и историю господствует над нашим воображением.

Методологический национализм предполагает только два пути понимания современной европейской политики интеграции: либо федерация, ведущая к федеративной сверхдержаве, либо межправительственность, ведущая к федерации национальных государств. Националистическое мышление способно понять объединенную Европу только одним способом, а именно – как огромное (этнокультурное) национальное государство, а европейскую интеграцию – как самоколонизацию. Но такое представление, говорит Бек, в корне неверно. Создать одну европейскую нацию невозможно, нежелательно, к к тому же подобное образование означало бы нечто антиевропейское по своей сути. Европу вообще не следует воображать по образцу национального государства, которому суждено лишь прирасти размером. Методологический национализм отрицает эмпирическую реальность космополитизирующейся Европы. Бек прибегает к простой метафоре – метафоре яичницы: Европа – это яичница. Если вы попробуете отделить желток от белка, ничего не получится.

По сути, понятие Ульриха Бека «космополитические сообщества риска» представляет собой расширенную версию понятия, введенного британским социологом Бенедиктом Андерсоном (1936—2015) в его работе о возникновении национальных государств как «воображаемых сообществ»117. Как показал Андерсон, национализм формируется не через непосредственные контакты с другими людьми, а через осознание того, что переживаешь сходные с ними состояния и находишься под воздействием сходных событий. Андерсон вводит выражение «воображаемые сообщества» для того, чтобы показать, каким образом происходит конструирование национальной идентичности. Свою задачу Бек видит в том, чтобы превратить понятие «воображаемые космополитические сообщества риска» в мощное объяснительное средство для понимания запутанных социальных, экономических и политических проблем.

Ныне, говорит Бек, само понятие «сообщество» уже не опирается только на общие ценности. Новые глобальные взаимосвязи устанавливаются посредством причинных интерпретаций угроз и ответственности, что создает пространство прагматического учета и контроля. Формирование новых космополитических сообществ риска связано с распределением власти и ресурсов, социальной и естественной уязвимостью, различным восприятием несправедливости богатыми и бедными регионами. Усиление международного сотрудничества становится суровой реальностью. Из этого, в конечном счете, вытекает вопрос: как можно успешно преодолевать глобальные риски в условиях множества соперничающих друг с другом сообществ? Ключ к ответу на этот вопрос дает понятие космополитической реальной политики.

Новая историческая реальность мирового общества риска такова, что никто сегодня не может справиться с проблемами в одиночку. Космополитизм не призывает жертвовать собственными интересами и руководствоваться исключительно высшими идеями и идеалами. Напротив, он принимает как данность тот факт, что любое политическое действие основано преимущественно на определенном интересе. Однако он настаивает на том, чтобы преследование собственного интереса не противоречило интересам более широкого сообщества. В идеале индивидуальные и коллективные цели и на национальном, и на глобальном уровне могут достигаться одновременно.

Суверенитет, мультикультурализм и глобализация

Что такое суверенитет? Как изменяются наши представления о нем? Воспользуемся определением Иммануила Валлерстайна, который указывает, что

«обращенный внутрь государства суверенитет предполагает, что в рамках своих границ (которые должны быть четко определены и легитимизированы на уровне межгосударственной системы) государство имеет право проводить любую политику, которую полагает разумной, принимать любые законы, которые считает необходимыми, и при этом никто – ни отдельные индивиды, ни группы, ни внутригосударственные структуры – не вправе отказаться от их исполнения»118.

Ульрих Бек обращает внимание на то, что современное государство – это довольно странное создание: каждое из них претендует на суверенитет, считается суверенным, но существует в рамках межгосударственной системы. Суверенитет – требование, порождаемое не столько самим государством, сколько межгосударственной системой. Это требование направлено как внутрь государства, так и вовне его. Суверенитет, обращенный вовне, предполагает, что никакое иное государство не имеет права претендовать на полномочия данного государства, осуществляемые им в пределах собственных границ, поскольку такая попытка означала бы покушение на его суверенитет. Государства стремятся к обретению всей полноты власти в своих пределах, но «суверенитет» предполагает еще и признание правомочности таких требований каждого из входящих в межгосударственную систему государств со стороны остальных. Таким образом, суверенитет в современном мире предполагает взаимность119.

По Беку, ныне небывалая подвижность капитала выражается в том, что он перемещается из областей с высокими налогами в области с низкими, многие государства лишаются части своих доходов и промышленной базы, а это ограничивает их способность к привлечению капитала или к формированию его потоков. Утечка капитала заставляет быть начеку любые национально-государственные правительства. Возросший поток капитала и идущее вслед за ним перемещение масс населения, создавая феномен транснационализма, ставят под сомнение все эти произвольные, до сих пор принимавшиеся как данность границы национальных государств.

Глобализация проявляется в интеграции людей и экономик, в возникающих поверх государственных границ личных контактах, измеряемых уровнем международного сообщения, международных телефонных звонках, обменах международными письмами и т. д. Она связана с разрушением единства национального государства и национального общества. Расширение мирового рынка имеет далеко идущие последствия для культур, идентичностей и стилей жизни. Глобализация экономической активности сопровождается трансформациями в сфере культуры, «культурной глобализацией». При этом речь идет прежде всего о фабрикации символов культуры. Бек отмечает, что происходит конвергенция глобальной культуры, ее «макдональдизация». Все больше пробивает себе дорогу универсализация в смысле унификации стилей жизни, символов культуры и транснациональных норм поведения.

