ЦРУ. Правдивая история

«Что мы сделали неправильно?» – задавался вопросом Джон Лаймонд Харт, который руководил подготовкой албанцев в Риме. Прошло много лет, прежде чем в ЦРУ поняли, что Советы с самого начала знали все детали операции. Их шпионы проникли в тренировочные лагеря в Германии. В общинах албанских изгнанников в Риме, Афинах и Лондоне оказалось немало предателей. А Джеймс Дж. Энглтон, представитель штаб-квартиры, ответственный за безопасность секретных операций, специалист по двойным агентам, координировал проведение операции со своим лучшим другом в британской разведке: советским шпионом Кимом Филби!

Филби работал на Москву из безопасной комнаты в Пентагоне, смежной с Объединенным комитетом начальников штабов. Его дружба с Энглтоном была скреплена холодным «поцелуем» джина и теплыми «объятиями» виски. Любитель выпить, Энглтон явно претендовал на чемпионство в ЦРУ среди алкоголиков, и этот «титул» был завоеван в условиях весьма жесткой конкуренции. Больше года, во время многочисленных обедов, разбавленных изрядной долей спиртного, Энглтон предоставлял Филби точные координаты зон выброски десанта для каждого из направленных в Албанию агентов ЦРУ. Несмотря на бесчисленные неудачи и гибель агентов, заброска диверсантов продолжалась в течение четырех лет. Погибло около двухсот иностранных агентов ЦРУ. В американском правительстве об этом почти никто не знал. Операции проводили в обстановке строжайшей секретности.

Потом, когда с этим было покончено, Энглтон получил повышение и был назначен на должность руководителя контрразведки. Этот пост он удерживал в течение двадцати лет. Вечно нетрезвый и мрачный после обеда, Энглтон выносил решение по каждой операции и каждому офицеру, которого ЦРУ нацеливало против Советов. Он стал считать, что американским восприятием мира управляет некий советский заговор и что он, и только он один постиг глубину этого обмана.

«В корне неудачная идея»

В начале 1950 года Виснер санкционировал новую атаку на железный занавес. Работа перешла под контроль другого выпускника Йельского университета, Билла Коффина, новичка с особым антикоммунистическим рвением пылкого социалиста.

«Цели не всегда оправдывают средства, – так выразился Коффин по поводу своих лет, проведенных в ЦРУ. – Но именно они (цели) – единственная вещь, которая может это сделать».

Коффин поступил в ЦРУ благодаря семейным связям, его принял шурин, Фрэнк Линдсей, занимавшийся у Виснера операциями в Восточной Европе. «Когда я пришел в ЦРУ, то сказал, что хочу выполнять не шпионскую работу, а заниматься подпольной политической работой, – вспоминал он в 2005 году. – Вопрос состоял в следующем: могут ли русские работать в подполье? В то время это представлялось вполне приемлемым». Последние два года Второй мировой войны Коффин провел в качестве посредника армии США с советским командованием. Он стал участником бессердечного послевоенного процесса, в котором были насильственно репатриированы советские солдаты, ранее попавшие в плен к нацистам. В душе у него сохранилось глубокое чувство вины, которое повлияло на решение работать в ЦРУ.

«Я наблюдал, как Сталин может иногда заставить Гитлера походить на бойскаута, – вспоминал Коффин. – Сам я был ярым антисоветчиком, хотя во мне было много русского».

Виснер сделал ставку на солидаристов, российскую группу, которая занимала наиболее правые позиции (насколько этого было возможно в постгитлеровской Европе). С ними могла работать лишь горстка офицеров ЦРУ, в той или иной степени владевших, как и Билл Коффин, русским языком. Сначала ЦРУ и солидаристы забрасывали листовки в советские казармы в Восточной Германии. Потом запустили воздушные шары с тысячами пропагандистских брошюр. После этого они направили несколько парашютных групп по четыре человека в самолетах без опознавательных знаков, которые смогли долететь до предместий Москвы. Один за другим агенты-солидаристы забрасывались в Россию; один за другим их выслеживали, хватали и расстреливали. ЦРУ еще раз передало своих агентов прямо в руки русских спецслужб.

