Просветление – путешествие без начала и конца. Последний цикл бесед Ошо

Несомненно, что Томас Мертон уже ощущал в своем сердце огромную потребность в Дзен. Христианство его больше не удовлетворяло. Он всю жизнь был монахом в монастыре, но постепенно, постепенно, по мере того, как он знакомился с Дзен, он начинал понимать, что христианство – вовсе не религия; это вымыслы, ложь, верования, но не непосредственное переживание. Сама идея Дзен как несистематического, индивидуального подхода к постижению истины напрямую – не посредством теологии, не посредством какой-либо веры, или философии, но посредством медитации – очень его привлекала, однако это еще не стало переживанием.

Томас Мертон гораздо лучше, чем Судзуки, Алан Уотс, Пол Репс, Юбер Бенуа и многие другие, писавшие о Дзен. Он подошел ближе всех, потому что он говорит не из головы, а из сердца поэта.

Однако сердце находится лишь посередине, между головой и существом. Не достигнув своего существа, невозможно получить переживание себя. Но он был чувствительным человеком; он смог высказать то, что не пережил сам.

Его утверждение прекрасно, но оно ясно показывает, что это не было его собственным переживанием. Это его понимание – конечно, гораздо более глубокое, чем у любого другого западного исследователя Дзен. Если бы для него это действительно было непосредственным переживанием, так, как он говорит, то его не заботило бы ничье разрешение, не заботило бы христианство. Он вышел бы из этой паствы, которая представляет собой лишь рабство и ничего более.

То, что он так и не вышел из паствы, показывает, что он остановился посередине, у него еще не было уверенности. Он еще не вкусил истины. Он лишь слышал о ней, читал о ней и чувствовал, что, возможно, существует другой подход, совершенно отличный от христианства. Но христианство по-прежнему имело над ним власть. Он не смог стать бунтарем и из-за этого потерпел неудачу, полное поражение.

Человек Дзен – это бунтарь по своей сути. Томас Мертон бунтарем не был, он был очень покорным человеком. Покорность – это другое название рабства, красивое название, которое вас не ранит, но это духовное рабство. То, что он шесть раз просил и шесть раз получил отказ, но, тем не менее, остался в пастве, ясно показывает, что в духовном отношении он был рабом. Хотя он и проявлял глубокий интерес к Дзен, этот интерес был недостаточно глубок, чтобы достичь существа, хотя и шел глубже ума. Он остановился посередине. Наверное, сейчас, в своей новой жизни, он находится либо здесь, либо в Японии – скорее всего, он где-то здесь, среди вас – потому что таким было его последнее желание перед смертью.

Как только конференция закончилась и он отправился спать, его тут же отравили. Наверное, когда он умирал, думая о Дзен, его последним желанием было поехать в Японию, встретиться с мастером. Всю свою жизнь он прожил в христианстве, но оно не привело его к реализации, не сделало его просветленным. Оно было лишь утешением.

Только глупцов можно обмануть утешениями, ложью и вымыслами. Человека с такой высокой чувствительностью, как у Томаса Мертона, одурачить невозможно. Но жизнь, проведенная в покорности, обернулась духовным рабством. Он попытался улизнуть из Бангкока – поскольку там не нужно было спрашивать разрешения у настоятеля монастыря или у папы римского. Из Бангкока он мог просто уехать.

Однако эти так называемые религии беспощадны. Они, несомненно, подготовились. Если он будет проявлять интерес к Японии и по окончании конференции не отправится из Бангкока прямо в свой монастырь… убийцы, очевидно, уже были там. И поскольку в своем последнем выступлении на конференции он упомянул, что его необычайно интересует Дзен и что ему хотелось бы поехать в Японию, эти слова стали его смертным приговором.

Так что это относится не только к аятолле Хомейни. Век за веком убийства все продолжались и продолжались – убийства людей, стремившихся выйти из рабства и искать истину по-своему; тех, кто хотел избавиться от всех систем и получать непосредственное переживание жизни.

