Роман с фирмой, или Отступные для друга. Религиозно-политический триллер

– Красота! – вырвалось у меня. – Прямотаки нечеловеческая!

– Настоящая красота только такой и бывает, – вставил Серега.

– Какой? – высунулась изза Серегиного плеча Люда.

– Сверхчеловеческой! – уточнил он.

– Это как?

– Это так, – с воодушевлением подхватил Серега, (у него явно вновь проснулось «пасторское» вдохновение). – Это так, что человек чувствует свою мизерность и слабость перед лицом чегото значительного и великого. Например, перед великой красотой природы.

– А сверхчеловек?

– А вот сверхчеловек – есть власть. В том числе и над красотой мира.

– Хм, ты видел хоть раз такого? – скептически усмехнулась Люда.

– То, что мы их не видим на данном историческом витке, ничего не доказывает, – нашелся Серега. – Это как все равно что сказать: «Я не верю, что человек произошел от обезьяны, потому что на наших глазах ни одна обезьяна не стала человеком!»

Или:» – Америки не существует, потому что я ее не видел!»

И он почти незаметно подмигнул мне.

– А я, кстати, думаю, – пропустив сарказм, попытался я вплести в разговор свою ниточку, – что человека создал Бог. По своему образу, а не из обезьяны.

– Пфф… Бабкины сказки! – фыркнула Люда. – У меня такое только бабуля говорит. И то пока мать не велит ей заткнуться.

– Бог умер! – Серега сделал мощный гребок на выдохе. – Ницше это доказал!

– Ницше? А может, Понтий Пилат?

– Кто это?

– Это, Люда, тот чиновник… ну или сверхчеловек, который распял Христа.

– Ишь ты как вывернул! – заерзал на банке Серега.

– А я думаю, – растягивая гласные произнесла Люда под плеск весел и скрип уключин, – что ни Бога, ни сверхчеловека нет. Выдумки все это. Бог – сказка для старух. А сверхчел – для студентов и ученых.

– Вот даже как!

– Да и какой сверхчеловек.. парнейто нормальных почти нет!

Сказала и, перегнувшись, опустила руку за борт, после чего увлеченно стала наблюдать за тем, как ладонь разрезает воду.

Серега нахмурился, но ничего на это не ответил. Только пошире расправил грудь и продолжил работать веслами.

– Нету! – продолжила Люда будто сама с собой. – Пусто, как в бутылке изпод пива!

Тут Серега не выдержал.

– А как же его величество Костян! – выкрикнул он так, что чайки взметнулись и закликали. – Одна его рыжая бородка и косуха чего стоят!

И добавил негромко, будто в лодке они с Людой были вдвоем:

– Любишь его?

Люда нахмурила тонкую бровь и ответила, отвернувшись, глядя на воду:

– Костян… да, в нем есть чтото… первобытное… настоящее. Ворует ли он мотики или проигрывает когото в карты.

– Не понял… Как это: когото?

– А вот так. У него все в банде жуткие картежники. Азартные. Иной раз просто жутко смотреть, как они режутся. Не дай бог ктото смухлюет! Дня три назад заехал к ним один рокер на «Харлее». Они поначалу мирно сидели, пока пиво было в достатке. А потом пиво кончилось. Кому ехать за добавкой? Оба авторитет включили! Спорили до хрипоты, потом достали карты, и понеслось. Началось с малого: косуха, бандана. Дальше больше! В общем, Костян проиграл «Харлею» все: сначала цепочку и печатку, потом гараж и мотоцикл. Для рокера мотоцикл дороже всего. Дороже «чиксы», ну в смысле девушки. У Костяна осталось только одно. Жизнь.

– И?

– Поставил. Знаете, что это значит, по их понятиям?

– Нет.

– Лучше вам не знать. В общем, поставил он себя на кон.

– И?

– Проиграл! Да только «Харлея» на крайней сдаче застукали! Жухло он был!

