Одолевая дьявола

– Теперь, когда все долги уплачены, могу я вернуться обратно?

Мужчина даже не шелохнулся, но в глубине его глаз полыхнуло раздражение, источником которого явился тревожно замерший отец, напряжение и страх которого я ощущала спиной. Почему он так лебезил перед этим человеком, когда с остальными окружающими его людьми вел себя как не знающий страха господин? Внезапная догадка яркой вспышкой полыхнула где-то на краю сознания, но не успела я ее додумать, как столь пугающий отца мужчина, наконец, перевел взгляд с моего лица и небрежно произнес:

– Счастливой дороги, Ваше величество, – он слегка наклонил голову в знак прощания, но этот жест настолько был наполнен нескрываемой насмешкой и презрением, что отец не счел нужным даже отвечать, спешно бросившись к ожидающим его в стороне слугам.

Когда спешно удаляющуюся карету поглотила тьма, я медленно повернулась к окружившим меня темным фигурам и храбро произнесла первое, что пришло мне на ум, лишь бы прервать нарастающее напряжение, плотной волной разлившееся в воздухе:

– Что теперь? Вы меня съедите?

Ответом мне послужил громкий гогот со стороны так и не спешившихся всадников. Однако их предводитель так и не изменился в лице, продолжая задумчиво смотреть на меня.

– Нет. – Это было его первое слово, обращенное ко мне. Но даже оно одно, произнесенное низким хриплым голосом, заставило мое тело покрыться мелкой дрожью. И виной тому была отнюдь не ночная прохлада.

То, что произошло дальше, слилось для меня в одну бесконечную расплывчатую пелену событий, которые я словно наблюдала со стороны, не принимая никакого участия: вот один из всадников подводит ко мне неразличимого в ночи гнедого жеребца, вот сильные руки внезапно поднимают меня в воздух, и спустя секунду я уже оказываюсь в седле, судорожно вцепившись в поводья. В следующее мгновение эти же руки неожиданно накидывают на плечи теплую ткань, мгновенно заставившую застывшую кожу покрыться мурашками. Широкий капюшон надежно укрыл мое лицо от коварных порывов ветра, все не желающего угомониться. Я не успела даже оглянуться, до глубины души изумленная столь неожиданным проявлением заботы, как конь подо мной мягко двинулся с места. Тело тут же болезненно отреагировало на прикосновение жесткой, грубо обработанной кожи, разом воскрешая в памяти, казалось, бесконечную скачку по пустынным полям в попытке скрыться от неведомого зла, напавшего на город. Если бы можно было заранее предугадать, что в первую очередь нужно было бояться не этих зловещих фигур в черном, а обычных людей из плоти и крови, может быть, сейчас я была бы все еще вместе с тетушкой. Но сейчас уже было бесполезно размышлять о том, чего уже было не изменить, и потому я постаралась сосредоточиться на мелькающих вокруг темных силуэтах деревьев да извилистых очертаний ненадежной тропинки под копытами скакуна. В первые мгновения я еще боялась вылететь из седла, и потому из последних сил держалась за поводья, но, несмотря на мои внутренние опасения, конь оказался гораздо умнее всех моих предыдущих питомцев. Мне даже не было нужды управлять им – казалось, он сам выбирает дорогу, совсем не нуждаясь в подсказках. И вновь я задумалась об истинной природе этих странных существ, которые, как и их хозяева, совсем не походили на обычных животных.

Ветер трепал выбившиеся из-под капюшона пряди, а мысли мои, тем временем, против воли вновь вернулись к отцу.

В детстве я тысячу раз представляла себе, как однажды весенним утром в дверь очередного арендованного дома постучатся мои родители. Высокий черноволосый мужчина со смешливыми искорками в теплых карих глазах и хрупкая невысокая женщина, от которой я унаследовала любовь к чтению и привычку закусывать губы в минуты волнения, что так не нравилось тетушке. Время шло, я становилась старше, но мечты о родителях не желали покидать мой разум, тщательно взлелеянные множеством прочитанных сказочных историй, в которых добро обязательно одерживало верх над злом. Но сейчас я впервые задумалась о том, что лучше бы никогда не узнавала правды о своем истинном происхождении – это знание не принесло мне ни радости, ни облегчения, а только еще более усилившееся чувство одиночества. Но и не думать о родителях, как ни старалась, не могла – встреча с отцом оказалась совсем не такой, как я ожидала, но ведь помимо него у меня должна была быть и мама. И чем больше я думала о ней, тем сильнее во мне крепло необъяснимое убеждение, что она была против поступка отца – иначе, почему ее не было рядом с ним? Внезапно, поддавшись мгновенному порыву, я мысленно пообещала самой себе сделать все возможное, чтобы отыскать ее – конечно, при условии, что она все еще жива.

