Образы и мифы Цветаевой. Издание второе, исправленное

Следующий, неназванный второй воздух поэмы («Времячко осадное) – мучительное преодоление «оседлости», сопоставляемое со страданиями, пережитыми в дни революции в Москве. Страдания души на пути в высь даются через метафорический образ легочного мешка: «Отстрадано / В каменном мешке / Легкого!» Поэт, перемещаясь в незнакомом для себя Мире, становится аэропланом, лодкой, бегущей по волнам воздуха. Вариант в черновике: «Но сплошное радио / зачем прибор…» бесполезного сам Сам 57

Летчики и поэты – те, кто освоили «курс воздухоплаванья». Летчики на аэропланах, поэты в творческое небо себя поднимают сами!

«Мечта об Авионе» – записала Цветаева, возобновляя работу над поэмой 23 мая 1927 г., «под шум аэропланов» в Мёдонской тетради, подаренной мужем. На форзаце тетради – надпись черными чернилами: «От шестнадцатилетнего», сделанная С. Я. Эфроном 5 /18 мая 1927 года в Мёдоне, в день шестнадцатилетия первого свидания с Цветаевой. Рядом – нарисованный им портрет Льва. безусловно, соотносится с темой нового бытия и спутничества в «Поэме Воздуха». поэмы задуман стих: «Никаких земель не открыть вдвоем», впоследствии отброшенный. Цветаева пометит дату создания «Поэмы Воздуха»: «Мёдон, 15 мая—24 июня 1927 г. – в дни Линдберга». 21—22 мая 1927 года американский летчик Карл Линдберг совершил беспосадочный перелет через Атлантический океан из Америки во Францию. Надо сказать, Цветаева вернулась к поэме этого события, руководствуясь причинами. Ее дата под текстом «в дни Линдберга» – скорее вызов миру техники, чем восхищенное к нему внимание, хотя Линдберг, безусловно, вызывает ее интерес хотя бы потому, что так же одинок, как Поэт. Французские летчики Ненжессер и Колли, пытавшиеся совершить трансатлантический перелет Франции – Америка, с точки зрения Цветаевой, погибли из-за того, что были вдвоем: парность как обреченность на гибель: «причина гибели : парность. Линдберг: образ славы. Уединение (Линдберг) победило Одиночество (Океан). Океан надо брать наедине». В тетради момент «мы» с провожатым дается как «восторг ». По-видимому Цветаева тогда полагала, что радость шага в  с Рильке, гармония парности может быть только мгновенной. го 58 59 60 61 62 63 Дата встречи, воспринятая обоими как день нового рождения и совместного земного пути, Эпиграфом неделей раньше внутренними тех парности паре

Цветаева пишет «в дни Линдберга», в дни попыток человека преодолеть земное тяготение, и ее поэтическое видение посмертия полету технической мысли. Обращение к матери Линдберга – «Мать! Не даром чаяла: / Цел воздухобор!» – связано с особым у Цветаевой, видевшей детство колыбелью души, а мать – существом, похожим на Творца Вселенной. Материнство так же полно смысла, как поэтическое предназначение. Одно замечание о создании поэмы Цветаева сделала в 1940 году, когда поправляла свои тексты в собрании Тарасенкова о том, что поэма «написана в ответ на вопрос одной ясновидящей молодой больной (Веры Аренской, сестры Юрия Завадского): противопоставлено культом матери

– Марина, как я буду умирать?

