ЦРУ. Правдивая история

Проведение секретной операции требовало прямых или подразумеваемых полномочий Совета национальной безопасности. СНБ в те дни представляли президент Трумэн, министр обороны, госсекретарь и руководители военных ведомств. Но это был недолговечный орган. Созывался он редко, а когда это случалось, то Трумэн почти никогда не присутствовал.

Он приехал на первую встречу 26 сентября, как и весьма осторожный Роскоу Хилленкеттер. Советник ЦРУ Лоуренс Хьюстон предупредил директора о растущих призывах к секретным операциям. Он сказал, что у ведомства нет никаких юридических полномочий, чтобы проводить их без явного согласия конгресса. Хилли стремился ограничить заграничные миссии ЦРУ сбором разведданных. Но здесь он потерпел неудачу. Важные решения принимались втайне, часто за завтраком по средам в доме министра обороны Форрестола.

27 сентября Кеннан направил Форрестолу подробный документ, призывающий к учреждению «партизанского корпуса». Кеннан считал, что хотя американцы могут никогда и не одобрить подобные методы, но «можно существенно укрепить нашу безопасность, если бороться с врагом его же средствами». Возбужденный Форрестол с жаром согласился. Вместе они привели в движение американскую тайную службу.

«Инаугурация организованной политической войны»

Форрестол вызвал Хилленкеттера в Пентагон, чтобы обсудить «существующее широко распространенное мнение о том, что наша Группа разведки совершенно непригодна». У него были на то серьезные основания. Несоответствие между способностями ЦРУ и задачами, которые оно было призвано выполнить, было просто ошеломляющим.

Новый командующий отделом ЦРУ по Специальным операциям, полковник Дональд Гэллоуэй, был придирчивым начальником, который достиг вершин своего таланта в качестве… инструктора по кавалерии в Уэст-Пойнте. Его заместитель, Стивен Пенроуз, который управлял ближневосточным отделением УСС, ушел в отставку. В исполненной горечи докладной записке Форрестолу Пенроуз предупредил, что «ЦРУ теряет истинных профессионалов и не привлекает новый компетентный персонал», причем в тот самый момент, «когда правительство, как никогда прежде, нуждается в эффективной, непрерывно расширяющейся и профессиональной разведывательной службе».

Тем не менее 14 декабря 1947 года Совет национальной безопасности издал свои первые секретные приказы для ЦРУ. Ведомство должно было провести «тайные психологические операции, предназначенные для того, чтобы противостоять советской и вдохновленной Советами деятельности». С этим «барабанным боем» ЦРУ вознамерилось победить красных на итальянских выборах, которые были запланированы на апрель 1948 года.

ЦРУ сообщило Белому дому, что Италии грозит участь тоталитарного полицейского государства. Если коммунисты победят в тайном голосовании, то захватят «древнейший оплот западной культуры. Кроме того, набожные католики серьезно обеспокоены безопасностью папского престола».

Перспектива безбожного правительства, окружившего папу римского, была слишком ужасна, чтобы долго раздумывать. Кеннан решил, что лучше спровоцировать вооруженный конфликт, чем позволить коммунистам прийти к власти законным путем; но еще эффектнее провести секретную операцию, смоделированную на основе коммунистических методов подрывной деятельности.

Агент ЦРУ Марк Виатт, изрядно поднаторевший на этой операции, вспоминает, что началась она за несколько недель до того, как Совет национальной безопасности выдал формальную санкцию. Конгресс, естественно, никакой отмашки не давал. Миссия, вообще-то говоря, была незаконна с самого начала. «В штаб-квартире ЦРУ все были в ужасе и боялись до смерти, – сказал Виатт, и у него были вполне серьезные основания. – Все, что мы предпринимали, явно выходило за рамки нашего устава».

Чтобы облегчить победу над коммунистами, требовалось очень много денег. По оценкам от руководителя Римской резидентуры ЦРУ Джеймса Энглтона, необходимо было около 10 миллионов долларов. Энглтон, частично выросший в Италии, служил там еще в УСС и продолжил свою работу в разведке; он сообщил в штаб, что проник в итальянскую секретную службу настолько глубоко, что фактически управлял ею. Он смог бы передавать ее членам деньги по цепочке. Но откуда должны были поступить деньги? У ЦРУ все еще не было ни независимого бюджета, ни резервного фонда для проведения секретных операций.

Джеймс Форрестол и его близкий друг Аллен Даллес обратились за помощью к приятелям и коллегам с Уолл-стрит и из Вашингтона – бизнесменам, банкирам и политическим деятелям. Но этого оказалось недостаточно. Тогда Форрестол отправился к старому приятелю, министру финансов Джону Снайдеру, – одному из наиболее близких союзников Гарри Трумэна. Он убедил Снайдера прошерстить Валютный стабилизационный фонд, учрежденный еще в эпоху Великой депрессии, чтобы укрепить стоимость доллара за границей через краткосрочную торговлю валютой, и преобразованный во время Второй мировой войны в хранилище для трофеев, захваченных у стран оси. В фонде накопилось 200 миллионов долларов, предназначенных для реконструкции Европы. Из него поступали миллионы на банковские счета богатых американских граждан. Многие из них были выходцами из Италии и направляли деньги в недавно сформированные политические фронты, созданные при участии ЦРУ. Дарителям было сказано ставить специальный знак на свои налоговые декларации, рядом с фразой «пожертвования на благотворительные нужды». Миллионы долларов поступили итальянским политическим деятелям и священникам католической церкви – политической руке Ватикана. Чемоданы, битком заполненные наличностью, переходили из рук в руки в четырехзвездочном отеле «Хасслер». «Нам хотелось провернуть это более изощренным способом, – говорил Виатт. – Передача черных чемоданов и сумок с целью повлиять на политические выборы – не слишком привлекательная штука». Но она сработала: христианские демократы Италии одержали победу с большим отрывом и сформировали правительство, в котором для коммунистов не нашлось места. Начался длинный «роман» между итальянской партией и американской разведкой. Практика покупки выборов и политических деятелей с помощью сумок с наличностью многократно повторялась в Италии – и во многих других странах – в течение последующих двадцати пяти лет.

Но за несколько недель до выборов коммунисты одержали еще одну победу. Они захватили Чехословакию, начав зверскую череду арестов и казней, продолжавшихся почти пять лет. Руководитель отделения ЦРУ в Праге Чарльз Катек занимался переправкой трех десятков своих агентов и их семей через границу в Мюнхен. Главным среди них был руководитель чешской разведки. Катек договорился тайно провезти его через границу, посадив между радиатором и решеткой родстера.

5 марта 1948 года, когда чешский кризис набирал силу, в Пентагон поступила крайне тревожная телеграмма от генерала Люциуса Д. Клея, командующего американскими оккупационными войсками в Берлине. По словам генерала, он чувствовал, что Советы якобы могут напасть с минуты на минуту. Пентагон дал огласку этой телеграмме, и Вашингтон затрепетал от страха. Хотя Берлинская резидентура ЦРУ направила донесение, в котором заверяла президента, что никаких признаков нападения нет, никто не принял это во внимание. На следующий день Трумэн выступил на совместном заседании конгресса, предупредив, что Советский Союз и его агенты угрожают мировой катастрофой. Он потребовал и почти сразу же заручился поддержкой крупнейшей экономической программы, которая вошла в историю под названием плана Маршалла.

Согласно плану Маршалла, свободному миру, в частности странам с некоммунистическими правительствами, предлагалась экономическая помощь в размере миллиардов долларов, чтобы возместить убытки, нанесенные войной, и заодно создать американский экономический и политический барьер против Советов. В девятнадцати столицах – шестнадцати в Европе и трех в Азии – Соединенные Штаты предлагали восстановить послевоенную разруху по своему образцу. В числе главных творцов упомянутого плана были Джордж Кеннан и Джеймс Форрестол. Роль консультанта выполнял Аллен Даллес…

Они помогли разработать секретное дополнение, которое позволяло ЦРУ вести политическую войну. Это дало возможность ведомству «выцарапать» на собственные нужды многие и многие миллионы долларов.