В этот момент темные фигуры всадников, скачущих впереди меня, внезапно резко повернули куда-то в сторону, отдаляясь от нас. Я недоуменно проводила их взглядом, ожидая, что мой конь повернет вслед за ними, но он упрямо продолжал скакать куда-то вперед, сопровождаемый неслышным перестуком копыт, звучащим сзади – лишь один всадник остался со мной, и я даже не сомневалась в том, кто именно это был.

Не успела я как следует задуматься о том, что это значит, как внезапно взгляд зацепился за что-то неправильное в перед нами пейзаже – абсолютно пустынный склон, лишенный всякой растительности, резко обрывался огромной пропастью, зияющая пасть которой особенно жутко смотрелась в обманчивом лунном свете. Но самое пугающее заключалось в том, что лошади уверенно скакали по направлению к ней, с каждым мгновением только убыстряя темп. Я в ужасе попыталась остановить скакуна, со всей силы резко дернув поводья, но опоздала: за одно мгновение до этого скакавший позади конь обогнал нас и в одном бесконечно длинном прыжке устремился прямо в пропасть. Все это заняло не больше секунды, но мне показалось, что прошла целая жизнь, пока литое мускулистое тело лошади, залитое светом одинокой луны, пронеслось прямо над пропастью, чтобы в следующий миг вместе с седоком раствориться прямо в воздухе!

Я не успела даже осознать, что именно произошло, как конь подо мной напрягся и прыгнул вслед. Не знаю, почему, но я не стала закрывать глаза, уверенная, что гляжу в глаза собственной смерти. Перед взглядом пронеслась широкая расщелина, на дне которой клубилась тьма, а затем внезапно копыта скакуна с разбегу оказались на твердой надежной земле. Я робко оглянулась назад, все еще не веря в то, что мы каким-то чудом миновали ту страшную пропасть, но ничего, хотя бы отдаленно ее напоминающего, позади меня не было – лишь только одинокие деревья да луга. Я усталым жестом потерла лицо, решив, что, наверное, что-то приключилось с глазами, потому как картина, меня окружающая, уж больно отличалась от той, что я наблюдала всего минуту назад.

Все еще ничего не понимая, я, наконец, обратилась взглядом к впереди идущему жеребцу – и обомлела. Впереди нас возвышался мрачного вида замок, в изменчивом свете луны отливающий всеми оттенками черного. Узкие высокие башни угрожающе возвышались над пустынной равниной, сквозь рваные клочья облаков на нас бесстрастно взирал с чернильного цвета неба ровный овал луны, заставляя поежиться под холодным взглядом властительницы ночи.

В детстве я очень любила смотреть на звезды, представляя, как они ласково подмигивают мне с высоты, но сейчас отчего-то вид неба, усыпанного вкраплениям холодной алмазной крошки, заставил еще острее ощутить свое одиночество, несмотря на присутствие темного всадника, скачущего почти рядом.

Я вновь перевела свой взгляд на грозный замок, настороженно застывший огромной черной скалой посреди залитой лунным светом равнины, когда сердце кольнула острая игла тревоги.

На первый взгляд, все вокруг дышало покоем и умиротворением, но отчего-то тревога в душе лишь усилилась. Нахмурившись, я еще раз обвела взглядом застывшие силуэты одиноких деревьев, равнодушный лик луны, очертания замка, пока, наконец, не поняла, в чем причина этого странного ощущения. Я не чувствовала ни малейшего дуновения ветерка на своем лице: он не прятался в густых ветках, не тревожил траву у меня под ногами – нет, его просто не было. Окружающую нас тишину не нарушали негромкие трели ночных птиц, неслышно было ничего вокруг – и от этого становилось еще страшнее. Я обратила взгляд на величественное небо – но и тут меня ждало разочарование: рваные силуэты облаков и не думали сдвигаться с места, казалось, навечно замерев в одном-единственном положении.