Отсюда:

Эта поэма, как многие мои вещи, написана – чтобы узнать». Образ легкого, пораженного вечностью (пятый воздух), мог возникнуть из-за умершей от чахотки матери Цветаевой, М. А. Мейн, выдающейся пианистки. Мать оказала громадное влияние и на духовное становление Р. М. Рильке, который переписывался со своей матерью до конца жизни. Поэтов и летчиков Цветаева воспринимает похожими на Ахилла, которого мать Фетида, держа за пятку, окунала в воды Стикса: 64 65

Ахилл был обучен игре на кифаре и пению кентавром. Все летчики и поэты – «Ахиллесы воздуха» – юные, неуязвимые в своем полете, храбрые, сильные, приобщенные бессмертию. Мертвая петля, которую способен совершить летчик, – подтверждение его смелости. Воздушные упражнения летчиков – игры героев, Цветаева видит ненужными, потому что Душа – «сплошное легкое». И летчиков, и поэтов, как юного участника Троянской войны, ждет, возможно, короткая жизнь, но в смерти будет продолжен «курс воздухоплаванья»; Душа заново, «с азов», постигнет ценность бытия. излишнее

Слава, сопутствовавшая Гераклу, Ахиллу или Линдбергу, – воздух «низов». Душа устремляется все дальше от земных соблазнов. Ее уже не держат закон всемирного тяготения, уюты земного быта, солнечное освещение. Она отделяется от тела и, становясь невесомой, устремляется вперед по . ливкому Воздуху

Мать! Не даром чаяла:Цел воздухобор!Но – сплошное аэро —Сам – зачем прибор?Твердь, стелись под лодкоюЛегкою – утла!Но – сплошное легкое —Сам – зачем петляМертвая?– … дыра бездоннаяЛегкого, пораженногоВечностью.Курс воздухоплаванья —Смерть, и ничегоНового в ней. (РозысковДичь… Щепы?… Винты?…)Ахиллесы воздуха!Все! – хотя б и <…> – ты

Глава пятая. Третий воздух – пуст

Третий воздух в тетради назван «средним воздухом». В нем происходит «землеотпущение». Следующий эпизод поэмы открывается благодарным обращением к Творцу за возможность стать : «Слава тебе, допустившему бреши: / Больше не вешу». Любопытно увидеть, как Цветаева искала этот необходимый вариант. В тетради находим столбец слов, объединенных значением отсутствия земных действий-ощущений-способностей: 66 духом

! Хорошо бы глаголы, означающие отражение жизни (страдательность), а не действенность, например, NB

Больше не вешу, больше не числюсь», – записывает она там же. 67

Вообще, надо сказать, Цветаева не стремилась к какой-то жесткой схеме в обрисовке своей поэмы; у нее нет четких границ, где заканчивается одно «небо» и начинается следующее. «Воздухи» того света Цветаева называет только нечетными цифрами: первый, третий, пятый и этим ограничивается. Воздухи не этажи гигантского здания из кирпича, а свободная в своем потоке бушующая , поэтому движение по третьему воздуху уподоблено плаванию. Душа скользит, словно живая форель в руке, или гончая, заливисто лающая во время гона, летящая «сквозь овсы». И Бог Гермес, покровитель путников, проводник душ умерших в царство мертвых, изображавшийся в крылатых сандалиях, с крыльями на голове, видится Цветаевой «с плавничками». Упоминание женского коррелята Гермеса, Ириды, или Ирис, связано с тем, что далее воды воздуха отождествляются с . Это напоминает образ стихотворения «Белье на речке полощу…» (1918): «Душа и волосы – как шелк». В «Сугробах» (1922) поэтический голос дан через образ удушающего шелкового шнурка: воздухов Стихия ливкому шелком

Шелк – одна из любимых тканей Цветаевой, это ясно передано в стихотворениях «В огромном липовом саду…», «Безумье – и благоразумье…», «И всё вы идете в сестры…». Шелка – напоминание о жизни до революции, о любви и красоте, воплощение душевной жизни, нежности поэтического голоса: «Быть в аду нам, сестры пылкие…», «Цыганская свадьба», «Ночные шепота: шелка…». В портрете С. Парнок платье облегает тело «шелковым черным панцирем», а у цветаевской Маруси в поэме «Молодец» платье во время пляса – «парусами шелковыми / Середь пола – колоколом». Образ турецкого шелка встречаем в стихотворении «То-то в зеркальце – чуть брезжит…». Движение по  воздуху в «Поэме Воздуха» передается через воспоминание о ливне шемахинских и кашемирских тканей, скользящего шелка или атласа, популярных на . Стихия Воздуха для Цветаевой – «Индия духа» (Н. С. Гумилев). 68 ливкому Востоке