Механика этого дела оказалась удивительно проста. После того как конгресс одобрил план Маршалла, он выделил около 13,7 миллиарда долларов на срок более пяти лет. Страна, которая получала помощь согласно этому плану, должна была зарезервировать эквивалентную сумму в собственной валюте. 5 процентов из указанного бюджета – то есть 685 миллионов долларов – так или иначе поступили в распоряжение ЦРУ через заграничные учреждения плана.

Это была глобальная схема отмывания денег, которая оставалась секретной вплоть до полного окончания холодной войны. План Маршалла успешно шествовал по Европе и части Азии, и американские шпионы также чувствовали себя весьма неплохо. «Мы окажем им небольшую помощь и сделаем вид, что ничего не заметили, – заявил как-то полковник Р. Аллен Гриффин, руководивший дальневосточным отделением плана Маршалла. – Скажите им, чтобы пошарили у нас в карманах».

Тайные фонды всегда были сердцевиной секретных операций. У ЦРУ теперь был постоянный источник никем не отслеживаемой наличности.

4 мая 1948 года в одном сверхсекретном документе, предназначенном, по-видимому, для двух десятков лиц в Государственном департаменте, Белом доме и Пентагоне, Кеннан провозгласил «инаугурацию организованной политической войны» и призвал к созданию новой тайной службы, которая займется проведением операций во всем мире. Он ясно дал понять, что план Маршалла, доктрина Трумэна и секретные операции ЦРУ представляют собой взаимосвязанные части одной большой стратегии, направленной против Сталина.

Деньги, которые ЦРУ перекачивало из плана Маршалла, предназначались для финансирования ряда ложных «фронтов» – целого «фасада» общественных комитетов и советов, возглавляемых видными гражданами. У коммунистов имелись организации-прикрытия по всей Европе: издательства, газеты, студенческие группы, профсоюзы. Теперь ЦРУ учредило свои собственные. Упомянутые организации вербовали иностранных агентов из числа эмигрантов из Восточной Европы и беженцев из России. Из иностранцев под контролем ЦРУ формировали подпольные политические группы в некоммунистических странах Европы. Предполагалось, что подпольщики передадут пламя борьбы «всеобщим освободительным движениям» по ту сторону железного занавеса. Если бы холодная война стала «горячей», то на стороне Соединенных Штатов уже имелась бы реальная сила за линией фронта.

Идеи Кеннана быстро завоевали популярность. Его планы были одобрены в секретной резолюции Совета национальной безопасности от 18 июня 1948 года. Директива 10/2 СНБ призывала к проведению тайных операций против Советов во всем мире.

Ударная сила, которая, по задумке Кеннана, была призвана вести упомянутую секретную войну, получила самое умеренное и непритязательное название – Управление координации политики (УКП). Это была ширма, предназначенная для того, чтобы завуалировать истинные намерения и работу созданной группы. УКП было структурировано внутри ЦРУ, но его руководитель подчинялся министру обороны и госсекретарю, – ввиду откровенной слабости директора Центральной разведки. Согласно докладу Совета национальной безопасности, рассекреченному в 2003 году, Государственный департамент хотел, чтобы новое ведомство занималось «распространением дезинформации, подкупом и организацией некоммунистических фронтов». Но Форрестол и Пентагон мечтали о «партизанских движениях… подпольных армиях… диверсиях и убийствах».

«Боссом может быть кто-то один»

Самым крупным полем битвы стал Берлин. Фрэнк Виснер неустанно трудился, стремясь выработать четкую американскую стратегию в оккупированном городе. Он убеждал своих начальников в Государственном департаменте предпринять хитрость, нацеленную на подрыв Советов: ввести в обращение новую немецкую валюту. Можно было не сомневаться, что Москва отвергнет эту идею и тем самым будут нарушены послевоенные соглашения о разделении власти в Берлине. Новая политическая динамика, считал Виснер, позволит серьезно потеснить русских.

23 июня западные державы учредили новую валюту. Советы в ответ тут же блокировали Западный Берлин. Когда Соединенные Штаты организовали «воздушный мост», чтобы прорвать блокаду, Кеннан проводил долгие часы в «кризисной» комнате, наглухо запертом узле связи на пятом этаже Государственного департамента, с тревогой просматривая телеграммы и телексы, получаемые из Берлина.

Берлинская резидентура ЦРУ больше года тщетно пыталась собрать разведывательные данные о Красной армии в оккупированной Германии и России, а также отследить разработки Москвой ядерного оружия, реактивных истребителей, ракет и средств биологической войны. И все-таки у его офицеров были агенты в полиции Берлина и среди политических деятелей. Одна из важнейших ниточек вела в штаб советской разведки в Карлхорсте в Восточном Берлине. Ее поддерживал Том Полгар, венгерский беженец, оказавшийся одним из лучших агентов ЦРУ. У Полгара в доме был дворецкий, а у дворецкого – брат, работающий в конторе у советского офицера в Карлхорсте. Полгар передавал в Карлхорст дефицитные продукты вроде соленого арахиса, а взамен получал информацию. У него был и второй агент – телетайпистка на советском узле связи при Берлинском главном полицейском управлении в Берлине. Ее сестра была возлюбленной лейтенанта полиции, находящегося в тесных отношениях с русскими. Любовники встречались на квартире Полгара. «Это принесло мне известность и славу», – вспоминал он. Полгар передал важнейшую информацию, которая добралась до Белого дома. «Во время берлинской блокады я был полностью уверен, что Советы не предпримут никаких действий», – написал он. Донесения ЦРУ отличались определенной стабильностью: ни советские военные, ни их недавно созданные восточногерманские союзники не готовятся к сражению. Берлинская резидентура выполнила свою роль, чтобы в те тревожные месяцы не дать холодной войне выплеснуться в войну открытую.

Виснер же был готов к открытому военному конфликту. Он утверждал, что Соединенные Штаты должны пробить себе путь в Берлин с помощью танков и артиллерии. Его идеи были отвергнуты, но боевой дух оценен по достоинству.

Кеннан настаивал на том, что тайными операциями не может управлять комитет. Здесь, по его мнению, нужен один главнокомандующий с полной поддержкой Пентагона и Государственного департамента. «Боссом должен стать кто-то один», – написал он, обращаясь к Форрестолу, Маршаллу. Все сошлись во мнении, что таким человеком является Фрэнк Виснер.

На вид это был скромняга лет сорока, обладатель некогда незаурядной наружности. В юности он был красив, но его волосы начинали редеть, а лицо и тело – потихоньку распухать от пристрастия к алкоголю. У Виснера был менее чем трехлетний опыт в качестве военного шпиона и криптодипломата. Теперь ему предстояло создавать секретную службу фактически на пустом месте.

Ричард Хелмс заметил, что Виснер горит «рвением и энергией, которые, бесспорно, придают его облику нехарактерную напряженность».

Его страсть к секретным операциям навсегда изменила место Америки в существующем мире.

Глава 4

«В обстановке наивысшей секретности»

1 сентября 1948 года Фрэнк Виснер возглавил американскую секретную службу. Его задача: отбросить Советы к прежним границам России и освободить Европу от «коммунистического» контроля. Командный пункт Виснера находился в одном из многочисленных временных зданий Военного ведомства, расположенных по краям Зеркального пруда между Мемориалом Линкольна и памятником Вашингтону. Стены коридоров были изъедены паразитами. Его подчиненные называли это место Крысиным дворцом.

Виснер работал в состоянии контролируемого безумия не менее двенадцати часов в день, шесть дней в неделю. Аналогичной самоотдачи он требовал от подчиненных. Он редко докладывал директору Центральной разведки, чем занимается. По мнению Виснера, он сам должен решать, соответствуют ли его секретные миссии американской внешней политике.

Его организация вскоре переросла все остальные находящиеся в составе ЦРУ. Тайные операции стали доминирующей силой Управления; сюда было вовлечено больше людей, больше материальных средств и больше власти. И так продолжалось свыше двадцати лет. Утвержденная миссия ЦРУ состояла в том, чтобы обеспечивать президента секретной информацией, имеющей важное значение для национальной безопасности Соединенных Штатов. Но Виснер не обладал должным терпением для осуществления шпионажа, у него не было времени для отсеивания и взвешивания выявленной информации. Куда легче – а для Виснера еще и намного важнее – было сделать какой-нибудь удачный маневр или подкупить политического деятеля, чем проникнуть в советское Политбюро.

