Роман с фирмой, или Отступные для друга. Религиозно-политический триллер

– Что?

– Страх!

– Да ладно!

– А ты присмотрись!

Вот, например, у меня есть родственник – дядя Илья. Инженер от Бога! Любой мотор, механизм, телевизор, да что угодно найдет на свалке, притащит в гараж, разберет, разложит по полкам, неделю над ним пошаманит и снова соберет. И оно начинает работать!

Я говорю:» – Дядя Илья, почему ты фирму не откроешь? Деньги заработаешь, иномарку купишь, за границу съездишь. Ведь разрешили!»» – А зачем мне? Я лучше так…»

И бочком, бочком в свой гараж… и дальше там копошится.

А у самого (я же вижу!) в глазах страх.

Так вот моя цель – убить в себе самые мельчайшие ростки этого наследственного, посконного страха!

– И Ницше способствует?

– Да. Когда я читаю, перечитываю, вникаю в текст, то чувствую, как воля моя прямотаки наливается силой. А жизнь смыслом.

– И в чем же он – твой смысл?

– Воспитать, взрастить в себе ницшеанского сверхчеловека!

– Ну а дальше, дальше что? – пытался докопаться я до сути.

– Если совсем кратко, то мне это нужно для того, чтобы не затеряться в толпе себе подобных, а сделать это можно, только перестав быть как все!

– Понятно. Сам до этого дошел?

Серега улыбнулся и вместо ответа протянул мне книгу в оранжевом переплете.

С «Заратустрой» он почти не расставался. Казалось, даже ел и спал с ним. И все же, для меня и тут было допущено исключение.

Смыслы и впрямь были противоречивы, и далеко не со всем из прочитанного я был согласен.

Например известный афоризм о женщинах: «Идешь к женщинам, не забудь плетку». Мне, с детства воспитанному на женских образах, воплощенных в прекрасных античных статуях и фресках Ренессанса, было дико это читать. С другой стороны – «Да будет женщина игрушкой, чистой и изящной, словно драгоценный камень». Это мне нравилось больше, хотя и в корне противоречило «плетке». В самом деле: зачем подходить с плеткой к драгоценности? Но все очевидные противоречия меркли перед идеей сверхчеловека и его воли к власти! Воистину, трудно было юному уму не попасть под обаяние мистических химер, начертанных рукой гениального безумца!

Серега както признался, что иногда (особенно зачитавшись до поздней ночи при хмуром свете лампыкеросинки) он начинает верить в то, что сам Ницше со страниц книги тренирует и закаляет его дух.

Так, по крайней мере, он сказал однажды утром по пути на «пляж».

«Пляжем» в Михалево называлась полоса скошенного луга, вытянувшаяся вдоль водохранилища и вплотную примыкавшая к воде. Особую «пляжность» этому месту придавало не илистое (как в большинстве подмосковных водоемов), а песчаное дно. Чтобы попасть на «пляж», нужно было пройти сквозь густой массив акаций, разросшихся между деревней и водохранилищем.

Мы приходили туда практически каждый день. А еще, как говорил Серега, «для тренировки „физической воли“», бегали по утрам по желтой грунтовой дороге, покрытой трещинами спекшейся на жаре глины. Обычно после весеннего таянья снегов и коротких, бурных летних дождей дорога раскисла и тогда в ее глинистой жиже вязли грузовики. Но в тот год июль выдался сухим, и дорога держалась.

И вот в один из дней, искупавшись после пробежки, мы лежали на полотенцах на берегу. «Ракета», похожая на огромную белую акулу, скользила бесшумно вдали, приподняв нос и став на подводные крыльяплавники. С берега было видно, как на поднятых ею волнах красный бакен раскачивается под крики растревоженных чаек.

– Ничего не напоминает этот бакен?

Я подумал секунд пять и сказал:

– Он думает, что совершает отчаянно смелое странствие по волнам. А сам завис и торчит на одном месте. Ни вперед, ни назад.