Гермес не только покровитель души в потустороннем мире, он еще и своеобразный патриарх поэтов, создатель первой семиструнной лиры, и путешествие на тот свет – «Танец / Ввысь! Таков от клиник / Путь» – строки о смерти Рильке навеяны сном о встрече на том свете, рассказанном в письме к Б. Пастернаку 9 февраля 1927 года. Душа в поэме изображается через отрицательные сравнения, продолжающие мотив Востока («Наяда? Пэри?»), и лирическая героиня видится бабой, окунающейся в реку после трудной физической работы на огороде.  – труженичество Души на пути к  райского сада. Последний несколько иронический образ напоминает мотив стихотворения «Так, заживо раздав…», а уход из жизни, , знакома по купанию в детстве в Оке. Возможно, поэтому «песчаный спуск» третьего воздуха воспринимается в тетради через отождествление с песчаным берегом Оки в Тарусе. 69 Огород ограде потеря тела через воду

больше не алчу………больше не стынубольше не помнюбольше не жаждудрогнузябнуне емлюкняжу <…>От румяных от щек —Шаг – до черных до дрог!Шелку ярый шнурок:Ремешок-говорок!(«Сугробы»)

Глава шестая. Воздух редок

Четвертый воздух прямо   автором четвертым. В тетради поэта – план, где выделены земное, водное и горное начала. Подмастерьем назван, вероятно, поэт, а  горы зрительно Цветаева представляла : не назван трехступенчатый небесные Альпами

От описания третьего воздуха поэт переход к описанию воздуха, где душа цедится, как сквозь невод цедится рыба. Гребень для песьих курч упоминается потому, что среда того света словно расческа поэтической лиры. Один из образов «редкости», разреженности четвертого воздуха – «бредопереездов / Редь, связать-неможность», невозможность соединить обрывки бредовых речей в момент болезни или сна. В тетради А. К. Тарасенкова с текстом поэмы Цветаева к строке «Как сквозь просып / Первый (нам-то засып!)» сделала помету: «Мы, поэты, просыпаясь – засыпаем!», повторив определение творчества состоянием сновидения. редкого семиструнная 71 72

Ощущения в четвертом воздухе мучительны и подобны укусу пчелы или шмеля. Вариант в черновике: «Ледяные жальца / укус без зуда…» – напоминает читателю эпизод поэмы «Молодец», где шмелем вьется Молодец, а Маруся расстается с жизнью. В окончательном тексте «Поэмы Воздуха»: «Как жальцем – / В боль – уже на убыль». Можно предположить, Цветаева вспоминала больного умирающего Г. Гейне и его последние стихи к : 73 Мушке

У Гейне мысль о том, что он останется «домовым» в сердце своей подруги и будет летать с ней  – у Цветаевой в поэме сначала образ «жальца» подобие жала (змеи? шмеля? мушки?), а затем обыгрыванье фразеологизма «сквозь пальцы» в метафоре: «Редью, как сквозь пальцы / Сердца». Болевое ощущение в этом воздухе связано с отбором душ, похожем на отсеиванье неподходящих слов. Душа пропускается через цедкое . Отсюда – воспоминание о гениях – Гейне, Гёте и Рильке. В тетради – первоначальный вариант, построенный на игре слов:  – нер. Полет в новый пласт неба похож на отбор поэтом необходимых слов во время работы над стихом: «Цедок, цедче глаза / / слуха / Райнерова». В окончательном тексте: повсюду творческое сито Рай Рай Райнерова Вольфгангова>, 75

Цедкость воздуха сравнивается со Страшным Судом. Горный пейзаж – торжество Высоты, свободы дыхания, красоты, особых : звуковых эффектов

Так через полное отрицание рождающей почвы, через образ звучащего пространства Цветаева сразу переходит к описанию воздуха. пятого гудкого

«ПОДМАСТЕРЬЕ !  <сущий> NB Последователь1) Гуща (<земля>) 2) вода 3) горыIII ГОРЫ (Альпы)» 70Тебя мой дух заворожил,И, чем горел я, чем я жил,Тем жить и тем гореть должна ты,Его дыханием объята.…………….В могилу лег я – плотью тлеть,Но дух мой будет жить и впредь;Он бдит, как нечисть домовая,В твоем сердечке, дорогая.…………….Везде, куда ты полетишь,Ты дух мой в сердце повлачишь,И жить должна ты, чем я жил,Тебя мой дух заворожил, – 74Цедок, цедче сита 76Творческого (влажен —Ил, бессмертье – сухо).Цедок, цедче глазаГётевского, слухаРильковского… ( ШепчетБог, своей – страшасяМощи…)По расщелинамСим – ни вол, ни плуг.– Землеотлучение.Пятый воздух – звук.

Глава седьмая. Пятый воздух – звук

В рабочих записях к поэме читаем: «Даны: гуща / редь. Теперь: гудкость. Затем (или вместе нарастание: пустоты <)>, наводнения музыкой (паузу как Музыку (пульс))». Таким образом, в пятом воздухе душа слышит гудение, а в шестом – музыку. «Гудкость» воздуха изображается через незвуковые метафоры: гудкость того света гудче «года нового» – вспоминание страшного известия о кончине Рильке, полученного в канун нового года, названного в следующем стихе «горем новым». Далее гудкость воздуха сопоставлена со звучанием народной песни. Гудение нового воздуха гудче соловьиного пения, голоса Иоанна Богослова, певчего поэтического слова: ливкость <нрзбр.> 77

Гудкость воздуха отождествляется со строительством дома. Стройка –  – строительство новой жизни на том свете подобно возведению Фив близнецами Зетом и Амфионом. В комментарии в черновике следующие строки о финале поэмы, делающие акцент на сходстве Духа с Гермесом, чьей главной «тяжестью» является голова: «! Куда тягу ввысь (тяготение тверди) М. б. конец? Пропад ввысь. Притянутость за вес Гермеса голову. Полет ввысь. (<Гостиничный> винт, Обгоняют его верхушку. <…> одна голова с крыльями, <как> у ангелов, Что не плечи, а лоб крылат». Образ винта как аналога движения по воздуху Цветаева использовала и в поэме «Лестница». Мотив винта в комментарии к «Поэме Воздуха» сближается бегом вещей по мраморным лестницам во сне о Наполеоне. глыба в деле NB высь гостиничного 78

Гермес изготовил семиструнную лиру из панциря черепахи и пел под собственный аккомпанемент. Цветаева уподобляет мироздание поэтическому горлу; у небосвода тоже есть свое , и небосвод (Бог) поет. Зрительно небо нёба превращается в свод черепахи – остов лиры. Согласно мифу, Фивы строились под музыку: Зет носил и складывал камни, а Амфион строил из них город игрой на лире, подаренной ему Гермесом. В тетради – двустишие, говорящее об устройстве небесного «града»: «Как слагались Фивы / Так слагалось небо!». Небесные Фивы в поэме названы нерукотворными: нёбо 79

Семеро против Фив – одно из важнейших событий, предшествовавших Троянской войне, отсюда переход к цифре семь в поэме. В мифе о Фивах неоднократно упоминается цифра семь: семеро полководцев, семь отрядов, семь фиванских ворот. Вероятно, Цветаевой было известно, что главным источником для афинских драматургов, рассказавших о семерых против Фив, была эпическая поэма «Фиваида», датированная  Образ становится в поэме символом Лирики и мироустройства. Мир держится на священной цифре «семь», которая, как «число творенья», число струн лиры, дней недели, лежит в основе всего на небе и на земле: 80 81 7 в. до н. э. семиструнной лиры

В рабочих материалах к поэме Цветаева сопоставляет строение лиры и Библии:

Душа на том свете летит «чистым слухом», поэтому поэт отказывается от упоминания Библии: «Книга» – буквы, зрительное. Полет в новый воздух похож на блаженное состояние перед засыпанием («Преднота сна»). Движение по воздухам смерти – «Разве что потеря / Тела через Лету». В черновике Цветаева пишет о реке забвения. Впоследствии она отдаст предпочтение варианту, где главный акцент сделан на  восприятии мироздания: смерть – «старая потеря / Тела через ухо», знакомая с детства по двум звуковым искусствам: Поэзии и Музыке. 84 другому слуховом

Думая об архитектонике поэмы, поэт записывает в тетради: «Даны: гущина, …, редкость, гудкость… Необходимо после звука: ПАУЗУ, ПРОМЕЖУТОК, <огромные> пространства паузы, пульсацию, полустанок <пропуск в рукописи> 1) пропуск пауз, перерыв, перебой, целые пласты , опять воздух который? Шесть или семь? <…>». Запись показывает, что для нее священное число «семь», лежащее в основе мира, не обязательно должно было быть числом небес. К этому стоит добавить еще один, приведенному тетрадный фрагмент, связанный с размышлением на ту же тему, перекликающийся с «Шестым чувством» Гумилева: «Все искусства искушение много из <пяти> чувств. Кроме стихов, ! ! Додумать». Количество чувств и небес, поэтическое творчество и вознесение в Посмертье Цветаева намеревалась соотнести и раздумывала над этим. Еще один образ, знакомый по стихам «После России», образ поезда («пересадками / С местного в межпространственный») использует Цветаева в поэме, чтобы передать переход из земного движения в космическое, движение с остановками она уподобляет движению паровоза. Не все, объясняет она, переходят на тот свет, имея в виду трудность этого перехода или невозможность оказаться в более высоком слое воздуха. другого предшествующий шестого NB так 85 86

в тетради выписано слово «твердь». В начале поэмы – речь о : «Как Колумб здороваюсь / С новою землей – / Воздухом». По замыслу автора, Дух в стихии воздуха открывает для себя , новую ТВЕРДЬ. В финале поэмы движение от Новой земли, дано : вслед за одной ТВЕРДЬЮ обретается следующая. Пятый воздух заканчивается указанием на  : «Землеотсечение. / Кончен воздух. Твердь». Отдельно Колумбе Новую землю Нового Света бесконечным последнюю Землю

Соловьиных глотокГром – отсюда родом!Рыдью, медью, гудью,Вьюго-Богослова —Гудью – точно грудьюПевчей – небосводаНёбом, или лономЛиро-черепахи?∞∞∞∞По загибам,Погрознее горных,Звука – как по глыбамФив нерукотворных!Семь – пласты и зыби!Семь – heilige Sieben! 82Семь в основе лиры,Семь в основе мира.Раз основа лиры —Семь, основа мира —Лирика.Семь в основе Книги……………….Раз основа мираСемь – /  – лира вторая немая Библия……….Что Библия в словеТо лира в звуке 83

Глава восьмая. Храм нагонит шпиль

В концовке поэмы Цветаева намеревалась напомнить читателю о земле, видимо, чтобы соотнести два мира поэмы: М. б. Дать последний взрыв земли, запах, цвет, очень скупо и кратко. Или все то лишь звуками?» Напоминанием о последней земле стала мифологема музыки: не вспоминала ли Цветаева предсмертные слова своей матери: «Мне жаль только музыки и солнца»? (V, 31). В поэме речь о  связи с тем светом. Дух летит в -, Поэту не нужен компас, потому что он мчит на звуки музыки, звучащей надрывисто, на пределе. В тетради записывается черновая метафора: «Музыка надсадная / Чувств». В окончательном тексте поэмы это музыка нового воздуха: «NB! потомственной Бога отца надсадной 87 88

