Сальватор. Книга V

И случается то, что было предусмотрено Божественной мудростью: поскольку Париж не сумел донести свою цивилизацию до Москвы, Москва сама пришла за ней в Париж.

Спустя два года после того, как он сжег свою столицу, Александр вступил в нашу столицу. Но пребывание его здесь не было продолжительным: его солдаты только прикоснулись к земле Франции, наше солнце, вместо того, чтобы просветить, только ослепило их.

Господь снова призвал своего избранника, и Наполеон вновь появился во Франции: гладиатор вновь вышел на арену. Он бьется, падает и теряет все под Ватерлоо.

И тогда Париж вновь открывает свои ворота перед русским царем и его дикой армией. На сей раз оккупация продлилась три года. На берегах Сены гуляли люди с берегов Невы, Волги и Дона. Затем, проникнувшись новыми и странными для них идеями, выучив и начав лепетать слова, доселе неизвестные, о цивилизации, освобождении и свободе, они вернулись в свои дикие края, а потом в Санкт-Петербурге происходит выступление заговорщиков-республиканцев… Взгляните на Россию, отец, и увидите, как на Сенатской площади еще не рассеялся дым этого пожара.

Вы, отец, посвятили всю свою жизнь служению человеку-идее. Но человек умер, а идея продолжает жить. Так живите же и вы ради этой идеи!

– Что вы такое говорите, сын? – вскричал господин Сарранти, глядя на Доминика. В глазах его читались одновременно удивление, радость и гордость.

– Я говорю, отец, что после того, как вы столь храбро сражались, вы не должны желать расстаться с жизнью прежде чем услышите, как пробьет час будущей независимости. Отец, мир сейчас находится в состоянии возбуждения. Франция бурлит подобно вулкану. Еще несколько лет, а быть может, и несколько месяцев, и лава начнет истекать из кратера. Она поглотит на своем пути, словно проклятые Богом города, все рабские привычки, всю низость старого общества, обреченного на то, чтобы уступить место новому обществу.

– Повтори это еще раз, Доминик! – воскликнул в воодушевлении корсиканец, чьи глаза стали метать искры радости, когда он услышал из уст сына такие пророческие и утешительные слова, ставшие для него драгоценными, как алмазная россыпь. – Повтори, что ты сейчас сказал… Ты – член какого-то тайного общества, не так ли? И ты знаешь, что произойдет в будущем?

– Я не состою ни в каком тайном обществе, отец, и если я что-то и знаю о будущем, то только то, что я увидел в прошлом. Я не знаю, зреет ли где-то во тьме какой-нибудь заговор. Но я знаю то, что на глазах у всех, в лучах солнца зреет всеобщий и всепобеждающий заговор: это заговор добра против зла. Противники готовы, мир ждет, когда начнется их схватка… А посему я призываю вас, отец, живите!

– Да, Доминик! – воскликнул господин Сарранти, протягивая сыну руку. – Вы правы. Теперь мне хочется жить. Но как я могу выжить, коль я приговорен к смерти?

– Это уже моя забота, отец.

– Но только не помилование, слышишь, Доминик? Я не желаю получать его от тех людей, которые на протяжении двадцати лет боролись против Франции.

– Нет, отец. Доверьтесь мне: я сумею сохранить честь семьи. От вас требуется лишь одно: подать кассационную жалобу. Невиновный не должен молить о пощаде.

– Так каковы же ваши планы, Доминик?

– Отец, я должен скрывать их от всех. Даже от вас.

– Это тайна?

– Совершеннейшая тайна. И я никому не могу говорить о ней.

– Даже отцу, Доминик?

Доминик взял руку отца и с уважением поцеловал ее.

– Даже отцу! – сказал он.

– Тогда не будем больше об этом, сын… Когда я смогу снова увидеться с вами?

– Через пятьдесят дней, отец… Возможно, чуть раньше. Но никак не позже.

– Так, значит, я увижу вас только через пятьдесят дней? – испуганно воскликнул господин Сарранти.

Он уже начал бояться смерти.

– Я отправляюсь в длительное паломничество… И теперь я прощаюсь с вами. Я ухожу сегодня вечером, ровно через час. И остановлюсь только по возвращении… Благословите меня, отец!

На лице господина Сарранти появилось возвышенное выражение.

