Внутреннее обозрение

Знакомство с этою поразительно-низкою платою, приходящею её на долю громадного числа женщин в Петербурге «побудило некоторых членов «общества для пособия бедным женщинам» подумать об устройстве такого заведения, которое могло бы увеличить размер заработков. Эти члены предположили основать магазин, который, не требуя больших издержек, давал бы возможность оплачивать женский труд сообразно действительной его стоимости. К устройству магазина было приступлено в октябре прошлого года, а открытие его последовало 1-го января.

Учредители с большою осторожностью приступили к делу. Для того, чтобы иметь перед собою хоть какие-нибудь образцы подобного рода учреждений, они отправили одного из своих членов в Москву для ознакомления с существующими уже там подобными магазинами. Но Москва не помогла им в этом отношении; оказалось, что тамошния условия женского труда совсем иные и нисколько не соответствуют условиям петербургским. Учредителям предстояло выдумать подходящую к делу организацию магазина – и они принялись за работу. Вот в какую наружную форму сложилось это предприятие:

Ведение всех дел в магазине возложено на одно лицо, с которым комитет «общества бедных женщин» заключил формальное условие. Лицо это имеет непосредственное отношение к публике и мастерицам, и заведует делами магазина, как главный прикащик общества. В непосредственном распоряжении этого лица находятся две закройщицы, одна для белья, другая для платьев и одна мастерица, постоянно работающая в магазине на машине. Как закройщицы, так и мастерица, живут не в магазине, а приходят туда ежедневно на определенное время и получают за это жалованье. Для наблюдения за действиями заведующей магазином и вообще за ходом дел в магазине, назначается особая коммисия, состоящая из пяти лиц, выбираемых комитетом общества из членов общества. Кроме того, от времени до времени комитет назначает особые коммисии для ревизии отчетов, представляемых ему ежемесячно коммисией вместе с заведующей магазином.

Круг действий магазина состоит из следующих четырех операций: исполнения заказов всякого белья, женских и детских платьев и проч.; изготовления образцов на продажу; продажи вещей, приносимых в магазин на коммисию, и рекомендации мастериц. Операции эти производятся так: принятые заказы кроятся в магазине под наблюдением заведующей, и затем сдаются в работу приходящим мастерицам, при чем в книге магазина отмечается, кому какая сдана работа и на какой срок; тоже отмечается в рабочих книжках мастериц. Когда работа принесена в магазин в срок и исполнена удовлетворительно, тогда мастерице выдается тотчас же рабочая плата, количество которой отмечаете! как в книге магазина, так и в рабочей книжке; из рабочей платы, выдаваемой мастерицам, удерживается 10 % на содержание магазина; если же работа исполнена неудовлетворительно, то из рабочей платы удерживается от 2 до 20 % за перешивку; а за неисполнение работы в срок, с мастериц берется штраф от 2 до 10 %. Эти последние деньги идут на образование особого капитала, предназначаемого для выдачи ссуд постоянным мастерицам магазина. Залогов от мастериц, получающих работу в магазине, никаких не берется, и даже не оставляются паспорта мастериц, как это делают другие магазины; но не смотря на это, втечении полугодия, бил только один случай, что мастерица взяла работу и не возвратила ее более в магазин; но и этот единственный случай едва ли можно считать за умышленный, потому что работа была самая ничтожная.

Таким же порядком исполняются и заготовляемые самим магазином лещи на образцы. Третья операция, продажа коммисионных вещей, производится так: вещь держится в магазине не более четырех месяцев, после которых, если она не, продана, возвращается владельцу; в случае продажи, магазин оставляет себе 10 % за коммисию. Четвертая операция – рекомендация мастериц – еще мало организована.

Комерческий расчет магазина основан на следующих данных: так как ему нужно заботиться не о барышах, а о покрытии текущих расходов, то он довольствуется следующими статьями дохода: процент с материала, с рабочей платы и с продажи готовых вещей; первая статья дохода основана на том, что магазин, закупая материал всегда в одном и том же месте, имеет небольшую уступку, которую и ставит в счет заказчикам, называя ее процентом с материала.

