Распутица. Роман в пяти частях

Антонина тоже как-то заметно отдалилась от Николая. У неё появились какие-то свои интересы вне дома. А сначала, когда бывали в гостях у его родителей в станице Багаевской, она норовила вполне серьёзно вставлять, что Николай будет генералом. Отец Архип Николаевич тракторист, держал две теплицы, выращивал с матерью Луизой Макеевной капусту, огурцы, помидоры, редиску, лук и всякую другую раннюю огородную зелень. Кроме Николая у них была дочь Ася, которая работала в совхозе агрономом и жила с мужем отдельно, выстроив большой кирпичный дом прямо над широким Доном.

Николай приезжал к родителям в отпуск недели на две и почти все дни с друзьями детства пропадал на рыбалке. Хотя его помощь была позарез нужна родителям, так как отец и мать отдавали земле всё свободные часы и отдыхали совсем мало. Но к земле Николай не испытывал никакого интереса, эта работа его тяготила, ещё когда от школы практиковались на совхозных угодьях. Правда, чтобы совсем не брался полоть капусту или картошку, такого не было, но больше часа тяпку в руках не держал. Его неодолимо притягивала к себе река, любил прокатиться на моторке, ловить чебаков, чехонь, щуку, окуней.

Потому с отцом и матерью у него сложились отстранённо-отчуждённые отношения. И они между собой, а иной раз и в глаза называли его непутёвым, несмотря на то что служил в армии и гордо называл себя защитником, а сыну большего было и не нужно. Конечно, насильно они не принуждали сына к сельскому труду: не хочет, и не надо, пусть себе рыбалит. Луиза Макеевна по-своему оправдывала Николая: служба, мол, нелёгкое дело, хочется на речной воле побыть без отбоев и подъёмов личного состава и за проступки солдат не держать без конца ответ перед начальством.

Антонина, бывало, при таких нравоучительных разговорах вворачивала своё словцо:

– Вот, чтобы на тебя никто не наседал, надо самому быть высоким чином, а ты, Николаша, под моим руководством вполне это сможешь осилить.

– А над генералами, по-твоему, больше нет чинов? – вопрошал отец.

– Ну, чего там, служба есть служба, мы вот сами на земле хозяева и с себя не спрашиваем, всё ладненько делаем, – вставила Луиза Макеевна.

– А моя танковая рота всегда на высоком счету! – подхватил Николай.

– Рота? И ты доволен своей ротой? – повышала тон Антонина. – Нет, Николай, тебе нужна армия вся. Вот такой размах, что потом сам будешь чувствовать себя, как богатырь, командующий целой махиной…

– Чтобы генералом стать – академия нужна! – рассуждал нехотя Архип Николаевич. – А у него только средняя школа да курсы прапорщика.

– Разве при желании трудно её закончить? – удивилась Антонина. – Хотя бы вы его поучили, просто он лентяй большой да живот только наращивает…

– Довольно! Командирша нашлась! – вспыхнул Николай, он окончательно понял, что жена помешалась на своей идее фикс.

Со временем его отчаянное сопротивление полностью охладило её сердце, после работы он уже значительно чаще выпивал и по выходным уезжал с Михаилом на рыбалку, а ей, как позже это выяснилось, того было и надо…

В своих отношениях с Антониной Николай не любил копаться…

Глава одиннадцатая

Антонина, как истая проходимка, быстро разменяла двухкомнатную квартиру. И в суд на заключительное заседание не явилась, с разводом тянула преднамеренно, хотя себе всё объясняла довольно просто: если бы она точно знала, что полковник бросит свою постаревшую супругу, она бы незамедлительно дала мужу развод. И когда всё же их развели, она полгода устраивала свою жизнь, но без участия полковника Журыкина, поскольку Вадим Константинович хорошо понимал, что было бы намного лучше, если бы Антонина жила от него подальше, поскольку так недолго прослыть безнравственным и морально неустойчивым. К тому же у него была уже взрослая дочь-студентка, от которой уже ничего не ускользало, поскольку она как-то подозрительно присматривалась к нему, и ему становилось неловко. Он, конечно, не хотел общественной огласки, что Антонина от него родила сына, и настоятельно просил её до поры до времени скрывать их связь. Но всё равно каким-то образом до его жены слух дошёл. И ему пришлось объясняться, что, дескать, это злопыхательский навет недругов, что полоумная баба с их помощью хотела его просто-напросто оклеветать, поскольку кто-то метил на его место командира корпуса (она и своего мужа уличала во всех смертных грехах)…