Слова Томаса Мертона прекрасны, но это пустые слова, поскольку они не подкреплены опытом. Я прочитаю их снова:

«Дзен – это не систематическое объяснение жизни», – но так запросто может сказать любой, кто читает книги о Дзен. Это не систематическое объяснение жизни; на самом деле, это вообще не объяснение. Это все меняет. Он говорит: «Дзен – это не систематическое объяснение жизни».

А я вам говорю, что Дзен – вообще не объяснение, касающееся жизни или существования. Это переживание, а не объяснение. Это не идеология.

Так может сказать любой, кто читает книгу о Дзен. И поскольку так с большой уверенностью говорят очень многие люди, обладающие лишь интеллектуальным пониманием, это не может быть твердым указанием на то, было ли у Томаса Мертона собственное переживание. Дзен, конечно же, не идеология, не мировоззрение. «Систематическое объяснение, идеология, мировоззрение, теология откровения и спасения» – все это разные слова, обозначающие одно и то же. Это просто тавтология; он снова и снова повторяет одно и то же разными словами.

«Это не мистическое знание» – здесь Томас Мертон не прав. Это как раз мистическое знание, хотя об этом нигде не говорится. Именно поэтому он решил, что это не мистическое знание. Это величайшее мистическое знание, но об этом нигде не говорится, потому что это невозможно высказать. Из-за того, что об этом нигде не говорится, он решил, что это не мистическое знание. Эти незначительные нюансы указывают на то, что он лишь читал об этом – потому что нигде не сказано, что это мистическое знание. Ни один мастер никогда не называл это мистическим знанием, поэтому он решил, что это не мистическое знание. Но это не так. Это величайшее мистическое знание, величайшая тайна, величайшее чудо.

Но выражать это словами – не метод Дзен. Дзен привлекает вас, отбирает у вас ваши идеологии, теологии, религии, и вы оказываетесь совершенно обновленными в самом центре своего существа. Без единого слова вы переживаете мистический опыт, переживаете тайну Существования и жизни. Но поскольку этот опыт…

В Дзен даже не используется слово «опыт» (experience), в нем используется слово «переживание» (experiencing), потому что переживание – это не что-то мертвое и завершенное. Это река, которая течет и течет, живет и движется. Слово «опыт» обозначает, что это уже завершилось. Все, что завершилось, становится мертвым, а Дзен – это самое живое явление в мире; поэтому нельзя сказать, что это опыт. Приходится изобретать слово – «experiencing»; а вместо слова «река» – «речение»… тогда становится ясно, что река не статична, что она движется. Она в пути, всегда в пути, вечно в движении, впадает в океан, поднимается в облака, проливается дождем в горах и снова становится рекой… непрерывный кругооборот, полный жизни, который никогда не останавливается.

В Дзен не существует точки, завершения, а все наши слова: «опыт», «знание», «понимание» – создают иллюзию завершения. Наши существительные нужно превратить в глаголы – глаголы ближе к жизни. Мы используем слово «жизнь», но следует использовать слово «житие» – оно ближе. Житие от мгновения к мгновению. «Жизнь» кажется чем-то мертвым; она уже завершила свой путь, дошла до конца, до кладбища.

Несомненно, Дзен – это мистическое знание. По сути, это единственное мистическое знание, которое только существует. Но об этом не говорится, это хранится в секрете, чтобы вы не отправлялись внутрь своего существа с некими представлениями. Вы идете туда абсолютно чистыми и свежими. Вы обнаружите тайну, неизмеримую тайну жизни, но совершенный подход Дзен состоит в том, чтобы не давать вам никаких представлений о том, что вы найдете. И это полностью научно обосновано.

Если у вас есть определенное представление о том, что вы должны обнаружить, – а все религии дают вам представление… Ум обладает свойством создавать галлюцинации, связанные с вашим представлением. В таком случае представление превращается для вас в реальность. Христиане видят Христа, буддисты встречаются с Буддой, индусы – с Кришной. Никогда не случается так, чтобы к индусу пришел Христос, а к христианину – Мухаммед. Странно… Мухаммед является лишь тем, кто верит в Мухаммеда.

Этим людям было бы полезно время от времени погружаться в переживания других людей. По сути, обратиться в другую веру было бы совершенно правильно… Если Христос явится индусу, индус станет христианином; если Кришна явится христианину, христианин примкнет к движению «Харе Кришна, Харе Рама». Но такого никогда не происходит! Такого не может произойти, потому что вы несете в себе определенное представление, настолько навязчивое, что ваш ум начинает грезить.