– В смысле был?

– Не важно… и вообще я вам ничего не говорила. Это к тому, что если Костян узнает, что я тут с вами прохлаждалась… в общем, мальчики, будьте осторожнее.

Мы молчали. Серега сосредоточенно налегал на весла, я прокручивал в голове услышанное. Вспомнились зловещая бандана с черепами на голове у Костяна, слова Мишки про нож«бабочку» («на нем, не исключено, уже кровь есть») и с детства знакомая присказка: «Жухло долго не живет!»

– Ну что вы сидите с такими рожами! – засмеялась Люда и добавила, нервно покручивая прядь. – Пошутила я. Не бойтесь, сверхчеловеки. В этот раз там, кажется, все серьезно. Может, он вообще теперь не скоро выйдет!

Едва Люда закончила свою тираду, я заметил, что красный бакен – тот самый, который мы обычно наблюдали с берега – стремительно приближается по левому борту. Серега сидел как обычно сидят на веслах – спиной по ходу движения и в пылу разговора, похоже, не видел надвигающейся опасности. Я хотел подсказать ему, но не успел. Серега вдруг резко бросил весла, так, что их тут же вывернуло и прижало к лодке.

– Ну хорошо! – выпалил он резко. – А представь: Костян выйдет и… и откажется от тебя!

– Кто? Костян?!

– Да! Отпустит… отдаст тебя другому!

– Невозможно!

– А всетаки! Если найдется человек… сверхчеловек, схлестнется с ним, и он от тебя откажется! Что тогда?

– Тогда… – Люда на секунду запнулась.

Серега, довольный тем, что стал причиной ее замешательства, подхватил весла и сильными гребками вновь разогнал лодку на приличную скорость.

– Тогда я, пожалуй, поверю, что сверхчел существует.

– И только?!

– И он… Он станет моим первым мужчиной! – глядя на меня изза Серегиного плеча, закончила Люда. – Я отдамся ему!

– Стой! – крикнул я. – Тормози!

Но было уже поздно. Оглушительный удар сотряс «казанку». Под скрежет металла о металл мы с Серегой покатились на деревянные пайолы, что лежали на дне лодки. Люда (она не вылетела за борт только какимто чудом) грохнулась сверху на нас.

Продрав бакен левым бортом, лодка остановилась, покачиваясь. Будь она не дюралевая, а деревянная, пробоины было бы не избежать.

С полминуты мы приходили в себя. Когда наконец мы снова расселись по своим местам, Серега сказал, потирая колено:

– Мечта, как видно, может быть гораздо ближе, чем кажется!

– И столкновение с ней бывает весьма жестким, – добавил я.

– Моя бейсболка! – крикнула Люда, прервав наш многозначительный диалог. – Вонвон!

Серега заложил лодку на разворот, и Люда, поймав бейсболку за козырек, вытащила ее из воды.

– Интересно, а если бы мы разбились о бакен и стали тонуть, что бы было, – очень своевременно заметила она, стряхнув бейсболку и поправляя на груди футболку«топик».

– Тонуть?! Это с чего бы! Нет, мы бы поплыли бы к берегу.

– Нда… Расстояние не маленькое. Я могла бы не дотянуть.

Мы одновременно посмотрели на Люду, а потом на красный бакен. Он покачивался на волнах в какихто метрах десяти от нас. И в полуторадвух километрах от берега.

– Я бы тебе помог обязательно, поддержал.

– Да ладно! Неужели?

– Конечно!

– И я бы помог тебе!

– Ерунда, не верю!

– Хочешь проверить?

– Да, хочу! Кто из вас лучше плавает?

– Я, конечно!

– Конечно, я!

– Все понятно, оба рванули бы к берегу. Наперегонки.

– Поскольку я лучше плаваю, я бы мог плыть и помогать тебе.

– Пфф! Плаваю лучше я! Уж кролемто точно.