– Пусть Господь сопровождает тебя в твоем нелегком паломничестве, благородное сердце! – сказал он, подняв руки над головой сына. – Пусть он спасет тебя от засад и предательств и пусть приведет тебя назад для того, чтобы открыть двери моей темницы, независимо от того, выйду ли я отсюда, чтобы жить или чтобы умереть!

Затем, взяв в ладони лицо коленопреклоненного монаха, посмотрел в него с нежностью и гордостью, поцеловал в лоб и знаком показал на дверь, боясь, вне всякого сомнения, что наполнившее его сердце волнение перерастет в рыдания.

И монах, тоже почувствовав, как силы изменили ему, отвернулся, чтобы скрыть от отца брызнувшие из глаз слезы, а затем стремительно вышел из камеры.

Глава XXVII I

Паспорт

Когда аббат Доминик выходил из тюрьмы «Консьержери», часы пробили четыре раза.

На улице монаха поджидал Сальватор.

Молодой человек, увидев взволнованное состояние аббата, догадался о том, что происходило в его душе, и понял, что разговором об отце он только разбередит его рану. А посему он сказал всего лишь:

– И что же вы теперь намерены делать?

– Я отправляюсь в Рим.

– Когда?

– Как можно скорее.

– Вам нужен паспорт?

– Может быть, моя одежда сможет заменить его мне. Но все же для того, чтобы не возникало никаких задержек, я предпочел бы иметь паспорт.

– Тогда пошли за ним. Мы находимся в двух шагах от префектуры полиции. И я надеюсь, что смогу сделать так, что получение его не займет у вас много времени.

Спустя пять минут они уже входили во двор префектуры полиции.

При входе в отдел по выдаче паспортов они едва не столкнулись в темном коридоре с каким-то человеком.

Сальватор узнал господина Жакаля.

– Прошу извинить меня, мсье Сальватор, – сказал полицейский, узнав молодого человека. – Я не стану спрашивать у вас, какому счастливому случаю я обязан тем, что снова вижу вас.

– Почему же вы не хотите спросить меня об этом, мсье Жакаль?

– Да потому что я знаю, зачем вы пришли.

– Вы знаете, что привело меня сюда?

– Разве мое положение не обязывает меня знать все?

– В таком случае, почему же я пришел сюда, дорогой мсье Жакаль?..

– Вы пришли за паспортом, дорогой мсье Сальватор.

– Для себя? – со смехом спросил Сальватор.

– Нет… Для мсье, – ответил господин Жакаль, указывая пальцем на монаха.

– Мы с братом Домиником стоим рядом с отделом выдачи паспортов. Вы знаете, что дела удерживают меня в Париже. Отсюда нетрудно догадаться, дорогой мсье Жакаль, что я пришел за паспортом и что паспорт нужен этому господину.

– Да. Но главное было в том, чтобы предугадать ваше желание.

– Ах, ах!.. И вы его предугадали?

– Настолько, насколько мне позволила сделать это моя ничтожная предусмотрительность.

– Не понимаю.

– Не соизволите ли из дружеского ко мне расположения пройти с мсье аббатом со мной, дорогой мсье Сальватор? И тогда вы, возможно, все поймете.

– И куда же вы хотите нас отвести?

– Да в комнату, где выдаются паспорта. И там вы увидите, что паспорт для мсье аббата уже готов!

– Готов? – произнес Сальватор с сомнением.

– О, бог мой, конечно, готов, – ответил господин Жакаль со столь знакомым нам выражением добродушия на лице.

– И даже с приметами?

– Даже с приметами. Там не хватает только росписи мсье аббата.

Они подошли к конторке, стоявшей прямо перед дверью.

– Паспорт мсье Доминика Сарранти, – сказал господин Жакаль начальнику отдела, сидевшему в маленькой деревянной клетушке.

– Вот он, мсье, – ответил начальник отдела, протягивая паспорт господину Жакалю. Тот передал его монаху.

– Это то, что нужно, не так ли? – продолжал господин Жакаль, видя, что Доминик с удивлением посмотрел на официальную бумагу.

– Да, мсье, – ответил аббат. – Это то, что нужно.

– В таком случае, – сказал Сальватор, – нам остается только получить визу у господина папского нунция.

– Это совсем просто, – произнес господин Жакаль, беря из табакерки большую щепоть табака и с наслаждением втягивая его ноздрей.

– Но этим вы оказали нам огромную услугу, дорогой мсье Жакаль, – произнес Сальватор. – И я не знаю, как выразить вам мою признательность.

– Не стоит об этом и говорить. Ведь друзья наших друзей – наши друзья, не так ли?

Господин Жакаль произнес эти слова с таким пожатием плечами, с таким добродушным выражением на лице, что Сальватор посмотрел на него с подозрением.

У него иногда уже бывали моменты, когда он готов был принять господина Жакаля за филантропа, который избрал для себя профессию полицейского только из любви к человечеству.

Но именно в этот самый момент господин Жакаль бросил на него мельком один из тех взглядов, которые указывали на его сходство с животным, чье название было созвучно его фамилии.

И Сальватор сделал Доминику знак подождать его. А сам обратился к полицейскому:

– Могу я вас на пару слов, дорогой мсье Жакаль?

– Да хоть на четыре, мсье Сальватор… На шесть, на все слова из словарного запаса. Мне доставляет такое большое удовольствие беседа с вами, что, когда мне удается завязать разговор, хочется, чтобы он никогда не кончался.

– Вы очень любезны, – произнес Сальватор.

И, несмотря на отвращение, которое он испытывал в душе от подобного знакомства, он взял полицейского под руку.

– Дорогой мсье Жакаль, ответьте мне, пожалуйста, на два вопроса…

– С превеликим удовольствием, дорогой мсье Сальватор.

– Зачем вы приготовили заранее этот паспорт?

– Это – первый из тех двух вопросов, которые вы хотели мне задать?

– Да.

– Да затем, чтобы сделать вам приятное.

– Спасибо… А теперь скажите, как вы узнали о том, что сможете сделать мне приятное, приготовив заранее паспорт на имя мсье Доминика Сарранти?

– Ведь мсье Доминик Сарранти ваш друг, насколько я смог судить об этом в тот день, когда встретился с вами у постели мсье Коломбана.

– Отлично! Но каким образом вы смогли догадаться о том, что он отправляется в путешествие?

– Об этом мне не надо было и догадываться: он сам сказал об этом Его Величеству, когда попросил у него отсрочить на пятьдесят дней приведение в исполнение приговора.

– Но ведь он не сказал Его Величеству, куда именно он собрался.

– О, святая простота, мсье Сальватор! Мсье Доминик Сарранти просит у короля отсрочить казнь своего отца на пятьдесят дней для того, чтобы успеть совершить путешествие в триста пятьдесят лье. А каково расстояние от Парижа до Рима? Тысяча триста километров по дороге на Сиенну, тысяча четыреста, если следовать по дороге на Перузу. Следовательно, среднее арифметическое равняется тремстам пятидесяти лье. К кому же может направляться мсье Сарранти при данных обстоятельствах? К папе римскому: ведь он же монах, а папа римский король всех монахов. Следовательно, ваш приятель отправляется в Рим для того, чтобы попытаться заинтересовать короля монахов судьбой своего отца. Для того, чтобы тот попросил короля Франции помиловать его. Вот и все, дорогой мсье Сальватор. Я мог бы оставить вас при мнении, что я волшебник, но я предпочел рассказать вам всю правду. Теперь сами видите, что любой человек путем умозаключений сумел бы так же ловко, как и я, достичь желанной цели. А посему мсье Доминику остается только поблагодарить меня от вашего и своего имени и отправиться в Рим.

– Хорошо, – сказал Сальватор. – Именно так он и поступит.

Затем подозвал к себе монаха.

– Дорогой мой Доминик, – сказал он. – Мсье Жакаль готов выслушать от вас слова благодарности.

Монах приблизился, поблагодарил господина Жакаля, выслушавшего его все с тем же выражением доброты и даже простоты на лице, которое он хранил на протяжении всего разговора.

Друзья покинули здание префектуры полиции.

Метров сто они прошли, храня молчание.

Потом вдруг аббат Доминик резко остановился и тронул за руку погруженного в раздумья Сальватора.

– Друг мой, меня гложет беспокойство, – сказал он.

– Меня тоже, – ответил Сальватор.

– Предупредительность этого полицейского кажется мне какой-то неестественной.

– Да и мне, признаться, тоже… Но давайте продолжим наш путь. За нами, возможно, следят.

– Зачем бы ему было облегчать мое путешествие? – сказал аббат, подчиняясь приглашению Сальватора.

– Не знаю. Но, как и вы, считаю, что за этим что-то кроется.

– Вы поверили тому, что он сделал это, лишь чтобы доставить вам удовольствие?

– О, вообще-то это не исключено: он человек странный и иногда, не знаю, почему и как, его охватывают чувства, никак не вяжущиеся с его положением. Однажды ночью, когда я возвращался домой через самые отдаленные кварталы города, я услышал на одной из не имеющих названия, но страшных улочек, где-то между улицей Тюэри и улицей Старого Фонаря, сдавленные крики. Я всегда ношу при себе оружие – вы догадываетесь, почему, Доминик, – и поэтому я бросился в ту сторону, откуда доносились крики. И увидел, как внизу, на осклизлой лестнице, соединяющей улицу Тюэри с улицей Старого Фонаря, один человек боролся стремя. Те пытались утащить его к Сене через открытую дверь сливного колодца канализации. Я не смог спуститься вниз по лестнице, поскольку поскользнулся и упал на улицу, оказавшись всего в двух шагах от дерущихся. Один из нападавших бросился ко мне, подняв над головой палку. И в тот же самый миг раздался пистолетный выстрел, и он рухнул замертво в сточную канаву. При виде этого испуганные звуком выстрела двое других разбойников скрылись. А я оказался лицом к лицу с тем человеком, на помощь которому Провидению угодно было меня направить. Это был мсье Жакаль. Я знал его только по имени, как и все остальные. Он рассказал мне, как и почему он оказался в этом месте: ему надо было проникнуть в один пользовавшийся дурной славой притон, что находился на улице Старого Фонаря, всего в нескольких метрах от лестницы. Он прибыл туда на четверть часа раньше своих людей и притаился у решетки колодца для сточных вод. Но тут внезапно решетка распахнулась и на него набросились трое. Это были в некотором роде делегаты от всех парижских воров и убийц. Они поклялись покончить с мсье Жакалем, чье рвение по службе не давало им спокойно заниматься своим делом. И им удалось бы сдержать свое слово и избавить от мсье Жакаля преступный мир, но тут, к несчастью для них, а особенно для того, кто хрипел у моих ног, появился я и пришел на помощь мсье Жакалю… С того самого дня мсье Жакаль испытывает ко мне некоторую признательность и иногда оказывает мне и моим друзьям те мелкие услуги, которые он может оказать, без ущерба для своего долга начальника полиции.

– Значит, действительно возможно, – сказал аббат Доминик, – что он сделал все это для того, чтобы доставить вам удовольствие.

– Возможно, и так, но давайте войдем в дом. Видите вон того пьяницу: он плетется за нами следом с самой Иерусалимской улицы. Но стоит нам оказаться по ту сторону двери, как он моментально протрезвеет.

Сальватор вынул из кармана ключ, открыл дверь садика, пропустил вперед Доминика, вошел сам и запер за собой дверь.

Роланд уже учуял хозяина. Поэтому встретил молодых людей на первом этаже. Фрагола ждала Сальватора у дверей жилища.

Ужин был уже готов, поскольку, пока происходили все эти события, время уже перевалило за шесть.

Лица у вошедших были серьезными, но спокойными. А это означало, что не случилось ничего особенного.

Фрагола на всякий случай все же вопросительно взглянула на Сальватора.

– Всё в порядке! – ответил тот, едва улыбнувшись.

– Не соблаговолит ли мсье аббат разделить наш ужин? – спросила Фрагола.

– С удовольствием.

Фрагола исчезла.

– Теперь, – произнес Сальватор, – дайте-ка мне ваш паспорт, брат мой.

Монах достал сложенный вдвое и спрятанный на груди паспорт.

Сальватор развернул бумагу, тщательно ее просмотрел, покрутил перед глазами, но не нашел там ничего подозрительного.

Наконец он приложил бумагу к окну.

И тут он увидел на прозрачной бумаге совсем в другом месте, где он предполагал, невидимую для глаза букву.

– Взгляните-ка, – сказал Сальватор. – Видите?

– Что? – спросил аббат.

– Вот эту букву.

И он указал на нее пальцем.

– Букву «С»?

– Да, букву «С». Теперь понимаете?

– Нет.

– Буква «С» является первой буквой в слове слежка.

– И что с того?

– А то, что она означает: «Именем короля Франции я, Жакаль, доверенное лицо префекта полиции, предписываю всем французским полицейским, действующим в интересах Его Высочества, и всем иностранным полицейским, действующим в интересах своих правительств, следить, наблюдать, останавливать на дороге и при необходимости даже обыскивать предъявителя этого паспорта». Словом, друг мой, вы, сами того не ведая, находитесь под пристальным наблюдением высших чинов полиции.

– Но какое мне до этого дело? – спросил аббат.

– О, брат мой, мы должны отнестись к этому со всей осторожностью! – с серьезным выражением на лице сказал Сальватор. – То, каким образом был проведен процесс против вашего отца, доказывает, что кое-кому было бы выгодно убрать его. Не хочу хвалить Фраголу, – добавил Сальватор с едва уловимой улыбкой, – но только благодаря ее связям в самых высоких сферах вы смогли получить аудиенцию у короля, в результате которой вы добились у него отсрочки казни на два месяца.

– Полагаете, что король способен нарушить свое слово?

– Нет. Но в вашем распоряжении всего два месяца.

– Этого больше чем достаточно для того, чтобы я успел побывать в Риме и вернуться назад.

– Если у вас не возникнет никаких затруднений. Если с вашего пути будут устранены помехи. Если вас не остановят. И если, после вашего туда прибытия, вам не помешают путем тысячи подводных интриг увидеться с тем, с кем вам хотелось бы увидеться.

– Я полагал, что любой монах, проделавший паломничество в четыреста лье и прибыв в Рим босым и с посохом в руке, может только подойти к дверям Ватикана и что лестница, ведущая к покоям того, кто некогда и сам был простым монахом, будет для него открыта.

– Брат мой, вы все еще верите в то, во что постепенно перестанете верить… Человек, который появляется на свет, похож на дерево. И ветер сначала разбрасывает его цветы, потом срывает с него листья, затем ломает ветви, и так продолжается до тех пор, пока буря, следующая за ветром, однажды не сломает его совсем… Брат мой, они заинтересованы в том, чтобы мсье Сарранти умер, они используют все возможные средства к тому, чтобы свести на нет обещание, которое вы вырвали у короля.

– Вырвал! – воскликнул Доминик, удивленно глядя на Сальватора.

– С их точки зрения, вырвали… Послушайте, как, вы думаете, они объясняют то влияние, которое привело к тому, что мадам герцогиня Беррийская, любимая дочка короля, муж которой погиб от руки фанатика, заинтересовалась судьбой сына другого революционера, который и сам является революционером и фанатиком?

– И правда, – пробормотал, побледнев, Доминик. – Но что же делать?

– Принять меры предосторожности.

– Но как?

– Мы сейчас сожжем этот паспорт, который может вам только повредить.

И Сальватор, разорвав паспорт, бросил его в огонь.

Доминик посмотрел на него с беспокойством.

– Но как же я теперь буду путешествовать без паспорта? – спросил он.

– Прежде всего, брат мой, поверьте, что намного лучше путешествовать совсем без паспорта, чем с таким, как тот, который мы получили. Но вы без паспорта не останетесь.

– Но кто же даст мне паспорт?

– Я! – сказал Сальватор.

И, открыв небольшой секретер, он нажал на потайную кнопку и выдвинул ящичек. Потом извлек из стопки лежавших там бумаг подписанный бланк паспорта, в который оставалось внести фамилию владельца и его приметы.

Взяв перо, он заполнил пробелы: в графу фамилия он вписал «брат Доминик», указав приметы Сарранти.

– А виза? – спросил Доминик.

– На нем стоит виза посольства Сардинии. Она действительна до Турина. Я собирался, инкогнито, разумеется, съездить в Италию. Поэтому-то и запасся этим паспортом. Пусть он послужит вам.

– А в Турине?..

– В Турине вы скажете, что дела вынуждают вас отправиться в Рим. И вам безо всяких затруднений продлят визу.

Монах схватил руки Сальватора и крепко сжал их.

– О, брат мой, о, мой друг! – сказал он. – Как я смогу отплатить вам за все, что вы для меня сделали?

– Я вам уже сказал, брат мой, – ответил Сальватор с улыбкой, – что бы я ни сделал для вас, я останусь вашим должником.

В этот момент вошла Фрагола. Она услышала эти последние слова.

– Повтори нашему другу то, что я ему только что сказал, дитя мое, – произнес Сальватор, протягивая девушке руку.

– Он обязан вам жизнью, отец мой. Я обязана вам моим счастьем. Франция будет обязана ему в той мере, в которой может сослужить родине человек своим освобождением. Вы сами видите, что долг огромен. А поэтому можете располагать нами.

Монах посмотрел на этих красивых молодых людей.

– Вы творите добро: будьте же счастливы! – сказал он с жестом отеческой и милосердной снисходительности.

Фрагола указала на накрытый стол.

Монах сел между молодыми хозяевами, с серьезностью прочел Benedicite. Они прослушали эту молитву с улыбкой чистых душ, которые уверены в том, что молитва достигнет Бога.

Отужинали быстро и молчаливо.

Не успел еще ужин закончиться, как Сальватор, увидев нетерпение в глазах монаха, поднялся из-за стола.

– Я в вашем полном распоряжении, отец мой, – сказал он. – Но перед тем, как уйти, позвольте мне вручить вам талисман. Фрагола, принеси ящик для писем.

Фрагола вышла.

– Талисман? – переспросил монах.

– О, не беспокойтесь, отец мой, это никак не связано с идолопоклонством. Но вы, должно быть, помните о том, что я вам сказал по поводу трудностей, которые могут возникнуть на пути к святому отцу.

– О, так значит, вы и там можете мне чем-то помочь?

– Вполне возможно! – с улыбкой ответил Сальватор.

Затем, увидев вошедшую с коробкой Фраголу, добавил:

– Принеси еще свечу, воск и печатку с гербом, дорогое дитя.

Девушка поставила коробку на стол и снова ушла.

Сальватор открыл коробку маленьким золотым ключиком, висевшим на цепочке у него на шее.

В коробке было штук двадцать писем. Он вынул одно из них не глядя.

В этот момент вошла Фрагола, принесшая свечу, воск и печатку.

Сальватор положил письмо в конверт, наложил на него печатку с гербом и надписал на конверте адрес:

Господину виконту де Шатобриану, Рим.

– Вот, держите, – сказал он Доминику. – Три дня тому назад тот, кому это письмо адресовано, устав видеть, как развиваются события во Франции, уехал в Рим.

– Господину виконту де Шатобриану? – повторил монах.

– Да. Перед таким именем, как у него, откроются все двери. Если вы столкнетесь с непреодолимыми, на ваш взгляд, препятствиями, передайте ему это письмо, скажите, что оно вручено вам сыном того, кто написал эти строки. Он пойдет туда, куда вам будет нужно, вам останется только следовать за ним. Но вы должны прибегнуть к этому средству только в случае крайней необходимости. Поскольку в нем заключена тайна, которую будут знать только три человека: вы, мсье де Шатобриан и мы с Фраголой, но мы составляем единое целое.

– Я буду слепо следовать вашим инструкциям, брат мой.

– Тогда это – все, что я хотел вам сказать. Поцелуйте руку этого святого человека, Фрагола. Я же провожу его до последнего парижского дома.

Фрагола подошла и поцеловала руку монаха. Тот посмотрел на нее со своей мягкой улыбкой.

– Я еще раз даю вам мое благословение, дитя, – сказал он. – Будьте столь же счастливы, сколь вы целомудренны, добры и красивы.

Потом, словно все живые существа в доме имели право на благословение, он погладил по голове собаку и вышел.

Сальватор, немного задержавшись, нежно поцеловал Фраголу в губы и прошептал:

– Да, ты целомудренна, добра и красива!

И вышел вслед за аббатом.

Глава XXIX

Паломник

Перед тем, как отправиться в путь, аббат решил зайти домой. Поэтому молодые люди пошли в сторону улицы По-де-Фер.

Не прошли они и десятка шагов, как от стены кто-то отделился, по виду комиссионер, которому только что вручил письмо человек, укутанный в плащ. Комиссионер пошел вслед за нашими молодыми людьми.

– Взгляните, – сказал Сальватор монаху. – Могу поспорить, что у этого человека есть дело в той же стороне, что и у нас.

– Значит, за нами следят?

– Черт побери!

И действительно, молодые люди, обернувшись один раз на углу улицы Шпоры, второй раз на углу улицы Сен-Сюльпис и в третий раз перед домом аббата, увидели, что тот человек явно шел по делам в ту же сторону, что и они.

– О! – прошептал Сальватор. – Этот человек так же ловок, как и мсье Жакаль. Но поскольку с нами Бог, а на его стороне только дьявол, мы, возможно, сможем перехитрить его.