Замогильные записки Пикквикского клуба

– Делать! – воскликнул Сам. – рассказать обо всем содержательнице пансиона и выдать злонамеренного человека.

– Кто-ж поверит моим словам, м‑р Уокер? Молодую девушку считают, разумеется, образцом невинности и скромности; она запрется во всем, запрется и мой господин. Кто поверит словам бедного слуги? Я потеряю свое место, и, вдобавок, мне же дадут дурной аттестат.

– Да, тут есть закорючка своего рода, – проговорил Самуэль, – вы правы, дружище.

– Совсем иное дело, – продолжал м‑р Троттер, – если бы мне удалось отыскать какого-нибудь почтенного джентльмена, защитника угнетенной невинности, тогда, пожалуй, было бы можно помешать этому нечестивому делу; но и здесь опять своего рода закорючка, м‑р Уокер. Я не знаю никого в этой глуши, да если-б и знал, кто опять поверит моим словам?

– Баста! – вскричал Самуэль, быстро вскочив с места и схватив руку своего нового друга. – Мой господин точь-в‑точь такой джентльмен, какой вам нужен.

Через несколько минут м‑р Иов Троттер был введен в комнату м‑ра Пикквика. Самуэль представил в коротких словах сущность дела.

– Великий Боже! Неужели я должен выдать своего собственного господина! – воскликнул м‑р Иов Троттер, приставляя к своим глазам розовый платочек в четыре квадратных дюйма.

– Чувствительность этого рода делает вам честь, – отвечал м‑р Пикквик тоном искреннего участия, – тем не менее, однако ж, вы должны исполнить свою обязанность.

– О-о-ох! Все мы под Богом ходим! – всхлипывал Иов Троттер. – Знаю, сэр, я, как честный человек должен исполнять свой долг; но вы поставьте себя на мое место: я ношу платье своего господина, и он же дает мне насущный хлеб; он мой благодетель, в некотором смысле, хотя я знаю, что он плут.

– Благородная душа! – воскликнул растроганный м‑р Пикквик. – Честная натура!

– О-о-ох!

– Послушайте, любезный, – перебил Самуэль, смотревший с некоторым нетерпением на эту слезливую церемонию, – водовозные тележки хороши в свое время, но подчас, как, например, теперь, они ни к чорту не годятся.

– Самуэль, – сказал м‑р Пикквик строгим тоном, – мне очень неприятно видеть в вас неуважение к благородным чувствам этого молодого человека.

– Так-то оно так, сэр, – возразил Самуэль, – чувства благородные, нечего сказать, да только я присоветывал бы ему припрятать их подальше в своей груди, a не растрачивать по пустякам в тепленькой водице, до которой нам с вами нет ни малейшей нужды. Слезы ведь не то, что стенные часы или паровой котел, что кипит напропалую, когда кочегар подкладывает под иего горячих углей. Вот как покончите это дело, любезный друг, ступайте в кофейную, закурите трубку и плачьте, сколько вашей душеньке угодно; a теперь для вас всего лучше припрятать в карман этот красненький платочек.

– Слуга мой говорит правду, – сказал м‑р Пикквик, – хотя, быть может, его образ выражения слишком груб и необтесан.

– Уж я это и сам вижу, – сказал м‑р Троттер, – что делать, сэр? Не выдержал! Постараюсь укрепиться.

– Очень хорошо, любезный, – отвечал м‑р Пикквик, – теперь скажите нам: где этот пансион?

– За городом, сэр, недалеко от заставы: большой каменный дом.

– Когда-ж назначено привести в исполнение этот ужасный план? – спросил м‑р Пикквик. – Когда он увезет ее?

– Ночью, сэр, – отвечал Иов.

– Ночью! – воскликнул м‑р Пикквик.

– Сегодня ночью, сэр, лишь только солнце отвратит свои лучи от нечестивого дела. Я просто готов с ума сойти от тоски.

– Нужно принять немедленные меры, – сказал м‑р Пикквик. – Сейчас отправлюсь к содержательнице пансиона.

– Прошу извинить, сэр, – сказал Иов, – но я думаю, что эта мера не годится.

– Отчего?

– Мой господин, надобно вам доложить, человек очень хитрый.