– Как, плывя кролем, можно комуто еще помогать?

– Когда есть силы, можно.

– Вот именно: когда есть! Плывя кролем, у тебя они быстро закончатся.

– Да?! Так что, может, на спор? Или уже больше не рискнешь?

– На спор, так на спор!

– Давай!

Мы ударили по рукам, наши ладони сомкнулись и стиснули одна другую, как две клешни. Вот так родился второй роковой спор, который впоследствии едва не стоил жизни нам обоим.

– Сейчас? – азартно уточнил я, не выпуская Серегину ладонь.

– Сейчас! Люд, разбей!

– СашСереж, стойте! (Это так она нас уже второй раз назвала.) Подождите! Вы меня что, одну тут хотите бросить, посреди воды?!

Мы переглянулись. Помолчали.

– Ну что ж. Отложим, – мы разжали ладони, Серега вновь взялся за весла.

Раздумывать и спорить было больше не о чем. Берег приближался.

***

– Нету, – ответил я на следующий день, решив, что Серега опять пришел за веслами и ключом. – Сосед час назад уплыл на ту сторону за продуктами.

– Да я не за этим.

Тут только я заметил, что за спиной у него, возле забора, стоит велик.

– А зачем?

– Мишка сказал, что Костяна выпустили.

– Как это?! – ошарашенный новостью, вытаращился я. – Его же… ему же…

– Не знаю. Что услышал. Видимо, брат опять помог.

– Ну и?

– Я на «пляж».

– Я тоже.

– Только сначала за Людой заеду.

– Стой! Ты ж сам сказал, что Костян…

– Вот именно. Так что за мной не ходи. Так будет лучше.

– А ты? Не боишься?

Серега уставился на меня. Синие глаза его смеялись.

– Конечно, страх есть. Но я рад, что вместе с ним есть и повод убить его в себе.

– А, ну да… вековой и исконный.

– Именно. Ну и потом, Люда.

– Что Люда?

– Ну как – что? Я позвал ее на пристань, убедил не бояться. А теперь взял и испугался сам?

– Хм, ну это да. Както… не очень…

– Рад, что ты тоже так думаешь. Ладно, пойду.

– До встречи на пляже.

Серега кивнул и взял велик за хромированные рога. Вслед ему глухо стукнула калитка.

Серега ушел, а я присел в прохладном утреннем теньке, обдумывая услышанное.

Все началось с, казалось бы, безобидного спора «придет – не придет». Не влезь Серега тогда с этим спором – ничего бы и не было. Мы бы незаметно встретились с Людой в акациях, как и собирались. Что было бы дальше (если бы чтото вообще было!), никто бы не узнал. Но Серега встрял, и все засияло в иных, ярких и будоражащих красках.

Не исключено, что именно этого он и хотел! Зачем?!

Спровоцировать Костяна – раздергать тигра за усы – чтобы схлестнуться с ним. Убить в себе страх, как он сам все время твердит. Этакий Маугли против Шерхана. Давид и Голиаф. Так или иначе теперь, когда угроза оказалась даже серьезнее, чем ожидалось – отступать вроде как не помужски!

Да он, похоже, и не собирается отступать!

Чем же вся эта красочная картина завершится? Чем бы не завершилась, а я уже принял участие в ее написании.

Я поднялся и хотел было сходить за плавками и полотенцем, чтобы идти на пляж, как вдруг с улицы послышался шум мотора, и мимо дома проехали две машины. Впереди – черный угловатый «МерседесГелендваген» с блоком прожекторов на крыше, за ним – сияющая хромированным радиатором и молдингами цвета вороненого крыла «Чайка».

Само появление машин в Михалево (если, конечно, не считать тракторов) было событием из ряда вон, а тут сразу две! И если «Гелик» еще както вписывался, то хромированная «Чайка» с острыми крыльями на багажнике и тонированными стеклами смотрелась напрочь инородным предметом.

Пока машины не спеша ехали мимо, в мелькании их сквозь штакетник я успел рассмотреть, что борта у обеих в рыжих штрихах и брызгах от свежей глины, а колеса – вовсе сплошные грязевые «бублики». Особенно заметно это было у «Чайки». Все говорило о том, что «Гелик» вытаскивал хромированную красавицу из глиняной западни и грубо тащил ее за собой по бездорожью и рытвинам.

Проводив взглядом странную процессию, я взял плавки и полотенце, вышел за калитку, снял сандалии и отправился на «пляж». Я любил дойти до воды босиком, почувствовать, как ласкает ступни бархатная зеленая мурава, а под ней – еще не прогревшаяся на жарком солнце – земля приятно холодит стопы. Надо ли говорить, что никакого асфальта, крошки или гравия на дороге не было, лишь свежая поросль «заячьей капусты» в центре и по краям тропинки.

Пройдя сквозь те самые заросли акаций, я вышел на выжженный солнцем луг. Весь «пляж» оказался передо мной, как на ладони, было людно, как обычно в жаркий день и час. Мамашки с зонтиками и с детками в панамках, отдыхающие с соседней турбазы, нависшие носами над шахматной доской, ну и, конечно, михалевские пацаны и девчонки. Все стремились к воде и спасались от зноя в ней и возле нее.

Люды с Серегой не было.

Расправив полотенце, я упал на него сверху, примяв торчащие стебли колкой, высохшей на жаре травы. Полежав с минуту ничком, я перевернулся на спину, закинув руку и прикрыв глаза сгибом локтя. Отгородив таким образом глаза от солнца, я некоторое время впитывал грудью и животом его жгучую энергию. Постепенно жар проникал все глубже в тело, а в голове расплывалось чтото цветное и безмятежное. Я не видел ничего, кроме узкого клинышка голубого неба, застрявшего между переносицей и сгибом локтя. Я ни о чем не думал! Меня окончательно разморило. Вдруг сквозь обволакивающую теплоту и жаркую дрему я услышал знакомые голоса.

Серега и Люда приближались, ведя «в поводу» поблескивающих спицами «железных коней». Увидев меня, помахали и свернули в сторону, потом положили велосипеды в траву, расстелили полотенца и улеглись практически рядом.

« – Что ж, – подумал я, вздохнув. – Мой рисковый друг, невзирая ни на что, продолжает в своем духе!»

Едва мысль эта сформировалась в перегретой моей голове, как Серега окликнул меня:

– Алё, Саш, можешь подойти?

– Что случилось?

– На минутку, – уточнила Люда.

Я нехотя поднялся, закинул полотенце на плечо, подошел. Бросил полотенце и сел на него.

– Саш, тут вот Серега вспомнил кое о чем, – с потайной улыбкой муркнула Люда.

– О чем?

– О бакене, – сказал Серега.

– А… да… было дело.

– Тогда пошли!

– Что, прямо сейчас?

– Да! Я хочу сейчас, – ответила Люда, прекрасно понимая, что вопрос мой был не к ней.

Я хмыкнул.

– Ты готов? – спросил Серега.

– Да.

– Тогда идем!

Серега встал и первым пошел к воде, я следом.

– Чего это она вдруг надумала? – спросил я, когда мы зашли по пояс в воду.

– Не знаю, как будто приспичило! Плывите, и все! Ну когданибудь это все равно надо было сделать. Пусть будет сегодня!

Мы поплыли. Серега сразу стал обгонять, не жалея сил и дыхания.

Я, напротив, старался плыть максимально расчетливо, не отпуская его слишком далеко вперед, одновременно сохраняя силы для финиша.

Метров через триста Серега чуть сбавил темп, глянул на меня оценивающе, потом бросил взгляд на берег и… остановился. А уже в следующее мгновение проплыл мимо меня. Обратно к берегу!

Удивленный таким маневром, я, конечно, тоже остановился и тут же уловил летевший с берега характерный мотоциклетный треск. Обернувшись на шум, я увидал, как на желтозеленом травяном фоне берега отчетливо чернеют четыре силуэта: четыре мотокентавра в косухах и банданах.

Костян и его «Ночные ястребы»!

Не раздумывая, я ринулся вслед за Серегой.

Что происходило там, на берегу, я видел лишь урывками. Сквозь взмахи рук и поднятые брызги успел заметить, как черные «кентавры» окружили Люду. Костян слез с мотоцикла. И хотя Серега изо всех сил лупил по воде размашистым кролем не жалея рук, однако мы не проплыли и полпути, как все было кончено.

Пошатываясь и увязая в песке, мы выбежали на берег. Поздно! Мотоциклы (один из них был с коляской, в коляске сидела Люда) трещали прочь от «пляжа». На трех черных кожаных спинах серебрились набитые заклепками ястребиные крылья. Впереди кавалькады ехал Костян. На спине у него (в знак отличия от остальных) крылья сияли золотом!

Вокруг нас стали собираться люди. Все сочувствовали Люде и возмущались.

– Вот чертовы петухи! Прикатили на своих керосинках вонючих, набросились! – возмущалась мамочка с беспрерывно бегающими вокруг ее ног детьми. – Паша, Света, прекратите!

– Вотвот! – поддержал ее отдыхающий с турбазы. – Попались бы они мне каждый по отдельности!

Все с сомнением посмотрели на его круглый животик и тощие икры. Тот заморгал, попытался втянуть живот и расправить плечи. Получилось смешно.

– А девушку будто куклу в коляску запихнули! – не унималась мамочка.

– Надо милицию вызвать, – не слишком уверенно сказал отдыхающий с животиком.

– Бесполезно. У Костяна брат в милиции работает, – вставил ктото из местных. – Его позавчера забрали на пятнадцать суток, а сегодня выпустили. Досрочно и чуть ли не с извинениями!

– Ах, вон оно что! Ничего, можно и на брата пожаловаться!

– Не надо ни на кого жаловаться и никого вызывать, – глухо произнес Серега, и все словно только и ждали именно этих слов, начали расходиться.

– Что делать будем? – сказал я, когда уже никто не мог нас услышать.

Вместо ответа Серега шагнул в сторону и поднял из травы оранжевую обложку от «Заратустры». Само «тело» книги, мягкое и беззащитное, словно мидия без панциря, белело в траве поодаль.

– Сволочи, – сказал он (впрочем, без злобы в голосе) и собрал «Заратустру» воедино. – Испортили книгу.

– И не только, – я поднял из травы Серегин велик. Обода и спицы колес были погнуты и смяты. Очевидно, мотоциклы проехались.

Серега стоял напряженно глядя и словно обдумывая чтото. Потом, ни слова не сказав, поднял Людин велик (он оказался целым) и пошел с ним по тропинке, ведущей с «пляжа».

– Эй! Ты чего надумал?! – крикнул я вслед.

Серега остановился.

– Уговор помнишь? – бросил он через плечо.

– Помню! Ты куда?

– Туда!

– Что, один?

– Да.

– Слушай, ты того… ты же можешь не вернуться оттуда! Их четверо, а ты…

– Страх, страх! Всюду он! Ты же помнишь: «Все, что не убивает…»

– Вот именно – не убивает! Вспомни про «Харлея»!

– Книгу возьми, – он протянул мне «Заратустру». – Если все будет плохо – оставишь себе. (Только что не сказал: «На память»! )

И не желая, видно, дальше обсуждать и говорить, Серега взял фиолетовый велик за хромированные рога, разогнав, оттолкнулся, перекинул на ходу ногу через раму и закрутил педали.

Домой я вернулся один с тремя полотенцами, с Серегиным покалеченным велосипедом и с «Заратустрой» под мышкой. Бабушки видно не было.

« – Оно и к лучшему, – подумал я. – Только лишние вопросы бы начались».

Я прошел через сад и остановился возле «пуньки». Затолкав покореженный велик между «пунькой» и забором (подальше от любопытных глаз), я закинул полотенца на веревку и поднялся на крыльцо.

В «пуньке» было гулко и душно. Мухи жужжали и бились о стекла. Я уселся в продавленное кресло с зачитанным до ниток (а теперь еще и освежеванным) «Заратустрой», раскрыл на удачу.

И сразу же споткнулся о первую попавшуюся на глаза фразу:

«Бог – это мысль. Но мысль кривая и все делающее кривым».

Я закрыл книгу, встал и распахнул окно, выходящее на улицу. Ветер тут же взметнул шторы. Он не был прохладным, но даже подогретый на прожаренной солнцем шиферной крыше, приятно обдувал и уносил затхлую духоту.

Стоя у окна я смотрел, как вдали, на горизонте, белые запятые яхтенных парусов обгоняли друг друга, а над ними клубились облака. Прошел один большой пароход, за ним поменьше. Быстро промелькнула «Ракета». Она летела прямо и красиво.

Поле, лес, дорога, небо, вода и паруса были, как всегда, верны своей простой, прекрасной и неизменной сути. Только безумный мог все это назвать «кривым»!

Я подумал, что неплохо было бы сейчас оказаться там, на борту «Ракеты», на открытой палубе. И, конечно, было бы здорово, окажись там, со мной рядом, она, Люда!

Стоять вместе и смотреть, как винты вспахивают толщу воды, как оставляют за кормой перекрещивающиеся борозды, украшенные бурунами белой пены. А спереди, изпод крыльев, летят мимо (иногда залетая на палубу и попадая в лицо) хлесткие брызги.

Стоять, смотреть и вдруг… обнять ее за талию и, качнувшись, поцеловать!

Мечты, мечты!

Мухи между тем попрежнему озабоченно жужжали в окнах, но теперь в их монотонном гуле мне слышались какието новые, более низкие тона, схожие с шумом двигателя и винтов, крутящихся в воде. Звук усиливался.

Неужели это воображение так разыгралось?

Я прислушался и понял, что мое созерцательномечтательное состояние прервал шум самого что ни на есть настоящего мотора. Звук приблизился и резко замер, судя по всему, рядом с калиткой.

Чуть сдвинув штору, я незаметно глянул в окно. «Гелендваген» и «Чайка» – те, что утром проехали мимо по центральной улице – остановились возле нашей задней калитки!

« – Заехали, так сказать, с черного хода, – подумалось мне. – Ну и дела!»

Пока, безотчетно прячась за шторой, я рассматривал да раздумывал, хлопнув дверью, из «Чайки» вышел невысокий плотный мужчина лет пятидесяти. Несмотря на жару, был он в шляпе, в костюме и при галстуке, а на носу сверкали очки. Постояв и повертев головой, он направился к нашей калитке. Раздался стук. Я уже хотел было пойти спросить, что ему нужно, но тут из «Гелика» одновременно вышли двое крепких коротко стриженных парней в темных костюмах и черных очках. Таких персонажей я до этого видел исключительно в кино в роли охранников или гангстеров.

Стук в калитку повторился еще раз. Двое в черном смотрели на «пуньку» так, словно видели меня сквозь шторы на окнах и даже сквозь стены. Я невольно отодвинулся подальше вглубь террасы. После третьего стука послышались шаркающие шаги – это бабушка шла открывать калитку.

– Здравствуйте, – послышался изза приоткрытой калитки негромкий вкрадчивый голос, – нам сказали у вас можно купить клубнику.

– Да, можно. Вам много?

– Полкило. А дачу вы не сдаете?

– Нет. А что?

– Нам сказали, что у вас снимают.

– Кто сказал?

– Соседка ваша.

– Она напутала. Мы ничего не сдаем. Может, она сама сдает, поинтересуйтесь.

– Хорошо. Значит, у вас никто не живет? Вот в этом домике.

– Почему же никто. Внук живет. Саша!

Помедлив, я нехотя вышел на крыльцо с выражением знойной летней скуки на лице, хотя на самом деле меня так и раздирало изнутри от любопытства!

Вышел, остановился, зевнул.

– Что, ба?

– Вот мой внук. Саша. Больше никого, видите?

Незнакомец в очках и шляпе смотрел на меня изучающе.

– Да, вижу.

– Так что, клубнику будете брать?

– Да, то есть… на обратном пути заедем.

– Хорошо.

Бабушка слегка подтолкнула калитку, чтобы закрыть. Незнакомец уже собирался уйти, но тут, словно бы вспомнив чтото, остановился.

– Еще минутку, пожалуйста! Вы не знаете, где я могу найти одного молодого человека. Сережу… то есть Сергея. Сергея Головнина.

Едва я услышал имя и фамилию моего друга, как мой зевающий рот захлопнулся сам собой. Бабушка отпустила калитку и спрятала чуть подрагивающую старческую руку в карман фартука.

– Мне сказали, что он может гдето тут снимать дачу.

– Ннет, – осторожно сказала бабушка. – Я не знаю.

– Жаль, очень жаль… если вдруг вы чтото услышите, или он неожиданно появится, не могли бы вы передать ему вот это. – Незнакомец вынул из внутреннего кармана и протянул бабушке конверт. – Скажите, что его искал профессор Сокольников. Сергей мой студент.

– Извините, профессор, но я не могу взять, – мягким тоном, но при этом твердо произнося каждое слово, сказала бабушка, – вряд ли я увижу вашего студента. Значит, письмо к нему не попадет никогда.

Повисла пауза.

– Да, вы правы… я както не подумал, – пробормотал профессор. – Но, возможно, ваш внук…

– Саша тоже ничего не знает и передать не сможет! Это абсолютно точно!

– Жаль… очень жаль, – профессор убрал конверт обратно в карман. – Дело в том, что Сергею пришло приглашение на учебу в Америку. И срок принятия решения на исходе. А его нигде нет. Родители его сейчас в загранкомандировке. Соседи сказали, что Головнины каждый год снимают дачу у большой воды, рассказывали, какие там места изумительные. Вот я и езжу, ищу его. Всегото и надо, чтобы Сергей поехал в посольство и оформил визу.

Сказав, он уставился на меня. Я сделал шаг с крыльца на одну ступеньку вниз.

– Отец Сергея… он крупный ученый, можно сказать, великий русский ученый, и он.. Он очень помог мне, когда мой институт закрыли, а меня выставили на улицу. И вот теперь я хотел бы отплатить ему в свою очередь… чем могу! Но дело не столько в этом! Сергей действительно способный парень, один из лучших моих студентов и… сами понимаете, я бы хотел, чтобы в Америку поехал именно он. Однако, если я не найду его, мне придется отправить когото другого.

Я шагнул на дорожку.

– Так вы скажете, где его найти?! – резко спросил профессор, глядя мне в глаза. Взгляд был пронзительный и остро вопрошающий. На какойто краткий миг мне даже почудилось, что он все и так знает и лишь требует и ждет, чтобы я сознался!

– Соседи сказали мне, – с угрожающей сдержанностью в голосе продолжил профессор, – что Головнины каждое лето снимают в Михалево!

– Профессор, что вы от нас хотите?! – чуть дрогнувшим голосом воскликнула бабушка.

– Скажите, где мне его найти?! – почти крикнул профессор и зыркнул сквозь линзы очков болезненно блестящими зрачками.

– Вы простите меня, старуху, – отвечала бабушка, вновь вернув голосу обычную твердость и взявшись за калитку жилистой рукой. – Я уже ответила: мы ничем не сможем помочь!