Двести тысяч золотом

Несколько лет назад Жао работал в криминальной полиции Шанхая. Вместе с ним работал и Цин – его дальний родственник, многим обязанный семье Быстрорукого. Хотя бы уж тем, что именно Жао пристроил его на теплое местечко. Именно тогда банда появившихся из дальних краев гангстеров совершила дерзкое ограбление банка в Чжанцзякоу, взяв двести тысяч золотом и мешок бумажных денег. Банк серьезно пострадал: доллары-то были американские, а не китайские или мексиканские.

Однако гангстеров с самого начала преследовали неудачи: пришлось вступить в перестрелку с охранниками, а потом полиция гналась за ними по пятам, убивая одного за другим. Все погибшие были белыми и – надо отдать им должное – до последней минуты дрались как дьяволы. Лишь двоим удалось оторваться от погони и унести награбленное. С тех пор их след потерялся, а мертвые, как известно, молчат. Но украденное золото нигде не всплывало, и Жао решил, что оставшиеся в живых бандиты терпеливо ждут, пока про них забудут, а потом без помех воспользуются добычей, припрятанной в надежном месте.

Мысль об огромной сумме в двести тысяч золотом не давала Жао покоя ни днем, ни ночью, и он начал вести самостоятельное расследование. Спустя год ему удалось установить имена оставшихся в живых гангстеров и выйти на след одного из них – американца Аллена. Кропотливо, буквально по крохам собирая информацию, Жао узнал, что Джон Аллен убил приятеля и стал единоличным владельцем похищенного. Но где оно спрятано? Об этом знал только сам янки.

Цин как мог помогал родственнику. Они готовились захватить Аллена и развязать ему язык – разумеется, в тайне от начальства и в собственных интересах, но тут все смешалось. Началась смута, разразилась междуусобная война, охватившая всю страну, и след американца вновь затерялся на несколько лет.

Тем не менее Жао не оставлял надежды, терпеливо продолжая поиски. Из полиции он давно ушел. Ветер войны кидал его из одного лагеря в другой, переносил на крыльях победы и мутных волнах поражения из провинции в провинцию, и в конце концов Быстрорукий организовал собственный отряд головорезов, формально подчинявшийся одному из генералов. Как известно, кто ищет, тот найдет. Удача вновь улыбнулась Жао – отыскался след, казалось, безвестно пропавшего янки. Заслуживающий доверия осведомитель донес, что Аллен примкнул к богатому купеческому каравану, отправлявшемуся на северо-запад. Поразмыслив, Быстрорукий рассудил: прошло несколько лет, об ограблении банка успели забыть, а золото лежит себе где-то и не ржавеет, на то оно и золото! Американцу сейчас самое время взять его и махнуть домой, навсегда распрощавшись с Поднебесной империей Хань, то бишь с Китаем. Иначе зачем он вдруг вылез из темного угла, где так долго хоронился от чужих глаз, и подался к купцам? Все ясно: решил вместе с караваном добраться до клада, не привлекая к себе ненужного внимания.

Ай Цину было приказано не спускать с Аллена глаз, повсюду следуя за ним тенью, а как только запахнет золотыми долларами, немедленно сообщить об этом Жао через надежного человека, который тоже примкнул к каравану. Естественно, «надежный человек» ничего не знал об истинной причине путешествия Аллена и Цина в компании купцов.

Сейчас Аллен лежит в могиле, «надежный человек» убит при обстреле каравана с самолета, купцы тоже погибли, а Цин сидит здесь, в фанзе… Не верить его рассказу? Но зачем Цину лгать? Он же знает, какова расплата за обман, и побоится плести небылицы.

Жао хлопнул в ладоши, его телохранитель Чжоу внес поднос с чайниками, полными вина.

– Проследи, чтобы нас не беспокоили, – велел Быстрорукий.