– Знаю.

– Он вкрался в доверие всех этих леди, и содержательница пансиона без ума от него. Вы можете ползать перед нею на коленях и божиться, сколько вам угодно: она не поверит ни одному слову, особенно, если не будет у вас других доказательств, кроме донесения слуги. Разумеется, мой господин скажет, что я негодяй, которого он собирался прогнать за какую-нибудь вину, – и этого будет довольно. Тогда я пропал, и вы нисколько не успеете в своем намерении.

– Что-ж мне делать? – сказал м‑р Пикквик.

– Всего лучше поймать его на месте преступления: других средств я не вижу никаких. Старая леди поверит только своим собственным глазам.

– Как же поймать его на месте преступления? – сказал м‑р Пикквик. – Ведь это, я полагаю, очень трудно. Едва ли мне удастся.

– Не знаю, как это объяснить вам, сэр, – сказал м‑р Иов Троттер после минутного размышления, – но с этим, пожалуй, было бы легко сладить, если б вы послушались моего совета.

– Говорите.

– Дело, видите ли, получает такой оборот: мы подкупили двух служанок, и они устроили так, что сегодня ночью, с десяти часов, м‑р Фиц-Маршал и я будем скрываться в кухне. Как скоро все эти женщины разбредутся по своим постелям, мы немедленно должны выйти из кухни, и молодая девушка выбежит к нам из своей спальни. Почтовый экипаж будет стоять у ворот, и тогда – поминай как звали.

– Ну?

– Так вот я и думал, сэр: если б, примером сказать, вы одни подкараулили нас в саду.

– Один! – воскликнул м‑р Пикквик. – Зачем же один?

– Я полагаю, сэр, что этого требует с вашей стороны деликатность к дамам. Содержательнице пансиона было бы, конечно, очень неприятно, если б нашлось много свидетелей этой истории. Я полагаю, надобно иметь некоторую снисходительность к чувствам молодой девушки.

– Правда ваша, любезный, правда, – сказал м‑р Пикквик. – Снисходительность к молодым людям – первое условие для всякого честного намерения. Продолжайте.

– Так вот я и рассчитываю: если б вам запрятаться в сад и ровно в половине двенадцатого пробраться через галлерею до кухни; я бы отворил вам дверь, и вы бы как раз в самую пору нахлынули на этого бессовестного человека, который, так сказать, заманил меня в свою западню.

Здесь м‑р Троттер испустил глубокий вздох.

– Не печальтесь, любезный, – сказал м‑р Пикквик утешительным тоном, – добрые дела не остаются без возмездия ни в этой, ни в будущей жизни.

Слезы умиления опять навернулись на глазах добродетельного лакея. Было ясно, что ему, несмотря на совет Самуэля, слишком трудно преодолевать болезненные ощущения своего сердца.

– Тьфу ты пропасть! – сказал Самуэль. – Сроду не видал таких плакс. Послушайте, любезный, не водянка ли у вас в голове?

– Самуэль, – сказал м‑р Пикквик строгим тоном, – прикусите свой язык.

– Слушаю, сэр.

– Признаюсь, этот план мне слишком не нравится, – сказал м‑р Пикквик после глубокого размышления. – Почему бы мне прямо не снестись с родственниками молодой девушки?

– Да потому, сэр, что они живут за сотню миль от этого города, – отвечал м‑р Иов Троттер.

– Хитрая закорючка! – промолвил про себя м‑р Уэллер.

– И как мне пробраться в этот сад? – продолжал м‑р Пикквик.

– Это не мудрено, сэр: стена низенькая, и ваш слуга может придержать вас за ногу.

– Придержать за ногу! – машинально повторил м‑р Пикквик. – И вы наверное будете подле той самой двери, о которой говорите?

– Непременно. Ошибки здесь не может быть, одна только эта дверь и выходит в сад. Постучитесь, когда забьют часы, и я отворю вам в ту же минуту.

– Вообще этот план мне не по сердцу, – заметил м‑р Пикквик, – но уж так и быть: дело идет о счастьи молодой девушки и я готов на все решиться. Хорошо, я буду в саду.