«Это была в корне неудачная идея, – заявил Коффин после того, как он оставил ЦРУ и обрел известность как преподобный Уильям Слоун Коффин, капеллан Йельского университета и один из наиболее страстных антивоенных голосов в Америке на протяжении 1960-х годов. – Мы весьма наивно представляли себе ситуацию».

Прошло почти десять лет, прежде чем в ЦРУ признали, что «помощь, оказываемая эмигрантам с целью разжигания войны или революции в СССР, была нереальной».

В общей сложности в 1950-х годах сотни иностранных агентов ЦРУ были отправлены на смерть в России, Польше, Румынии, на Украине и в балтийских республиках. Их судьбы остались неизвестны; не сохранилось никаких отчетов, и никто не понес наказаний за агентурные провалы. Эти миссии расценивались как вклад в дело национального выживания для Соединенных Штатов. Всего за несколько часов до того, как люди Таннера отправились в свой первый полет в сентябре 1949 года, экипаж самолета ВВС, летевшего с Аляски, обнаружил в атмосфере следы радиоактивности.

20 сентября, в то время как анализировались результаты, ЦРУ уверенно заявило, что Советский Союз не сможет произвести атомное оружие еще по меньшей мере четыре года.

А три дня спустя Трумэн сообщил миру, что у Сталина есть атомная бомба…

29 сентября руководитель научно-технической разведки ЦРУ сообщил, что его ведомство не способно выполнять свои задачи. Оно не смогло вовремя отследить разработки Москвой оружия массового поражения. Работа ведомства, связанная с советским атомным оружием, являет собой «почти полный провал» на каждом уровне, сообщил он; у его шпионов не было никаких научно-технических данных по советской бомбе, и его аналитики использовали лишь приблизительные оценки. Он предупредил, что в результате такого провала Соединенные Штаты стоят перед лицом «катастрофических последствий».

Пентагон отчаянно потребовал, чтобы ЦРУ разместило своих агентов в Москве с целью перехвата военных планов Красной армии. «В то время, – вспоминал Ричард Хелмс, – возможность вербовки и управления любым из таких источников информации представлялась столь же невероятной, как и размещение шпионов-резидентов на Марсе».

Потом, без предупреждения, 25 июля 1950 года Соединенные Штаты столкнулись с внезапным нападением, которое выглядело очень похожим на начало третьей мировой войны.

Глава 6

«Эти операции были обречены на провал»

Корейская война явилась первым большим испытанием для ЦРУ. Она же дала ведомству первого реального лидера; им стал генерал Уолтер Беделл Смит. Еще до того, как разразилась война, президент Трумэн обратился к нему с просьбой возглавить и тем самым спасти ЦРУ. Но после работы в качестве американского посла в Москве генерал вернулся на родину с язвой, от которой едва не умер. Когда поступили первые новости о корейском вторжении, Беделл Смит находился в Центральном армейском госпитале Уолтера Рида[11], где у него удалили две трети желудка. Трумэн настойчиво упрашивал, но Смит попросил подождать еще месяц, поскольку не был уверен, что вообще выживет. Когда все разрешилось к лучшему, просьба президента превратилась в приказ и таким образом Уолтер Беделл Смит стал за последние четыре года четвертым директором Центральной разведки.

Задача генерала состояла в том, чтобы выведывать и тщательно исследовать тайны Кремля, и он хорошо представлял свои возможности. «Есть только двое, которые, насколько мне известно, могли бы справиться с этой задачей, – сказал он пяти сенаторам, которые утвердили его в должности на слушаниях 24 августа, где у него на погонах красовалась недавно приобретенная четвертая звезда – награда от президента. – Один из них – Бог, а другой – Сталин. Я не поручусь, что это сможет сделать Бог, потому что неизвестно, достаточно ли он близок с «дядей Джо»[12], чтобы знать, о чем тот говорит». Что касается работы в ЦРУ, он заявил: «Я ожидаю худшего и уверен, что не буду разочарован». После своего вступления на этот пост в октябре Беделл Смит обнаружил, что унаследовал, прежде всего, жуткую неразбериху. «Забавное зрелище, – задумчиво проговорил он, оглядывая за столом своих подчиненных во время первого штабного совещания. – Еще забавнее будет посмотреть, сколько вас здесь останется через несколько месяцев».