Ум обладает способностью грезить, галлюцинировать, воображать. Если вы постоянно фокусируетесь на одной и той же идее, рано или поздно она превратится в такую навязчивую программу, что, сидя в молчании, вы вдруг увидите, что перед вами предстал Христос. Это соответствует вашей идее. И возникает порочный круг. Поскольку вы увидели Христа, возникшего у вас в уме, ваша вера в Христа укрепилась.

Теперь это уже не просто вера, вы получили опыт. Теперь вероятность того, что вам явится Христос, стала больше. И с каждым разом это явление будет становиться все более осязаемым, более живым, близким. И каждый раз ваша система веры будет получать подтверждение, укрепляться и становиться более фанатичной. Скоро вы станете почти безумным. Вы начнете разговаривать с Христом, причем не только вы будете с ним говорить, но и он тоже будет вам отвечать.

Любой, кто будет за вами наблюдать, увидит, что и то, и другое делаете вы: задаете вопрос и отвечаете на него. Любой, кто будет за вами наблюдать, сможет увидеть, что вы ведете себя просто как сумасшедший – разговариваете сами с собой. Но галлюцинация настолько овладела вами, вы настолько утвердились в ней, постоянно получая подтверждение, что верите: с вами разговаривает именно Христос.

Таких психов, которые сидят и разговаривают, можно найти в любом сумасшедшем доме, и совершенно очевидно, что рядом с ними никого нет. И самая удивительная способность ума состоит в том, что, когда этот человек задает вопрос, его голос звучит обычно, а когда отвечает на вопрос, его голос становится совсем другим – гулким, раздающимся как будто свыше. Все это представление он разыгрывает сам – нет никого другого, кто мог бы ему отвечать.

В сумасшедшем доме один умалишенный стоял, приложив ухо к стене. Он опустил глаза и прижимал ухо к стене. Санитар много раз подходил к нему, но тот застыл в этом положении совершенно неподвижно. В конце концов, санитар больше не мог противиться искушению.

– Что происходит? – спросил он у сумасшедшего.

– Тссс! – ответил тот. Однако санитар продолжал расспрашивать: – Что ты делаешь?

– Я пытаюсь услышать, – ответил сумасшедший. – Ты тоже можешь попробовать.

Санитар подошел, приложил ухо к стене и прислушался, но ничего не услышал. Он сказал:

– Я ничего не слышу.

– Я тоже, – ответил сумасшедший. – Но никогда нельзя знать заранее. Я буду продолжать, пока не начну слышать.

Если вы будете продолжать, пока не начнете слышать, то станете совершенно сумасшедшими. Все религии доводят своих святых и монахов до сумасшествия. Мир отнюдь не без причины пришел в такой беспорядок; ответственность за это целиком и полностью лежит на религиях.

Томас Мертон говорит: «Это не путь аскетического совершенствования». Поскольку сам он следовал по пути аскетического совершенствования, он понимал, что Дзен – это нечто другое; Дзен не налагает никакой дисциплины. Монах-траппист живет в условиях настолько жесткой дисциплины, что в это невозможно поверить.

Я уже рассказывал вам эту историю…

Некий человек решил вступить в один из самых известных траппистских монастырей. Настоятель сказал ему: «Известны ли тебе наши правила? На протяжении семи лет ты не должен произносить ни единого слова. Только через семь лет ты можешь сказать все, что хочешь, попросить то, что тебе нужно, задать любой вопрос – всего лишь короткий разговор. И затем в течение семи лет ты снова должен будешь хранить молчание».

Человек был настроен решительно, поэтому он принял условия, и его отвели в его келью. Войдя внутрь, он увидел, что стекло в окне разбито. И вот на протяжении семи лет он страдал от холода, дождя – поскольку дождь хлестал прямо в окно – но не мог произнести ни единого слова; ему пришлось ждать семь лет.

Семь лет он ждал, а потом пришел к настоятелю и сказал:

– У меня разбито окно.