«…Мысль вырывается из „газового мешка“ духа», – комментирует М. Л. Гаспаров этот эпизод поэмы. Гаспаров, справедливо отметив противоположность Бога цветаевского, динамичного, Богу христианской традиции, не совсем удачно, на наш взгляд, нарисовал цветаевскую картину мира через образ подковообразного магнита с Богом на одном конце и Страстью на другом. По мнению Е. Б. Коркиной, «…воздушные мытарства кончаются смертью души, дальнейший путь, за границами „Поэмы Воздуха“, – удел духа». Нам представляется, путь Поэта на тот свет, нарисованный в поэме, графически сопоставим с тремя связанными спиралью лестничного винта кругами, где внешний – тело, средний – Душа, внутренний – Дух. видит духовное преображение личности в поэме через , стоящего на Земле и устремленного от нее, воплощении красоты, единства и гармонии трех составляющих, души, тела и духа, соответствующих христианской Троице. 89 Сама Цветаева картину готического собора

– сходство с Богом-отцом, возможно, с богом древних греков, с мифическим Гермесом, которого поэт воспринимает своим родственником: Потомственность

Цветаева носила подаренный отцом перстень с головой Меркурия, проводника в мир мертвых, покровителя искусств, знатока тайн магии и астрологии, который отождествлялся с Гермесом. Миф смолоду декорировал жизнь Цветаевой; перстень с Меркурием был частью внутреннего мифа, символом Поэзии (см. «Храни меня, мой талисман…» Пушкина) и, вероятно, помимо чисто эстетической роли, выполнял роль оберега. 91

Приведем строки черновика поэмы, показывающие цветаевскую игру на знаках в работе над стихом о Гермесе:

В первом случае – обращение к Гермесу, отождествление себя с ним, во втором Гермес говорит о сходстве с крылатой головой Поэта, в третьем – реплика Головы. В окончательном тексте автор отказывается от прямой речи. Язык Цветаевой в поэме настолько лаконичен, что превращается в шифр. Дорога на тот свет – дорога Гермеса и ему подобных, «голов бестормозных – / Трахт». На образ крылатой головы, по-видимому, повлияла иконопись, оплечные образы Спаса. Могли отозваться в «Поэме Воздуха» образы голов Иоанна Крестителя, Олоферна, Головы поэмы «Руслан и Людмила» и говорящей Головы Нептуна в пьесе Ростана «Орленок». В рабочих вариантах уточнялся отказ от мышц и чувств, то есть от физического мира: «Полная откромсанность / Мышц, читайте чувств». Смерть – «разлука с чувствами». В окончательном тексте – свобода мысли и Духа от физического мира: «Полная оторванность / Темени от плеч – / Сброшенных!» сам 93 94

В  поэмы тихая дверь в небытие рисовалась через отождествление с  . В  появляется . На этих двух остриях держится небо «Поэмы Воздуха». С видением готического собора связано детское увлечение Цветаевой католичеством в пору ее жизни за границей в пансионе. Вспомним образ готического собора в пьесе «Фортуна»: «Мы рухнем, как двойная башня!» В «Поэме Воздуха» шпиль «роняет храм дням», а сам устремляется в высоту: начале Оптиной пустынью концовке шпиль готического собора падающего 95

Варианты строк о шпиле: «Так, / всосанный / Шпиль теряет связь / С храмом», «Шпиль / груз / Храма», «Так, бессмертьем всосанный / Шпиль бросает храм / Дням». Во всех приведенных вариантах храм (искусство) оказывается частью земного измерения. Подобен шпилю дух-поэт, сбросивший на землю в творчестве «дичь и глушь чувств», а после смерти ставший энергией духа. Как в слове «» спрятан «», так Поэта становится частью воза. бессмертьем бросает пространством слагает 96 крылатой мыслью, воздух дух Дух дух