Такова организация магазина женских изделий. По словам отчета, он в настоящее время стал так прочно, и работы его приобрели такую известность, что он уже может конкурировать с самыми лучшими петербургскими магазинами.

Посмотрим теперь, каковы были обороты магазина и каковы результаты его деятельности по увеличению заработной платы. Заказов магазин имел 581; образцов изготовлено 245; готовых вещей на продажу принято 357. Заказы распределялись по месяцам следующим образом: в январе было 63; в феврале 51; в марте 93; в апреле 85; в мае 161; в июне 128. Отсутствие постепенности в этих цифрах отчет объясняет тем, что наибольшее число заказов во всех магазинах бывает обыкновенно перед большими праздниками, в особенности перед Рождеством, Пасхой и Троицыным днем; но во всяком случае из этих цифр видно, что деятельность магазина постоянно расширялась. В первые месяцы доходы, получаемые магазином, не могли, конечно, покрыть расходов по его содержанию; но в мае уже он получил дохода 109 рублей – цифра, превышающая ежемесячный расход; а в июне эта цифра еще более увеличилась, дойдя до 156 рублей.

Теперь интересно познакомиться с размером той платы, какую получали мастерицы; но для этого сперва необходимо объяснить, по какому рассчсту назначал магазин размер этой платы. Из заказной цены, приходящейся за работу, вычитается небольшая часть за кройку и за приклад, а остальная сумма выдается мастерице, за вычетом 10 % на содержание магазина. Впрочем с расширением действий магазина, когда процента с одного материала будет достаточно для покрытия текущих расходов, процент с рабочей платы предполагается значительно уменьшить или даже вовсе не брать его. Впрочем, и при взимании этого процента, размер рабочей платы, выдаваемой магазином мастерицам, во много раз превосходит обыкновенную плату. Так например, выше мы говорили, что самые лучшие магазины платят мастерице по 37 к. за рубашку; мастерице же, получающей заказ из «магазина женских изделий,» приходится за ту же самую работу 1 р. 5 к. Разница громадная! Получая работу в обыкновенных магазинах, мастерица едва-ли заработает 9 р. в месяц, а здесь ежемесячный заработок достигал следующих размеров: в январе высший заработок был 12 р., затем 10, 8 и 6 р. В феврале 14 р. 38 к., 9 и 7. В марте 14 р. 91 к., 9 и 7. В апреле 22 р., в мае 27 р. 82 к., в июне 32 р. 63 к. Правда, этот высший размер платы приходился только одной мастерице, по во всяком случае в этом последнем месяце рабочая плата была довольно значительна и для других мастериц; так, две из них получили больше 25 р., одна больше 20 р., две больше 15 р., две больше 10 р. и двадцать больше 5 р. Если мы припомним, что высшую заработанную плату в магазинах, 9 рублей, может получить только самая искусная мастерица, и притом работающая с раннего утра до поздней ночи, то увидим, что цифры «магазина женских изделий» во всяком случае очень красноречивы. Но распорядители магазина, тем не менее, обратили внимание на такое неравномерное распределение рабочей платы, и оказалось следующее: высшую рабочую плату (32 р. 63 к.) получила мастерица, шьющая платья и все другие верхния вещи женского туалета. Эта мастерица знает свое дело вполне; она вместе с тем и отличная закройщица. Заработки от 15 до 25 р. в месяц приходятся на долю мастериц, умеющих шить на машине. Мастерицы же, знающие только ручную работу, зарабатывают от 10 до 15 р., не более. Причину таких незначительных заработков этим последним классом мастериц отчет находит в следующих обстоятельствах: 1) ручная работа слишком кропотлива и требует большего навыка и, не смотря на это, оплачивается довольно дешево; 2) все мастерицы, работающие белье, слишком специализируют свой труд. Так, иная работает только одно мужское белье, другие – только одно женское; а есть и дикия мастерицы, которые постоянно делают одни только складочки на груди к рубашкам. Конечно, в своей специальности каждая мастерица достигает возможной степени совершенства; но вместе с тем, это обстоятельство лишает таких мастериц возможности иметь постоянную работу, и магазин приобретает в них хороших исполнительниц работы только в техническом отношении, а не разумных мастериц, которым можно бы было поручить всякую работу в сфере известного ремесла.