Боже, что с этим миром было не так?

Я растерянно взглянула на остановившегося всадника, так же, как и я, замершего в ожидании.

Поймав мой взгляд, он медленно произнес:

– Добро пожаловать в мой мир. Теперь это и твой мир тоже.

Глава пятая. Дьявольская ночь. Часть первая

Я резко распахнула глаза, в первые секунды силясь понять, где нахожусь. Незнакомая мне комната, погруженная в ночную темень, казалась не более чем призрачным сном, навеянным дурным настроением, но тяжело бьющееся сердце глухими ударами вторило растерянным мыслям, подтверждая, что все случившееся – не сон. Смутные образы прибытия в замок, его длинные извилистые коридоры, погруженные во тьму, мой пугающий провожатый, приведший меня в эту комнату и оставивший в ней – все эти события настолько смешались и спутались в уставшем сознании, что я с трудом могла отличить сон от яви.

Чтобы прийти в себя и окончательно сбросить неотступные нити забытья, опутавшие разум, мне потребовалось несколько долгих минут. Все это время я продолжала лежать под теплым мягким покрывалом, невидящим взором уставившись в сторону широкого окна, бледным пятном белеющим посреди господствующего в комнате полумрака, но мысли мои были далеки отсюда.

Я не могла даже предполагать, сколько именно проспала – за окном на непроглядно черном небе равнодушно висела все та же одинокая луна, чей редкий свет не мог рассеять темноты ночи. Легкий балдахин, обрамляющий кровать, светлыми складками спускался к самому полу, тем самым, скрывая мое лицо от рассеянных лучей безразличного светила, пробивающихся сквозь витражное окно – и я неожиданно была этому рада. Словно это чужая луна могла подслушать мои мысли, которые в этот момент напоминали испуганное стадо животных, мечущихся из стороны в сторону.

Кем был этот опасный мужчина? Почему он привез меня в свой замок? Что это за странный мир, в котором время точно остановилось? Сотни вопросов разрывали мою голову, но ни на один из них я не могла подобрать ответа, который бы укладывался в привычную картину мироздания. А думать о том, к чему могли вести те тонкие нити подсказок, ненавязчиво подсказываемые памятью, я боялась. Потому как в этом случае все, что я знала об этом мире, да и о себе в целом, было неверным.

За свои семнадцать лет я еще никогда не сталкивалась с подобным, и теперь просто не знала, как разобраться в окружающем меня хаосе и при этом сохранить рассудок. Раньше я часто молилась Богу, прося, чтобы моя скучная и размеренная жизнь изменилась, стала другой – а теперь не знала, радоваться или плакать над тем, что небеса все же услышали мои молитвы. Как же сейчас мне не хватало присутствия тетушки – пусть мы никогда не были близки, но все же рядом с ней я неосознанно чувствовала себя в безопасности.

Незаметно мысли мои переключились с собственной незавидной участи на дальнейшую судьбу тети – смогла ли она сбежать от слуг отца или все же попалась? Я могла только надеяться, что мне еще доведется встретиться с ней когда-нибудь. Зато теперь одним вопросом стало меньше: я более не испытывала сомнений относительно того, почему она не рассказывала мне про отца. Учитывая его «теплые» родственные чувства, я не сомневалась, что она просто опасалась за свою жизнь – и, печально было признать, но опасения эти были весьма справедливы. Неужели человек, подаривший мне жизнь, на самом деле мог быть таким монстром, каким он предстал передо мной этой ночью – холодным, безжалостным, черствым? Несмотря на явные тому доказательства, в глубине моей души до сих пор теплились хрупкие ростки надежды, что обстоятельства, сподвигшие его на такие ужасающие своей жестокостью поступки, были по-настоящему серьезны. Хотя едва ли возможно найти оправдание человеку, который без малейших колебаний отдал своего ребенка в руки неведомого существа, один только облик которого рождает страх. Я слабо усмехнулась собственным мыслям, вынужденная признать правоту древней мудрости: не зря в старину говорили, что надежда – одно из самых спасительных и одновременно обманчивых чувств. Обманчивых потому, что эта, порой слепая и ничем не оправданная вера в лучшее может сыграть злую шутку с разумом, подарив иллюзию, и в одночасье разрушить ее до основания.

