bannerbanner
Король Генрих IV
Король Генрих IV

Полная версия

Король Генрих IV

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 5
Зачем, супруг мой добрый, ты всегдаУединенья ищешь? За какуюВину отлучена я две неделиОт ложа Гарри моего? Скажи,Мой милый, отчего ты отвратилсяОт пищи, смеха, золотого сна?Зачем глаза ты в землю опускаешьИ вздрагиваешь часто, оставаясьОдин? Что молодую кровь согналоСо щек твоих? Зачем мое блаженствоИ право на тебя ты уступилУгрюмым думам и проклятой грусти?Твой чуткий сон я часто сторожилаИ слышала, как ты шептал о битвахЖелезных, правил скачущим конем,Кого-то ободрял: «смелее в битву»,О вылазках твердил и отступленьях,О рвах, о частоколах, о палатках,O брустверах, окопах пограничных,О базилисках, пушках, кулевринах,Солдатах мертвых, выкупленных пленныхИ всех других подробностях войны.Твой дух во сне так поглощен был битвой,Так возбужден, что у тебя на лбуПот бисером стоял, как пузырькиНа только что встревоженном потоке.И странное являлось на лицеВолненье, как у тех, кто вдруг дыханьеВ поспешности великой затаилЧто эти все приметы знаменуют?Супруг мой трудным делом озабочен.Я знать хочу, иль он меня не любит.

Готспур.

Эй, кто там? (Входит слуга).                       Что, ушел с пакетом Вильям?

Слуга.

Так точно, с час тому назад.

Готспур.

            А БутлерПривел-ли от шерифа лошадей?

Слуга.

Одну, милорд, он только что привел.

Готспур.

Какую? Чалой масти? Корноушку?

Слуга.

Ее, милорд.

Готспур.

                       Конь чалый – вот мой трон[2].Немедленно сажусь. О, Esperance![3]Скажи, чтоб Бутлер в сад его привел.

(Слуга уходит).


Лэди Перси.

О, выслушай, супруг мой!

Готспур.

                   Что, супруга?

Лэди Перси.

Как от меня уедешь ты?

Готспур.

                   Верхом,Дружок, верхом.

Лэди Перси.

                          Ты – глупая мартышка.Хорек таким причудам не подвержен,Как ты. Без шуток, Гарри. Знать хочу яТвои дела, я так хочу. Боюсь,Что брат мой Мортимер, восстановляяСвои права, твоей просил поддержкиВ том предприятьи. Если-ж ты пойдешь…

Готспур.

Так далеко пешком? Устану, друг мой.

Лэди Перси.

Ну, полно, полно, попугай мой. ПрямоОтветь на мой вопрос. Без шуток, Гарри,Сломаю твой мизинец, если правдыНе скажешь мне.

Готспур.

                Прочь, баловница, прочь.Любовь? Я не люблю. Мне до тебяНет дела, Кэт. Играть не время в куклыИль губные устраивать турниры.Носов разбитых нужно нам побольше,Дырявых черепов{30}. Вот нынче нашаХодячая монета. Эй, коня!Что ты сказала, Кэт? Что нужно?

Лэди Перси.

Так ты меня не любишь? Вправду, нет?Ну, хорошо. Но если ты не любишь,И я любить не стану. Так не любишь?Скажи хоть: это шутка или правда?

Готспур.

Идем, коль хочешь видеть, как поеду.Чуть на коня вскочу, я поклянусь,Что я тебя люблю и беспредельно.Но слушай, Кэт. Отныне не должнаТы спрашивать, куда я отправляюсьИли зачем. Спешу, куда мне нужно.А в заключенье, дорогая Кэт:Я вечером сегодня вас покину.Я знаю, ты умна, но не умнееСупруги Гарри Перси, – постоянна,Но все же женщина, а что до тайн,Нет лэди боле скрытной. Оттого-тоОхотно верю, что не передашьВсего того, чего еще не знаешь.Так велико, о дорогая Кэт,Мое к тебе доверье.

Лэди Перси.

         НеужелиТак велико?

Готспур.

      Не больше, ни на дюйм.Но слушай, Кэт. Куда теперь я еду,Поедешь ты. Сегодня я, ты – завтра.Довольна ты?