Наконец, из вышеприведенных цифр заработков видно, что большинство мастериц заработывает только от 5 до 10 рублей. Такие мастерицы, по словам отчета, даже не специализируют своего труда; они работают все, но не так хорошо, чтобы им можно было поручать тонкия работы, и потому ограничиваются шитьем простого белья. Для таких мастериц заработок выше 10 р. в месяц быть неможет. Вообще практика «магазина женских изделий» показала, что хотя требований на работу и слишком много, но умеющих хорошо работать, из 1000 мастериц, можно выбрать только 60, а из этого числа знающих свое ремесло вполне не наберется и 10 мастериц. Следовательно, причина незначительных заработков женщины, поставленной в необходимость добывать себе средства шитьем, лежит, но мнению составителей отчета, главным образом в неполном знании мастерицами своего ремесла. Имея в виду этот важный недостаток в лицах, ищущих работы, распорядители магазина имеют в виду основать ври нем нечто в роде шк «лы, в которой мастерицы могли бы не только вполне усвоить себе знания, необходимые для хорошей работницы, но и ознакомиться с пользою устройства и с ведением дел такого учреждения, как магазин женских изделий; школу предполагается устроить только для приходящих и притом совершеннолетних, которые уже умеют хорошо шить. К устройству такой школы распорядители магазина уже принимают необходимые меры.

Читатель, ознакомившийся с приведенными нами выше цифрами о положении мастерицы, получающей работу в модных магазинов, и теми результатами, которые достигнуты «магазином женских изделий» в короткое время его существования, согласится, конечно, с нами в том, что нужно быть слишком счастливым и постоянно сытым человеком, ни разу не испытавшим нужды, или слишком упорным скептиком, чтоб приписывать устройство таких заведений, как «магазин женских изделии», пустой моде или считать «женский вопрос» случайной выдумкой какого ни будь праздного филантропа. Между тем некоторые господа до сих пор утверждают, – и даже печатию – что поддерживать «женский вопрос» есть безнравственность, так как в России требуют в настоящее время немедленного разрешения гораздо более важные вопросы, каковы например восточный, западный, тарифный и т. п., от которых будто бы эти «специалисты по женской части» (?) стараются отвлечь внимание общества такими вздорными и ничтожными вопросами, каков женский. Конечно, понятие «великий» и «ничтожный» суть понятия относительные, и очень многие могут считать, с своей точки совершенно справедливо, что вопрос о прибалтийских немцах заслуживает гораздо более внимания, чем вопрос об увеличении месячных заработков мастериц, незнающих, как поддержать в течении месяца свое существование. По в таком случае, почему же не существовать и мнению противоположному? На каком основании запрещать некоторым людям думать, что господа, несочувствующие увеличению заработной платы девушек, руководствуются чисто-эгоистическими побуждения, и, и единственно в силу этих побуждений, стараются отвлечь внимание общества от его насущных нужд вопросами восточными, западными, северными и южными и т. п. Пусть с теоретической стороны оба мнения будут справедливы; но во всяком случае справедливейшим будет то, на стороне которого факты.

Учредители «магазина женских изделии» совершенно верно поставили вопрос, начавши его практическую разработку изысканием способов к увеличению рабочей платы для женщин по тем занятиям, которые уже доступны женщинам. Это, конечно нисколько не мешает ни им, ни тем, которые захотели бы, продолжать их дело, подумать впоследствии и о расширении той сферы труда, в которой вращается теперь женщина. Словом, исходя первоначально из ближайшей своей цели – помочь трудящейся женщине, увеличением её месячного заработка – они могут впоследствии увеличить размеры своей деятельности и взять под свое покровительство вообще бедный трудящийся класс, не ограничивая его одним каким-нибудь полом. Мы именно так и смотрим на «женский вопрос.» Мы вовсе не считаем его отдельным, самостоятельным вопросом, ничем несвязанным с другими нашими общественными вопросами. Было бы, конечно, весьма странно хлопотать об увеличении женской рабочей платы и оставлять в стороне мужскую, которая очень часто стоит так же низко, как и женская. Дело началось именно с женщин только оттого, что положение женщины резче бросается в глаза, да и действительно сопровождается более печальными на вид явлениями, чем положение мужчины, при том же, оно во всяком случае безвыходнее. Но мы всегда были того мнения, что «женский вопрос, «разрешаемый практически, должен быть только началом другого, гораздо более общего вопроса – о предоставлении вознаградительного труда всем, кто в нем нуждается. «Магазин лионских изделий «стоит именно на такой дороге, представляя собою один из способов поставить производителя лицом к лицу с потребителелем и устранить из их отношений легионы тунеядных посредников.