Виснер за месяц разработал боевые планы на последующее пятилетие. Он намеревался создать многонациональный конгломерат СМИ для пропаганды. Он хотел вести экономическую войну против Советов с помощью фальшивой валюты и манипулирования рынками. Он потратил миллионы на попытки склонить чашу весов на свою сторону.

Ему хотелось завербовать целые легионы изгнанников – русских, албанцев, украинцев, поляков, венгров, чехов, румын – для формирования групп вооруженного сопротивления, способных проникнуть через железный занавес. По мнению Виснера, в Германии насчитывалось около 700 тысяч русских, так или иначе брошенных на произвол судьбы, которые могли бы вступить в такие организации. Тысячу из них он хотел преобразовать в политические ударные группы. Но в итоге нашел всего семнадцать человек…

По приказу Форрестола Виснер создавал сети резервных агентов-иностранцев, которые, как предполагалось, вступят в схватку с Советами с началом третьей мировой войны. Цель заключалась в том, чтобы затормозить наступление сотен тысяч войск Красной армии в Западной Европе. Виснер хотел, чтобы оружие, боеприпасы и взрывчатка, спрятанные в тайниках по всей Европе и Ближнему Востоку, сделали свое дело и наступающие Советы увидели перед собой лишь взорванные мосты, склады и арабские нефтяные месторождения. Генерал Кертис Лемей, новый руководитель Стратегического авиационного командования ВВС[9] – человек, под непосредственным контролем которого находилось американское ядерное оружие, – знал, что после сброса своего смертоносного груза на Москву в бомбардировщиках закончится топливо и на обратном пути его пилоты и расчеты должны будут, как ни крути, катапультироваться где-нибудь к востоку от железного занавеса. Лемей сообщил правой руке Виснера, Фрэнклину Линдсею, о необходимости создания маршрутов эвакуации для его людей с целью их наземной эвакуации. Полковники ВВС обратились к коллегам из ЦРУ: захватить советский истребитель-бомбардировщик, предпочтительно вместе с пилотом; внедрить агентов с рациями на каждый аэродром между Берлином и Уралом; организовать диверсии на взлетно-посадочных полосах военных аэродромов СССР при первых же сигналах войны. Это были уже не просьбы. Это были приказы.

Прежде всего, Виснер нуждался в тысячах американских шпионов. Охота за талантами, как и сейчас, была постоянной головной болью. Он организовал рекрутинговую кампанию от Пентагона до Парк-авеню, Гарварда и Принстона, где профессорам и инструкторам щедро платили за выявленные таланты. Он нанимал адвокатов, банкиров, студентов, старых школьных друзей, безработных ветеранов. «Они вытягивали людей прямо с улицы, интерес вызывал любой, кто мог сказать «да» или «нет» или шевелить конечностями», – писал Сэм Халперт из ЦРУ. В течение полугода Виснер планировал открыть по меньшей мере тридцать шесть отделений за границей; удалось открыть сорок семь за три года. Почти в каждом таком городе у него было два руководителя резидентуры ЦРУ: один участвовал в секретных операциях и работал лично на Виснера, а другой занимался шпионажем для Управления специальных операций. Оба ведомства старались перехитрить друг друга, переманивали агентов и боролись за превосходство. Виснер, например, переманил к себе сотни офицеров из Управления специальных операций, предложив более высокие зарплаты и пообещав больше славы.

Он реквизировал у Пентагона самолеты, оружие, боеприпасы, парашюты и даже лишнюю форменную одежду с военных баз в оккупированных зонах Европы и Азии. Вскоре он уже управлял военным имуществом стоимостью в четверть миллиарда долларов! «Виснер мог запросто обратиться к любому ведомству правительства и попросить выделить ему персонал или финансовую поддержку, которую только захочет», – говорил Джеймс Маккаргар, один из первых, кого Виснер назначил в Управление по координации политики (УКП). «ЦРУ, конечно, являлось публично известным ведомством, просто проводимые им операции являлись секретными. А что касается УКП, то секретными были не только его операции: само существование организации также держалось в тайне. Таким образом, ведомство в первые годы своего существования было, – и это нужно подчеркнуть, поскольку лишь немногие, по-видимому, знают об этом, – самым секретным в американском правительстве после ядерного оружия». Как и первые образцы ядерного оружия, испытательные взрывы которого оказались более мощными, чем ожидали разработчики, служба секретных операций Виснера росла намного быстрее и распространялась гораздо дальше и глубже, чем кто-либо мог предположить.