Подав один чайник Цину, бывший полицейский припал губами к носику другого и сделал добрый глоток. Отличное вино. Теперь закурить сигарету. Теплая волна, поднимаясь от желудка, растекается по телу, а табачный дым будоражит мозг, помогая отыскать единственно верное решение.

– Ты думаешь, Аллен открыл им тайну? – потягивая из чайника вино, нарушил молчание Жао.

– Видимо, да, – откликнулся Цин.

– Эти двое едут по старой дороге?

– Да. Им теперь некуда свернуть. Я хорошо знаю здешние места. К вечеру они достигнут ущелья Желтых скал и наверняка останутся там до утра: сейчас неспокойно вокруг.

– Интересно, почему европейца везут связанным? – пуская кольца дыма, протянул Жао. – Впрочем, мы скоро это узнаем. Собирайся, поедем за ними.

– Боишься, что они сумеют скрыться? – вскочил Цин.

– Куда им деваться! – усмехнулся Быстрорукий. – Вокруг мои люди, а за ущельем Желтых скал выставлен дозор: я не люблю, когда меня застают врасплох. Понимаешь, мне не терпится взглянуть на парней, решивших заграбастать наследство Аллена, не имея на такую милость судьбы никаких прав.

– Конвоир вооружен, – напомнил Цин.

– Ерунда! – отмахнулся Жао.

– Но они ведь нужны тебе живыми.

– Что ты предлагаешь? – обернулся к нему бывший полицейский.

– Дождаться ночи, – почтительно поклонился Ай Цин.

– Мое нетерпение сильнее осторожности. Я хочу идти за ними по пятам, как тигр за добычей. – Жао приоткрыл дверь и крикнул: – Чжоу, вели седлать лошадей!

Когда начало смеркаться, Фын решил устроить привал. Кони устали, взмокли и сейчас едва тащились, тяжело поводя боками. Остановив повозку, китаец выпряг их, стреножил и пустил пастись на чахлой траве, кустиками росшей у подножия скал. Потом он выволок Руднева и, привалив его к грязному колесу, отправился за топливом для костра.

Лежа на боку, Саша осмотрелся. Ночевать предстояло в длинном узком ущелье, зажатом между высокими желтоватыми скалами, зубчатые вершины которых четко вырисовывались на фоне неба. Мрачноватое место, неуютное какое-то, навевающее тоску и смутную тревогу. Около нагретых за день палящим солнцем камней стайками вилась мелкая мошкара, высоко над головой робко мерцала первая звезда, порывами налетал шальной ветер, скручивал в маленькие смерчи сор и пыль, гнал их в глубину ущелья и возвращался, чтобы вновь улететь прочь.

Пришел Фын, бросил возле небольшого валуна кучу нарубленных ножом корявых веток, сорвал пук сухой травы и высек огонь. Вскоре запылал маленький костер.

Китаец вытащил из повозки треножник, котелок и мешочки с припасами. Налил в котелок воды и, пристроив его на треножнике над костром, отмерил немного риса.

– Тебя кормить не буду, – помешивая щепкой закипавшую воду, ухмыльнулся Фын. – Нечего зря добро переводить.

– Корми не корми, все равно я ничего не скажу, – буркнул Руднев.

– Скажешь, куда денешься. – Бандит высыпал в котелок рис и отряхнул ладони. – Заставить упрямого говорить совсем нетрудно. Есть много способов. Огонь, например. Больно он жжет, ох, и больно! Потерпишь, пока сил хватит, а там все и выложишь – лишь бы перестали пытать. Не ты первый, не ты последний. Так что не сомневайся – скажешь.

– А если нечего?

– Что нечего? – недоуменно оглянулся Фын.

– Да сказать нечего.

– Как это нечего? – непритворно удивился бандит. – Ты же сам сболтнул, что без тебя золота не найти. Неужели надеялся, что я возьму тебя в долю? Это же надо быть таким идиотом! Зачем делиться, если я могу получить все? Целое всегда больше половины.