* * *

В судебной практике последнего месяца обращают на себя внимание несколько дел, выходящих по своим особенностям из ряда обыкновенных. 3 ноября в московском окружном суде разбиралось дело о дворянине Дитрихе, обвинявшемся в сбыте заведомо-фальшивой ассигнации. В самом начале производства этого дела произошло незначительное столкновение между товарищем председателя Арсеньевым и защитником подсудимого, князем Урусовым, которое повело потом к дальнейшему столкновению, названному во всех почти наших газетах «прискорбным.» Товарищ председателя, предлагая подсудимому обычные вопросы о летах, звании, занятии и проч., спросил также подсудимого, не находился ли он прежде под судом. Дитрих отвечал отрицательно. Тогда председатель напомнил ему, что он, кажется, был замешав в политические дела; на это подсудимый, с некоторым усилием, отвечал; «я нахожусь под надзором полиции за участие в пении гимна в Гродне.» Защитник, князь Урусов, нашел, что подобные вопросы председателя нарушают порядок, указанный в 638 ст. устава, где говорится, что председатель суда предлагает подсудимому вопросы «о его имена, отчестве и фамилии или прозвище, звании, летах, вероисповедании, жительстве и занятиях, а также о том, получил ли он копию с обвинительного акта или жалобы частного обвинителя «и потому, пользуясь предоставленным защитнику нравом, просил записать это нарушение в протокол. «Да, ответил на это председатель, обращаясь к секретарю, но запишите также и мое объяснение, что председатель руководствовался статьею 684.» В этой статье сказано, что председатель, члены суда и присяжные заседатели «могут предлагать подсудимому вопросы по всем обстоятельствам дела, представляющимся им недостаточно разъясненными.» Затем производство дела происходило некоторое время обыкновенным порядком. По прочтении списка свидетелей, из которых на лицо оказался один только мальчик, на средину зала вышла нарядная дама – та самая, в магазин которой дана была фальшивая серия. Она явилась в качестве гражданской истицы. Хотя прокурорская власть заявила, что она не имеет ничего против допущения этой дамы в качестве гражданской истицы, однако защитник выразил свое несогласие. В 7 ст. уст. уголовн. судопр. ясно, но его мнению, сказано, что гражданский истец, незаявивший иска о вознаграждении до открытия заседания по уголовному делу, теряет право начинать иск порядком гражданским, но может предъявить его в гражданском суде после окончательного решения уголовного дела. «Заседание уже открыто, сказал князь Урусов, следовательно г-жа Керф гражданской истицей допущена быть не может.» На это товарищ прокурора заметил, что «так как еще не было исполнено ни одного действия судебного следствия,» то он считает возражение защитника неосновательным. Защитник, с своей стороны, сослался на 636 ст., но которой судебное заседание должно считаться открытым после объявления о том председателя. Г. Арсеньев, обращаясь к присяжным заседателям (?), заявил им, что г-жа Керф, за несколько времени до заседания, словесно объявила ему в его кабинете и просила допустить ее в качестве гражданской истицы, что и было ей разрешено. «Г. защитник, сказал председатель, обращаясь к князю Урусову, ваше последнее слово! ««Заявление г-жи Керф не могло мне быть известным, отвечал защитник; и я остаюсь при своем мнении, ссылаясь на смысл 7 статьи.» Во время совещания суда по этому вопросу защитник встает и просит о разрешении представить суду некоторые соображения по настоящему вопросу. «Вы можете это сделать после резолюции, отвечал председатель. Я вам предоставил последнее слово, вы ничего не сказали, а теперь, через полчаса, придумали новые соображения. Этак конца не будет заседанию.» Защитник сказал, что после резолюции будет бесполезно его заявление, «и я не вижу, продолжал он, чтобы в уставах упоминалось о получасовом сроке. Я прошу разрешения заявить, что объяснение гражданского истца, как стороны в деле, должно бы. мне кажется, быть заявлено письменно, так чтобы дать возможность противной стороне, т. е. ответчику, подсудимому, запастись доказательствами и знать, что с него требуют – иначе не будет простейшего основания гражданского процесса. Словесно ими предъявляются только в мировых учреждениях, но и там они заносятся в протокол. Права гражданского истца, по разъяснению кассационного департамента, слишком велики, чтобы защита не охраняла свои законные интересы.» После этого председатель объявил резолюцию суда, по которой, оставляя без уважения доводы защитника о письменном заявлении со стороны гражданского истца, как не требуемом законом – суд, принимая во внимание, что о заявлении г-жи Керф не было составлено протокола, постановляет, на основании ст. 7, к участию в деле ее гражданскою истицею не допускать.»