Лэди Перси.

      Довольна поневоле.

(Уходят).

Сцена IV

Истчип. Комната в таверне «Кабанья голова».

Входят принц Генрих и Пойнс.


Принц Генрих. Нед, прошу тебя, выйди из этой грязной комнаты, и посмейся вместе со мной.

Пойнс. Где ты был, Галь?

Принц Генрих. С тремя или четырьмя болванами, среди трех или четырех дюжин бочек. Я спустился на самую низшую ступень плебейства. Да, голубчик, я побратался со всеми трактирными мальчишками, и могу их всех назвать тебе по именам – Том, Дик и Фрэнсис. Они клянутся спасением своей души, что хотя я еще только принц Уэльский, но уже король по учтивости, и открыто говорят мне, что я не спесивец, как Фальстаф, а настоящий коринфянин{31} – весельчак добрый малый (клянусь Богом, так они меня называют) – и что когда я буду английским королем, то все истчипские молодцы будут готовы служить мне. Напиваться значит по ихнему «нарумяниться», а если хочешь во время питья перевести дух, они кричат: «живей, живей, осуши до дна!» Словом, в какие-нибудь четверть часа я сделал такие успехи, что всю жизнь могу пить с любым медником, говоря с ним на его языке. Уверяю тебя, Нед, ты потерял случай отличиться, не побывав со мной в этом деле. Но, сладкий друг мой Нед, – а чтобы еще больше подсластить твое имя, даю тебе этот кусок сахару на пени, его только что сунул мне в руку один из трактирных мальчишек, который во всю свою жизнь не говорил других слов по английски, как: «восемь шиллингов, шесть пенсов» и «милости просим!», всегда добавляя тонким голосом: «сейчас, сейчас, сэр! Бутылку сладкого вина в комнату с полумесяцем»{32} или что-нибудь в этом роде. Так послушай, Нед, чтобы скоротать время до прихода Фальстафа, пойди ты в соседнюю комнату, а я буду спрашивать мальчишку, зачем он мне дал сахар; ты же поминутно кричи «Фрэнсис!», так чтобы он не мог отвечать мне ничего другого, кроме словечка «сейчас». Ступай, и я тебе покажу, как это устроить.

Пойнс. Фрэнсис!

Принц Генрих. Вот так, отлично!

Пойнс. Фрэнсис! (Уходит).


Входит Фрэнсис.


Фрэнсис. Сейчас, сейчас, сэр!.. Ступай вниз в комнату Гранатового яблока, Ральф.

Принц Генрих. Ступай сюда, Фрэнсис.

Фрэнсис. Милорд.

Принц Генрих. Долго-ли еще тебе служить здесь, Фрэнсис?

Фрэнсис. Да, еще пять лет осталось, столько же как…

Пойнс (за сценой). Фрэнсис!

Фрэнсис. Сейчас, сейчас, сэр!

Принц Генрих. Пять лет! Долгонько же тебе еще придется греметь посудой, черт возьми! Но скажи, Фрэнсис, хватило бы у тебя храбрости разыграть труса относительно твоего контракта с хозяином и показать ему пятки, удрав отсюда?

Фрэнсис. О, Господи, сэр! Я готов поклясться на всех библиях в Англии, что у меня хватит смелости…

Пойнс (за сценой). Фрэнсис!

Фрэнсис. Сейчас, сейчас, сэр!

Принц Генрих. Сколько тебе лет, Фрэнсис?

Фрэнсис. Дайте подумать – в Михайлов день мне исполнится…

Пойнс (за сценой). Фрэнсис!

Фрэнсис. Сейчас, сэр! Пожалуйста, милорд, подождите, я сейчас вернусь.

Принц Генрих. Нет, скажи мне еще, Фрэнсис – сахару, который ты мне дал, было на один пенс, неправда ли?{33}

Фрэнсис. Ах, сэр, я хотел бы получить за него два пенса.

Принц Генрих. Я тебе дам за него тысячу фунтов: попроси их у меня, когда захочешь, и ты получишь их.

Пойнс (за сценой). Фрэнсис!

Фрэнсис. Сейчас, сейчас!

Принц Генрих. Сейчас, Фрэнсис? Нет… Но если хочешь завтра, Фрэнсис, или в четверг, или же, Фрэнсис, когда хочешь. Но, Фрэнсис…

Фрэнсис. Милорд?

Принц Генрих. Согласишься ли ты ограбить этого человека в кожаной куртке{34} с хрустальными пуговицами, со стриженой головой, с агатовым перстнем на пальце, в темных шерстяных чулках с подвязками, с вкрадчивым голосом и испанской сумкой…

Фрэнсис. О ком это вы говорите, сэр?

Принц Генрих. Ну, да я вижу, что тебе пристало только пить сладкое вино. Смотри, Фрэнсис, чтобы твоя белая куртка не запачкалась. В Берберии, сэр, этого бы не случилось.

Фрэнсис. Чего не случилось бы, сэр?

Пойнс (за сценой). Фрэнсис!

Принц Генрих. Да иди же, бездельник. Не слышишь ты что-ли, что тебя зовут? (Они начинают оба звать его. Фрэнсис стоит растерянный и не знает, куда идти).

(Входит старший трактирный слуга).

Слуга. Что это такое? Ты тут стоишь и не слышишь, что-ли, что тебя зовут? Поди туда к гостям. (Фрэнсис уходит). Милорд, старый сэр Джон с полдюжиной других господ стоят у ворот. Прикажете их впустить?

Принц Генрих. Пусть они немного подождут, а потом впусти.

(Уходит слуга).

Пойнс!

(Входит Пойнс).

Пойнс. Сейчас, сейчас, сэр!

Принц Генрих. Послушай, Фальстаф и остальные воры у дверей. Ну что ж, выйдет потеха?

Пойнс. Еще бы, Галь, нам будет весело, как сверчкам. Ловко однако ты одурачил мальчишку. Что же будет дальше?

Принц Генрих. Я теперь готов на все шалости, которые когда-либо проделывались со времен старика Адама до этой юной полуночи. (Входит Фрэнсис с вином). Который час, Фрэнсис?

Фрэнсис. Сейчас, сейчас, сэр! (Уходит).

Принц Генрих. И этот мальчишка, который знает меньше слов чем попугай, рожден от женщины! Все его занятие исчерпывается беганием по лестницам вверх и вниз, а все его красноречие итогом трактирного счета. – Да, а я все-таки еще не в таком настроении, как Перси Готспур; он убивает каких-нибудь шесть или семь дюжин шотландцев перед завтраком, умывает руки и говорит жене: – «Надоела мне эта спокойная жизнь, мне нужна работа». – «О, милый Гарри», спрашивает она, «сколько человек ты убил сегодня?» – «Напоите моего чалаго», говорит он и отвечает через час: «Штук четырнадцать, пустяки, пустяки!» Пожалуйста, позови Фальстафа. Я буду играть Перси, а эта жирная туша – лэди Мортимер, супругу его. «Rivo!» как восклицают пьяницы{35}. Позови же этот окорок, позови кусок сала!


Входят Фальстаф, Гэдсгиль, Бардольф и Пето.


Пойнс. Здравствуй, Джэк. Где ты был?

Фальстаф. Чума на всех трусов, говорю я, чума и проклятие, говорю я, и прибавляю «аминь». – Эй, малый, дай мне стакан хереса. – Чем вести дольше такую жизнь, я лучше готов вязать чулки, штопать их и чинить пятки. Чума на всех трусов! Дай же мне стакан хереса, бездельник. – Неужели на земле нет более добродетели? (Пьет).

Принц Генрих. Видал-ли ты когда-нибудь, как бог солнца (этот сострадательный Титан) целует тарелку с маслом, которое тает от его ласки? Если не видал – то взгляни вот на эту тушу.

Фальстаф. Ах ты, мерзавец! В херес подмешана известь. Да чего и ждать кроме плутовства от мошенников. Но трус еще хуже, чем стакан хереса с примесью извести. Ступай своей дорогой, старый Джек! Умри, когда хочешь. Пусть меня назовут выпотрошенной селедкой, если неправда, что мужество, истинное мужество исчезло с лица земли. Во всей Англии не осталось более трех не повешенных порядочных людей, и один из них разжирел и начинает стариться – да помилует нас Бог! Нет, говорю я, свет стал никуда не годен. Хотел бы я быть ткачем{36} – распевать псалмы и все такое. Чума на всех трусов, повторю я.

Принц Генрих. Что ты так ворчишь, мешок, набитый шерстью?

Фальстаф. И это сын короля! Пусть у меня на лице не останется ни одного волоска, если я не выгоню тебя из твоего королевства деревянной шпагой, и не погоню перед тобой всех твоих подданных, как стадо диких гусей. И ты – принц Уэльский!

Принц Генрих. Это еще что такое, поганый брюхан?

Фальстаф. Разве ты не трус? Отвечай… Да и Пойнс также.

Пойнс. Ах ты, жирное пузо, я тебя заколю, если еще раз назовешь меня трусом.

Фальстаф. Разве я назвал тебя трусом? Будь ты раньше проклят, чем я назову тебя трусом. Но я бы дал тысячу фунтов, чтобы уметь бежать так быстро, как ты. У вас прямые плечи, так вы и не боитесь показать свои спины – но разве это значит быть опорой друзьям? К черту такую опору! Настоящие друзья не показывают тыла, а прямо в глаза смотрят. Дайте мне стакан хереса. Будь я подлец, если у меня хоть капля была во рту.

Принц Генрих. Ах, негодяй – у тебя еще губы не обсохли от последнего стакана.

Фальстаф. Не все ли равно. (Пьет). Проклятие всем трусам! говорю я.

Принц Генрих. В чем дело?

Фальстаф. В чем дело? В том, что вот мы четверо сегодня утром добыли тысячу фунтов.

Принц Генрих. Где ж деньги, Джэк?

Фальстаф. Где? Их у нас отняли. На нас несчастных четырех напало сто.

Принц Генрих. Как, неужели сто?

Фальстаф. Будь я подлец, если я не сражался с целой дюжиной их два часа под ряд. Я спасся каким то чудом. Мой камзол продырявлен в восьми местах, штаны в четырех, щит мой весь изрублен, меч иззубрен как пила: ессе signum. С тех пор как я стал взрослым мужчиной, я лучше не дрался – но все напрасно. Чума на всех трусов! Пусть вот они расскажут: если они что-нибудь прибавят к правде, или убавят из неё – значит они подлецы, исчадия тьмы.

Принц Генрих. Расскажите, господа, как было дело.

Гэдсгиль. Мы, четверо, напали человек на двенадцать.

Фальстаф. Шестнадцать по крайней мере, милорд.

Гэдсгиль. И связали их.

Пето. Нет, нет, мы их не связали.

Фальстаф. Ах ты, бездельник, конечно связали каждого в отдельности: будь я еврей, жид-еврей, если это не так.

Гэдсгиль. Когда мы стали делить добычу, на нас напали еще шесть или семь человек…

Фальстаф. Они развязали первых; а тут подоспели и другие.

Принц Генрих. Как, и вы со всеми бились?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

См.: Wylie, History of England under Неnry the Fourth, London 1884-94.

2

Игра слов roan и throne.

3

Девиз дома Перси.

Комментарии

1

В составлении примечаний приняли участие Зин. Венгерова и С. А. Венгеров. Некоторые примечания принадлежат переводчикам.

Истомлены, в заботах побледнев.

Король Генрих говорит о кровавой борьбе с Ричардом II. Это начало I части «Генр. IV» непосредственно примыкает к концу «Ричарда II», так что «Генрих IV» представляет собою прямое продолжение трагедии «Ричард II».

2

Пуст жадный прах земли родной отнынеНе обагряет больше уст в кровиСвоих детей.

Образ, заимствованный из Библии (Книга Бытия, гл. IV, ст. 11).

3

Кто ради нас четырнадцать столетийТому назад….

События, о которых говорится в драме, относятся к 1402 и 1403 г.

4

Мордэк, граф Файфский, старший сын Дугласа…

Граф Файфский не был, как ошибочно полагает Шекспир, сыном Дугласа; он сын герцога Альбани, шотландского регента. Ошибка произошла от опечатки в хронике Голиншеда, где выпущена запятая после слова «Governor» (регент).

5

О если б верит, что, скитаясь ночью,Еще в пеленках фея подменилаМалюток наших.

В «Сне в Летнюю ночь» (II, 1) тоже говорится о том, что феи и эльфы по ночам крадут или подменивают младенцев.

6

…и циферблаты вывесками публичных домов. – Притоны разврата имели во времена Шекспира вывески, подобно трактирам.

7

…а не по Фебу, этому «прекрасному странствующему рыцарю». – Фальстаф, вероятно, цитирует стих из какой-нибудь баллады, где героем является рыцарь Феб (Phoebus), и ради шутки отождествляет рыцаря Феба с богом солнца.

8

Верно говорю, не будет – даже на молитву перед завтраком из яиц и масла. – В оригинале непереводимая игра слов, основанная на разных значениях слова grace: в смысле королевского титула (God save thy grace), благодати (grace thou wilt have non) и молитвы перед едой (not so much, as will serve to be prologue to an egg and butter).

9

A не правда ли, буйволовая куртка очень прочная штука. – Намек на одежду тюремщиков. В ответ Фальстафу, думающему только о кабаке и разгуле, принц Генрих напоминает ему о тюрьме, ожидающей мошенников. «Прочной» (robe of durance) принц называет буйволовую куртку и потому что она из прочного матерьяла, и потому что durance означает также тюремное заключение.

10

Да, и так им пользовался, что из этого следовало, что ты наследник. – В оригинале непереводимая игра слов: Yea, and so used it, that were it not here apparent, that thou art heir apparent. Here apparent – тут становилось ясным; heir apparent – наследный принц.

11

ржавые цепи дедушки Закона. – В оригин.: the rusty curb of old father Antick the law. Antick – значит старик и также шут.

12

Принц Генрих. Тебя прельщает плата?

Фальстаф. Да меня прельщает платье – а у палача запас его не малый.

В оригинале: P. Неn. For obtaining of suits Falstaff. Yea, for obtaining of suits, whereof the hangman hath no lean wardrobe.

Suits – прошения, исполнения которых можно легче добиться, служа при дворе и также платья, выбор которых у палача велик, потому что он получает по наследству одежду повешенных. Об этом обычае говорится также в «Кориолане» (Д. 1, сц. 5).

13

Фальстаф. Да, или как сопение линкольнширской волынки.

Принц Генрих. Можно еще сказать: как заяц, или как мрачный Мурский ров.

Линкольншайр был родиной бродячих музыкантов, играющих на волынке. Их можно было встретить на всех народных праздниках. О них упоминается у разных писателей времени Шекспира. Заяц считался меланхоличным по природе животным, о чем часто говорится у старых английских писателей (Дрэйтон называет в «Polybion» зайца «the melancholy hare») «Мурский ров» (Moor Ditch) – часть городского рва, отделявшего старый Лондон (City) от пригородных местностей; примыкая к болотам и наполненный мутной водой, он представлял вероятно грустное зрелище.

14

Как поживает сэр Джон Сладкий Херес? – Пойнс называет Фальстафа «Сладким Хересом» (Sir John Sack-and-Sugar) no названию любимого его напитка. «Сектом» (sack – от франц. vin sec) тогда называли малагу и херес. В XVI и XVII в. принято было подслащать вино сахаром.

15

Завтра утром, в четыре часа, нужно быть в Гэдсгиле. Гэдсгиль – местность по дороге из Кента в Лондон. Там происходили частые грабежи и разбои, вследствии чего место это имело очень дурную славу. Гэдсгилем зовут также уличного грабителя, вместе с которым Фальстаф подкарауливает проезжих.

16

На завтра ужин заказан в Истчипе. – Истчип (Eastcheap) – улица в старом Лондоне (Сити), где действительно существовала таверна «Кабанья Голова» (Boar's Неad Tavern). У принца Генриха был дом в этой местности.

17

Не знаю, есть ли в тебе королевская кров, если ты не можешь добыть десяти шиллингов королевского чекана.

В оригинале:

nor thou cam'st not of the blood royal, if thou darest not stand for ten shillings.

Игра слов, основанная на двойном значении royal u stand. «Royal» – королевской крови, и также монета в 10 шиллингов. «То stand» – иметь курс, стоить (про монету) и «добыть, постоять за что-нибудь». Буквальный перевод шутки Фальстафа был бы: «Ты не настоящий червонец» (подразумевается второе значение: не настоящий принц крови), если не осмеливаешься сойти за десять шиллингов (второй смысл: не осмеливаешься награбить хотя бы на десять шиллингов).