Серега хмыкнул одобрительно – намек он понял.

– А я думаю, он – этот бакен, похож на мечту. Недосягаемую для большинства. Надо иметь крылья, чтобы приподняться и попробовать достичь.

Крылья – это смелость души. Обретая смелость – обретаешь сверхсвободу. Свободный, ты становишься сверхчеловеком! А это уже первая ступень к власти! Но вот тутто и возникает самая большая загвоздка!

– Какая же и в чем?

– Не хочет душа избавляться от страха. И разум вторит ей, сопротивляется на генетическом уровне, на подкорке! Но если удастся преодолеть эту преграду, откроются невиданные перспективы. Мир изменится.

– Да ладно!

– Возникнет совершенно новое общественное устройство. Социальная гармония и миропорядок, основанный на чистом, ясном законе. Простом и очевидном, как яблоко, упавшее на однуединственную голову, но положившее начало всей физике. Это будет благодатная власть. Не манипуляция, а освобождение и высвобождение энергии сознания.

– И как все эта гармония будет выглядеть на практике?

– А так: бесстрашные сверхчеловеки, элита чистого разума управляет остальным обществом. Разве не идеал?!

– И себя ты, конечно, видишь в первых рядах этих сверхчеловеков?

Серега усмехнулся загадочно.

– Для начала нужно хотя бы встать на первую ступень. Изжить в себе страх.

– Чтото все это мне очень сильно напоминает. То ли секту, то ли… не знаю даже что! Недаром Ницше в итоге попросту лишился рассудка.

– Икар тоже упал, поднявшись в небо первым. А сейчас мы, не задумываясь, летаем самолетами. Не падаем, и голова на месте.

– Я о другом, о попытке воплотить идеи Ницше в реальности. О сверхчеловеках и их вождях.

Мы помолчали, и Серега сказал через паузу:

– Да, действительно, Гитлер считал Ницше своим кумиром.

– Вотвот.

– И что с того?! Нет, Сань, даже не сравнивай! Послушай: атом начался с бомбардировок Японии, а сегодня он – один из столпов мирной энергетики. Биохимия началась с бактериологического оружия. А сегодня аграрные химудобрения кормят полземли. Так и с идеями Ницше. Можно на их основе построить тоталитарную диктатуру, а можно государство всеобщего благоденствия.

А ты говоришь, Гитлер.

– Ладно… а что же с властью нынешней? Ее куда?

– Тут все совсем просто! – воскликнул Серега, воодушевленно. – Ты посмотри, кто сейчас у руля! Ничтожества, у которых трясутся руки при любом серьезном движении. Власть им нужна меньше, чем женщина старику. Вернее, они – эти политические и моральные старцы – не нужны власти. Она сама от них вотвот уйдет!

– Тогда о чем беспокоиться? Если думать, что все само произойдет?

– «Падающего подтолкни!» Чем быстрее мы встанем на новый путь, тем будет лучше для всех нас.

Мы принялись горячо обсуждать, сопоставляя самые острые факты из новейшей и прошлой мировой истории. Спорили вслух, открыто, без опасений. Время изменилось: открытость, прогресс, демократия! Всевидящее око «большого брата» ослепло, гнилой фундамент идеологии рассыпался окончательно и бесповоротно, и нам – молодым гражданам слабеющей и умирающей империи – катастрофически не хватало источника новой силы. Необходим был новый, твердый и мощный «философский камень». Как в головах, так и под ногами. Нащупать его самостоятельно было ох как трудно и оттого особенно увлекательно.

Мы так увлеклись нашим спором, что едва расслышали звонкое щебетание и солнечный многоголосый смех. Я обернулся. Стайка девчонок (впрочем, уже скорее девушек!) в купальниках и с полотенцами вышла из зарослей акаций на тропинку, ведущую к «пляжу». Бледные и загорелые, длинноногие и пухленькие, брюнетки и крашеные перекисью… словом, на любой вкус!

Но не бешеное разнообразие прелестных форм и грациозных линий приковало мое внимание, а то, что, непринужденно перебрасываясь фразами, вместе со всеми мимо прошла Люда.

Побросав полотенца и скинув вьетнамки, стайка ринулась в воду, подняв брызги и визг. А я краем глаза отметил, что Люда не пошла со всеми, а легла на полотенце, рассыпав на лицо черные кудри, подставив солнцу лопатки, поясницу, точеные икры и нежные розовые пяточки.

Серега перевернулся на живот и закрыл глаза.

– Идешь к женщинам, не забудь плетку! – пробормотал он сквозь жаркую полудрему.

Я угукнул в ответ и отвернулся.

И вдруг:

– Саш, идем купаться, – негромко позвал знакомый голос.

Я даже не сразу понял, вернее, не сразу поверил своему слуху. Для чегото даже коротко зажмурился, а когда открыл глаза, Люда уже стояла метрах в десяти, по колено в воде. Стоя спиной ко мне, грациозно подняв согнутые в локтях руки, она тем самым неотразимым жестом из моих снов перехватила гриву черных волос и закрепила их на макушке резинкой.

Я сел на полотенце. Стараясь не выдавать возбуждения, сорвал травинку и нервно сунул ее в угол рта. Покусывая сухой стебелек, я исподволь продолжал гладить взглядом стройную фигуру от впадин голых подмышек, перехваченных тонкой полоской купальника, к гибкой талии и ниже, к двум прелестным соблазнительнозагорелым округлостям. Когда я дошел до бедер и точеных икр, Люду окликнули подружки, и она побежала к ним, легко преодолевая сопротивление воды, оттолкнувшись, легла грудью на волну и поплыла. Девчонки, смеясь, вовсю плескались и резвились, будто стайка мальков на мелководье. Люда присоединилась к их глупой и веселой возне. Я ждал. Когда через минуту она как бы невзначай отделилась от подруг и поплыла вперед и в сторону, я выплюнул травинку, встал и не спеша вошел в воду.

Серега хмыкнул вслед.

« – Хмыкай, хмыкай!» – ответил я мысленно и поплыл за Людой, держась от нее на расстоянии и как бы сам по себе.

Люда плыла все дальше, и я бы легко мог догнать ее, но мне было интересно, как далеко она намерена заплыть и, главное, что за этим последует. Ясно было, что она не просто так позвала меня купаться и сейчас неспроста оторвалась от стайки подруг. Неужели хочет остаться наедине со мной, подальше от берега.

Зачем?!

– Как вода? – спросил Серега, когда я вернулся и упал на полотенце с блаженноидиотской улыбкой.

– Неплохо, – выдохнул я, как мог, сдержаннее, хотя изнутри меня всего так и распирало.

– Счастливчик, да, – взглянув на меня констатировал Серега. – Тебя сейчас видно насквозь!

– Да и пусть.. А мне она нравится, и у нас вечером с ней свидание!

Повисла пауза.

Серега молчал, вид у него был слегка озадаченный. Мне он чемто напомнил компьютер, проглотивший нестандартный массив информации. Не удивительно, ведь ему Люда тоже нравилась!

Паузу нарушил неизвестно откуда взявшийся Мишка.

– Пацаны, Сань, – буркнул он, плюхаясь в траву рядом. – Слыхали новость: Костяна на 15 суток замели. Будто бы за драку.

Мы с Серегой на мгновение замерли, уставившись на него.

– Аххаха! – Серега хлопнул меня по колену. – Ну вот все и встало на место!

– Не знаю, что у вас и где встало, а только имейте в виду: Люда – чикса Костяна!

– И что теперь, в одной реке с ней не плавать?

– Плавай где хочешь, только лучше не связывайся с ней! Костян за последний год в большом авторитете стал. Банду вокруг себя собрал «Ночные ястребы». В Якшине у них свой гараж на окраине. Мотоциклы по всем соседним районам воруют, разбирают, и все им сходит. Его старший брат крышует – опер по нашему району. А сам Костян с ножом«бабочкой» в кармане всегда. Не исключаю – на нем уже кровь есть..

Мы молча слушали. Конечно, все знали, что, Костян – крутой тип, с которым лучше не вязаться в проблемы. Но чтобы все было настолько жестко…

– Что молчите, не знали? Ну так будьте в курсе. И пяльтесь осторожнее. Ладно, я пошел.

И Мишка исчез так же внезапно, как и появился.

– Ну, что скажешь? – Серега вновь откинулся на полотенце.

– А что я должен сказать..

– Костян на нарах, хвост на улицу – очень поженски.

– Да, и я ее понимаю!

– Неужели?

– Ты же не знаешь! Костян, эта свинья, угрожает ей. И даже на пристань прийти, просто посидеть вечером с нами она боится! Представляешь?!

– Она так сказала?

– Да! То что его замели, для нее как отдушина.

– Ясно. Ничего нового. Страх… страх везде!

– А! – махнул я рукой. – Думай, как хочешь, тебя не переубедишь.

– Понятно. Значит, свидание?

– Угу.

– Смело.

– Спасиб.

– Впрочем, пока Костян сидит, можно, риск минимальный.

– Повторяю: думай, как хочешь!

Помолчали. Ракета прошла в обратную сторону, раскачав на волнах далекий бакен.

– А спорим, – с расстановкой сказал Серега. – Спорим, что не придет?

– Кто?

– Она!

– Это почему?! – воскликнул я с возмущением и удивлением (даже на локте приподнялся).

– Она тебе пообещала?

– Ну… да.

– Не придет! Вот увидишь. Спорим?

– Давай! На что?

Серега подумал и сказал с откровенностью, которой я ну никак не ожидал.

– Если Люда не придет, ты не будешь мне мешать ухаживать за ней.

– Что?!! Ты не перепутал? Это у меня с ней свидание, а на тебя она и внимания не обращает!

– Это неважно. Женщина сегодня на одного обращает, завтра на другого.

– Ну это ты о ней напрасно так!

– Увидим. Так спорим?

– Допустим. А ты что ставишь?

Он подумал немного.

– Хочешь поехать в Америку?

– Конечно! И на Луну слетать. Ты что ставишь?

– Поездку в Америку.

– Чегооо?!

– Я не говорил еще? С недели на неделю ожидается приглашение. Они уже подтвердили, что выслали. Но почта долго…

– Это с чего такое… счастье?

– А вот с того. Есть у нас на кафедре один уникальный дядька. Профессор Сокольников. Большой оригинал. Ездит на восстановленной «Чайке», но не в том дело. Его исследованиями заинтересовались в Америке, пригласили. Но сам он выехать не может – секретность не снята. А вот его ученикам запретить уже не могут. Типа у нас теперь демократия! Понимаешь теперь, сколько желающих было учиться по его программе, работать в его исследовательской группе. Но со всего потока он отобрал и пригласил лишь несколько человек. Потом осталось двое: я и еще один парень с параллельного курса. Остальные отсеялись. Но я могу попросить профессора, чтобы тебя включили в группу сверх квоты. Хаха! Третьим будешь?! Вот такое, как ты выразился, «счастье».

– Ясно! И почему ты думаешь, что меня включат в группу? Я ведь не ученик профессора и никакого отношения не имею. На каком основании?!

– Какая разница, на каком! Не заморачивайся. Раз я говорю, что это возможно, значит, так и есть!

– Ну… я не знаю…

– Не знаешь что? – усмехнулся Серега. – Не знаешь, хочешь ли поехать в Америку, или не знаешь, придет ли Люда?

Несмотря на нашу с Серегой «философскокнижную» дружбу, дух соперничества почти ежеминутно присутствовал между нами, то затухая, то вновь вспыхивая и разжигая далеко не философское стремление к сиюминутному первенству. Соперничество, как ни странно звучит, подталкивало нас друг к другу и даже скрепляло нашу дружбу, однако намечался, как я уже сказал, «барьер». Одна перспектива поездки в Америку чего стоила!

– Ну что, спорим?! – повторил Серега.

– Да! – и мы ударили по рукам.

Вот так и вышло, что мы, сами о том не подозревая, влезли с нашим детским спором в куда как более серьезные игры взрослой жизни.

Вечером я ждал Люду в условленном месте. О чем я думал, стоя в полумраке под акациями? Да ни о чем! В голове переливались приятные солнечнопляжные картинки, а гдето внутри, в середине груди, мягким нежным цветком распускалось волнительное ощущение ожидания. Акации шелестели, словно нашептывая: «Сейчассейчас! Жди!». Прошло минут пятнадцать. Радужноцветочное настроение раскрылось до последнего лепестка и улеглось, уступив место нейтральной уверенности в том, что «Она же обещала, значит, придет!». Прошло еще пятнадцать минут. Уверенность сменилась легким нетерпением, но все равно еще обнадеживающе пульсировало предчувствие встречи. Еще через пятнадцать минут туман, готовя землю к ночи, стал натягивать на нее промозглую изморось, похожую на огромную белую простыню.

Застегнув поплотнее отцовскую брезентовую штормовку со стройотрядовскими нашивками, я присел под акациями. Они уже не шептали, а перешептывались, ехидно подшучивая: «Ждижди!» Уныние назревало пополам с раздражением и различными вариациями на тему. От «Она опаздывает изза того, что…» до «Она не придет, потому что…». И чем дальше, тем явственней на заднем плане этого «потому что» вырисовывался мой друг Серега и неутешительный итог нашего с ним спора.

Когда прошел час и стало понятно, что она не придет, я встал и, с хрустом раздавив павшую поперек дороги сухую ветку, отправился на пристань.

Уже издали я почувствовал, как оттуда, из металлической крашеной будки, вместе со знакомыми голосами и звуками гитары долетает какоето новое, необычное, порывистовозбужденное оживление. Так бывает в театре или кино, когда на сцене или в кадре появляется новый персонаж, появляется и замыкает на себе весь последующий сюжет, а вместе с ним и все внимание публики.

Я подошел ближе. Ктото невидимый перебирал струны, настраивая гитару, а вездесущий Мишка травил анекдот своим разбитным тенорком. Все было как всегда и все же не как всегда.

Я не ошибся в предчувствии и почти не удивился, когда, обойдя будку и вплотную подойдя к компании, среди прочих увидел на длинной лавочке Серегу и Люду.

« – Вот сволочь!» – было первым, что подумалось, и даже непонятно, в чей адрес больше!

– О! Саня! Заходи, присаживайся, – загомонил Мишка. – Пиво бу?! У нас «Жигулевское»! Холоднющее!

– Не, Мишань, спасибо… чтото горло сегодня.

Серега и Люда сидели в центре. Серега с гитарой – вот такой, как говорится, come back!

Я подошел и сел рядом с Людой, вежливо отжав при этом Мишку немного в сторону по лавке. Серега – он также сидел рядом с Людой, но по другую руку, тут же взял аккорд позаковыристей. Люда вздрогнула.

– А мы тут сидим, обсуждаем последние новости! – крикнул Мишка, пьяно и ражно захлебываясь словами. – Костян пятнац суток за хулиганку огреб, так что Люда теперь свободная женщина нашей деревни! – выплеснул он свою шутку и сам же заржал.

– Слышь, помолчал бы! – одернула его Люда, обернувшись.

Но Мишку было не так легко затормозить. Тем более, что его поддержали поощрительными смешками.

– Дураки, – шепнула Люда тихо, но я услышал.

– Холодно, – сказала она вполголоса в мою сторону и поежилась. Я вынул руки из рукавов штормовки, снял и накинул ее Люде на плечи. Она поправила волосы.

– Ой, блиин! – заохал Мишка, – Люд! Реально не боишься, что Костян узнает?

Я хотел было встать и отвесить разгулявшемуся Мишке положенное, но не успел.

– Рот закрой! – прикрикнул на него Серега, и все разом вдруг стихло.

Тогда Серега снова ударил по струнам, заложил соло с переливом да с боем, да так, что металлическая будка причала загудела и зазвенела от основания до крыши. Все слушали, замерев.

– Почему не пришла? – спросил я сквозь этот звон, почти прикоснувшись губами к ее уху.

– А ты зачем сказал, что я боюсь приходить сюда? Я только вышла, и тут твой дружбан. Он будто знал, что я выйду, и ждал.

– Ну и?..

– И сразу с ходу: «Пошли на пристань!» Я послать его хотела, а он:» – Сколько ты еще будешь Костяна бояться?» – » – Да какое твое, блин, дело!» – а потом поняла, что ты ему насвистел… он все шел и шел рядом, и все говорил, говорил. Про страх, про то да про это… Короче, веришь, я и сама не знаю, как он меня уболтал. Как тут оказалась… Поэтому не пришла.

« – Насвистел!» – что тут скажешь – упрек был справедлив. И оттого внутри у меня все кипело!

« – Ну, спорщик, мать его! Провокатор, гнида, манипулятор! Воспользовался моей откровенностью и прямо изпод носа девушку увел. Привел сюда, на пристань, себе и Мишке на потеху…»

Казалось, не было таких эпитетов, какими я мысленно не обкладывал Серегу. Сердце бешено стучало от возмущения и почти что ненависти к нему! И все же сквозь злость и досаду пульсировало и пробивалось смутное понимание, что не так уж все однозначно мерзко было в этом Серегином поступке.

Вдруг Люда резко встала и пошла прочь от пристани. Серега тут же оборвал бой струн.

– Проспорил? – вполголоса спросил он, наклонившись ко мне, но косясь при этом вслед уходящему силуэту. Я стиснул пальцы в кулак и… едва удержал его в кармане, но всетаки удержал.

– Теперь не мешай! Уговор!

– Да пошел ты! Со своей Америкой вместе! – прошипел я и плюнул в темноту под ногами.

Серега пошел догонять Люду. Гитара осталась Мишке.

– Нда… чтото скоро будет, – сказал Мишка таким непривычно серьезным для него голосом, что всем сразу стало както неуютно. Все молчали, никому не охота было больше балагурить и трещать. Один за другим, мы разбрелись по домам. Будка на пристани опустела.

***

На следующий день Серега пришел утром.

– Че надо? – спросил я, стоя на верхней ступеньке крыльца и хмуро глядя на него заспанными глазами сверху вниз.

– Мир? – он протянул руку.

Я демонстративно спрятал ладонь за спину.

– Понятно. Дуешься.

Я взялся за ручку двери, чтобы уйти.

– Ключ от лодки и весла дашь?

– Нет.

– Что так? Жлобствуешь?

– Нет, и все.

– А если я скажу, что это она просит?

– Чегоо!!

– Я бы у других лодку взял. Но она не захотела! Сказала, что поплывет только с тобой, если, конечно, не боишься.

« – А не пошли бы вы оба куда подальше!» – хотел было сказать я вслух, но… сам уже спустился с крыльца и шел к сараю за веслами.

– Ты зла на меня не держи за вчерашнее, – без всякой, впрочем, вины в голосе произнес Серега, пока мы шли к мосткам, где стояла лодка. – Я это сделал не ради того, чтобы тебя както опустить в ее глазах, и не ради нашего спора. Ну погулял бы ты с ней пару недель. А потом Костян ее опять под себя забрал бы. А так у нее есть хоть какойто шанс.

– Какой такой шанс?!

– Перестать бояться. Ты же сам сказал, что Костян ее запугал.

– Да, она так сказала.

– А! Значит, ты уже сомневаешься в искренности ее слов?

– Слушай, воду не мути! Перехватил девчонку по дороге на свидание, запудрил! Потешил в себе сверх чегото там и потренироваться в самоутверждении? Продемонстрировал свои исключительные суггестивные способности. Ну, что молчишь? Она же тебе просто нравится, ну так, почеловечески!

Серега не сказал ничего, впрочем, мы уже пришли. Люда сидела на мостках, от скуки болтая ногами в воде, закинув голову и подставив носик солнцу. Увидев нас, она улыбнулась изпод козырька бейсболки. Серега отомкнул замок и распустил грохочущую цепь.

Вот так мы втроем (Серега, Люда и я) в буквальном смысле оказались в одной лодке.

В тот день мы отправились к небольшим, заросшим лесом необитаемым островам. Было солнечно и, как всегда бывает на большой открытой воде, очень ветрено. Невзирая на это, Люда загорала, сидя на носу. Я был на веслах, спиной к ней Серега на корме, лицом к лицу со мной.

– Отвернись, не смотри, – крикнула Люда Сереге. – Буду загорать топлесс!

« – Ой, ляля!» – подумал я и покосился через плечо.

– Ты тоже не смотри! – легко толкнула меня в плечо Люда.

Острова приближались. Когда до берега оставалось метров сто – сто пятьдесят, лодка подо мной закачалась, и за спиной раздался всплеск. Я обернулся. Люда плыла к берегу. Сквозь воду была видна ее голая спина, сильные ноги мелькали в глубине, сгибаясь и разгибаясь полягушачьи. Полоска стрингов соблазнительно белела меж двух загорелых округлостей.

– Хороша, а?! – тоном, не требующим подтверждения спросил Серега.

« – Хорош будешь ты, когда Костян выйдет!» – подумал я.

Тем временем, доплыв, Люда нащупала под ногами дно и крикнула, стоя по горло в воде:

– СашСреж, подайте ктонибудь футболку!

Я обернулся, взял с носовой банки белый комок ткани и хотел бросить ей, но Серега, привстав с кормы, неожиданно перехватил мою руку. Не успел я удивиться, как он дернул за футболку с тем, очевидно, чтобы самому подать ее Люде. Однако я держал крепче, чем он думал. Ни слова ни говоря, он дернул снова, тонкая ткань затрещала и поползла. Серега от рывка качнулся, потерял равновесие и сел на дно лодки с куском футболки в руке. Людина футболка была поделена нами почти побратски. Увидев, что случилось и наши лица, Люда захохотала от души. Мы, до этого глядевшие друг на друга, как два быка перед сшибкой, через секунду тоже заржали следом, а потом (как парламентеры белые флаги) протянули друг другу то, что осталось от футболки.

Потом, зацепив лодку за поникшую над водой иву, мы до одурения ныряли с ее нависшего над глубиной ствола. Было беззаботно и весело, брошенные весла торчали ручками вверх, поскрипывая в уключинах.

Люда ныряла вместе с нами уже не стесняясь. Были моменты, когда она оказывалась так близко, что я мог, почти не двигаясь, коснуться ее плеча или руки или… груди… или мокрых волос (капли с них так и летели мне в лицо!). Да что коснуться! Я мог обнять и поцеловать ее, но… я помнил, что проспорил.

На обратном пути мы с Серегой поменялись местами: он сел на весла, я на банку, что на корме. Люда, коекак связав порванную футболку, соорудила из нее на груди чтото отдаленно напоминающее топик. Настроение у всех троих было лучше не бывает. Солнце, друзья, лето, простор! Легкий ветерок и чайки в небе!