Однако Антонина всё испортила, когда поехала в военный округ и там рассказала, что полковника Журыкина она любит и поэтому имеет полное право родить ребёнка от любимого человека, что его часть самая лучшая и пора бы ему быть генералом… И, конечно, зная, что так не должна была поступать, она всё равно пошла на это, так как заподозрила, что Вадим Константинович пытался от неё легко отделаться, и тогда решила самолично, не признавая субординации, повлиять на ход событий: а вдруг ей повезёт произвести его в генералы правдами и неправдами…

Если бы Антонина знала, что армия не смотрит на красивые глаза женщины и всё, что бы она ни говорила об отличиях офицера, существуют непреложные правила, по которым устанавливается: быть полковнику генералом или высокий карьерный потолок для него уже пройден, а после него уходят в отставку. Но ему этого уже не видать из-за подпорченной репутации морально неустойчивого, во-первых, дурно повлиял на свою дочь Наташу, во-вторых, оскорбил блудодейством свою почтенную супругу, которая работала директором военторговского магазина.

Все эти стороны личной жизни Вадима Тоню (для неё он стал Вадимом) совершенно не волновали, так как она была занята устройством личной жизни. Причём настолько, что однажды, в нарушение всякий правил о субординации, ещё раз съездила к командующему округа. Как ни трудно было ей это сделать, добилась его аудиенции и как-то витиевато пыталась дать понять генерал-полковнику Свечкину, что она просит повышения в звании полковника Журыкина вовсе не без корыстно и за это была готова отблагодарить командующего…

Свечкин, конечно, выслушал молодую, чрезвычайно энергичную, не теряющую своего шанса женщину, прошёлся как-то озадаченно вокруг Тони и, глядя на её модную кофточку, новые джинсы из вельвета, несколько свысока проговорил:

– Как бы он ни был хорош, твой полковник, но когда его танковая дивизия стоит, причём должен повторить, стоит без действия, никакого движения вверх по службе не может состояться. Вот как только выполнит свой воинский интернациональный долг, как командир, тогда и получит большую звезду! Любезная, чудненькая дамочка, а вилять, извините, передо мной своими бёдрами не нужно, – и внимательно осмотрел её ещё раз и про себя усмехнулся, давая понять, что больше её не задерживает…

И она ни с чем уехала из Ростова со злейшим чувством на непробиваемое солдафонство генерала. Правда, она совершенно не понимала, что солдафонство ту было совсем ни при чём. Выходя от генерал-полковника Свечкина, Тоня лишь зло подумала: «И правильно, что многие жёны офицеров от них гуляют. С такими твердолобыми дубинами разве чего-то добьёшься!» Она понимала, что из-за переполнявшей её злобы она всё преувеличивала: не такие уж жёны все гулёны, лучше бы по себе не мерила всех. Но сейчас ей очень хотелось, чтобы она ненамного ошиблась относительно неверности офицерских жён, то есть она не единственная жена военного, которая нарушала супружескую верность.

Вадим Константинович попросил Антонину уволиться из парикмахерской воинской части, так как подумывал совсем с ней расстаться. Но ребёнок был так похож на него, что он не находил в себе сил это сделать. К тому же Антонина влекла его к себе как женщина, тогда как к жене чувства давно охладели.

Полковник Журыкин на свадьбе Николая Боблакова, как известно, не был. Хотя старший прапорщик Боблаков, как это ни удивительно, приглашал его – правда, исключительно из этических соображений. Но и Вадим Константинович, чувствовавший свою частичную вину в распаде семьи своего подчинённого, не пришёл на вечер в ресторан не из демонстрации вежливости: просто он не мог сделать выбор между женой Алевтиной Георгиевной и любовницей Антониной. Конечно, с последней он уж никак не мог прийти и решил там вообще не быть, попросив одного офицера поздравить Боблакова и его молодую жену от его имени…

Когда до него дошёл слух, что у старшего прапорщика жена-красавица во много раз превосходит его прежнюю жену, Журыкин немало удивился. Хотя и нельзя было в это не поверить, ведь иные девушки норовили выходить замуж за военных не столько по любви, сколько по расчёту: хорошая зарплата, квартира. Тоня была как раз такой, но Боблаков её разочаровал. Потом полковник дотошно расспросил офицеров: как прошла свадьба старшего прапорщика? Когда услышал подробности, он пожалел, что не пошёл. Если бы тогда подумал, что его дочь туда-сюда выйдет замуж и он останется со стареющей женой, он бы, наверное, скорее решился на развод. С Антониной Вадим Константинович ощущал себя молодым, что весьма тешило его самолюбие. К тому же у них с Антониной был сын Петя, названный в угоду ему в честь его деда. Но что от этого, коли ребёнок был записан на Николая и бедолага платил алименты на двоих детей. Несправедливо как-то получалось, при всём том об алиментах Антонина рассказала любовнику как-то легко, хотя отлично знала, что бессовестно обманывала бывшего супруга, а всё потому, что он велел так сделать, поскольку пока не решался порвать брак с женой. Да и сама Антонина, как известно, тянула с разводом – опять-таки из-за нерешительности любовника боялась оказаться у разбитого корыта. Правда, почему-то в суде Боблаков даже не пытался доказывать, что ребёнок не его. Значит, признал своим, в корпусе так все и сочли…

Тем не менее и после развода Антонины Журыкин не спешил узаконивать с ней отношения, так как боялся из-за огласки начинать судебную процедуру, что могло повлиять на прозондированную любовницей ситуацию возможного повышения в чине. Однако этот аргумент ту нисколько не убеждал, и она согласилась ещё какое-то время потерпеть своё неопределённое положение. Вадим Константинович по привычке продолжал вести двойную жизнь и дальше, о чём уже догадывалась его жена Алевтина Георгиевна. Но она, в свой черёд, почему-то решила: пока не нужно раздувать семейный пожар. Хотя прекратившееся с его стороны выполнение супружеских обязанностей её невольно настораживало. Правда, первое время охлаждение мужа она относила на его усталость, а потом думала, что с возрастом, наверное, мужчины теряют прежний интерес к жёнам. И постепенно привыкала к новому повороту в их многолетней совместной жизни. Однако рано или поздно любая женщина начинает понимать, что в их с мужем отношениях замешана посторонняя женщина. И этот слух о внебрачном ребёнке, и продолжающиеся отношения с любовницей, предстали в другом качестве.

Однажды на носовом платке мужа Алевтина Георгиевна заметила пятна помады, и вдобавок от Вадима исходил определённый запах женских духов. Их аромат, который всё ещё не выветривался, говорил о высоком честолюбии её соперницы и подтверждал, кстати, слух о стремлении заполучить генеральские погоны.

Казалось, после неопровержимой улики должен был последовать её вопрос к мужу, найдёт ли он объяснение своему странному поведению, но всё равно она почему-то упорно молчала. И только когда дочь Наташа заметила, что от отца пахнет не по-мужски, Алевтина Георгиевна гордо вскинула голову:

– А чего ты к нему принюхиваешься? – бросила она почти язвительно.

– Я? – удивилась Наташа. – С чего ты это взяла? Да на его мундир словно флакон вылили.

– Может, это я нечаянно разлила?

– Тебе так хочется, чтобы на нём были твои духи, ароматы которых я хорошо различаю. Меня хоть сейчас посылай на фабрику «Московская заря», и я буду успешно отгадывать духи по запаху.

– Тебе больше нечего обсуждать, как только духи! – вспылила мать.

Наташа ушла, и на эту тему между ними больше разговора не возникало. Алевтина Георгиевна по-прежнему поразительно ровно вела себя с мужем. Вадима Константиновича, похоже, это вполне устраивало, и он высоко оценил дипломатию жены, которая позволяла ему порой приходить домой далеко за полночь, причём слегка подшофе. Но жена притворялась глубоко спящей, а он только прислонял голову к подушке – так сразу и засыпал…

На следующий день она не добивалась от него отчёта о позднем вчерашнем приходе домой, и он оставался ей премного благодарен и удостаивал её лёгкого дежурного поцелуя в щёку, но реже в шею, так как ему было неловко смотреть на увядающую кожу жены, и он быстро удалялся прочь…

Антонина всякий раз после его ухода чувствовала себя какой-то ущербной: «Когда же это кончится? – думала она грустно. – Почему я должна терпеть такое невыносимое положение? Родила ему сына, а он всё медлит и медлит! Или его смущает, что Петенька записан на Николая? Но мне недолго перерегистрировать его, если бы он безоговорочно согласился усыновить сына…».

Антонина вспомнила, как Вадим походя бросил:

– А у Николая, говорят, жена настоящая красавица!

– Что ты этим хочешь сказать, дескать, овчинка тоже стоит выделки? – огрызнулась она.– Может, ты, Вадимушка родной, стал ему завидовать? Неужели он мог найти лучше меня? Наверное, кому-то хочется причинить мне ужасную боль, чтобы я страшно страдала. Может, это он сам тебе ляпнул?

– Нет, мои подчиненные доложили…

И вот сейчас Антонина загорелась желанием увидеть Николая. Почему-то ему упорно не хочется взглянуть на своих детей. Она всегда ему твердила, что Петюня его кровинка, а то, что не похож, так он пошёл в неё, пусть не полностью, но её значительная частичка в нём присутствует…

* * *

Юлия только что покормила детей и отправила их спать. Николай пришёл на кухню и сел ужинать. Вошла жена и спросила:

– Почему ты молчишь?

– Просто вот сейчас сядем с тобой и поговорим, если ты так хочешь! Но, правда, о чём: о жене Михаила или о твоей подруге Женьке? – сказал он как-то нелюбезно и для неё достаточно оскорбительно.

Николай достал из холодильника бутылку коньяка. Он любил перед сном выпить рюмочку, чтобы как можно быстрее заснуть.

– Ах, тебя не отпускает Евгения? – с ехидством бросила Юлия. – Если Мишина Алка к нам не придёт, я к ней сама, конечно, не пойду. Ты этим доволен, Коля?

– Я хотел бы, чтобы ты с Женей не якшалась, эта подруга быстро собьёт с пути истинного, запомни! – нажал он на последнеё слово.

– Ах, вот ты чего боишься! Напрасно так думаешь. Я вполне самостоятельная, чтобы кому-то подражать. Если бы ты мне ни капли не нравился, я бы за тебя не вышла замуж. И не думай, что с двумя детьми позарилась на твою квартиру. Мне было очень хорошо и у Никитичны. Я до сих пор скучаю по ней.

– Хорошо, я рад за тебя! Выпьешь со мной? – предложил он.

– Нет, конечно, и тебе бы не советовала, ты так привыкнешь…

– Я бы так не сказал, просто для хорошего тонуса перед сном.

В это время в дверь позвонили.

– Не твоя ли подруга? – спросил Николай. – Пойди открой.

Юлия взглянула в глазок. За дверью стояла женщина с детьми. Она, не раздумывая, открыла.

– Здравствуйте! – бойко сказала женщина в дорогом пальто с песцовым воротником и такой же шапке-боярке. Юля даже не успела разглядеть детей.

– Здравствуйте, вам кого? – спросила хозяйка.

– Кто там? – раздался из кухни мужской голос.

– Я не ошиблась, Боблаков крикнул! – усмехалась женщина, придирчиво рассматривая молодую хозяйку.

– Мама, ну вот чего тебе от него надо? Живёт? Пусть живёт! – нервно отозвалась девушка. Юлия увидела у неё большой прямой нос, большие глаза, большие губы.

– Да, вам он нужен? Проходите, – вежливо пригласила Юлия, слегка отступая назад и освобождая проход.

– Если ты его жена, то я его первая – Тоня, Антонина! – высокомерно, недружелюбно произнесла та, переступая порог. Николая она не видела с самого дня развода. Впрочем, в эту квартиру ещё не ступала её нога. Антонина тотчас оценила красоту новой жены бывшего мужа и прониклась к ней глубокой неприязнью и завистью.

Николай не успел выйти, он держал в руке рюмку, озадаченный весьма знакомым женским голосом, и его лицо почему-то покраснело. Впрочем, он почувствовал сильное возмущение, что Антонина нарушила его покой. Она стояла в прихожей, держа на руках ребёнка – девчушка, ещё подросток, почему-то пряталась за неё.

– Хо, нарисовалась! Заходи, коли пригласила моя жена.

Юлия не знала, что теперь ей делать, она растерянно смотрела на Антонину, которая решительно пошла к своему бывшему мужу. Девушка стояла в прихожей в тёплой куртке с капюшоном. Она как бы говорила: «Ну я не виновата, что мать припёрлась, я же не хотела, отговаривала».

– Здравствуй, Коля, вот решила в гости к тебе зайти. Были на дне рождения у моей подруги, которую ты без меня как-то обнимал. Помнишь её? – она перевела значительный взгляд на Юлю: дескать, впитывай полезную информацию. – Катя, иди сюда, – позвала она дочь. – Ты не забыл своих детей?

– Что ты хочешь ещё? – сурово спросил Николай и быстро выпил коньяк, опять с внутренним возмущением воззрившись на бывшую жену.

– Ничего, просто узнала, что ты женился. Кате на сапоги нужны деньги, дашь?..

– Я плачу ей, и вот на него, хотя ты отлично знаешь – не должен!

– Как зовут твою красотку? Она такая неприветливая, даже не представилась мне. Невежливо поступила…

– Я бы послал тебя к такой-то матери, но при детях не сделаю этого! Слушай, Тоня, не дави мозоль. Вали-ка! Да, прямым ходом, знаешь куда? Вот и ступай к нему, он поможет, а я куплю сапоги, если на то пошло…

– Вот ты какой хороший отец! Только обещаниями кормишь! Ох, не завидую я твоей жене, ох, не завидую! А животик, похоже, у неё растёт, – оглядев Юлию, закончила она.

– Это не твоего ума дело! Катя, иди сюда! – резко позвал он дочь.

– Не хочу… – буркнула тихо девочка.

Николай молча встал, пошагал в прихожую. Антонина шла за ним следом.

– Ты скучаешь по мне? – спросил он.

– Нет! – почти выкрикнула дочь. Для своего тринадцатилетнего возраста она выглядела довольно рослой.

– Вот и хорошо, уже выросла, правильно, зачем скучать! Тебе деньги нужны? Он посмотрел на её вполне ещё приличные сапоги, хорошо сидевшие на полных ножках.

– Я у тебя ничего не прошу! – внятно отрезала девчушка, не глядя на него. Катя, держа прямо голову, пошла к входной двери. Николай не стал её задерживать.

– Вот таким он был у нас папой! – язвительно протянула Антонина, адресуя эти слова Юлии.

– Это ты была гулящей стервой! – крикнул резко Николай. – Не постеснялась прийти с нагулянным, прости Господи! Уходи прочь, не то вылетишь…

– Уйду-уйду, не петушись, забавляйся со свой красоткой! – через губу сказала она. – Осторожней, ребёнка разбудишь…

Антонина ушла посрамлённая. Николай со звоном захлопнул входную дверь и быстро, решительно, не глядя на жену, промаршировал, махая руками, на кухню. Он достал из холодильника початую бутылку коньяка, налил рюмку, выпил; ещё одну налил, выпил, поставил рюмку на стол и закурил сигарету. Николай не заметил, как вошла Юлия и молча присела на табуретку и сложила как-то обречённо руки на коленях.

– Только ничего мне не говори ни о ней, ни о дочери! – предупредил он резким тоном, не терпящим возражений, и продолжал: – Вот убедилась, какая она сволочная баба? Узнала, что женился, и примчалась! Журыкин прокатил её по всей программе, а теперь мне хочет испортить жизнь с тобой. Она, говорят, ездила в округ и пыталась повлиять на командование. Но об этом не буду распространяться…

– Коля, это простое женское любопытство. Правда, я бы никогда так не сделала, – заметила Юлия.

– Это ты, а это она – ещё та стерва!

– А детей тебе не жалко? – через минуту спросила жена.

– Но что теперь нам делать? Жизнь идёт своим чередом. Не разорваться же мне на части? Журыкин знает, что сын его, а я должен ей платить? Я тебе об этом не хотел говорить. Сына записала на меня…

– А что же ты так… Или не знал ещё?

– Да вот по-глупому вышло, сначала не придавал этому значения. Мы же спали… Не сразу узнал о её романе с командиром, а когда всё всплыло наружу, она ловко обтяпала дело и меня как лопуха обвела вокруг пальца, – он схватился руками за голову, поставил на стол локти. – Какая же несусветная дура, на генерала замахнулась. Проходимка!

Глава двенадцатая

И потекли обычные, полные забот семейные будни. Юлия отводила детей в детсад. Ноябрь проскочил довольно быстро. Снег довольно плотно улежался, стояла морозная погода. Однажды в кафе к Юле пришла Валентина.

– Привет, сестра! Чего не заходишь?

– Привет, Валя. Видишь, стою одна на раздаче. Женька заболела… я в две смены пашу.

– Я к тебе вот с чем… Славка приезжал, спрашивал твой адрес…

– Ну вот, ещё не легче! – упавшим голосом сказала Юля. – Что он хочет от меня? – с горечью и досадой спросила она.

– Я ему не сказала, так к Никитичне побежал, я – за ним. Старушка, слава Богу, ничего не знает… Что же вы так и не пришли к нам, я закуски наготовила.

– Коля сильно занят. Приходит злой. Ночью почти вся часть уходила за город, учения проводили. Как я боюсь, чтобы не послали его в Афганистан.

– А ты не бойся, и не пошлют!

– Ну, у меня будут спрашивать, сейчас же, разогнались! Уже пора идти в консультацию, а я не иду, – без перехода прибавила она.

– Ой, с этим не тяни. Смотри ты кастрюли тяжёлые не таскай. Светка была беременна, с Игорем поругалась опять. Он избил её. Семён ходил поговорить с зятем. Игорь убежал, а Светка назло ему сделала аборт…

– Вот так не драчун! А говорила, что он будет ходить перед ней на цыпочках!

– Мало ли что можно говорить. Он очень ревнивый. А у самого на работе пассия завелась. Мастер у штукатуров после института. Светка ходила к ней выяснять отношения.

– Ну и дура! Я бы ни за что не пошла. Цены себе не знает. А ко мне тоже приходила бывшая Колина жена, – Юля засмеялась, полная тщеславия.

– Зачем?

– Поругался он с ней. Она деньги требовала дочери на сапоги, а дочь отца ненавидит. Пришла с нагулянным сыном, которого держала на руках. Дочь Катя ждала, что отец отстегнёт денег. А поскольку этого не сделал, она хлопнула дверью. Ведь алименты платит немалые. Причём на чужого ребёнка.

– Вот как бабы умеют хомутать мужиков! – воскликнула Валентина. – Ну придёте вы к нам?

– Не знаю… если бы Семёна не было…

– Ты как в детстве: если бы не было Семёна, – добродушно передразнила сестра. – Да забудь ты про старое, он уже притих, понимает, в какое время живёт… Заработками левыми занят, маслом сливочным торгует блоками. Он там не один такой… Всё сейчас так живут. Я думаю, ты уже по-другому смотришь на жизнь?

– Надоело всё, зарплата маленькая, а запросы большие… Да, Славка изменился сильно? – спросила она.

– Говорил, что уже давно не пьет, посвежел, правда…

– Значит, стал бы уговаривать опять, но что касалось этого, я уже действительно переменилась. Ты же ему объяснила, что я замужем и жду ребёнка?

– Всё именно так и сказала. Он заплакал, детей хочет увидеть…

– Ах, какой подлец! Раньше не мог жить, как все нормальные люди. Вот, наверное, от тебя с горя пошёл и напился, – Юлия засмеялась.

– Ну, ты так не шути!

– А что, разве он ни с кем не живёт?

– Вот этого я не узнавала!

Юлия обещала, что сможет Светке достать джинсы и всё, что та захочет. Она нарочно прихвастнула, пусть Семён знает, что живёт она по-современному, то есть имеет большие деловые связи. Валентина ушла от неё сразу на работу.

Юлия действительно улавливала биение пульса современной жизни, но некоторые явления её коробили. В их доме один молодой мужчина, у которого в биографии была отсидка за кражу, развёлся с женой. Собирал в своей квартире падших мужчин и женщин. Словом, из некогда нормального жилья устроил настоящий притон. Туда ходил и тот парень, который однажды вероломно напал на неё. И у себя тоже устраивал сборища. Но о том случае она так и не рассказала мужу, побоялась; она также не поведала ему, как к ней на работу приходил Михаил. Собственно, ему была нужна Евгения, но та работала в дообеденную смену и давно сменилась. Он взял в буфете пива и сидел за столиком целый час и почти всё время смотрел на неё. Юлия не могла ему не улыбаться просто из вежливости, из-за того, что было хорошее настроение.

Михаил напоследок подошёл к ней.

– Я бы хотел поговорить об одном деле, ты не против, Юля?

– Сейчас? Я занята.

– Когда, в какое время будешь свободна?

– Часов в шесть мне надо пойти в детсад за детьми, по дороге и поговорим.

Михаил ушёл, помахав рукой; что-то было в нём крепкое, основательное. Юлия ловила себя на мысли, что он ей нравится даже больше, чем Николай. Она незаметно для себя вздохнула, продолжая отпускать блюда бесконечной веренице клиентов. Лицо раскраснелось, на лбу выступил горячий пот; она почувствовала, как в животе шевельнулся ребёнок, словно выражал своё недовольство её тайными помыслами. И от одной этой догадки Юле сделалось как-то не по себе, отчего даже хотелось заплакать. И всё равно она ловила себя на мысли, что уже не может замыкаться только на одном муже, ей нужны друзья исключительно для общения, она была в этом непоколебимо уверена.