Беделл Смит был ярым авторитаристом, невероятно язвительным и нетерпимым к неудачам и провалам. Размашистые операции Виснера вызывали у него едва скрытую ярость. «Вот место, где потрачены все деньги», сказал он, и «остальная часть агентства подозревала это». В свою первую неделю на новом посту он обнаружил, что Виснер подчиняется Государственному департаменту и Пентагону, а не директору Центральной разведки. В порыве ярости Беделл Смит проинформировал руководителя тайных операций, что его флибустьерские дни закончены.

«Невыполнимая задача»

Чтобы угодить президенту, генерал попытался спасти аналитическую часть ведомства, которую называл «сердцем и душой ЦРУ». Он тщательно пересмотрел процедуры составления разведывательных сводок и в конечном счете убедил Шермана Кента, улетевшего в Вашингтон в первые мрачные дни существования Группы Центральной разведки, сформировать систему национальных оценок, соединив воедино наилучшую доступную информацию в правительстве. Кент назвал эту работу «невыполнимой задачей».

Спустя несколько дней после того, как Беделл Смит вступил в новую должность, Трумэн готовился к встрече с генералом Дугласом Макартуром на атолле Уэйк в Tихом океане. Президенту хотелось, чтобы ЦРУ обеспечило превосходную разведку в Корее. Прежде всего ему хотелось знать, вступит ли в войну коммунистический Китай. Макартур, который вел свои войска в глубь территории Северной Кореи, настаивал на том, что Китай ни за что не нападет.

ЦРУ почти ничего не знало о том, что происходит в Китае. В октябре 1949 года – к тому времени, когда Мао Цзэдун вытеснил из страны националистические силы Чан Кайши и объявил о создании Китайской Народной Республики, – все его противники, кроме горстки американских шпионов, сбежали в Гонконг или на Tайвань. Помимо Mao, немалый вред ЦРУ нанес и Дуглас Макартур, который ненавидел ведомство и приложил все усилия, чтобы воспрепятствовать работе его офицеров. Хотя ЦРУ отчаянно стремилось проводить качественную работу в Китае, иностранная агентура, которую оно унаследовало от УСС, была слишком слабой. То же самое касалось аналитики и донесений. Четыре сотни аналитиков ЦРУ работали над составлением ежедневных разведывательных сводок для президента Трумэна в начале корейской войны, но 90 процентов их донесений представляли собой переписанные сводки Государственного департамента; остальное – малозначимые комментарии.

Союзниками ЦРУ в этой войне были разведывательные службы двух коррумпированных и ненадежных лидеров: президента Южной Кореи Ли Сын Мана (в американской транслитерации – Сингмана Ри) и китайского националистического лидера Чан Кайши. Наиболее сильное впечатление, которое офицеры ЦРУ испытали сразу после прибытия в столицы упомянутых режимов – Сеул и Тайбэй, – произвело зловоние, исходящее от человеческих экскрементов, применявшихся для удобрения близлежащих полей.

Достоверных сведений не хватало так же, как электричества и проточной воды. К сотрудникам ЦРУ подмазалось множество мнимых друзей, которые ими ловко манипулировали; фактически ведомство оказалось в сетях обмана со стороны коммунистических противников и во власти голодных до денег отщепенцев, поставлявших сфабрикованные сведения. Фред Шультхайс, резидент в Гонконге в 1950 году, провел последующие шесть лет, сортируя тот хлам, который китайские беженцы продавали агентству во время корейской войны.

Единственным достоверным источником разведсведений на Дальнем Востоке с заключительных дней Второй мировой войны и до конца 1949 года были волшебники американской радиотехнической разведки. Они были в состоянии перехватить и расшифровать коммунистические телеграммы и коммюнике, курсирующие между Москвой и Дальним Востоком. Потом, когда северокорейский лидер Ким Ир Сен начал консультации со Сталиным и Mao по поводу своего намерения напасть на Юг, наступила тишина. Способность Америки перехватывать советские, китайские и северокорейские военные планы внезапно была утрачена.