Таким образом, увлеченный врожденною добротою сердца, м‑р Пикквик отважился на предприятие, имевшее романический характер, столь чуждый его спокойной натуре.

– Как называется этот дом? – спросил м‑р Пикквик.

– Вестгет. Лишь только выйдете за город, своротите вправо: он стоить особняком недалеко от большой дороги. На воротах медная доска с надписью.

– Знаю, – сказал м‑р Пикквик. – Я заметил его прежде, когда проезжал через этот город. Хорошо, любезный, вы можете на меня положиться.

М‑р Троттер отвесил низкий поклон и повернул к дверям; м‑р Пикквик поспешил всунуть гинею в его руку.

– Это, любезный, за вашу добродетель, – сказал м‑р Пикквик. – Будьте всегда честным человеком. Нечего благодарить. Не забудьте – в половине двенадцатого.

– Не забуду, сэр, будьте спокойны, – отвечал м‑р Иов Троттер.

С этими словами он вышел из комнаты в сопровождении Самуэля.

– Ну, да; на таких условиях я бы готов расплакаться и сам, – заметил м‑р Уэллер, – только я не понимаю, черт побери, откуда у вас льются эти слезы?

– Из сердца, м‑р Уокер, – отвечал м‑р Иов Троттер торжественным тоном. – Прощайте.

– Ты, однако ж, полезный плакса: мы из тебя повыжали все, что нам нужно, – думал м‑р Уэллерь, когда сердобольный Иов скрылся с его глаз.

Но мы не можем определить с такою же точностью течение мыслей в душе м‑ра Троттера, потому что нам вовсе неизвестно, что он думал.

День прошел с замечательною быстротой, наступил вожделенный вечер, и, немного спустя после захождения солнца, Самуэль Уэллер доложил своему господину, что м‑р Джингль и его слуга готовы отправиться в дорогу. Багаж их укладывается, и почтовая карета стоит перед подъездом. Ясно, что нечестивый план, как предсказал м‑р Троттер, приводится в исполнение.

Пробило одиннадцать часов, и м‑р Пикквик понял, что ему нельзя больше медлить ни минуты. Самуэль предложил, на всякий случай, своему господину теплое пальто; но м‑р Пикквик отказался, чтобы не иметь лишней тяжести на своих плечах.

Ярко сияла луна на небесах, но густые облака скрывали ее от земной юдоли. Была прекрасная сухая ночь, но непроницаемая тьма господствовала повсюду, так что можно было выколоть глаза, нечаянно наткнувшись на какой-нибудь предмет. Дорожки, поля, огороды, дома и деревья исчезли в глубокой тени. Было душно и жарко. В целом городе ни одного звука; изредка только слышался отдаленный лай какой-нибудь собаки.

М‑р Пикквик и его слуга подошли к стенам Вестгета и, обогнув фасад, остановились перед забором сада.

– Вы воротитесь в гостиницу, Сам, после того как пособите мне перебраться через стену, – сказал м‑р Пикквик.

– Слушаю, сэр.

– Вы будете сидеть в моей комнате и ждать моего возвращения.

– Непременно.

– Возьмите же теперь мою ногу и, когда я скажу – «ну», приподнимите меня тихонько.

– Слушаю.

Сделав эти предварительные распоряжения, м‑р Пикквик ухватился за край стены и передал условный пароль послушному слуге; но было ли его тело в некоторой степени способно к такой же эластичности, как его душа, или м‑р Уэллер сообщил грубейший смысл повелению относительно приподнятия ноги своего господина, только м‑р Пикквик весьма неосторожно перекувыркнулся через забор, повалился кубарем на крыжовничий кустарник и наткнулся носом на розовое деревцо.

– Надеюсь вы не ушиблись, сэр? – проговорил Самуэль громким шепотом, постепенно оправляясь от изумления, естественно последовавшего за внезапным исчезновением его господина.

– Конечно, я не ушиб себя, – отвечал м‑р Пикквик по другую сторону стены, – но думать надобно, что вы ушибли меня, Самуэль.

– Авось Бог милостив, сэр.

– Ничего, однако ж, – сказал м‑р Пикквик, высвобождаясь из кустарника, – небольшая царапина на лице, кости целы. Ступайте домой.