Раньше доминировал взгляд, согласно которому существуют относительно разделенные культурные миры, в которых люди живут рядом друг с другом, – по образу политически и административно поделенных территорий. Ульрих Бек исходит из того, что с космополитической точки зрения культура выступает как абсолютное отрицание представления о естественных, замкнутых в себе целостностях, которые нельзя выбирать. Космополитический реализм отвергает также представление, будто укорененность в этнической или национальной целостности есть естественное и здоровое состояние человека в мире, тогда как все другие состояния – находиться между культурами, черпать из разных источников, быть лояльным к разным национальностям – считаются ненормальными, опасными, нездоровыми и чудовищными.

«Если методологический космополитизм вообще имеет смысл и способен быть действенным, то именно как отрицание представления о культурной гомогенности мультикультурализма и мультикоммунитаризма, так как эти понятия отрицают или отвергают то, что составляет содержание космополитического сommon sense: поиск сосуществования в полиэтническом мире исключающих друг друга достоверностей, мире, который часто болезненно и жестоко борется за признание инаковости других»120.

Некоторые полагают, что космополитизм – это всего лишь маска, лицемерное прикрытие истинных симпатий и антипатий, то есть на самом деле космополитизм – это только игра, продукт в экспортном исполнении, тогда как для внутреннего потребления всегда используется надежный и привычный патриотизм, воспроизводящий вечную оппозицию «мы – они», «наши – не наши», «свои – чужие» и сакраментальный вопрос: ты за кого, за белых или за красных? Космополит в данном контексте – это «патриот-перевертыш», то есть «иностранный агент», «национал-предатель», «патриот заграницы». Бек же подчеркивает, что понятийная конструкция «космополит» революционизирует логику различения. Различение между «мы» и «другие» больше не обусловлено онтологически. Логический принцип различения «или – или» заменяется принципом различения «как …, так и». На уровне равенства «другой – чужой» космополит утрачивает и обретает свою инаковость. Следуя своим идеалам и воззрениям, он живет на двойной родине, является носителем двойной лояльности. Он – гражданин космоса (мира) и гражданин полиса (города и страны). Космополитическая идентичность не «предает», она способствует обретению национальной и локальной идентичности. Под космополитическим здравым смыслом Бек понимает естественную в политическом и культурном смысле способность одновременно ощущать и во всей полноте переживать внешне противоречащие друг другу идентичности и лояльности, не воспринимая это в самоосознании или в отношении к возможным «другим» как противоречие. Поэтому, например, о США говорят как о нации многих наций или нации многих народов, в которой быть одновременно американцем и африканцем, американцем и ирландцем, испанцем, немцем, японцем и т. д. есть нечто само собой разумеющееся.

Ульрих Бек обращает внимание на то, что возникает парадоксальная ситуация, – тот, кто борется против глобализации, вынужден принимать ее правила игры. Так, например, тот, кто выходит на улицу, протестуя против экономической глобализации, тот борется за глобализацию прав человека, защиты окружающей среды, профсоюзного права на самоопределение и т. п. В этом проявляется новая асимметрия расхождения и консенсуса в национальном и транснациональном пространстве. Транснациональная способность к действиям у государств возникает под знаком принуждения к консенсусу, допускающему противоречия и сопротивление только как вариации одобрения.

«Глобальные проблемы – права человека, предотвращение климатической катастрофы, борьба против нищеты и за справедливость – открывают новые внедемократические, внегосударственные источники обосновывающей самое себя легитимности: голосование заменяется одобрением; иными словами, возникает в пространстве глобального опыта странный закон неустранимой имманентности противостояния. Выражаясь по-другому, глобализация пожирает своих врагов. Кто против, тот за другую глобализацию»121.

Режим мирового гражданства не есть возведенный на более высокий уровень национально-государственный режим. В связи с этим, согласно Беку, необходима смена парадигмы, характеризующаяся такими противоречащими национально-государственному статусу понятиями, как интернациональный и космополитический. Национальное уже нельзя четко отличить от интернационального. Источник власти национального государства размывается изнутри и снаружи, и возникают новая оптика, новая перспективность пространства и времени, новые координаты социального и политического аспектов, новый образ мира, оправдывающий новое эпохальное понятие – Второй модерн.

Ульрих Бек напоминает, что мировая политика – это политика силы. Во все эпохи побеждал кровавый, империалистический принцип властей предержащих и государств. Напротив, новая метавласть мировой экономики сама по себе, по своей сути, тяготеет к пацифизму. Глобальный капитализм черпает свою силу не из захвата, а из возможности выхода из игры. Однако эта экстерриториальность инвестиций капитала – лишь половина правды. Ибо тот, кто забирает деньги из одного места, должен инвестировать их в другое. Капитал, следовательно, должен где-нибудь пускать корни, локализоваться, поэтому он всегда действует по-империалистически. Но это не военный империализм, а империализм «торгового духа», в котором жизненно нуждаются даже те, кого он подчиняет себе и кто этому подчинению противится. В наслаждениях потребительского общества бушует мазохизм собственного экономического интереса.

Давление мирового рынка с его космополитической гибкостью и чувствительностью действует и как механизм исключения. Как правило, плоды все больше пожинают более мобильные согласно принципу «The winner takes it all!». Многим другим грозит «дрейф» (Ричард Сеннет) – бесцельное мотание от места к месту, от человека к человеку, от одной работы к другой. Больше свободы, но и больше бездомности. Больше мобильности, но меньше лояльности. Больше транснациональности, но меньше демократии. Иными словами, крах национальной социальной онтологии ни в коем случае не означает, что автоматически наступает эра космополитизма. Этот крах может привести к распылению или обернуться ксенофобией. Нужно держать в поле зрения оба сценария – как сценарий распыления и ренационализации, так и сценарий космополитизации. Их разделяют целые миры, возможные мировые кризисы и катастрофы.