Выкурив трубку, Фын принялся есть. Саша глотал тягучую голодную слюну, с трудом ворочая языком. Мучительно хотелось пить, руки и ноги затекли и уже не чувствовали впившейся в них веревки. Плохи дела: вряд ли удастся освободиться от пут, а если вдруг и появится такой шанс, то нарушенное кровообращение долго не восстановится. Да нет, ничего у него не получится. Фын вооружен и является полновластным хозяином положения: в этом безлюдном месте может делать со связанным пленником все, что захочет. Видно, судьба такая выпала – умереть на чужой земле от руки бандита… Спасти может только чудо… Однако за время странствий Руднев чудес что-то не видел. Люди попадались всякие: хорошие и не очень, добрые и злые, щедрые и жадные, разных рас и вероисповеданий, с разным цветом кожи и глаз, но среди них не было чудотворцев. Где они, чудеса?.. Разве что в сказках…

Кончив есть, Фын подбросил веток в огонь и снова вытащил трубку. Неспешно набив ее табаком, прикурил от уголька.

– Ну, время раздумий подходит к концу, – выпуская кольца дыма, сказал бандит. – Видишь, на небе зажглись первые звезды, близится ночь, за долгий день мы оба смертельно устали и надо хорошо отдохнуть. Скажи все и с легкой душой отправляйся на вечный покой, а я лягу спать. Высплюсь и утром проснусь с надеждой на богатство. Неплохо, верно?.. Ну, что решил – будешь говорить или тебе охота помучиться?

Руднев молчал. К чему слова? Что они для Фына? Сейчас бандит куражится, распаляя себя и стараясь запугать и подчинить своей воле пленника. Быть может, сказать ему?.. Иного выхода вроде бы не предвидится…

– Странные люди эти белые, – продолжал разглагольствовать китаец. – Нет бы спокойно переселиться к предкам! А они хотят перед смертью помучиться. И ты такой же. Ведь молчи не молчи, а до зари все равно не доживешь.

Не дождавшись ответа, он выбил из трубки пепел, подошел к костру и, достав нож, сунул лезвие в огонь.

– Полежи, бок-гуй. Придется немного подождать, пока железо раскалится докрасна. Выбирай, с чего мы начнем – с глаз, что ли? Или сначала займемся пальцами ног? Кстати, соски на груди очень чувствительны не только у женщин. Можно и что-нибудь другое придумать. Знаешь, сколько таких мест на человеческом теле? Прикоснешься к ним раскаленным железом и вмиг узнаешь самые сокровенные тайны.

Незаметно в ущелье сгустилась темнота, разрываемая лишь слабым, колеблющимся светом костерка. На лицо склонившегося над огнем Фына падали красноватые отблески, и от этого оно казалось жутковатой ритуальной маской, раскрашенной в зловещие черно-багровые цвета. Бандит выхватил из костра нож и показал сжавшемуся от ужаса Рудневу ярко рдеющую точку на конце клинка.

– Здесь никто не услышит, как ты завоешь от боли, – медленно приближаясь к связанному пленнику, усмехнулся Фын. – Последний раз спрашиваю: что ты выбираешь?

Наклонившись над Сашей, китаец провел кончиком ножа около его губ, заставив почувствовать нестерпимый жар и запах раскаленного металла.

– Говори, говори, – словно заклиная, шептал он, все ближе поднося нож к щеке замершего пленника.

Внезапно Фын выпрямился и обернулся. Руднев не поверил своим глазам: в кругу света, отбрасываемого костром, стоял китаец в темной куртке и широких шароварах, заправленных в мягкие сапоги. Он пристально смотрел на Фына, потерявшего от изумления дар речи. Откуда взялся этот человек, как сумел неслышно подобраться? Вероятно, занятый смертельной игрой бандит и его скованный ужасом пленник не услышали крадущихся шагов.