Накануне корейской войны советский шпион проник в мозговой центр дешифровальщиков Арлингтон-Холл, переоборудованное здание школы, в нескольких шагах от Пентагона. Это был Уильям Волф Вейсбанд, лингвист, который переводил обрывки донесений с русского языка на английский. Вейсбанд, завербованный Москвой еще в 1930-х годах, единолично разрушил способность Соединенных Штатов прочитать советские секретные депеши. Беделл Смит признал, что с американской радиотехнической разведкой произошло нечто ужасное, и объявил тревогу в Белом доме. Результатом стало создание Агентства национальной безопасности, службы радиотехнической разведки, которая была призвана активно конкурировать с ЦРУ. Полстолетия спустя Агентство национальной безопасности назвало случай с Вейсбандом «возможно, наиболее значительным провалом разведки в американской истории».

«Никаких убедительных признаков»

11 октября 1950 года президент отбыл на атолл Уэйк. ЦРУ уверило его, что не видит «никаких убедительных признаков фактического намерения китайских коммунистов организовать полномасштабное вторжение в Корее…». Агентство выработало такое мнение, несмотря на два тревожных сигнала, поступившие из резидентуры в Токио, где работало три человека. Сначала резидент Джордж Орелл сообщил о донесении китайского офицера Националистической армии в Маньчжурии, который предупреждал, что Mao сосредоточил около корейской границы 300 тысяч солдат. Штаб почти не обратил на это внимания. Потом Билл Дагган, позднее – руководитель резидентуры ЦРУ на Tайване, утверждал, что киткомовцы вот-вот пересекут границу Северной Кореи. Генерал Макартур в ответ пригрозил ему арестом. Атолла Уэйк эти предупреждения так и не достигли.

В штаб-квартире ЦРУ по-прежнему информировали Трумэна о том, что Китай не вступит в войну. 18 октября, по мере того как войска Макартура продвигались на север, по направлению к реке Ялуцзян и китайской границе, ЦРУ сообщило, что «советско-корейское предприятие закончилось провалом». 20 октября ЦРУ сообщило, что китайские силы, обнаруженные у Ялуцзяна, были предназначены для защиты гидроэлектростанций. 28 октября оно известило Белый дом, что эти китайские войска состоят из разношерстных добровольцев. 30 октября, после нападения на позиции американских войск, приведшего к большим потерям, ЦРУ вновь подтвердило, что вторжение основных китайских сил маловероятно. Несколько дней спустя владеющий китайским языком офицер ЦРУ допросил нескольких военнопленных, взятых во время боевого столкновения, и решил, что это солдаты Mao. И все же штаб ЦРУ снова утверждал, что Китай не рискнет вторгаться в Корею. Два дня спустя китайские войска численностью 300 тысяч человек ударили с такой силой, что едва не опрокинули американцев прямо в море.

Беделл Смит был ошеломлен. Он полагал, что задача ЦРУ состоит в том, чтобы оградить нацию от внезапного военного нападения. Но получается, что агентство неправильно истолковало каждый глобальный кризис прошлого года: советскую атомную бомбу, корейскую войну, китайское вторжение. В декабре 1950 года, когда президент Трумэн объявил чрезвычайное положение в стране и вызвал генерала Эйзенхауэра на действительную службу, Беделл Смит развязал собственную войну, чтобы превратить ЦРУ в профессиональную разведывательную службу. Сначала ему требовалось отыскать того, кто сможет контролировать Фрэнка Виснера.

«Очевидная опасность»

Одно его имя говорило само за себя.

4 января 1951 года Беделл Смит примирился с неизбежным и назначил Аллена Даллеса заместителем директора ЦРУ по планированию (это название было ширмой; на самом деле Даллес стал шефом тайных операций). Довольно быстро выяснилось, что эти двое плохо ладят друг с другом. По наблюдениям Тома Полгара, «Беделлу Даллес определенно не по душе, и нетрудно заметить почему… Армейский офицер получает приказ и выполняет его. Юрист же ищет всякого рода лазейки. Так уж сложилось, что в ЦРУ приказ – это исходный пункт для последующего обсуждения».

С начала корейской войны операции Виснера расширились впятеро. Беделл Смит понимал, что у Соединенных Штатов нет никакой стратегии для ведения такого рода борьбы. Он обратился к президенту Трумэну и в Совет национальной безопасности. Неужели предполагалось, что ЦРУ должно поддержать вооруженные революции в Восточной Европе? В Китае? В России? Пентагон и Государственный департамент ответили: да, все вышеперечисленное, и не только. Директор спросил: «Как?» Виснер ежемесячно вербовал сотни выпускников колледжей, натаскивал их в течение нескольких недель в тренировочных лагерях, отправлял на полгода за границу, сменял на других, еще более «сырых» и неопытных новичков. Он пытался построить международную военную машину без какого-либо намека на профессиональную выучку, материальное обеспечение или надежные коммуникации.