Эти два незначительные столкновения между председателем суда и защитником, имели, но нашему мнению, значительное влияние и на последующую сцену. Когда начался допрос единственного свидетеля, мальчика, защитник естественно обращал самое строгое внимание на точность и определенность его ответов. «Припомните, сказал он, в каком часу пришли к вам покупатели.» – Не припомню, отвечал свидетель. «Утром или вечером?» – В полдень, так, в половину дня. «А когда вы запираете магазин?» – Как и все, в восемь часов. «Обедаете вы в котором часу?» – Часа в два. «Значит, эти покупатели пришли в магазин до обеда?» – Они пришли после. «Вы сказали, что они пришли в полдень, а теперь говорите, что после обеда, значит после двух часов. Припомните, как это было.» В это время председатель, обращаясь к защитнику, предложил ему «не сбивать свидетеля, так как он малолетний и может сбиться.» «Я, кажется, и не сбивал его, но мне необходимо узнать точнее о времени.) – Вы этому вопросу придаете большое значение? спросил председатель. «Да.» – Какую же важность вы находите в нем? «Об этом я буду говорить в своей защитительной речи.» – Но я не могу позволить вам сбивать свидетеля. «Г. председатель, сказал князь Урусов, я считаю необходимым разъяснить противоречия между показаниями. я докажу, что серия была другая. Позвольте мне продолжать допрос.» – Можете повторить ваш допрос, ответил председатель, но больше сбивать свидетеля я не позволю. «В таком случае, сказал защитник, я не считаю возможным продолжать; но так как обстоятельство о времени должно остаться неразъясненным, то я просил бы записать в протокол, что защита заявила о нарушении 612 статьи («председатель суда должен предоставлять подсудимому всевозможные средства к оправданию»). – Прекратите ваши замечания, заметил председатель; вы здесь призваны для защиты подсудимого, а нисколько не для вашего самолюбия. «Прошу записать в протокол, повторил защитник, о нарушении ст. 612 и 3 пункта 630 («прокурору и защитнику предоставляется право делать замечания и давать объяснения по каждому действию, происходящему на суде»). – Милостивый государь, сказал тогда председатель, вы позволили себе сделать замечание председателю. Вы можете жаловаться в сенат, но здесь должны подчиняться. На основании ст. 154 и 157 учрежд. суд. уст., я признаю в вашем поступке нарушение порядка и благопристойности и объявляю вам публично выговор. Затем, в случае повторения такого поступка, я удалю вас из залы заседания.» Вслед затем заседание было приостановлено на пять минут.