Фын поудобнее перехватил рукоять ножа, на клинке заплясал багровый отблеск, но стоявший по ту сторону костра человек не шелохнулся. Тогда бандит чуть подвинулся вперед и цепким взглядом окинул фигуру незнакомца, пытаясь уловить и предупредить любое его движение. Этот человек несомненно враг – кто еще мог появиться ночью в глухом ущелье?

В темноте тревожно заржала лошадь, и Фын слегка повернул голову, желая убедиться, что с той стороны ему не грозит новая опасность. И в тот же миг незнакомец прыгнул и нанес ему ногой сильный удар в грудь.

Фын без звука осел. Звякнул выпавший из его рук нож. Из темноты появились какие-то люди, ведущие под уздцы лошадей. Незнакомец быстро обыскал бандита и связал ему за спиной руки.

– Жив? – Около затухающего костра появился широколицый китаец средних лет, державшийся надменно и властно.

– Пока доедем, придет в себя, – легко взвалив Фына на плечо, ответил первый.

– Запрягайте, – распорядился начальник.

Саша почувствовал, как его поднимают и кладут на тюки с товаром рядом со связанным Фыном.

Что произошло? Кто эти внезапно появившиеся спасители? Но почему его не развязали? Или пленник для них всего лишь новая добыча?.. Не попасть бы из огня да в полымя…

Один из неизвестных сел на козлы и стегнул кнутом лошадей. Заскрипели колеса, послышался топот копыт – следом ехали верховые. Очухавшийся Фын тихонько застонал и начал вертеться, пытаясь хоть немного ослабить узлы на веревках, стягивавших руки и щиколотки, но «ночные работнички» вязали умело и крепко.

Вскоре повозка выбралась из тесного ущелья на торную дорогу. Из-за рваных туч выплыла неправдоподобно огромная луна, мертвенно-зеленым светом залив окрестность. На пологе повозки заколыхалась огромная черная тень скакавшего рядом всадника. Изловчившись, Фын подкатился поближе к Саше и шепнул:

– Разгрызи веревку у меня на руках. Потом я освобожу тебя и убежим. Клянусь, все поделим пополам.

– Дурак, – отодвинулся от него русский. Куда бежать, если рядом верховые? И потом, разве можно верить такой сволочи?

Фын зашипел и впился зубами в плечо Руднева. Невольно вскрикнув от боли, Саша отпихнул его коленом и резко боднул головой. Бандит разразился грубой бранью. Возница оглянулся. Свистнул бич, и на пленников посыпались жестокие удары.

– Не дергаться! Лежать смирно!

Сзади к повозке приблизился один из верховых и предупредил:

– Будете шуметь – поведем с веревкой на шее!

Фын затих. Усталые лошади шли медленно, дорога была каменистой, и повозка то и дело подпрыгивала, но Саша уже не чувствовал боли в совершенно онемевших руках и ногах. Только саднило прокушенное Фыном плечо да горели рубцы, оставленные бичом. Один удар краем задел щеку, и теперь она припухла, словно от укуса злой черной пчелы. Голова кружилась, нарастала слабость, и Руднев в конце концов потерял сознание.

Когда он очнулся, уже светало. Повозка въезжала в какое-то селение. Судя по домам, видневшимся из-за плеча возницы, это был небольшой городишко – грязный, пыльный, с узкими улочками. Вывески убогих лавок, бедно одетые прохожие, запах нечистот – все как в любом подобном месте.

Фын лежал на боку, спиной к Рудневу. Посиневшие пальцы его связанных рук беспокойно шевелились: он не оставлял надежды ослабить веревку и освободиться. Но тщетно.

Вскоре повозка свернула и въехала во двор большого двухэтажного каменного дома, обнесенного глинобитной стеной. Кони встали. Верховые спешились и, разминая затекшие после долгой дороги ноги, оживленно переговаривались с толпившимися во дворе вооруженными людьми. Пленников опустили на землю и посадили к стене дома. Поигрывая плетью, подошел начальник отряда. За ним следовали тощий человек в синем халате и тот, в черной куртке, ловко сваливший Фына у костра.

– Увести! – ткнув плетью в сторону пленных, распорядился начальник.

– Кого куда? – зевнув, спросил китаец в темной куртке.

– Этого посадишь отдельно, – начальник кивнул на Фына, – а второго накормить и к белому. Пусть пока отдохнет немного – нужен свеженьким.

Он повернулся и направился к двери. К Рудневу подскочили два молодых парня с длинными косами, разрезали веревку, подняли. Но ноги не слушались, и Саша со стоном повис на руках конвоиров. Тогда они опустили его на землю и принялись растирать запястья и массировать икры. Русский застонал от боли. Один из парней удовлетворенно засмеялся:

– Шанго! Хорошо!

Второй принес пиалу и начал кормить Сашу, как ребенка. Сидевший рядом связанный Фын бормотал под нос ругательства, требуя, чтобы его тоже освободили и накормили, но парни не обращали на него внимания.

Глотая рис, Руднев поглядывал по сторонам. К его удивлению, во дворе стояли повозки вчерашнего каравана. Быть может, он попал к шантуаням – «бумажным тиграм», как называли купеческих наемников, охранявших караван, склады и магазины? Или здесь штаб-квартира миньтуаней – деревенской милиции, отрядов самообороны? Впрочем, разницы никакой: и те и другие были грабителями и насильниками, мало чем отличавшимися от банд гоу-юй.

Саше сунули в рот тонкую лепешку и приказали подняться. Но идти он не мог – ноги слушались плохо, подкашивались и заплетались. Тогда конвоиры подхватили его под руки и, подбадривая пинками, поволокли в дальний угол двора. Там, устроившись прямо на земле, четверо парней в поношенных солдатских мундирах резались в карты. Их карабины валялись рядом.

– Где большой бок-гуй? – спросил один из конвоиров.

– Там. – Не оборачиваясь, солдат мотнул головой в сторону воткнутого в землю шеста с грязной тряпкой на конце.

Шест возвышался, над деревянной, сколоченной из толстых брусьев решеткой. Под ней чернело отверстие глубокой ямы. Руднев похолодел: подземная тюрьма! Боже, куда его занесло!

Он попытался вырваться, но сил не было, да и парни не думали шутить. Получив сильный удар в живот, Саша рухнул на колени. Не теряя времени, конвоиры подняли решетку и спихнули пленника в яму. От резкого удара о земляной пол ступни словно кипятком обожгло. В нос шибануло смрадом, таким густым, что его хоть ломтями режь. Пискнув, из-под ног выскочила крыса – рыжая, кажется, в сумраке было не разглядеть – и моментально скрылась. Руднев поднял голову. Вверху, сквозь решетку, виднелись ухмыляющиеся рожи конвоиров. Потом они исчезли.

Саша осмотрелся. Яма походила на громадный кувшин с запечатанным решеткой горлом. Внизу пространство расширялось, можно было стоять, пригнувшись. В углу зашевелилась какая-то темная масса, и хриплый бас недовольно пробурчал на родном русском языке:

– Осторожнее, вы чуть не задавили Мольтке!

– Кто тут?

– Ага, проклятые ходи[3] приволокли соотечественника!

Раскидывая прелую солому и ворочаясь шумно, словно медведь в берлоге, от стены отделился огромный человек. Выпрямиться он не мог – слишком был велик – и приблизился к Саше на четвереньках. Его изуродованное шрамом лицо густо заросло щетиной, борода торчала клочьями, а единственный глаз глядел на «вновь прибывшего» с явным интересом.

– Позвольте представиться. Капитан Лобанов, Юрий Петрович.

– Руднев, Александр Иванович, – назвался Саша, усаживаясь на пол. – А вы случайно не князь Лобанов-Ростовский?