Во время войны Маккаргар работал в Госдепартаменте, тесно сотрудничал с русскими и быстро понял, что «единственный метод, который поможет выполнить работу, – держать все в тайне». Он собственноручно эвакуировал венгерских политических лидеров из Будапешта, доставив их на конспиративную квартиру в Вене, оборудованную Элом Алмером, первым резидентом ЦРУ в этой оккупированной европейской столице. Они быстро подружились. Оказавшись в Вашингтоне летом 1948 года, Алмер пригласил Маккаргара познакомиться с его новым начальником. Виснер пригласил обоих на завтрак в отель «Хей-Адамс», самый модный в Вашингтоне, расположенный недалеко от Белого дома, с видом на Лафайет-парк. Маккаргар сразу же был принят на службу в качестве представителя штаба, и под его началом оказались резидентуры семи стран: Греции, Турции, Албании, Венгрии, Румынии, Болгарии и Югославии. Он вспоминал потом, что, когда явился на работу в октябре 1948 года, «нас было всего десять человек, включая самого Виснера, нескольких офицеров, секретарей и меня… За год это число выросло до четырехсот пятидесяти, а через несколько лет нас стало много тысяч».

«На нас взирали как на королей»

Виснер направил Эла Алмера в Афины, откуда намеревался охватить десять стран в Средиземноморье, Адриатике и на Черном море. Новый резидент купил особняк на холме с видом на город. «Мы взяли на себя большую ответственность, – сказал Алмер много лет спустя. – Но именно мы управляли ситуацией. Все на нас взирали как на королей».

ЦРУ начало осуществлять тайную политическую и финансовую поддержку наиболее честолюбивым офицеров армии и разведки Греции, вербуя к себе на службу перспективную молодежь – тех, кто мог в будущем возглавить нацию. Связи, которые они сейчас налаживали, могли в будущем принести немалые дивиденды. Сначала в Афинах и Риме, затем по всей Европе политические деятели, генералы, руководители разведслужб, издатели газет, профсоюзные деятели, культурные организации и религиозные сообщества начали обращаться к ведомству за денежной поддержкой и для консультаций. «Отдельные люди, группы и разведывательные службы быстро осознали, что в мире есть сила, вокруг которой они все могут сплотиться», – написано в одном из секретных отчетов ЦРУ в первые годы пребывания Виснера на своем посту.

Резидентам Виснера требовались деньги. В середине ноября 1948 года Виснер вылетел в Париж, чтобы обсудить эту проблему с Авереллом Гарриманом, координатором плана Маршалла. Они встретились в роскошных апартаментах отеля «Талейран», в котором в далеком прошлом останавливался наполеоновский министр иностранных дел. Под пристальным взглядом мраморного бюста Бенджамина Франклина Гарриман говорил, чтобы Виснер не стеснялся и смело опускал руку в «денежный мешок» плана настолько глубоко, насколько это было нужно. Вооруженный такими полномочиями, Виснер возвратился в Вашингтон, чтобы встретиться с Ричардом Бисселлом, главным администратором плана Маршалла. «Я встретился с ним неофициально, поскольку знал и доверял ему, – вспоминал Бисселл. – Он во многом был частью нашего весьма узкого круга».

Виснер приехал как раз вовремя. Бисселл поначалу был сбит с толку, но «Виснер не торопился, чтобы развеять по крайней мере некоторые из моих опасений, уверяя меня, что Гарриман уже высказал одобрение. Когда я немного надавил на него, спросив, как все-таки будут использоваться деньги, он объяснил, что пока не может мне ответить». Но вскоре Бисселлу предстояло все узнать самому. Десятилетие спустя он сам оказался на нынешнем посту Виснера.