18

Фальстаф, Бардольф, Пето и Гэдсгиль ограбят тех людей. – Вместо имен Бардольфа и Пето (вставленных шекспирологом Теобальдом) в первых изданиях (in 4R и in Folio) стояли два других – Harvey, Rossil. Вероятно Шекспир намеревался сначала так назвать двух товарищей принца, а переменив их имена в дальнейшем течении пьесы, забыл внести поправку в это место рукописи. Некоторые комментаторы полагают, что Harvey и Rossil – фамилии актеров.

19

…терзаем больюхолодных ран.

Боль усилилась от того, что раны остыли.

20

Из наших средств за шурина егоЗа Мортимера глупого.

Шекспир, введенный в заблуждение ошибкой в хронике Голлиншеда, смешивает постоянно сэра Эдмонда Мортимера, брата лэди Перси, с Эдмондом Мортимером, графом Марчем. Сэр Эдмонд был младший брать умершего графа Роджера Марча; граф Эдмонд сын последнего. Ему было в то время 10 лет, и он воспитывался, т. е. вернее был в плену у короля Генриха в Виндзоре. Маленький граф был после смерти Ричарда II законным наследником, ведя свое происхождение от третьего сына Эдуарда III, Лионеля, герцога Кларенса (по своей бабушке Филиппе, вышедшей замуж за графа Марча). Отец же Генриха IV, Джон Гант, четвертый сын Эдуарда III. Ланкастеры узурпировали таким образом своим воцарением права представленной Мортимерами старшей линии – и потерпели за это наказание в третьем поколении, когда вспыхнула война Алой и Белой Розы.

21

Черт побрал быОбманщиков таких.

В оригинале:

And – «gentle Harry Percy», – and – «Kin! cousin»,O the devil take such cozeners.

Непереводимое созвучие между: «cousin» – кузен, и to cozen – ублажать, говорить любезности. Первую встречу между Генрихом Болингброком и молодым Пэрси Шекспир изобразил в «Рич. II» (Д. II, сц. 3).

22

к томуАрхиепископу, кого все любят.

Готспур.

К Иоркскому, не правда ль?

Архиепископ Иоркский был брат графа Уильтшэйрского, того, которому Ричард II отдал в аренду государственные доходы. Как приверженец низвергнутого короля, граф был захвачен в Бристоле и казнен.

23

Мне нужно доставит окорок ветчины и два тюка инбиря в самый Чэрит-Кросс. – Ныне центральный пункт Лондона – Чэринг-Кросс еще не был в XVII в. частью Лондона, а лежал по пути между Лондоном и Вестминстером, бывшим тогда тоже еще отдельным городом.

24

Не миновать им встречи с прислужниками старого Ника. – Выражение «Saint Nicholas clercs» или «Knights» часто встречается у современных Шекспиру писателей для обозначения уличных грабителей. Св. Николай считался покровителем странствующих школяров, а затем бродяг вообще. В том же смысле Гэдсгиль употребляет в этой сцене слово «троянцы», которое на народном языке обозначало ловких рубак вообще и разбойников в частности. Говоря о «нашем ремесле» (the profession) Гэдсгиль подразумевает грабительство.

25

Или вернее не молятся ей, а заставляют ее самое взмолиться. – В оригинале (not pray to her, but prey on her) игра слов: to pray – молиться, to prey – делать что-нибудь своей добычей. Игра слов продолжается в следующей фразе: «И топчут ее как старые сапоги». – Как? чужая мошна их сапоги? (make her their boots. – What! The commonwealth their boots?) Boot – означает и добычу, и сапоги. В следующей фразе: «Правосудие их смазывает» (justice has liquored her) liquor означает смазывать сапоги и опьянять, напаивать – намек на управление страной, которое так отуманено крючкотворством судейских, что ему не удается наказывать воров.

26

При нас такое зелье – папоротниковый цвет. – Папоротниковый цвет считался средством сделаться невидимкой, так как его почти нельзя видеть невооруженным глазом.

На страницу:
4 из 5