Настоятель ответил:

– Достаточно. Возвращайся. Еще семь лет ни слова. Окно тебе починят.

Окно починили, но за семь лет матрас полностью сгнил, поскольку внутрь все время попадал дождь и даже залетали снежинки. Человек вдруг понял, что ничего не сказал о матрасе. «Боже! Еще семь лет…» А в матрасе скопились всевозможные тараканы, пауки… поскольку окно было разбито, матрас служил тараканам прекрасным убежищем.

Через семь лет непрерывных мучений от тараканов… он снова пришел к настоятелю и сказал:

– Вы отремонтировали окно, но матрас совершенно сгнил.

Настоятель ответил:

– Возвращайся в келью; тебе принесут новый матрас.

И ему принесли новый матрас, забрали старый и почистили келью; однако новый матрас был больше, чем келья. Его каким-то образом в нее впихнули, но при этом разбили оконное стекло. И снова началась прежняя история…

Прошло четырнадцать лет, и он опять оказался в исходной точке. Снова повторилась та ситуация, с которой он столкнулся в самый первый день. Он снова должен был ждать семь лет. Снова дождь – а он становился старым и больным, все время простужался, но должен был молчать.

Когда через семь лет он пришел к настоятелю, не успел он произнести и одного слова, как тот закричал на него:

– Заткнись! В течение двадцати одного года я не слышал от тебя ничего, кроме жалоб, жалоб и жалоб! Убирайся из монастыря!

Бедного парня, впустую потратившего в траппистском монастыре двадцать один год, вышвырнули прочь – больного, старого, изможденного. Двадцать один год непрерывных мучений!

Томас Мертон жил в траппистском монастыре. Очевидно, он понимал, что Дзен не налагает никакой дисциплины, что это не аскеза; и понимал также, что он сам с собой делает и что делают с собой другие монахи-трапписты. Это чистейший мазохизм – самоистязание под видом аскетического образа жизни. Это не образ жизни, а образ смерти! Это медленное самоубийство, постепенное отравление.

Однако его слова вызовут подозрение у любого, кто получил непосредственное переживание Дзен. Он говорит: «Это не путь аскетического совершенствования». Подразумевается, что это путь совершенствования без аскетизма. Но Дзен вовсе не путь совершенствования.

Дзен – это эволюция, бесконечная эволюция. Совершенство – это тупик; двигаться дальше некуда. А в Дзен всегда доступно бесконечное и вечное. Его невозможно истощить. В действительности, по мере того, как вы идете по пути, путь не истощается, но постепенно, постепенно начинаете растворяться и исчезать вы сами. И однажды вы вдруг обнаруживаете, что вас больше нет, а есть одно лишь существование.

Это вовсе не совершенствование и не спасение. Это растворение, исчезновение, как таяние льда в океане.

Томас Мертон продолжает: «Это не мистицизм в том смысле, в каком его понимают на Западе».

На Западе Дзен считают мистицизмом, но это не значит, что Дзен – не мистицизм. Конечно, это не тот мистицизм, который порождается умом и представляет собой философскую систему взглядов. Это чистый мистицизм, берущий свое начало не в уме, а возникающий из самих источников вашей жизни. Он расцветает таинственными цветами, испускающими в Существование таинственные, совершенно неведомые ароматы. Это мистицизм – но это не «-изм». Это не философия, не вероучение и не культ. Вы снова и снова должны возвращаться к непосредственному переживанию.

Он говорит: «В действительности, его нельзя отнести ни к одной известной нам категории».

Все его утверждения прекрасны, но в них чего-то не хватает. Это недостающее звено можно обнаружить только в том случае, если у вас есть непосредственное переживание. Тогда есть возможность сравнивать. В противном случае кажется, что Томас Мертон совершенно прав, что это человек Дзен. Это не так. Он хотел им стать, но если бы он им стал, не было бы необходимости ехать в Японию. Я никогда не был в Японии.

На самом деле, в японских монастырях Дзен читают мои книги; их рекомендуют в дзенских университетах – однако я никогда не был в Японии. Мне это не нужно. И сам Будда никогда не был в Японии, и Махакашьяпа родился не в Японии.