В следующее мгновение где-то за пределами отведенных мне покоев послышался отдаленный шум. Я резко села, продолжая настороженно прислушиваться к приближающимся звукам, в которых можно было явственно различить перестук уверенных шагов.

Когда звуки стихли рядом с отведенными мне покоями, я сжалась, предчувствуя, что скоро мое уединение будет нарушено. Так оно и произошло – дверь с мягким скрипом отворилась, впуская в комнату высокую красивую девушку, облаченную в сверкающее длинное платье. На безупречном лице играла загадочная полуулыбка, пушистые ресницы в неверном лунном свете отбрасывали тени на щеки, придавая таинственности моей нежданной гостье.

Не дожидаясь моего приветствия, она громко хлопнула в ладоши, и в тот же миг комната озарилась ровным светом. Я недоуменно покрутила головой из стороны в сторону, желая определить его источник, пока взгляд не наткнулся на стоящие полукругом в центре комнаты узорчатые статуэтки самых различных форм, которые ранее я ошибочно приняла за обычные безделушки. Внутри каждой из них находились десятки ярко горящих свечей, освещающих комнату ничуть не хуже привычных масляных ламп.

– Доброй ночи, гостья, – насмешливо произнесенные слова оторвали меня от созерцания маленьких огоньков, заставив перевести взгляд на стоящую перед кроватью девушку.

Прочистив голос, я осторожно осведомилась, не зная, как именно следует вести себя с ней:

– Разве сейчас не должен быть день? Или я спала столь долго?

Она позволила себе небольшую ухмылку, прежде чем ответить:

– Ты находишься в царстве ночи – здешнее небо никогда не знало иных ласк, кроме прикосновений лунного света. Потому здесь вечно царит мгла.

Неужели мне никогда уже не увидеть солнца? Я потрясенно застыла, в смятении разом позабыв все остальные слова. Каждый день я воспринимала это яркое слепящее глаза небесное светило как должное, но только теперь осознала, как много оно значило для меня. Сколько раз я грелась в его лучах, сколько раз, прищурившись, пыталась разглядеть за пылающими очертаниями нечто большее. Неужели мне никогда не доведется вновь испытать эти чувства? Почему в этом темном мире для него не нашлось места? И как вообще возможна жизнь в вечном мраке?

Я не успела открыть рот, чтобы озвучить свои вопросы, как она не терпящим возражений тоном произнесла:

– А теперь тебе, девочка, нужно поторопиться – господин будет здесь с минуты на минуту, и он будет недоволен твоей медлительностью.

– Что я должна сделать? И кто такой господин? Это тот, кто привез меня сюда?

Она безразлично пожала плечами, направляясь к противоположной стене, у которой в ряд примостились несколько пузатых сундуков. Остановившись возле самого большого из них, девушка удивительно легким движением откинула грузную кованую крышку и принялась рыться в содержимом, больше всего напоминающем ворох разноцветной ткани вперемешку с кружевами.

Но я не собиралась оставаться без ответов и потому повторила свой вопрос, немного его переиначив:

– Кто он?

Она изумленно взглянула на меня, и проворный танец ее рук замер на мгновение:

– Как? Ты до сих пор не знаешь? – она неприятно рассмеялась глухим смехом, что так разительно отличался от ее хрупкой внешности, и затем вернулась к прерванному занятию. – Я бы хотела открыть тебе эту далеко не тайну только затем, чтобы увидеть, как измениться твое прекрасное личико, но, боюсь, что хозяин приберег это удовольствие для себя. Впрочем, он будет здесь довольно скоро, так что тебе недолго оставаться в неведении.

Она еще раз усмехнулась собственным мыслям, прежде чем, издав негромкое восклицание, вытащила на свет нечто тонкое и невесомое, украшенное пенистыми кружевами. При ближайшем рассмотрении ткань оказалась изумительно красивым платьем, приковавшем мое внимание с первого взгляда. Я замешкалась, на мгновение позабыв даже про нетерпящие отлагательств расспросы, смутившись неожиданно нахлынувшими эмоциями от одной только мысли, что этот наряд предназначен для меня. Словно зачарованная, я разглядывала тонкую изящную вышивку на рукавах и подоле, мысленно представляя себя в нем.

