Двести тысяч золотом

Тишина. Солнце. Распростертые на пыльной дороге люди. Неужели никого не осталось в живых? Тогда он спасен – разрезать штыком путы, взять оружие… Но тут один из конвоиров зашевелился и сел, подтянув поближе винтовку, а из кустов выскочил Фын. Осклабился, увидев невредимого русского.

– Ага, ты еще не сдох, черепаха?.. Поднимайтесь, пошли! – Он начал пинать ногами лежавших на дороге.

Однако подняться смогли не все. Пулеметной очередью скосило второго конвоира и троих пленных, а одного ранило в ногу. Фын его тут же пристрелил. Трупы закапывать не стали – так и бросили посреди дороги. Фын взял винтовку убитого солдата и взгромоздился на кривую кобылу, чудом уцелевшую при налете. Маленькая колонна вновь поплелась, поднимая облачка тонкой, как пудра, красноватой пыли.

Руднев шагал тяжело. Одолевали мрачные мысли: куда их ведут, долго ли еще тащиться под палящим солнцем и, главное, что их ждет впереди?..

Постепенно поднялись в гору, подошли к перевалу. Отсюда дорога вела вниз, в тесную долину. И тут стало ясно, кого обстреливал самолет: в долине стояло несколько крытых повозок, рядом лежали убитые люди и лошади. Около одной из телег суетился человек в синем халате. Заметив появившийся на пригорке отряд, он кинулся прочь – встреча с незнакомцами таила опасность.

– Стой! – поспешно срывая с плеча винтовку, заорал Фын. – Стой!

Бухнул выстрел. Но – то ли бандит был плохим стрелком, то ли кляча не вовремя дернулась под ним, то ли расстояние оказалось великовато – пуля прошла стороной. Человек успел юркнуть под повозку и ящерицей пополз к большим камням.

Сыпля проклятиями, Фын ударил каблуками лошадь, и она перешла на рысь. Подгоняемые солдатом пленники поспешили следом.

Около каравана Фын быстро спешился и ножом располосовал полог первой повозки. Издав торжествующий крик, он начал вытаскивать товары. На землю полетели рулоны ткани и тюки выделанных кож. Солдат, закинув винтовку за спину, немедленно присоединился к нему. Тем временем пленные опустились на корточки и застыли, словно происходящее их не касалось.

Руднев подошел к той повозке, где минуту назад суетился неизвестный в синем халате, и устало сел, привалившись спиной к грязному колесу. Быть может, пока конвоиры заняты грабежом каравана, ему удастся незаметно перетереть стягивающую запястья веревку? Только бы освободить руки, а там уж как повезет. Надо действовать, а не ждать, пока Фын вспомнит о нем и осуществит угрозы!

И вдруг Саша услышал слабый стон.

– Кто здесь? – донеслось из повозки.

Спрашивал мужчина. По-китайски, но с заметным акцентом. Моментально вскочив, Руднев заглянул под полог – европеец!.. Сквозь полумрак проступило бледное, покрытое бисеринками пота лицо. Волосы – длинные, с сильной проседью – слиплись от крови. На голубой рубахе расплылось большое бурое пятно. «Пуля в груди, и голову задело», – наметанным глазом определил Саша.

– Христианин? – увидев белого, по-английски свистящим шепотом спросил раненый.

– Да, но я вряд ли смогу вам помочь, – ответил Руднев, тоже по-английски.

– На этом свете мне уже никто не поможет, – скривил губы незнакомец. Закрыв глаза, он часто и тяжело задышал. Его испачканные кровью пальцы беспокойно шевелились.

– Ты еще здесь? – не открывая глаз, спросил умирающий. Саша не сомневался, что душа его вскоре покинет бренное тело: в свое время он достаточно насмотрелся на раненых.

– Здесь.

– Обещай выполнить мою просьбу… Последнюю… Похорони меня по христианскому обычаю, прочитай заупокойную молитву и поставь на могиле крест… Я грешник, большой грешник… Помолись за меня, слышишь?.. Быть может, Всевышний тогда смилостивится.