По возвращении суда в залу, защитник князь Урусов встал и, обращаясь к суду, начал было говорить: «перед перерывом заседания я получил выговор, которого я не понимаю…» Но председатель, позвонив, перебил его. «Позвольте, сказал он, достаточно. Извольте удалиться.» – Невозможность защиты, начал было снова князь Урусов; по председатель еще более громким голосом приказал ему удалиться. «Я протестую против нарушения свободы защиты,» сказал князь Урусов. Молчать! ответил ему на это г. Арсеньев. Вы подвергнетесь дисциплинарному взысканию. Вы забыли, что вы кандидат на судебные должности.» Князь Урусова» вышел из залы, и, уходя, обернувшись на минуту в дверях, сказал: «я больше не кандидат.» Председатель счел возможным продолжать заседание и по удалении защитника. Присяжные оправдали подсудимого; но прокурор вошел с протестом в кассационный департамент сената – и приговор, конечно, будет отменен, причем дело поступит на рассмотрение нового состава присяжных, так как судебное заседание продолжалось без защитника.

Но напечатании в газетах отчета, из которого мы извлекли самое существенное относительно этого дела, появилось в тех же газетах письмо г. Арсеньева, в котором он признавал, что отчет этот неверен «и по букве и по смыслу» и обещал напечатать в «Судебном Вестнике» подлинный протокол заседания. Действительно, в скором времени этот протокол появился, а вслед за ним князь Урусов сообщил в газету «Москва» свои замечании относительно разных подробностей со ставленного протокола. Вот важнейшие подробности, расходящиеся с газетным отчетом:

1) По словам протокола, председатель, во время допроса защитником свидетеля, сказал: «находите ли вы этот вопрос на столько важным, чтобы возвращаться к нему несколько раз?» Защитник отвечал: «на сколько этот вопрос важен, про это я знаю и объясню это в моей защитительной речи, а теперь объяснять это не считаю себя обязанным.» Князь Урусов в своих замечаниях, сделанных им на протоколе, говорит: «подчеркнутые выражения мне не принадлежат. Я просил дозволения продолжать допрос.»

2) На замечание председателя – не сбивать свидетеля, защитник, по слонам протокола, отвечал: «я не сбиваю свидетеля; если нельзя делать мне вопросов, то в таком случае я отказываюсь от допроса и прошу занести в протокол, что председатель стесняет права защитника при допросе свидетеля.» Председатель сказал секретарю: «занесите слова защитника в протокол.» Защитник сказал затем: «г. председатель нарушает 612 ст. угол. судопр.» – Заявление это, возражает князь Урусов, было сделано в другое время и в другой форме. Так, как оно записано в протокол, заявление представляется непонятным; но какому поводу сделано оно после согласия председавшего на нанесение требования защитника в протокол?! Я сказал следующие слова, замечает князь Урусов, «прошу занести в протокол, что защита заявила о нарушении ст. 612 и 3 пун. 630» – сказал это по следующему поводу: председатель после заявления, что я считаю невозможным продолжать защиту в той последовательности, которую считаю необходимою, заметил мне: «прекратите ваше замечание, вы здесь не защищаете свое самолюбие.» Тогда я просил занести в протокол нарушение ст. 612 и 3 нун. 630, не излагая их содержания.

3) По возвращении суда в залу после сделанного председателем защитнику выговора, когда князь Урусов снова начал было говорить, председатель по словам протокола, сказал: «позвольте, позвольте» и зазвонил. Защитник замолк и председатель сказал: «вы возвращаетесь к тому же предмету; теперь лишаю вас слова; я вас предупреждал. Приглашаю вас удалиться из залы заседания; дело решится без ваших словесных объяснений.» Князь Урусов замечает, что председателем было сказано: «извольте удалиться, удалитесь.»

4) Перед удалением князя Урусова из залы, председатель, по словам протокола, сказал ему: «милостивый государь, извольте замолчать.» Князь Урусов говорит, что слов «милостивый государь» сказано не было, а слышно было одно слово «молчать!» Впрочем, относительно этого места, в самом протоколе сделана оговорка одним из подписавших его членов суда, г. Линдротом: «мне помнится, замечает г. Линдрот, что председательствующий обратился к защитнику с такими словами: милостивый государь, извольте молчать (вместо замолчать, как сказано в протоколе).»