Его желание отправиться в Японию показывает, что он очень хорошо понял одно: христианство не работает. И он искал какой-то новый метод, который работает. Его фраза: «В действительности, его нельзя отнести ни к одной известной нам категории» – правильна. Но это касается не только известных нам категорий – Дзен не подпадает вообще ни под какую категорию. Он за пределами всех категорий: христианских, индуистских, мусульманских, джайнских – он не подходит ни под одну из них. Он настолько подлинный, что его невозможно подогнать ни под какую категорию. Подлинное всегда индивидуально; это не категория.

Вы думаете, я подхожу под какую-нибудь категорию? Все категории против меня! И причина того, что они выступают против меня, как раз в том, что я им не соответствую. У меня нет желания чему-то соответствовать. Я самодостаточен. Мне не нужна никакая религия, не нужна никакая философия, никакая категория.

Иными словами, я сам себе категория.

Дзен нельзя отнести ни к какой категории, потому что он сам себе категория. И это настолько бунтарская, настолько несистематизируемая категория, что в Дзен все полевые цветы принимаются как равные розам и лотосам. Не имеет значения, лотос это или роза, или просто полевой цветок; единственное, что имеет значение, – это цветение. Все расцвели по своим возможностям. Именно в этом все цветы равны. В остальном же у них разный цвет, разная красота, разный аромат – у некоторых, возможно, вообще нет запаха.

Поэтому они не относятся к одной категории; однако, что касается цветения, они все расцвели, распустились во всей своей полноте. Все, что было скрыто, претворилось в жизнь. Все, что было мечтой внутри растения, расцвело и стало реальностью.

Дзен – это цветение вашего потенциала. А потенциал у всех разный, поэтому, когда вы расцветаете как человек Дзен, вы обладаете уникальной индивидуальностью. Вы не подпадаете ни под какую категорию – и это касается не только христианских категорий. Именно это имеет в виду Томас Мертон, когда говорит: «В действительности, его нельзя отнести ни к одной известной нам категории».

Но я должен вам сказать, что Дзен не относится вообще ни к какой категории – вашей, нашей или чьей-либо еще. Он вне пределов ума. Все категории принадлежат уму. Это единственно возможный бунт против ума: выйти за его пределы. Это единственно возможная революция против «Я»: войти в «не-Я», в анатту. Это окончательная свобода от всех видов рабства: тюрем, категорий, «-измов», идеологий, картин мира и философий. Это абсолютная свобода от всего, что ум способен создать и что он способен понять. И это также свобода от сердца.

Сердце способно понимать глубже, чем ум, но Дзен значительно глубже, чем сердце. Сердце может служить лишь временным приютом. На пути к своему существу ваши сердце, искусство, музыка, танец, поэзия, живопись, скульптура могут быть лишь остановкой на ночлег. Но вы должны идти глубже. Вы должны достичь самых корней своей жизни, откуда вы каждое мгновение получаете питание, той точки, в которой вы соединяетесь с Существованием, в которой вы больше не отделены.

«Поэтому очевидно, – говорит Томас Мертон, – что все наши попытки навесить на него ярлык и избавиться от него с помощью таких обозначений, как пантеизм, квиетизм, иллюминизм, пелагианизм, совершенно неуместны».

Понять это очень просто, для этого не требуется непосредственное переживание. И Томас Мертон доходит до сути. Он говорит: «Главная характеристика Дзен состоит в том, что он отвергает все систематические разработки, чтобы, насколько только возможно, вернуться к чистому, первичному, не затронутому словесным выражением и толкованиями непосредственному переживанию. Непосредственному переживанию чего? Самой жизни».

Прекрасное утверждение, но пустое – пластиковый цветок без аромата и жизни. Иначе почему он хотел уехать в Японию? Если бы у него было это непосредственное переживание, о котором он говорит, не было бы необходимости ехать в Японию и не было бы необходимости оставаться в траппистском монастыре. Он должен был стать свободным человеком.

Но он так и не смог обрести свободу. Он стремился к ней, желал ее – а желают лишь того, чего не имеют. Того, что есть, не желают.

И ты спрашиваешь: «Возлюбленный мастер, уловил ли Томас Мертон суть?»