– Обещаю, – сказал Саша, не желая расстраивать умирающего. – Все сделаю, как вы хотите.

– А я за это оставлю тебе наследство. – Раненый открыл воспаленные глаза и впился взглядом в лицо русского. – Ты получишь двести тысяч баксов золотом, не считая всяких бумажек. Слышишь? Двести тысяч долларов золотом.

«Бредит», – подумал Руднев, сожалея, что у него связаны руки и он ничем не может облегчить страдания умирающего.

– Чего это тут болтают про золото?

Александр обернулся. За его спиной стоял неслышно подкравшийся Фын с револьвером в руке. Отстранив русского, бандит заглянул в повозку.

– Какое золото? Не вздумай темнить, я малость кумекаю по-английски.

– Похорони меня, – просипел раненый. – Мое имя Джон Аллен… Несколько лет назад я взял банк в Калгане…

– Калган? – оживился Фын. – Это Чжанцзякоу. Что он говорит про этот город? Там спрятано его золото? Ну, переводи! Давай! Давай!

Пританцовывая от нетерпения, бандит больно ткнул Руднева стволом нагана под ребра. Золото, где оно? Умирающий не станет лгать, зачем ему теперь золото? В могилу его с собой не унесешь. Но где оно, где?

– Полиция висела у нас на хвосте, но я ушел… И баксы унес… – медленно ронял слова Аллен. – Мешки с золотыми двадцатидолларовиками и бумажки… Все твоим будет!..

Александр переводил, а Фына все больше и больше охватывало возбуждение: он кусал губы, сопел, беспокойно поглядывал то на раненого, то на русского, словно пытаясь уличить последнего в неточности перевода. Но Руднев уже понял: бандит не настолько хорошо владеет английским, чтобы все понимать. К тому же Аллен, судя по выговору, американец из южных штатов – растягивает гласные, употребляет жаргонные словечки. Где уж Фыну разобраться в заокеанском сленге!

– Где золото? Где? Не тяни, спрашивай, пока он не откинул копыта! – Фын снова ткнул русского стволом револьвера.

– Золото спрятано в заброшенном городе пещер, в горах Белые Облака. Найди в Шанхае старого Вока – он покажет дорогу… Пить!..

– Воды просит, иначе не сможет говорить, – сказал Руднев.

Бандит чертыхнулся и побежал к своей кобыле за притороченной к седлу большой кожаной флягой.

– Слушай меня, – с трудом приподнял голову Аллен. – В Шанхае, Вок Вай, старик…

Теряя последние силы, он вновь уронил голову и что-то зашептал.

Саша наклонился, приблизив ухо к губам умирающего.

– Город на воде… Возьми мой тумор, покажи Воку… Старик и капуцин… В пещере колодец… Убитый укажет путь… Воку денег да…

Раненый захрипел и, закатив глаза, дернулся в конвульсиях. На его губах выступила кровавая пена.

– Вот вода! – подбежал запыхавшийся Фын.

– Уже не нужно, – мрачно ответил Руднев.

– Как это?.. Чего он там? – Фын затормошил недвижно лежавшего американца. – Что он еще говорил? – Оставив покойника, бандит подскочил к русскому и приставил револьвер к его виску. – Отвечай, или я вышибу тебе мозги!

– Ты веришь в бред умирающего? – отшатнулся Саша. – Господи, что делает с людьми жажда золота!

– Говори, сволочь! Я всю кровь из тебя по капле выпущу! Отрежу яйца и запихну в твою паршивую глотку, – распалился Фын. – Ну что он еще сказал?

– Не трогай его!

Бандит недоуменно оглянулся. Сзади стоял солдат. Ствол его винтовки был направлен на Фына.

– Я спрятался за повозкой и все слышал, – держа начальника под прицелом, сказал он. – Понял? Все слышал и хочу получить свою долю.

– Хорошо, – облизав губы, неожиданно согласился бандит. – Но сначала пусть бок-гуй скажет нам, что еще он узнал от раненого.

– Убери револьвер! Если ты его убьешь, он уже ничего не скажет, – усмехнулся солдат.

– А чего говорить-то? – вдруг рассмеялся Фын. – Чего? И так известно, где спрятаны деньги, кто покажет к ним дорогу.

– Но дорогу тебе покажут только к заброшенному городу пещер, – уточнил Руднев.

Пришла пора вступить в игру за свою жизнь. Есть на самом деле золото или нет – никто не знает, а как-то выкручиваться нужно.

– Значит, он открыл тебе еще одну тайну? – вскинулся Фын.

– Да, – подтвердил Саша. – Без меня вам не добраться до золота. Предлагаю отправиться за ним вместе. Но прежде похороним американца.

– Я пойду с вами, – не опуская винтовки, сказал солдат.

– Конечно, конечно, – быстро согласился Фын, не сводя глаз с его пальца, лежавшего на спусковом крючке. – Опусти ружье, я не собираюсь тебя обманывать.

– Как бы не так, – осклабился тот, показав редкие крупные зубы. – Сначала брось револьвер, чтобы он случайно не выстрелил мне в спину.

– И тогда ты разделаешься со мной? – криво усмехнулся Фын. – Нам надо поладить. Если мы будем держать друг друга на мушке, то никогда никуда не доберемся. Здесь осталось несколько лошадей. Давай запряжем их в повозку и нагрузим ее самым дорогим товаром. Лучше ехать, чем идти пешком. Согласен?

– Потом все равно придется сесть в поезд: до Шанхая слишком далеко, – возразил солдат. Было видно, что он колеблется, все еще не решаясь поверить в искренность слов бандита и раздумывая, не спустить ли курок.

– Правильно! На лошадях доедем до железной дороги, а там перегрузим товар в вагон или выгодно продадим, – жарко убеждал Фын. – Пусть это быдло немного поработает, – он кивнул в сторону пленных, – а мы приглядим за ним.

– Развяжите мне руки, – попросил Руднев, – я должен выполнить последнюю волю умирающего и похоронить его.

– Хочешь убежать? – быстро обернулся к нему Фын. – Не выйдет! Я ни на шаг тебя не отпущу, пока не доберемся до клада.

– Бок-гуй прав, – неожиданно поддержал Сашу солдат. – Мертвого надо похоронить, чтобы его душа не мешала нам взять золото.

– Ладно, – зло сплюнул Фын, – уговорили. Я пригляжу за русским, а ты грузи товары и запрягай лошадей. Пошевеливайся – солнце уже высоко.

Он сунул наган за пояс и, достав нож, шагнул к Рудневу. Тот протянул стянутые веревкой руки, но бандит, неожиданно крутанувшись, метнул клинок в солдата. Острое лезвие вошло ему в грудь почти по самую рукоять.

Грохнул выстрел: падая, солдат успел нажать на спусковой крючок, но пуля только выбила щебень из-под ног Фына. Пленные разом повернули головы на звук выстрела. Не обращая на них внимания, бандит подошел к убитому и выдернул нож. Потом снял с него патронташ, взял винтовку и кинул все в повозку. Вслед за тем выволок за ноги тело американца и опустил его на землю.

– Как его класть-то? В какую сторону головой? – Фын глянул на Руднева. Тот показал, недоумевая: неужели он сам будет копать могилу?

Меж тем китаец сбегал к другой повозке, вернулся с заступом и начал долбить каменистую землю, смахивая со лба пот и грязно ругаясь сквозь зубы.

– Давай помогу, – на всякий случай предложил Саша, уже не надеясь, что его развяжут.

– Сиди! – огрызнулся Фын.

Прикинув, достаточно ли глубока яма, он решил, что копать хватит, и занялся куда более привычным для него делом – начал ловко обыскивать убитого. Прежде всего был извлечен бумажник. Увидев американские доллары, бандит удовлетворенно хмыкнул. Небольшой револьвер ему тоже очень понравился. Постепенно из карманов американца в сумку Фына перекочевали щипцы для ногтей, позолоченная зажигалка и портсигар, искусно выточенный из панциря черепахи. Наконец, Фын снял с шеи покойника тумор – висевший на тонком шнурке памирский амулет в виде маленького плоского железного бочонка с вставленным в него кусочком голубоватого горного хрусталя.

Руднев замер: сейчас тумор исчезнет в казавшейся бездонной сумке бандита… А без амулета к этому самому старику в Шанхае не подступишься. Впрочем, существуют ли на самом деле золотые доллары, спрятанные в затерянном среди гор древнем пещерном городе? Существует ли знающий туда дорогу старый Вок?.. А вдруг все это правда?

Попросить у Фына тумор на память об Аллене? Нет, наверняка это вызовет подозрение у недоверчивого бандита. Подскочить к нему и ударить ногой в голову? Не успеешь: Фын вооружен и всадит в тебя пулю при первой попытке нападения. Но что же делать, что?..

Тем временем бандит рассматривал амулет, подбрасывая его на ладони и раздумывая – выбросить или все-таки взять? Победила жадность, и тумор полетел в сумку. Закрыв ее, Фын опустил тело американца в яму, забросал землей и положил сверху несколько камней.

– Надо поставить крест – полагается по обычаю, – подал голос Руднев.

– И так сойдет, – вытирая рукавом потный лоб, буркнул Фын. – Давай молись, а я пока нагружу повозку и запрягу лошадей.

Подойдя к могиле, Саша опустился на колени. Кем был умерший американец – католиком, протестантом? Или атеистом, не верящим ни в Бога, ни в дьявола?.. Какая разница – он просил прочитать над ним заупокойную молитву, и надо выполнить его последнюю просьбу.

– Господь Всемогущий, – зашептал Руднев, – прими с миром душу грешного раба твоего…

Продолжая читать молитву, он через плечо поглядывал на Фына. Тот метался между повозками, перегружая в свою самые ценные товары. Его сумка лежала буквально в двух шагах от могильного холмика. В ней амулет, и главное – револьвер! Если удастся его вытащить, появится реальный шанс взять с бою свободу. К счастью, руки связаны спереди, значит, можно изловчиться и выстрелить, когда бандит подойдет. Не поднимаясь с колен, Руднев начал очень осторожно двигаться к сумке. Вот она! Наконец-то! Онемевшие пальцы слушались плохо, но он все же открыл ее, вытащил револьвер и чуть не завыл от отчаяния – разряжен! Проклятый Фын!.. Ладно, надо достать тумор. Где же он?.. Ага, нащупал – шероховатая поверхность, холодок хрусталя… Саша взял амулет и закрыл сумку, чтобы подозрительный китаец ничего не заметил.

Но куда же его спрятать? В карман брюк? Связанными руками не дотянешься. Надеть на шею? Фын сразу увидит. Куда же?.. Ну конечно же в маленький часовой кармашек у пояса! Настороженно оглянувшись, он оторвал зубами пропахший чужим потом, пропитавшийся кровью шнурок, поспешно засунул тумор в кармашек и поднялся с колен. Шнурок затоптал, отбросил ногой подальше. Меж тем китаец уже запряг пару лошадей и сейчас ладил петлю на конце крепкой веревки.

Руднев едва успел подумать: «Зачем?», как Фын ловко накинул на него веревку. Легкое движение – и петля скользнула вниз, крепко стянув ноги у щиколоток. Рывок – и Саша кулем повалился на бок.

– Ты слишком резвый. – Скаля зубы, Фын опутал веревкой все тело пленника и закрепил узел. – Полежишь пока в телеге, а когда отъедем подальше, поговорим о тайнах, которые ты успел узнать.

– Чего уж, давай прямо сейчас, – прохрипел Руднев.

– Тут нас опять могут подслушать, – резонно возразил китаец и, покряхтывая от натуги, поволок связанного к повозке. Поставив Сашу на ноги, он перевалил его через низкий задний бортик, положил поверх кучи товара, а сам уселся на передок.

– Небось думаешь: зачем глупый Фын все сам делал, и яму копал, и товары грузил, – разбирая вожжи, продолжал разглагольствовать бандит. – А Фын не дурак. Фын тебя насквозь видит. Такому, как ты, только развяжи руки!

Повозка тронулась.

– А как же остальные? – спросил Руднев.

– Жалко на них патронов, – хлестнув лошадей, отмахнулся Фын. – Лучше о себе думай: если сразу скажешь все, получишь пулю в лоб, и все дела, а если будешь упорствовать…

– Что тогда?

– Тогда нынешняя ночь покажется тебе слишком долгой, – ухмыльнулся бандит. – У тебя есть время для размышлений – до вечера еще далеко.

Они выехали на старую узкую дорогу. Лошади тянули споро, стучали по камням ободья колес, колыхался пробитый пулями, выбеленный ветрами, ливнями и безжалостным солнцем тент повозки, пахло прогретой пылью и горькими придорожными травами. Фын закурил маленькую трубочку с длинным мундшуком, изредка подбадривая лошадей гортанными выкриками и щелканьем кнута. Рудневу, лежавшему на тюках с товаром, было видно, как уменьшались в размерах оставшиеся в лощине фигурки пленных китайцев, все так же безучастно сидевших на корточках у разбитых телег. Вдалеке сгущались тучи, заволакивая горизонт мутной пеленой…

Глава 2

Когда на пригорке появились вооруженный всадник и группа пеших, Ай Цин сразу понял: надо уносить ноги. Словно в подтверждение его мыслей, послышался окрик и грохнул выстрел. Хвала богам – пуля тонко пискнула в стороне, распоров полог повозки и, не причинив Цину вреда, но второго выстрела он ждать не стал: стоит ли искушать капризную судьбу?

Ай Цин юркнул под повозку, в которой лежал раненый американец, и ящерицей пополз к камням, ощущая, как от страха противно сводит лопатки: а ну как сейчас забухают новые выстрелы и маленький острый кусочек раскаленного свинца вопьется в позвоночник? Однако, на его счастье, больше не стреляли. Ему удалось найти удобное место, где, оставаясь незамеченным, он мог наблюдать за происходящим в лощине.

Вытащив револьвер, Цин проверил, есть ли в барабане патроны, и взвел курок. Нет, вступать в бой он не собирался, но нельзя, чтобы его застигли врасплох. Мало ли, вдруг неожиданно появившимся людям взбредет в голову проверить, куда он подевался. Тогда револьвер пригодится.

Как и следовало ожидать, начался грабеж каравана. Вскоре Цин установил, что вооруженных грабителей только двое – очевидно, конвоиры, а остальные – группа пленных, а не отряд пехотинцев, как ему показалось. Какая досада! Если бы он затаился под повозкой, то вполне мог сначала пристрелить сидевшего на лошади молодого парня, а потом тщедушного солдатика. Впрочем, никогда не следует жалеть о том, что уже сделано: оставшись около каравана, он подверг бы себя немалому риску. Сейчас выходить из укрытия опасно, незамеченным к врагам не подберешься. Значит, придется наблюдать и терпеливо ждать, пока стервятники разграбят товары и уберутся.

Самое ужасное – в повозке остался раненый американец, порученный заботам Ай Цина. Еще бы несколько минут – и он успел бы вытащить Аллена или перезапрячь лошадей, но…

Около телеги, где лежал Аллен, остановился мужчина, выделявшийся среди прочих высоким ростом и светлыми волосами. «Европеец», – понял Цин. Но как он здесь оказался?..

Меж тем события разворачивались. Европеец – кстати, руки у него были связаны – несколько раз заглядывал под полог. Потом к нему подошел конвоир, раньше ехавший на лошади, и ткнул его в бок стволом револьвера – видно, приказывал ему что-то. До Цина долетали лишь отдельные возгласы, но вскоре он все понял: они разговаривают с Алленом! В это время с противоположной стороны к повозке подкрался солдат с винтовкой. Неужели судьба смилостивится над несчастным Цином и враги перестреляют друг друга?

Забыв, что его могут заметить, он приподнялся, стараясь не пропустить момента развязки: солдат уже направил винтовку на парня, стоявшего рядом со связанным европейцем. Что там у них происходит?.. Что? Если бы услышать, о чем они спорят… Но проклятый ветер относит слова в сторону. Ну, стреляй, солдатик, стреляй! Уложи этого молодчика, а после Цин найдет способ отправить тебя вслед за ним на небеса или в ад.

Однако солдат не выстрелил. Обманутый кажущимся миролюбием противника, он попался на его уловку и в результате получил нож в грудь. Какая разница, кто из них отдал концы? Два вооруженных врага всегда хуже, чем один.

Цин потихоньку пополз вперед, часто останавливаясь и прикидывая, с какого расстояния бить наверняка. Промахнуться нельзя – все должен решить один меткий выстрел. Тогда он вновь станет хозяином положения. Как там раненый Аллен, жив еще?

Внезапно Цин застыл на месте, не сводя глаз с происходившего около повозки. Китаец вытащил за ноги американца и начал его обыскивать. Великие боги, да ведь он же мертв! Скончался от ран, никто его не добивал… Неужели этот долгомолчальник заговорил, чувствуя, что вот-вот перейдет в мир иной, где деньги ему уже не понадобятся? Но тогда получается, что…

Ай Цин начал осторожно пятиться, забыв о недавнем намерении разделаться с врагом. Теперь понятно, почему убили солдата – тот стал нежелательным свидетелем рассказа умирающего. Значит, тайна Аллена перешла как бы по наследству к молодому китайцу и светловолосому европейцу… Кому открылся Аллен и полностью ли открылся?.. Быть может, каждый из них владеет лишь частью тайны?.. Убьешь одного – ничего толком не узнаешь. Надо быть полным идиотом, чтобы сейчас нашпиговать этих парней свинцом. Пока они живы – жива и тайна. Вскоре они обменяют ее на легкую смерть. Языки им развяжут быстро. У нас такие мастера найдутся. Главное – не упустить этих парней!

Затаив дыхание Цин смотрел, как хоронили американца. Ничто не укрылось от его внимательных глаз. Ишь, какой ловкач европеец: тайком залез в сумку конвоира и достал револьвер. Неужели сейчас выстрелит?.. Однако ничего не произошло, и Цин с облегчением вздохнул: два языка надежнее! Только бы китаец не убил европейца… нет, обошлось…

Светловолосому связали ноги и бросили в повозку. Конвоир перепряг лошадей и погнал их по старой дороге, оставив пленных на произвол судьбы. Действительно, зачем они ему, если впереди маячит несметное богатство?

Итак, надо действовать, не теряя драгоценного времени. Аллен лежит в земле, повозка, вздымая пыль, катит все дальше и дальше.

Поднявшись, Цин отряхнул халат, засунул револьвер за пояс и побежал за скалу, где паслась заранее спрятанная лошадь. Забравшись ей на спину, он уцепился за жесткую гриву и стукнул каблуками по грязным бокам. Лошадь нехотя пошла, поматывая головой и явно намереваясь при первом же удобном случае скинуть надоедливого седока. Но как же медленно она тащится!

Выхватив револьвер, Цин начал бить кобылу рукояткой по крупу, вкладывая в каждый удар злость на ленивое животное и все больше распаляясь от терзавшего его нетерпения. Ну, пошла же, пошла, проклятая!

Взбрыкивая от боли, кобыла затрусила рысцой. Как только она замедляла бег, Ай Цин вновь начинал остервенело колотить ее, заставляя не снижать темпа. Он спешил подняться на гору, откуда прекрасно видна дорога: надо убедиться, что повозка не свернула на развилке.

Наконец, оступаясь и выбрасывая из-под копыт мелкие камешки, лошадь тяжело взобралась по крутой тропе на вершину горы. Цин вгляделся в облачко пыли: свернут или нет? Несколько минут томительного ожидания, и его губы растянулись в довольной ухмылке. Не свернули!

Взбадривая кобылу испытанным способом, он погнал ее вниз и поскакал по еле заметной стежке, петлявшей среди камней. Примерно через час показалось небольшое селение, около которого его встретила группа пестро одетых вооруженных людей.

– Жао здесь? – первым делом спросил у них Ай Цин.

– Здесь, – ответили ему, беря лошадь под уздцы. Спешившись, Цин устало поплелся к фанзе с часовым у дверей.

Жао – сорокалетний, плотный и широколицый – был один. Поджав ноги, он сидел на кане[2] и ел приправленное острым соусом мясо. Палочки в его руке так и мелькали, вылавливая лакомые кусочки из синей фарфоровой миски. Подняв глаза на вошедшего, он в первый момент застыл от удивления, но тут же встрепенулся и хрипло спросил:

– Ты?! Что произошло?

Не отвечая, Цин выхватил у него из рук миску с остатками мяса и начал жадно есть, мыча от удовольствия. Жао поправил лежавшую на коленях деревянную кобуру маузера и некоторое время наблюдал за ним с кривой ухмылкой.

– Кончай жрать, – наконец не выдержал он. – Что случилось?

– Аллен умер, – не переставая жевать, пробормотал Цин.

Резко вскочив, Жао метнулся к нему и мускулистой рукой так сдавил его горло, что Ай Цин выпучил глаза и поперхнулся.

– Ты убил его? – встряхнув Цина, как тряпичную куклу, прошипел Жао. – Отвечай! Где золото?

Несчастный в ответ только сипел, пытаясь оторвать от горла железные пальцы Жао, не зря прозванного Быстроруким. Наконец хватка немного ослабла, и Ай Цин натужно закашлялся. Получив тяжелой ладонью крепкий удар по спине, он выплюнул непроглоченный кусок, всхлипнул и часто задышал.

Привлеченный шумом, в фанзу заглянул телохранитель Чжоу, но хозяин махнул рукой, и он тут же исчез, сморщив в улыбке лошадиное лицо.

– Ну?! – Жао остановился над бессильно опустившимся на пол Цином.

– Караван обстрелял самолет, – растирая онемевшую шею, прошептал Ай Цин. – В американца попали три пули, а я чудом уцелел. Он скончался, и его похоронили на моих глазах.

– Где золото? – наклонившись к нему и заглядывая в глаза, тихо спросил Жао. – Ты узнал, где спрятано золото?

– Кажется, он открыл перед смертью тайну, – на всякий случай отползая назад, зачастил Цин. – Не мне, нет! Ее узнали трое, но один из них уже убит, а двое других едут в повозке по старой дороге. Я поспешил сюда, чтобы предупредить тебя.

На скулах Жао заходили желваки – верный признак приближающейся вспышки ярости. В такие моменты Быстрорукий, прекрасно владевший приемами древнего боевого искусства, мог покалечить, а то и убить, поэтому Ай Цин не стал медлить. По-собачьи глядя ему в глаза, он монотонным, слабым еще голосом рассказал, как погиб американец и что произошло после этого в лощине, где остановился разбитый караван. Постепенно Жао успокоился.

Выслушав Цина до конца, он уселся рядом с ним на пол и, угостив сигаретой, задумался.

Ситуация непростая, но разве бывает когда-нибудь простым путь к большому богатству? Может, у кого другого такое и случается, но только не у него, которому все приходится добывать потом и кровью.