Беделл Смит сидел за своим столом, закусывая крекерами протертую кашу, показанную после операции на желудке. В душе он испытывал гнев и отчаяние.

Его помощник, заместитель директора Центральной разведки Билл Джексон, подал в отставку, разочарованно заявив, что в операциях ЦРУ царит невероятный хаос. У Беделла Смита не осталось иного выбора, кроме как выдвинуть Даллеса на должность своего заместителя, а Виснера – на пост руководителя секретных операций. Когда он увидел предложенный ими первый бюджет ЦРУ, то не смог сдержаться. Бюджет составлял 587 миллионов долларов, то есть с 1948 года он вырос в 11 раз! Более 400 миллионов долларов выделялось для секретных операций Виснера, что в 3 раза превышало затраты на шпионаж и аналитику, вместе взятые.

Это создавало «очевидную опасность для ЦРУ как для спецслужбы», кипятился Беделл Смит. «То есть получается, что оперативная составляющая будет преобладать над разведывательной, – предупредил он. – Руководители будут вынуждены тратить все свое время на операции и волей-неволей пренебрегать разведкой». Именно тогда генерал начал подозревать, что Даллес и Виснер что-то от него скрывают. Как отмечено в документах, рассекреченных после 2002 года, на своих ежедневных совещаниях с заместителями директора ЦРУ и личным составом он постоянно спрашивал их о том, что происходит за границей. Но на свои прямые вопросы Беделл Смит получал необъяснимо неопределенные ответы – либо не получал вообще. Он предупреждал их не «воздерживаться» и не «ретушировать неудачные инциденты или серьезные ошибки». Он приказал вести детальный учет своих полувоенных операций и дать кодовые имена, описания, цели, затраты. Но они так и не подчинились. «В раздражении он выплескивал на них больше гнева, чем на кого-либо еще», – писал его личный представитель в штабе Совета национальной безопасности, Ладуэлл Ли Монтегю. Вообще, Беделл Смит не слишком боялся. Но он был разозлен и напуган мыслью о том, что Даллес и Виснер подводят ЦРУ к «непродуманной и пагубной авантюре, – написал Монтегю. – «Он опасался, что какая-нибудь грубая осечка за границей может выплыть наружу и стать достоянием общественности».

«Мы понятия не имели о том, что делаем»

В рассекреченных архивах ЦРУ, относящихся к периоду корейской войны, есть намеки на то, чего все-таки опасался Беделл Смит.

Там пишется, что военизированные операции были «не только неэффективны, но, по-видимому, достойны всяческого осуждения за понесенные потери». Во время войны в Северную Корею были заброшены тысячи завербованных корейских и китайских агентов, но обратно не вернулся никто. «Количество израсходованного времени и средств было абсолютно несопоставимо с результатами», – заключает автор. Ничего не удалось достичь «значительными вложенными суммами и многочисленными принесенными в жертву корейцами». Впоследствии погибли еще сотни китайских агентов после того, как были заброшены в тыл противника во время наспех подготовленных наземных, воздушных и морских операций.

«Большинство этих миссий проводилось не ради разведки. Их затевали для пополнения несуществующих либо фиктивных групп сопротивления, – заявил Питер Зихель, ставший свидетелем ряда провалов после того, как стал резидентом ЦРУ в Гонконге. – Эти миссии были обречены на провал. Они были губительными и безответственными». Так продолжалось вплоть до 1960-х годов, и за это время целые легионы агентов были посланы на смерть.