Еще нет – но, может быть, в новой жизни. После того, как его убили христиане…

Людям, познавшим непосредственное переживание, хорошо известен тот факт, что ваша последняя мысль перед смертью становится вашей первой мыслью, когда вы рождаетесь и начинаете расти. Как только у вас появляется разум, ваша последняя мысль из прошлой жизни неожиданно выскакивает наружу. Она таилась у вас внутри.

То же самое происходит с последней мыслью перед отходом ко сну. Просто понаблюдайте, какая мысль будет последней… или лучше придумайте последнюю мысль, чтобы вы ее ясно осознавали. Например, просто думайте о нуле. Все время представляйте себе ноль, чтобы у вас был также и зрительный образ, а внутри – мысль: ноль, ноль, ноль, ноль… и вас начинает одолевать сон. Пока вы погружаетесь в сон, все еще слышно отдаленное эхо: ноль, ноль… А когда сон окончательно овладевает вами, вы забываете о слове «ноль».

Затем рано утром, как только почувствуете, что проснулись, вспомните – не открывайте глаза, а просто немного подождите. В первые мгновения вашей первой мыслью будет «ноль». Из этого вы поймете, что, хотя вы забыли о нуле, он всю ночь, в течение восьми часов, непрерывно присутствовал как подводное течение. Иначе как он мог сразу прийти вам на ум?

В Тибете существует специальная церемония для умирающих, называемая Бардо. Человек умирает, а мастера Бардо рассказывают ему об определенных переживаниях, которые он должен испытать: что он родится в определенной утробе особого типа, что родится как разумное существо, что первая его мысль будет о том, как найти истину, как стать буддой… Они продолжают повторять это…

Человек умирает, он все глубже и глубже погружается в сон, а они все повторяют и повторяют, пока не почувствуют, что человек мертв. Они задали ему последнюю мысль. Возможно, сам он не смог бы прийти к этому, потому что его последняя мысль могла бы быть о деньгах, или о сексе, или о чем-то еще, о чем он мечтал, но не смог добиться: о власти, престиже, уважении.

Никогда не известно, какая мысль окажется последней. Она будет о том, что вы не смогли воплотить в своей жизни, в чем ваши надежды не оправдались. Она самопроизвольно всплывет, возникнет у вас в голове и увлечет вас в новую жизнь. Она станет определяющим фактором вашего нового этапа, нового путешествия.

Тибетские просветленные пришли к заключению, что лучше не полагаться на самого человека. Лучше создать аромат, атмосферу, в которой он совершенно забудет о деньгах и сексе, власти и престиже, славе и известности; и поэтому они все время нараспев повторяют Бардо так, что человек не может их не слышать.

В Джабалпуре я был знаком с одним знаменитым врачом-бенгальцем, доктором Баратом, самым известным в той части страны. Он был президентом Ротари-клуба; именно благодаря этому я с ним познакомился – он попросил меня выступить в Ротари-клубе.

И вот он приехал ко мне домой, отвез меня в клуб на своей машине и, впервые послушав меня в Ротари-клубе, очень мною заинтересовался. Время от времени он приходил со мною повидаться. Он читал книги, которые я ему рекомендовал, потому что хотел почитать что-нибудь о Дзен, тибетском мистицизме, суфизме, хасидизме – о том, что было темой наших разговоров.

В какой-то момент он узнал о Бардо. Он спросил:

– Что такое Бардо?

Я ответил:

– Я приеду к вам в клинику и дам вам возможность испытать это.

Он спросил:

– Что значит: «дадите мне возможность испытать»?

Я сказал:

– На самом деле, все будет наоборот. Но позвольте мне приехать к вам в клинику.

И вот я приехал к нему в клинику и сказал:

– Дайте мне хлороформ.

– Что? – воскликнул он.

Я сказал:

– Просто давайте мне хлороформ, и я буду считать: «Один, два, три, четыре, пять…» – а вы слушайте, на какой цифре я остановлюсь. А когда вы снимете с меня хлороформовую маску, и я приду в сознание, снова слушайте. Я начну считать с той же самой цифры, на которой остановился, в обратном порядке.

Он немного обеспокоился. Сначала он сказал: