Двести тысяч золотом

…Наверху выругались, и решетка захлопнулась. По стенкам колодца зашуршала осыпающаяся земля, мелькнула тень охранника, и все стихло.

– Угощайтесь. – Лобанов протянул Саше лепешку. – От щедрот господина Жао, чтоб ему… Утром они придут за кувшином, а птички – фьють!

– Что вы так кричите? Они же могут понимать по-русски.

– Ни бельмеса они не понимают, – впиваясь в лепешку острыми белыми зубами, засмеялся Лобанов, и Саша подумал, что его товарищу, наверное, не так много лет, как кажется. – Проверено. Есть тут один, может ругаться матом, но не более того. Ешьте. Кстати, естественную нужду приходится справлять прямо здесь, не обессудьте, не «Савой». Да, а где Мольтке? Ну-ка, иди, получи свою пайку, бродяга!

Руднев едва успел брезгливо поджать босые ступни, как мимо них шмыгнула рыжая крыса и, схватив брошенный ей капитаном кусок лепешки, исчезла в норе.

– Бедняга! Как он тут без меня будет? – глотнув из кувшина, вздохнул Юрий Петрович.

– Жалеете? – усмехнулся Саша. Юрий Петрович в ответ только пожал широченными плечами и протянул ему кувшин с остатками воды…

Темноты ждали долго. Казалось, день никогда не кончится. Время томительно тянулось. Капитан несколько раз подходил к колодцу и подпрыгивал, надеясь увидеть, что творится наверху. Однако хвататься руками за брусья решетки не решался, чтобы не настораживать охрану.

Рудневым тоже овладело чувство беспокойного нетерпения. Скорее бы стемнело! Не терпится начать действовать. До чего мучительно ожидание? Конечно, план Лобанова безрассудно смел, рассчитан на везение и неизбывное русское «авось», но если есть хоть один шанс из тысячи, стоит рискнуть. Не зря же древние говорили: непроявленная доблесть постыднее проявленной трусости!

Наконец Юрий Петрович знаком поманил Сашу.

– Готовы? Пожалуй, пора! Наверху угомонились. Расставьте ноги пошире и упритесь руками в стенки. Я подпрыгну, уцеплюсь за решетку и встану вам на плечи.

Несколько раз глубоко присев, он рывком бросил тело вверх и повис, уцепившись за брусья решетки. Не теряя драгоценных секунд, Руднев подскочил, поймал огромные босые ступни капитана и поставил их себе на плечи. Сразу навалилась жуткая тяжесть, мелькнула мысль: что же будет, когда Лобанов начнет открывать решетку и весь многопудовый груз его тела ляжет на стоящего внизу? Но раздумывать было некогда. Саша раскинул руки и изо всех сил уперся ладонями в стенки колодца, покряхтывая от напряжения и чувствуя, как на лбу вздуваются набухающие кровью жилы. Колени дрожали и подгибались, позвоночник, казалось, вот-вот треснет и сломается, в ушах появился противный гул, сердце молотом стучало в грудную клетку.

Наверху полушепотом зло матерился Лобанов. Его ступни нещадно мяли плечи Руднева, но Саша крепился и терпел, понимая, что огромная сила и рост Юрия Петровича просто подарок судьбы. Два обычных человека, даже встав на плечи друг другу, не смогли бы сдвинуть решетку.

Нет, больше не выдержать… Сейчас он лишится чувств и рухнет на дно ямы… Но тут решетка скрипнула, грязные ступни Лобанова мелькнули перед лицом Руднева и исчезли в темноте. Потом по земле проволокли что-то тяжелое, и вскоре послышался свистящий шепот капитана:

– Давайте руку! Прыгайте, я поймаю.

Саша подпрыгнул, вытянув обе руки над головой, но Юрий Петрович промахнулся. Пришлось повторить попытку. Наконец пальцы Лобанова намертво сомкнулись на запястье правой руки Руднева и потянули его наверх. И тут до них донесся душераздирающий вопль…

Глава 3

Отправив узников в яму, Жао, довольный удачно завершенной операцией, плотно поел и лег отдыхать. Во второй половине дня он осмотрел товары, найденные на месте гибели каравана и перевезенные во двор его штаба. К сожалению, остававшиеся в лощине пленные сумели избавиться от пут и часть добра растащили. Впрочем, двоих поймали и примерно наказали. Вернувшись в дом, Быстрорукий выпотрошил сумку Фына, в которую тот сложил вещи погибшего американца.

Взяв черепаховый, оправленный в позолоченное серебро портсигар, Жао подкинул его на ладони и лукаво прищурился.

– Цин, белый курит?

– Не знаю, – откликнулся сидевший в углу комнаты Ай Цин.

– А второй?

– Да, сосет трубку. Это я видел.

– Трубку, значит… – протянул Жао и открыл портсигар. Увидев сигареты, он хмыкнул и, захлопнув крышку, задумчиво побарабанил по ней пальцами: – Приятная вещица. Умели раньше делать. Так и ласкает глаз.

– Прекрасная работа, – поддакнул Чжоу. – А вот и револьвер.

– Это Аллена, – пояснил Цин. – Он всегда носил его с собой. Чего ты ждешь, Быстрорукий? Пора узнать, что рассказал перед смертью американец.

– Не спеши, – улыбнулся Жао. – Эти парни теперь никуда от нас не денутся.

Бывший полицейский медленно прошелся по комнате, улыбаясь своим тайным мыслям и мурлыча старую мелодию. Иногда он останавливался за спиной Чжоу и разглядывал какую-нибудь вещь из сумки Фына, но больше ни к одной не притронулся. Наконец он спрятал портсигар в карман и сказал:

– Надо пообедать.

– Я распоряжусь? – обернулся Чжоу.

– Обед должен состоять из нескольких блюд, – усевшись рядом с Цином, объяснил Жао. – Есть будем не спеша, обсудим достоинства пищи, похвалим великое искусство повара. А пленного посадим у двери: пусть смотрит и ждет, пока мы насытимся. Голод и ожидание наказания помогают созреть для полной откровенности.

Ай Цин угодливо хихикнул и принялся льстиво превозносить изобретательный ум родственника, но его прервал более практичный Чжоу:

– Кого привести? Белого?

– Нет, – хитро усмехнувшись, покачал головой Жао. – Белые – грубые люди, им не оценить подобных тонкостей: воображения не хватит…

Когда Фына ввели в комнату, за столом уже устроилась компания из трех человек, среди которых бандит сразу узнал того, кто прошлой ночью вырубил его старым испытанным приемом. Знал бы этот, в темной куртке, что его спасли буквально какие-нибудь доли секунды. Если бы тогда не заржала лошадь, лежать бы ему с ножом в груди. Но теперь Фын вынужден подчиниться обстоятельствам. Ничего, судьба капризна, воля небес скрыта от смертных, и никто не ведает, как и когда наступит отмщение.

Фына усадили у двери, на запястье левой руки защелкнули браслет наручников, а второй закрепили на вбитой в стену железной скобе. Бандит не на шутку встревожился: обычно в подобных случаях обходятся сыромятными ремнями или веревками. На худой конец заковывают пленных в тяжелые деревянные колодки, стискивающие шею или ноги. А тут вдруг изобретение проклятых белых – стальные браслеты… Что происходит? Кто эти люди? Зачем его притащили сюда? Чтобы он смотрел, как они пьют вино из чайников и жрут ароматное мясо, слушая их плоские шутки, глотая тягучую голодную слюну и мечтая о щепотке риса? Видимо, решили подвергнуть его пытке голодом. Но почему? Чего они хотят? Чего добиваются?

Фын присел на корточки, привалился спиной к стене. Браслет больно сдавил запястье вытянутой вверх левой руки, но стоять было еще хуже. Когда станет совсем невмоготу, он чуть-чуть подвинется. Хорошо еще, рядом не поставили охранника, который не давал бы ему шелохнуться, чтобы пленник мучился в самой неудобной, причиняющей страдания позе.

Время тянулось медленно, сидевшие за столом пили, ели, смеялись, не обращая на Фына внимания. Он успел хорошенько разглядеть каждого, определив, что широкоплечий явно начальник, а двое других – его подручные или телохранители. Пожалуй, на роль телохранителя больше подходит тот, в темной куртке, а второй, в синем халате, жидковат. Но, быть может, этот хлипкий на вид малый превосходный стрелок, не знающий себе равных в поражении целей на слух, в темноте или в стрельбе по быстро движущейся мишени?.. Но что им все-таки нужно от несчастного Фына? И куда они дели русского? Скорее всего, бок-гуй сидит в яме во дворе. Его ни в коем случае нельзя упустить, без него до золота не добраться.

Потом мысли Фына перескочили на другое: может быть, он поторопился, решив сразу вырвать у русского тайну? Порой надо действовать не силой, а хитростью. Пообещал бы он этому парню честно разделить клад, и все было бы в порядке. А потом – пуля в голову, нож в спину или удар ребром ладони по горлу… Да, он поторопился и теперь расплачивается. Впрочем, что толку казнить себя? Это сделают другие, а ты сиди почетным гостем на празднике собственной глупости.

Закатное солнце бросило в окно красный луч, пронизавший пласты висевшего в комнате табачного дыма. Неслышно ступая в туфлях на войлочной подошве, вошел слуга и начал убирать со стола грязную посуду.

Сейчас начнется, понял Фын и внутренне сжался от страха. Долго же кушали эти господа, готовясь к допросу.

– Как тебя зовут? – ковыряя в зубах, небрежно спросил широколицый.

– Фу, – не моргнув глазом солгал Фын.

Сидевшие у стола загоготали: «Фу» – значит «богач», а вид прикованного к стене человека очень уж не вязался с названным именем.

– Чем же ты богат? – поинтересовался тощий в синем халате, заговорщически подмигнув широколицему. – Вшами?

Фын молчал, выгадывая время. Никого из этих людей он раньше не встречал, это точно. Следовательно, и они его знать не могут, поэтому сойдет любая ложь. Проверить ее невозможно. Но лгать нужно умело, достаточно правдоподобно, не то начнут бить палкой по пяткам.

– Что ты делал в ущелье ночью? – оборвав смех, широколицый впился пристальным взглядом в лицо Фына.

– Устроил привал, лошади притомились. Костер разжег, ну а потом вам все известно и без меня.

– Почему ты собирался пытать белого?

– Мы с ним серьезно повздорили днем, и я хотел отомстить, – опустив голову, ответил Фын.

– А почему ты бросил пленных и взял с собой только европейца? – подозрительно поглядел на него Чжоу. – Наши люди были на месте гибели каравана. Лучше рассказывай все как было, не то придется отведать вот этого!

Он вытащил из-за спины тонкую бамбуковую палку и взмахнул ею, со свистом разрезая воздух. Бандит боязливо поежился: в руках такого громилы бамбук рассечет тело до костей.

– Я же говорю истинную правду, – зачастил Фын, шаря глазами по лицам допрашивающих. – Да, я обокрал разбитый караван, но все так делают. Война! И для чего мне таскать за собой пленных, если есть дорогой товар?

– Почему ты убил солдата?

– Солдата?.. Какого солдата?.. – предательски дрогнувшим голосом переспросил бандит. Великое небо, не чернокнижники же эти люди, чтобы знать скрытое от их глаз временем и расстоянием!

– Ты лжешь! – Длинный палец Цина погрозил Фыну и исчез в широком рукаве синего халата. – Ладно, как тебя зовут, нам наплевать, хотя, я уверен, ты и здесь солгал. Расскажи, что случилось около повозки, в которой лежал умирающий.

Убежать бы, удрать от этих страшных людей! Фын инстинктивно дернулся, но стальной браслет, охватывающий запястье, рванул его назад, заставив застонать от боли и отчаяния. И это, конечно, не ускользнуло от внимания Жао.

– Не валяй дурака, парень. Ты ведь понимаешь, что с тобой сделают, если не скажешь правды? – вкрадчиво заговорил он. – Белый может упрямиться – он не знаком с нашими пытками. Ну, так что ты хотел узнать у бок-гуя и что знаешь сам?

– Ничего не знаю, – обливаясь холодным потом, пробормотал Фын. – Клянусь вам, ничего! Не видел я никаких умирающих! Я только товары украл!

– Не только, – усмехнулся Цин. – Ты украл принадлежащую нам тайну.

– Какую тайну? – Бандит выпучил глаза. – Не знаю никаких тайн.

– Опять лжешь? – сокрушенно покачал головой Цин. – В повозке лежал раненый американец, а я стоял рядом. Ты же стрелял в меня. Неужели забыл?

Фын похолодел от ужаса: этого он никак не ожидал. Неужели им тоже известно о золотых долларах? Как теперь вывернуться? Валить все на русского? Тогда они прикажут привести его сюда и начнут выколачивать признание, а завладев тайной, убьют их обоих. Что же делать?

О, как хорошо тем, кто владеет искусством древней магии и умеет читать чужие мысли! Кабы знать, что им известно, сразу стало бы легче отбрехиваться и водить их за нос. Нет, они не проговорятся, не дураки ведь? Эти люди охотники, а он – дичь. Спешить им некуда, и его будут гнать хоть всю ночь напролет, гнать и гнать, пока он не попадет в западню, откуда не выбраться.

Жао встал, зажег керосиновую лампу, прошелся по комнате и остановился против бандита. Фын сжался, втянул голову в плечи, ожидая, что его начнут бить ногами. Но Жао сунул руку в карман и медленно вынул портсигар из черепахового панциря. Словно любуясь, повертел его в пальцах, а потом резким движением сунул под нос пленнику.

– Знаешь чей?

– Мэю, нет, – ответил Фын.

– Знаешь, – усмехнулся Жао. – Знаешь, у кого ты его взял. Давай поговорим по-хорошему, а?..

– Я… Я согласен, – проглотив застрявший с горле ком, кивнул Фын.

– Молодец, – ласково улыбаясь, Жао открыл портсигар и протянул его бандиту. – Угощайся! Покурим и поговорим как добрые друзья. Ну, бери, не стесняйся.

Другой рукой он достал зажигалку. Поколебавшись, Фын потянулся за сигаретой, в любую секунду ожидая удара, но широколицый не ударил.

Как только пальцы бандита оказались между окантованными металлом створками, Жао резко захлопнул их и сильно сдавил. Фын побледнел от страшной боли и прикусил губу, чтобы не закричать.

– Говори, что ты узнал от Аллена? – прошипел он, откинув крышку зажигалки и чиркнув колесиком по кремню. Выскочила искра, на фитиле заплясал синеватый язычок пламени.

– Говори! – сильнее сдавливая створки портсигара и поднося зажигалку к лицу Фына, повторил Жао. – Или я сломаю тебе пальцы и выжгу глаза. И это будет только началом!

– Ничего не знаю! – прохрипел бандит. – Клянусь, ничего!

Боль в пальцах стала невыносимой. Перед глазами мелькнул огонек зажигалки и скользнул под потный подбородок. Зрачки Жао сузились, он чаще задышал и придавил сапогом грудь пленника, чтобы тот не мог отвернуться.

– Говори! – Медленно водя горящей зажигалкой, бывший полицейский все ближе подносил огонь к мокрой от пота коже Фына и вдруг резко прижег ее.

Фын дернулся, стукнулся затылком о стену, но спрятаться от пламени было некуда.

– А-о-у!.. – во весь голос дико завыл бандит…

Лобанов рывком вытянул Руднева из колодца, бросил рядом с собой на землю и крепко прижал к ней – замри, не дыши и не шевелись!

После кромешной тьмы ямы ночь показалась Саше удивительно светлой. Вдалеке, над входной дверью, покачивался фонарь, желто светились окна. Из дома доносился душераздирающий вой, словно с кого-то живьем сдирали кожу. От лежавшего рядом Юрия Петровича воняло потом и давно сопревшим бельем. В подземной духоте этот запах как-то растворялся и не ударял в ноздри, но тут, на свежем воздухе, казался нестерпимым. Руднев вдруг испугался, что стража учует специфический «аромат» забывшего про баню узника. Тогда прощай, свобода!

Осторожно приподняв голову, Саша огляделся. В дальнем углу двора, около составленных в круг повозок, устроились на ворохе соломы несколько солдат. Светляком вспыхивал огонек сигареты, тускло светился огарок свечи, прикрытый от ветра колпачком из промасленной бумаги, по всей вероятности, там продолжалась азартная карточная игра. Никто из солдат не обращал внимания на крики в доме. Привыкли?.. Или знают, что там происходит?..

Часовой у крыльца тоже не проявлял признаков беспокойства: небрежно зажав карабин под мышкой, он мерно прохаживался туда-сюда. Ворота были полуоткрыты. По небу бежали низкие лохматые тучи, скрывавшие луну.

Внезапно вой в доме оборвался, и наступила тишина. Почувствовав легкий толчок в бок, Руднев повернул голову и услышал шепот Лобанова:

– Сзади стена. Надо через нее. Другого пути нет.

Юрий Петрович бесшумно пополз к ограде. Саша последовал за ним, боясь услышать окрик и лязг передернутого затвора. Воистину Лобанов родился в рубашке – как ему только удалось снять с ямы решетку, не насторожив охрану? Впрочем, лучше об этом не думать, чтобы не сглазить удачу.

У стены капитан дождался, пока подползет Руднев, и, притянув его к себе, зашептал в самое ухо:

– Через забор сигаем махом, задерживаться наверху нельзя – заметят. Сможешь или подсадить?

Саша легонько похлопал его по руке, давая понять: с препятствием он справится. Знать бы, что ждет их на той стороне? Но выбирать не приходится. Секундная задержка может иметь роковые последствия. Если их вновь бросят в яму – это далеко не самое худшее.

– С Богом! – Лобанов отодвинулся.

Руднев вскочил и, подпрыгнув, уцепился за гребень стены. Срывая ногти, подтянулся, лег на нее животом, перевернулся и спрыгнул. Мелькнула мысль: если внизу битое стекло или какие-нибудь железки, то с израненными босыми ногами далеко не уйдешь. Однако обошлось.

Через секунду рядом по-кошачьи мягко приземлился капитан и, схватив Сашу за руку, потянул его в темноту длинной, безлюдной в этот поздний час улицы. Из-за туч выглянул краешек луны, посеребрив пыль на мостовой. Где-то истошным лаем зашлась собака, ей ответила другая, и Юрий Петрович чертыхнулся:

– Проклятые шавки! Всех поднимут на ноги!

Стараясь держаться в тени домов, прячась за выступами стен, беглецы добрались до перекрестка, слабо освещенного тусклым фонарем. Устав брехать, собаки угомонились. Стало слышно, как нестройно поют пьяные в расположенной поблизости харчевне и поскрипывает неплотно прикрытая калитка в ограде одного из домов. Вблизи раздался женский смех, и русские поспешно спрятались за кучей мусора, наваленного у обочины. Мимо прошли двое молодых китайцев, держа под руки нетрезвую девицу в длинном платье.

– Опасное место, – дождавшись, пока стихнет звук их шагов, сказал Лобанов и тыльной стороной ладони отер выступившую на лбу испарину. – Нам туда.

Он указал на противоположную сторону, где находилась харчевня. Ночной ветер раскачивал полотнище вывески, на дороге лежали красноватые пятна света, падавшего из окон.

– Вы уверены? – с сомнением спросил Саша.

– Я прекрасно запомнил, как меня везли, – настороженно вглядываясь единственным глазом в сумрак, откликнулся капитан. – Пошли, пока нас не хватились.

Они перебежали через улицу, стремясь поскорее раствориться в спасительной темноте. Но как назло, громко хлопнула дверь кабака, и появился высокий мужчина в темном халате. За плечом у него висела винтовка, на боку болталась сумка. Лобанов моментально метнулся к стене и замер. Рядом застыл Руднев.

Мужчина спустился с крыльца и вытащил из кармана трубку. На пьяного он похож не был: движения уверенные, не шатается. Почувствовав, что поблизости кто-то есть, китаец остановился. Подслеповато щуря узкие глаза, огляделся и наконец различил две тени около стены дома.

– Эй, нет ли у вас огонька?

– Мэю, нет, – привычно ответил Саша.

– Чего вы там стоите? Ну-ка, идите сюда! – Мужчина сунул трубку в рот и скинул с плеча винтовку.

Неожиданно капитан рванулся вперед, одним гигантским прыжком преодолев расстояние, отделявшее его от китайца. Тот хотел ударить нападавшего прикладом, но Лобанов ловко увернулся и сбил противника с ног. Подобрав оружие, он легко вскинул бесчувственное тело на плечо и быстро побежал прочь от харчевни. Руднев бросился за ним.

– Сопляк, – скинув свою ношу в темном переулке, презрительно сплюнул Юрий Петрович. – Куда им против нашей рукопашной!

Сорвав с китайца сумку, он отдал ее Саше и начал стаскивать халат и брюки, вертя бесчувственное тело как куклу. Потом снял тапочки, почти новые, на кожаной подошве.

– Может, тебе подойдут? Мне малы.

Китаец слабо застонал, но, получив от Лобанова кулаком по голове, снова потерял сознание.

– Бежим! – Подхватив винтовку, Юрий Петрович сунул Саше ворох одежды. – Потом разберемся.

Спихнув китайца в канаву, капитан рванул вперед. Руднев старался не отставать.

– Теперь просто так не дадимся, – повернув к нему разгоряченное лицо, засмеялся Лобанов, подбрасывая винтовку. – Давай живее!

Они неслись, не чувствуя под собой ног, только босые пятки выбивали глухую дробь по пыльной дороге. Перелезли через какую-то изгородь, потоптали огородные грядки, скользя на влажной, заботливо политой хозяином земле, выскочили в темный проулок и вдруг поняли, что городишко кончился, улицы остались позади, а впереди раскинулось поле и над ним – высокий купол черного неба с редкими точками ярких звезд.

– Слава тебе, Господи! – истово перекрестился капитан. – Теперь им искать нас как ветра в поле…

Саша примерил трофейные тапочки. Почти впору, только немного широковаты. Надел халат. В плечах хорошо, но рукава пришлось подвернуть. Лобанов скинул сопревшие грязные кальсоны и натянул шаровары китайца. Они с трудом сошлись у него на талии, а внизу не доставали до щиколоток, туго обтягивая могучие икры. Присев, он проверил, не лопнут ли швы, и довольно рассмеялся.

– Нормально! Еще бы рубаху, но, как говорится, за неимением гербовой пишут на простой. Пошли!

Не успели они сделать несколько шагов, как позади, в городке, треснул винтовочный выстрел, приглушенный расстоянием. Потом второй…

– По наши души? – встревоженно спросил Руднев.

– Возможно, – буркнул капитан. – Кто знает? До железной дороги еще верст двадцать, не меньше, добежать не успеем. Надо искать, где укрыться.

– Почему вы думаете, что нас начнут искать именно здесь?

– А тут бежать больше некуда. – торопясь убраться подальше от города, ответил Лобанов. – Жао тоже не дурак, понимает, куда мы направимся.

Вскоре им попалась неглубокая лощинка, и беглецы спустились в нее. Внезапно Юрий Петрович остановился и прислушался:

– Похоже, скачут?

Цепляясь за жесткие пучки росшей по склону травы, они выбрались на край овражка и осторожно выглянули. По дороге неслись несколько всадников, освещая путь факелами. Проскакав с полверсты, верховые приостановились и начали кружить, вглядываясь в дорожную пыль. Потом снова хлестнули лошадей.

– Заберем правее, – предложил Лобанов, – там кукурузное поле.

– А если подпалят? – возразил Саша.

– Хотите ждать, пока они вернутся? – Лобанов решительно вылез из овражка и побежал по стерне.

«Пропадем, как пить дать пропадем, – пытаясь угнаться за ним, подумал Руднев. – Поджарят нас на этом проклятом поле, как куропаток».

С шумом врезавшись в заросли кукурузы, капитан начал продираться сквозь них. Сворачивал то в одну сторону, то в другую, чтобы не оставлять явного следа. Саше казалось, что треск ломающихся стеблей разносится далеко окрест и неминуемо привлечет погоню, но он не решался сказать об этом Лобанову, боясь потерять время на споры и пререкания: не расставаться же им сейчас, самостоятельно выбирая дорогу к спасению? Поодиночке скорее пропадешь и станешь добычей бандитов. Уж коли связала их судьба одной веревочкой, то сама и развяжет.

Наконец кукуруза кончилась. Юрий Петрович остановился и, тяжело переводя дыхание, попросил:

– Саша, послушайте землю.

Руднев послушно лег, прижавшись ухом к еще хранившей тепло угасшего дня пыльной земле.

– Тихо.

– Бог даст, утечем, – улыбнулся капитан. – Запутаем ходей. Не вешайте носа, прапорщик! Вперед!

Они снова побежали, все чаще спотыкаясь и переходя на шаг. Ноги налились свинцовой усталостью. Сердце билось в груди тревожно, мучила жажда, хотелось рухнуть на землю и полежать хоть чуть-чуть, дав отдых измученному телу. Достигнув небольшой рощицы, Лобанов первым сел и положил на колени винтовку.

– Привал! Можем себе позволить, как думаете?

– В яме было спокойнее, – устраиваясь рядом, мрачно пошутил Саша.

– Смотрите! – Схватив его за руку, Юрий Петрович показал назад.

Над кукурузным полем плясали языки пламени и клубами валил розоватый дым. Поднимаясь, он темнел, сливался с ночным небом и исчезал. Запахло гарью.

– Опоздали, голубчики, – усмехнулся капитан. – Сейчас они потеряют время, окружая поле, а мы двинем дальше.

– Так и будем скакать, как зайцы? – массируя ноги, спросил Руднев. – Загонят!

– Азарт пропадет. – Опершись на винтовку, Лобанов встал. – Поверьте, я в этом деле толк знаю, не впервой. Как только найдем подходящее местечко, сразу заляжем и до рассвета – ни гу-гу. Порыскают и бросят. Пошли.

Натыкаясь в темноте на стволы деревьев, беглецы пробрались сквозь рощу и вновь вышли в поле, полого поднимавшееся в гору. Вскоре они наткнулись на аккуратно сложенную из камней пирамиду, потом на вторую, третью: крестьяне собирали попадавшиеся во вспаханной земле мелкие валуны.

– Отлично, – повеселел капитан. – Впереди скалы.

Саша поправил висевшую на плече сумку и прибавил шагу. Похоже, Лобанов не зря хвастался, что знает толк в погонях и способах спрятаться от них. Если им удастся скрыться в скалах раньше, чем появится разъезд бандитов, они спасены. Камни не подожжешь, а искать беглецов среди нагромождения горных пород хунхузы вряд ли станут. Горы и днем место небезопасное, а уж ночью и подавно. Зря рисковать бандиты не любят – им больше по душе легкая добыча, которую можно взять голыми руками. Однако не останутся ли преследователи до утра? Как быть тогда?..