В первые дни войны Виснер отправил тысячу офицеров в Корею и триста – на Tайвань, приказав проникнуть внутрь крепости Мао и военной диктатуры Ким Ир Сена. Эти люди были брошены в бой, хотя имели крайне слабую подготовку. Среди них был Дональд Грегг, выпускник колледжа Уильямса. Его первой мыслью было: «А где, черт возьми, эта Корея?» После прохождения интенсивного курса военизированных операций он был направлен на новый форпост ЦРУ в центральной части Tихого океана. Виснер организовал базу тайных операций на острове Сайпан, что обошлось в 28 миллионов долларов. Остров, все еще усеянный костями тысяч погибших во Второй мировой войне, стал тренировочным лагерем для военизированных миссий ЦРУ в Корею, Китай, на Тибет и во Вьетнам. Грегг набрал из лагерей беженцев крепких корейских парней, храбрых, но недисциплинированных и не знавших, естественно, ни слова по-английски. Из них он попытался в кратчайший срок сделать агентов американской разведки. ЦРУ проводило с их участием наспех состряпанные операции, которые лишь увеличивали и без того длинный список погибших. Все это надолго запечатлелось в памяти Грегга, когда он поднимался по служебной лестнице в Дальневосточном отделении ЦРУ, став впоследствии резидентом в Сеуле, потом американским послом в Южной Корее и, наконец, главным советником по вопросам национальной безопасности у вице-президента Джорджа H. Буша.

«Мы шли по следам УСС, – вспоминал Грегг. – Но у тех, против кого мы выступали, был полный контроль над ситуацией. Мы же понятия не имели о том, что делаем. Я спрашивал у своих начальников, в чем состоит наша задача, и они не могли мне ответить. Они просто не знали. Какое-то хулиганство, причем в худшем виде! Мы обучали корейцев и китайцев и еще массу других странных и чуждых нам людей. Мы забрасывали корейцев в Северную Корею, а китайцев – в Китай, к северу от корейской границы, но они пропадали, а мы так и не получили от них никаких известий».

«В Европе наши дела шли из рук вон плохо, – сказал он. – В Азии – тоже неважно. Вообще, надо признать, что в самом начале результаты были просто ужасными. Вот такая получалась картина: солидная репутация и ужасные результаты».

«ЦРУ вводили в заблуждение»

Беделл Смит неоднократно предупреждал Виснера отслеживать дезинформацию противника. Но некоторые подчиненные Виснера сами фабриковали ложные разведданные, в том числе резидент и оперативный руководитель, которых он направил в Корею.

В феврале, марте и апреле 1951 года на острове Йондо, в гавани Пусана, было собрано более 1200 северокорейских изгнанников под командованием Ганса Тофте, ветерана УСС, обладавшего куда большими способностями сбивать с толку собственных начальников, нежели противника. Тофте сформировал три бригады: «Белые тигры», «Желтый дракон» и «Синий дракон», в состав которых вошли сорок четыре партизанские группы. Их задача была троякой: сбор лазутчиками информации в тылу противника, диверсионно-подрывная деятельность, а также поиски и спасение сбитых американских пилотов.

Бригада «Белый тигр» высадилась в Северной Корее в конце апреля 1951 года, имея в составе 104 человека, к которым впоследствии присоединилось еще 36 агентов, которых переправили по воздуху. Прежде чем покинуть Корею четыре месяца спустя, Тофте отправил в штаб хвалебные донесения, расписывая в них свои достижения. Но к ноябрю большинство «Белых тигров» было убито, схвачено или пропало без вести. Аналогичная участь постигла бригаду «Синих драконов» и «Желтых драконов». Те немногие из лазутчиков, которым удалось выжить, попали в плен и вынуждены были под страхом смерти дезинформировать своих американских боссов, посылая им фальшивые радиограммы. Из диверсантов живым не смог выбраться никто. Большая часть спасательно-поисковых групп также была уничтожена или пропала без вести.

Весной и летом 1952 года сотрудники Виснера забросили в Северную Корею более 1500 агентов. Они передали множество подробных радиодонесений по поводу перемещений северокорейских и китайских войск. Эти сводки получил резидент ЦРУ в Сеуле Альберт Р. Хейни, весьма словоохотливый и честолюбивый армейский полковник, который открыто заявлял, что у него в разведывательных операциях и партизанских группах задействованы тысячи агентов. Хейни говорил, что лично следит за вербовкой и обучением сотен корейцев. Некоторые же из приятелей-американцев считали Хейни «опасным болваном». Уильям Томас-младший, специалист по политическому шпионажу в Сеуле, подозревал, что местный резидент ЦРУ набрал агентов, которыми «на самом деле руководит кто-то другой».