В жилах Цветаевой текла немецкая кровь; немецкий – один из языков, которыми питался ее русский словарь; немцем воспринимала она Рильке, называла Германию своей родиной, колыбелью души («О Германии») и писала: «Душа есть долг. Долг души – полет» (IV, 545). Душа летит, «Die Seele fliegt» – это звучало для нее именно по-немецки (Там же). В рабочей тетради поэмы вместо русских букв, как и в «Новогоднем» обращении к Рильке, появляются немецкие. Следом за стихом: «Храм нагонит шпиль» – в рабочей тетради: «Stirn? Warum bist Du still?» («Лоб? Почему ты тих?» – нем.). Немецкое «still» (тихий, безмолвный, тайный) созвучно немецкому же Stirn (лоб) и русскому «шпиль». Возникает игра слов: шпиль по-немецки острый, остроконечный. Второе значение слова  – колкий, язвительный. Spitze – острие, кончик, вершина; голова, колкость, , кружево. Буквально Шпиль Spiel – игра (нем.). Движение ввысь шпиля сходствует с игрой поэтической мысли, с остротой языка, мысли, с кружевом поэтического слова. Возможно, она вспоминала Мандельштама: 97 98 spitz — spitz жало

Вместо вечного штиля, Вечного покоя на том свете «морскую» Цветаеву ждет вертикальное «в полное владычество / Лба», вот почему, возможно, она отказывается от немецкой строки черновика. Еще в одном, не вошедшем в поэму варианте, бесконечность мироздания уподоблена нью-йоркским небоскребам: вечное движение

«! Дать вертикальную линию окна, <этажи>, ступеньки, указать, по возможности, вертикаль и множество что-нибудь , , по возможности », – пишет она в тетради, работая над финальными строками поэмы. Нью-Йорк в записи 1918—1919 годов одного сна Цветаевой был символом высоты, с которой летела душа не вверх, а вниз (IV, 485). Но к Америке Цветаева относилась без любопытства, ее ироническое отношение к Америке выразилось в «Стихах к сыну» (1932), в «Хвале времени» (1923). В отличие от России, , граничащей с тем светом (см. «Поэт и время»), или Германии, (см. «О Германии») Америка была страной машин. Новшества Америк ассоциировались с Временем, с тем, от чего Цветаева отстранялась. Она ищет в тетради вариант множественности, которая обозначит космический закон движения небесных светил и духов: «казармы числ! / бойницы числ!», а в окончательном тексте останавливается на следующей метафоре: «и вычислив / Всё когорты числ!». В окончательном тексте, подобно космической ракете, шпиль как бы отделяется от храма, чтобы своим острием догнать «смысл собственный», вернуться к Творцу, Архитектору Вселенной, в мир Мысли, в мир Замысла: NB простое житейское сухое страны Души страны Духа, Гёте и Баха , 100 101

Движение Духа-поэта к Творцу-отцу также задано некими когортами числ, подчинено неизвестным человечеству законам. Это движение дано бесконечным, подобным полету скифской (?) стрелы, пущенной из лука, летящей по заданной траектории.

Музыка надсадная!Вздох – всегда вотще!Кончено! ОтстраданоВ газовом мешкеВоздуха. Без компасаВвысь! Дитя – в отца!Час, когда потомственностьСка – зы – ва – ет – ся.Полная оторванностьТемени от плеч —Сброшенных!Беспочвенных —Грунт! Гермес – свои!Полное и точноеЧувство головыС крыльями… 90Гермес! Свои!Гермес: свои!«Гермес, свои!» 92Так, пространством всосанный,Шпиль роняет храм —Дням.Кружевом, камень, будь,И паутиной стань.Неба пустую грудьТонкой иглою рань.(О. Мандельштам)В час, когда готическийХрам нагонит шпильСобственный, и вычисливВсё, Нью-Йорки числ:В час, когда готическийШпиль нагонит смыслСобственный… 99Не в день, а исподвольБог сквозь дичь и глушьЧувств. Из лука выстрелом —Ввысь! Не в царство душ —В полное владычествоЛба. Предел? – Осиль:В час, когда готическийХрам нагонит шпильСобственный – и вычисливВсё – когорты числ! —В час, когда готическийШпиль нагонит смыслСобственный…