– Прощайте, сэр.

– Прощайте.

Медленным и осторожным шагом Самуэль Уэллер отошел от стены. М‑р Пикквик остался один в саду.

Огонек мелькал по временам в различных окнах и появлялся на лестничных ступенях; м‑р Пикквик понял, что в доме ложились спать. Забившись в угол стены, он решился терпеливо ждать урочной минуты. Многие на его месте, нет сомнения, должны бы были почувствовать тоскливость в своей душе и некоторую робость; но м‑р Пикквик был бодр и крепок духом. Он сознавал вполне безукоризненную честность своих целей и был уверен в благородстве сердобольного лакея. Тишина в природе и безмолвие ночное могли навести скуку на обыкновенных людей; но всеобъемлющий дух великого человека не знает скуки. М‑р Пикквик погрузился в размышление относительно непостоянства человеческой судьбы, как вдруг его внимание обратилось на бой часового колокола в соседней церкви. Две четверти двенадцатого!

– Пора! – подумал м‑р Пикквик, переступая осторожно на своих ногах.

Он взглянул на дом: огни постепенно загасли, ставни затворились. Легли спать. М‑р Пикквик на цыпочках подошел к дверям и тихонько постучался. Прошло две или три минуты без ответа: м‑р Пикквик постучался в другой и третий раз.

Наконец, послышался на лестнице шум шагов, и огонек проскользнул через замочную скважину двери. Задвижка отскочила, замок щелкнул, и дверь медленно начала отворяться.

И по мере того, как отворилась дверь шире и шире, м‑р Пикквик отступал назад дальше и дальше. Легко вообразить себе его изумление, когда, вместо сердобольного Иова, он увидел в дверях служанку со свечою в руке. М‑рь Пикквик журавлиным шажком отодвинулся назад вдоль галлерейной стены.

– Это, должно быть, кошка, Сара, – сказала девушка, обращаясь, вероятно, к своей подруге. – Кис, кис, кис.

Но так как ни одно животное не отвечало на эту ласку, девушка тихонько притворила дверь и заперла. М‑р Пикквик опять остался один, погруженный в ночную темноту.

– Это, однако ж, очень странно, – подумал м‑р Пикквик. – Вероятно, они засиделись сверх урочного часа. Жаль, что им вздумалось выбрать эту ночь для своих планов, очень жаль.

И с этими мыслями м‑р Пикквик поспешил опять забраться в уголок стены, где стоял он прежде. Надлежало подождать еще до вторичного возобновления условного сигнала.

Едва прошло минут пять, как молния прорезала окружающий мрак, сверкнула яркой полосой, и гром с ужасным треском раздался в отдаленном пространстве. Затем опять сверкнула яркая полоса, грянул гром с оглушительным ревом, и тучи разразились проливным дождем.

М‑р Пикквик знал весьма хорошо, что деревья – опасные соседи в продолжение грозы. Дерево было у него по правую руку, дерево по левую, дерево спереди и дерево сзади. Оставаться неподвижным на одном и том же месте значило сделаться вероятной жертвой громового удара, забежать на середину сада оказывалось неудобным вследствие полицейского дозора. Раз или два м‑р Пикквик пытался перелезть через стену; но так как теперь не было у него других ног, кроме данных ему природой, то несчастная попытка имела только следствием весьма неприятные царапины на коленях и крупные капли пота на благородном челе.

– Ужасно, ужасно! – воскликнул м‑р Пикквик, задыхаясь от внутреннего волнения после безуспешной экзерциции.

Он взглянул на дом, мрачный и спокойный. Отсутствие всякого движения служило несомненным признаком, что все улеглись спать. Не время ли опять возобновить сигнал?

М‑р Пикквик прокрался на цыпочках по мокрому щебню и, взойдя на галлерею, тихонько постучался в дверь. Он притаил дыхание, насторожил чуткий слух и приставил правый глаз к замочной щели. Никакого ответа: очень странно. Он стукнул еще немного посильнее и приставил левый глаз к той же щели. Послышался легкий шепот и затем робкий оклик:

– Кто там?

– Опять не Иов! – подумал м‑р Пикквик, торопливо отпрядывая вдоль стены. – Это женский голос.