Мой скудный гардероб никогда не мог похвастаться наличием подобных нарядов – тетя не одобряла лишнего попустительства, к коим, по ее мнению, относились дорогие платья и украшения, и потому одежду она всегда покупала в лавках готовых изделий, а не заказывала у портных. Впрочем, я никогда и не думала расстраиваться по этому поводу – ровно до этого мгновения, когда переливающаяся ткань в руках девушки призывно сверкнула золотистыми отблесками горящих свечей, пробудив почти непреодолимое желание ощутить на коже ее прохладную гладкость.

– Не время мешкать! Неужели тебе хочется предстать перед хозяином в таком растрепанном виде? – в мои размышления вновь вторгся чужой голос.

– Мне все равно, – упрямо возразила я, чувствуя, как от небрежно произнесенного ею «хозяин» где-то в горле зародился тугой горячий ком, разом приведший меня в чувство. Все прежние мысли, страхи и сомнения вновь вырвались наружу, сметая на своем пути остальные эмоции.

– Как ты можешь так говорить! – она всплеснула руками от искреннего негодования. – В его власти находятся твоя жизнь и душа – и если он желает видеть тебя в платье и с приветливой улыбкой на лице, ты должна исполнить его пожелание, чего бы это ни стоило!

Не дожидаясь нового всплеска моего непослушания, обитательница этого пугающего замка подлетела к кровати и схватила меня за руки, вынуждая подняться. Несмотря на кажущуюся хрупкость, девушка оказалась очень сильной – стальная хватка ее пальцев заставила меня, пусть неохотно, но все же встать на мягкий ворс ковра, тем самым, фактически отдав себя на растерзание быстрым проворным движениям тонких рук, украшенных нежно звенящими браслетами. Интересно, какое положение она занимала в замке? Судя по уверенной манере разговора и властным ноткам, проскальзывающим сквозь слова, девушка явно чувствовала себя вольготно – но при этом на хозяйку замка она все же не походила.

Не прошло и минуты, как я стояла перед ней, облаченная в платье, так поразившее мое воображение. Придирчиво оглядев меня с ног до головы, девушка, кажется, осталась довольна.

Но не успела я облегченно выдохнуть, как она притронулась к моим волосам и недовольно поморщилась. Уже боясь что-либо спрашивать, я обреченно позволила ее рукам, в которых удивительным образом появился резной гребень, заняться моими спутанными локонами.

Проворно уложив непослушные волосы в замысловатую прическу, она подвела меня к висящему на стене зеркалу в старинной раме, позволив оценить плоды ее усилий, как в этот момент я скорее почувствовала, нежели услышала, что в комнате появился кто-то третий. В следующую секунду раздался спокойный безразличный голос, хриплое звучание которого уже было мне знакомо:

– Оставь нас.

Мы одновременно вскинули головы, но если на моем лице мелькнула и тотчас же исчезла вспышка страха, то в ее глазах светилось неприкрытое чувство обожания и готовность угодить. Я следила за их выражением через зеркало, боясь даже подумать, что через пару мгновений окажусь наедине с тем, от кого сейчас всецело зависела моя жизнь. Не произнеся ни звука, девушка тенью выскользнула из комнаты, неслышно притворив за собой дверь.

Повисло тягостное молчание. Я не хотела облегчать ему задачу, а он, казалось, ничуть не тяготился напряженной тишиной – все с тем же бесстрастным выражением рассматривал меня, и в глазах его привычно плескалась тьма.

Я мысленно похвалила себя за небольшое достижение – я уже научилась смотреть ему в лицо и при этом не вздрагивать от вспышек страха, что пронзали мое тело при виде этих пугающих глаз. Наконец, я поняла, что ему совсем не надоедает бесконечно наблюдать за мной, и, набравшись храбрости, негромко спросила, стараясь, чтобы голос звучал ровно:

– Кто вы?

Выражение его лица ничуть не изменилось, лишь тьма в глазах даже на расстоянии обожгла резкой вспышкой темного пламени.

– А ты все еще не догадалась? – он неторопливо обошел меня, направляясь к широкому креслу. С удобством устроившись в нем, мужчина лениво продолжил:

– Это довольно странно – разговаривать с тобой, в то время как ты все еще не знаешь меня и смотришь, пытаясь скрыть свой страх. Не нужно скрывать его, Аселайн. Обычно люди опасаются смотреть мне в глаза, боясь, что одним только взглядом я смогу забрать их душу. Наивные! Они даже не подозревают о том, что сами добровольно отдают мне себя – по кусочкам, по каплям, частицам, каждый день, каждую минуту, – он произносил эти слова с бесстрастным выражением лица, словно рассказывал мне о давно прочтенной книге.

Я жадно ловила каждое произнесенное им слово, невольно начиная впадать в некий транс от вкрадчивого звучания его низкого голоса – чуть с хрипотцой, с едва уловимой бархатистостью, которая заставила меня задрожать. Несмотря на то, что я никогда не любила своего полного имени, в его устах оно звучало иначе – тягуче, плавно, совсем незнакомо. Словно и не мое имя это было вовсе.

– Но мы не будем продолжать наш разговор, пока ты не поешь, – он резко прервал свою речь, и в тот же миг, словно только дожидаясь этих слов, дверь отворилась, впуская в комнату двух молчаливых слуг, несущих в руках несколько блюд. Темнота с любопытством заглянула в образовавшийся проем, но свет, идущий от свечей, помешал ей скользнуть вслед за вошедшими. Недовольно прошипев что-то на понятном только ей одной языке, она свернулась незаметным клубком у входа, продолжая настороженно наблюдать за мной сквозь неплотно прикрытые створки.

Слуги испарились столь же неслышно, как и вошли, оставив на небольшом круглом столике, рядом с которым находилась пара высоких крепких стульев, принесенные ими блюда. Я недоуменно взглянула на мужчину, пытаясь понять, к чему такая забота. Уловив мои мысли, он негромко произнес:

– Я хочу, чтобы ты поела. Ты ведь сделаешь это для меня, Аселайн?

Я даже и не думала возражать, но от его низкого голоса, как и в нашу первую встречу, по коже вновь пробежала легкая дрожь.

С опаской присев на краешек стула, я сосредоточила внимание на приготовленных блюдах – так непривычно было видеть любимую мной с детства еду в этом странном месте. Попробовав всего по кусочку и убедившись, что стряпня здешнего повара по вкусу оставила далеко позади все, когда-либо мною пробованное, я потянулась за высоким кубком. Пригубив прохладную жидкость и с изумлением узнав в ней мое любимое миндальное молоко, я вновь задалась вопросом – как хозяин замка или его слуги смогли угадать мои вкусы? Или же это было простым совпадением?

Я гнала от себя эти назойливые мысли, пытаясь не смотреть в сторону мужчины, который продолжал наблюдать за мной с тем же странным выражением лица. Как я не билась, не могла его разгадать.

Странные слова, произнесенные хозяином замка, предательски жгли разум. Сколько бы я ни старалась убедить себя в абсурдности собственных догадок, мысль о том, что мой новоявленный господин может оказаться живым воплощением самых сильных людских страхов, коими церковь усиленно стращала свою паству, не желали покидать мою голову.

Я, как могла, оттягивала момент продолжения разговора, нарочито маленькими глоточками цедя напиток, но когда дольше тянуть стало невозможно, решилась: поставив кубок на стол, встала из-за стола и подошла к окну, сквозь которое за происходящим равнодушно наблюдала холодная луна.

– Ты ведь уже поняла, кем я являюсь.

Низкий вкрадчивый голос словно проник в мои мысли, каким-то волшебным образом расставив все по местам.

Это был не вопрос, это было утверждение. И я не могла ему возразить – он был прав. Я действительно знала, кто Он.

– Почему?

На секунду дьявол в человеческом обличье – а в том, что это был именно он, у меня не осталось никаких сомнений – замешкался, сбитый с толку внезапным вопросом. Наверное, он ожидал, что я впаду в истерику или же наоборот, сбивчивые слова польются из меня неудержимым потоком, но все, чего хотела я сейчас, так это знать, за что моя жизнь была отдана ему.

– Что именно ты хочешь знать? – слегка нахмурившись, произнес извечный враг людского рода, одно упоминание которого вызывало священный ужас. Зато теперь я точно знала, в чем причина леденящего душу страха, что в эту минуту затаился в глубине сердца, выжидая удобный момент, чтобы вновь вырваться наружу, разом лишив меня возможности связно мыслить.