– Нет, к князьям Ростовским отношения не имею, – засмеялся гигант, устраиваясь рядом. – У меня тут есть маленький приятель. Я его зову Мольтке, поскольку он рыжий, как пруссак. Сейчас познакомитесь.

Юрий Петрович тоненько засвистел, послышался шорох, и Руднев увидел, как из норки высунулась крысиная мордочка. Грызун некоторое время принюхивался, шевеля усами, а потом исчез.

– Стесняется, – усмехнулся Лобанов. – Ничего, привыкнет. Единственное развлечение, поверьте. Надолго в наши палестины?

Единственный глаз Юрия Петровича озорно подмигнул, и Саша вдруг не без страха подумал, что его сосед тронулся умом от одиночества. Судя по бороде, он здесь уже давно.

– Думаете, у меня мозги набекрень? – заржал гигант, фамильярно хлопнув Руднева по спине тяжеленной лапой. – Нет, милейший, я в здравом уме и твердой памяти. И даже еще не созрел для каннибализма, хотя кормит господин Жао отвратительно и крайне нерегулярно. Сами убедитесь.

– Жао? Кто это?

– Главарь банды, которая нас тут держит, – зло сплюнул Лобанов. – Закурить у вас… случаем… не найдется? Простите великодушно, но озверел без папирос – почти месяц сижу.

– Нет, табак отобрали еще вчера, – сокрушенно развел руками Руднев. – А за что вас?

– Имел несчастье попасть в плен. – Юрий Петрович улегся на спину, закинул могучие руки за голову. Саша наконец разглядел, что его товарищ по несчастью одет только в грязное исподнее белье.

– Воевали?

– Это моя профессия, – гордо ответил гигант. – Воевал с немцами, потом с красными, а здесь сколотили офицерский батальон и подались в наемники к одному китайскому генералу. Игрушечная война! Но платили нормально. Жить-то на что-то надо? Кому нужен бывший командир команды охотников?

– Значит, вы были разведчиком? – уточнил Саша.

– Какая теперь разница? Все мы кем-то были… Мне напоследок не повезло: легкая контузия, а очнулся уже в плену. Через пару дней меня продали, как скотину, этому прохиндею Жао. А он считает, что за меня можно взять выкуп. Но кто заплатит, если никому даже не известно, где я нахожусь?

– А если написать?

– Куда? На деревню дедушке? Бросьте, Александр Иванович, пустые фантазии. Некому за меня платить. Извините за нескромность, но хотелось бы узнать, с кем имею честь разделить пристанище?

Саша задумался. Как в нескольких словах рассказать свою одиссею? Иногда кажется, что только вчера оставил родительский дом, а оглянешься на прожитое, и дух захватывает от чудовищного нагромождения событий. Да и стоит ли изливать душу этому одноглазому гиганту? Нет, от мысли, что Лобанов специально подсажен в яму, Руднев был далек, но береженого и Бог бережет…

– История заурядная, – медленно начал он, – не знаю, покажется ли она вам интересной? Учился в Хабаровском кадетском корпусе, потом попал в окопы, получил «Георгия» и чин прапорщика, в лихолетье очутился в Харбине. С детства немного говорил по-китайски, вернее, на шанхайском наречии. Подался на заработки, был шофером, охранником в банке, а потом устроился бодигаром, то есть телохранителем, к местному купцу-миллионеру. Поехали с ним по торговым делам в южные провинции, да случилось непоправимое: хозяина убили.

– Ай-яй-яй, не повезло! – искренне посочувствовал Юрий Петрович. – Как же это случилось? Не углядели?

– Хунхузы, – горько усмехнулся Руднев. – Банда. Мне чудом удалось отбиться, и подался я пешком прямо на север, поближе к своим, поскольку в кармане ни гроша. Вчера попался людишкам генерала Чжу Пея, а ночью из их плена угодил в другой. Вот и все.

– Значит, тоже покормили вшей на фронте? Поздравляю, батенька! Должны иметь боевой опыт.

– Хотите предложить вступить в офицерский батальон? – засмеялся Саша. – Шутник вы, Лобанов! Посмотрите, что вокруг делается.

– Знаете, как развлекается господин Жао? – Капитан рывком сел и уставился единственным глазом на Руднева. – Слышали про «золотой кирпич»?

При слове «золотой» Александр насторожился, но не подал виду. Куда клонит Юрий Петрович? Неужели судьба свела его с еще одним искателем сокровищ, готовым продать за них душу дьяволу?

– Человека ставят в согнутом положении и кладут на спину груз, – продолжал Лобанов. – Господин Жао и его телохранитель Чжоу обожают делать это на солнцепеке. Когда простоишь так несколько часов, небо с овчинку покажется. Такой вот «золотой кирпич»… Или еще одно любимое развлечение: двоих зарывают по пояс в землю друг против друга и дают им в руки палки. Хочешь жить – забей насмерть противника! Насмотрелся, хватит. Предлагаю бежать, пока не поздно. Сам Бог послал мне вас: неужели два русских офицера не найдут способа вырваться из земляной темницы? У меня и планчик есть, нашлось время подумать. Соглашайтесь, Руднев, все одно – погибать!

В сумраке раздался шорох и писк, промелькнула рыжая крыса. Похоже, Мольтке освоился? Наверху резались в карты караульные, до узников доносились их азартные возгласы. Где-то ржала лошадь, слышался визгливый голос торговца, пытавшегося выгодно сбыть залежалый товар.

– А чего же вы раньше?.. – вглядываясь в лицо Лобанова, спросил Саша. «Бежать… Быть может, капитан действительно тронулся на почве фантастической идеи побега?»

– Да решетку-то эту проклятую не открыть в одиночку, – вздохнул Юрий Петрович. – Допрыгну, уцеплюсь, а собственный вес мешает, не дает сдвинуть с места. Вот если бы вдвоем! Караульная служба у ходей поставлена из рук вон плохо: пьют, шляются где попало, дрыхнут. Правда, пару раз заметили, как я цепляюсь за решетку, и досталось мне по пальцам прикладом.

– Надо знать, куда бежать, – возразил Руднев.

– К железной дороге, – придвинувшись ближе, жарко зашептал капитан. – Направление я запомнил, когда меня сюда везли. К утру доберемся. Жао туда не сунется.

– Откуда вы знаете?

– От нечего делать слушаю, о чем болтают наверху, – усмехнулся Лобанов. – Попытаемся, а? Уж лучше от пули умереть, чем сгнить здесь ни за понюх табаку.

– Ну хорошо, положим, я соглашусь. Что мы будем делать?

– Для начала придется довериться мне. Я встану вам на плечи, открою решетку, вылезу и вытащу вас. А там – как повезет.

– Почему не наоборот? – недоверчиво поглядел на него Саша.

– Вам решетку не открыть, – вздохнул Юрий Петрович. – И вытянуть меня сил не хватит. Я хоть и отощал, но пудов семь во мне будет. Ну как, по рукам?

Поразмыслив, Руднев протянул капитану руку. Тот сжал ее в своей огромной ладони и единственным глазом пристально посмотрел Саше в лицо.

– Сегодня ночью!..

Разговор иссяк. Предусмотрительный Лобанов предложил лечь спать, чтобы набраться сил и, показывая пример, завалился на трухлявую солому. Руднев тоже прикорнул в другом углу ямы. Казалось, уснуть не удастся, но, едва закрыв глаза, он провалился в небытие. Очнулся от стука, доносившегося сверху.

Открыв глаза, Саша увидел, что капитан стоит посреди ямы, задрав голову. Решетку откинули и на тонкой веревке спустили вниз кувшин с водой и две лепешки с завернутыми в них вареными овощами.

– Обед и ужин! – торжественно провозгласил гигант, отвязывая кувшин. – Эй, ходи! Не пора ли увеличить порцию?