Едва успел он дойти до этого заключения, как вдруг отворилось наверху окно и четыре женских голоса закричали разом:

– Кто там?

М‑р Пикквик не смел пошевелить ни рукой, ни ногой. Очевидно, что весь дом пробудился от сна. Он решился стоять неподвижно на своем месте, пока затихнет эта страшная тревога, и потом, употребив отчаянное усилие, перескочить через стену или погибнуть у забора.

Лучше, разумеется, ничего не мог придумать первый мудрец в свете; но, к несчастью, рассчет м‑ра Пикквика основывался на предположении, что робкие женщины не посмеют отворить двери в другой раз. Представьте же себе его изумление и ужас, когда он услышал звук железного болта, звон защелки, и потом увидел обоими глазами, что дверь отворяется постепенно шире и шире! Он забился в уголок, отступая шаг за шагом. Дверь отворялась ширь; и шире.

– Кто там? – взвизгнул многочисленный хор тоненьких голосков, принадлежавших девствуюшей леди, основательнице заведения, трем гувернанткам, пяти служанкам и трем дюжинам молоденьких девушек, пансионерок, высыпавших на лестницу в папильотках и белых простынях.

Скажите по совести, мог ли м‑р Пикквик откровенно отвечать на этот эксцентрический вопрос? Нет, разумеется. Он стоял молча и едва дышал.

И среди ночного безмолвия хор девиц завопил дискантом: – Боже мой! Как мне страшно!

– Кухарка, – сказала девствующая начальница Вестгета, принявшая предосторожность стать на верхней лестничной ступени, позади пансионерок и служанок, – кухарка, перешагните через порог и посмотрите, что там в саду.

– Нет, сударыня, покорно вас благодарю, – отвечала кухарка, – у меня не две головы на плечах.

– Боже мой, как она глупа! – воскликнули три дюжины девиц.

– Кухарка! – повторила девствующая леди с великим достоинством, – укоротите свой дерзкий язык. Я приказываю вам немедленно перешагнуть через порог.

Здесь кухарка принялась плакать, и судомойка, вступясь за нее, сказала: – «как не стыдно вам, сударыня!» За что, как и следует, обещались судомойку прогнать со двора.

– Слышите вы, кухарка? – сказала девственная лэди, сердито топая ногой.

– Как вы смеете ослушаться начальницы? – вскричали три гувернантки.

– Какая она бесстыдница, эта бессовестная кухарка! – заголосили тридцать шесть пансионерок.

Подстрекаемая такими энергическими побуждениями, кухарка, вооруженная свечою, сделала два шага вперед и немедленно объявила, что в саду нет никого и что шум, вероятно, произошел от ветра. Мало-помалу дверь снова начала затворяться, как вдруг одна из воспитанниц, случайно бросившая взгляд через дверные петли, испустила пронзительный визг и снова переполошила весь дом.

– Что это сделалось с мисс Смитерс? – сказала содержательница пансиона, когда упомянутая мисс Смитерс продолжала корчиться в истерических припадках.

– Боже мой, что с вами, мисс Смитерс? – заголосили тридцать пять молодых девиц.

– Ох!.. мужчина… мужчина там… за дверью! – визжала мисс Смитерс.

Услышав эту поразительную весть, содержательница пансиона в ту же минуту удалилась в свою спальню, заперлась двойным ключом и с превеликим комфортом упала в обморок на своей постели. Пансионерки, гувернантки и служанки попадали на лестничных ступенях друг на друга, и никогда свет не производил такого обилия визгов, криков, обмороков, возни и толкотни.

Забывая собственную опасность, м‑р Пикквик храбро выступил из своей засады и, остановившись в дверях, произнес громогласно:

– Милостивые государыни!.. Милые мои!

– Ах! ах! Он называет нас милыми! – вскрикнула старшая гувернантка, знаменитая своим необыкновенным безобразием. – Ах, злодей!

– Милостивые государыни, – проревел еще раз м‑р Пиквик, доведенный до отчаяния опасностью своего положения. – Выслушайте меня. Я не вор. Я пришел собственно к вашей начальнице.

– Ах, злодей, злодей! – закричала другая гувернантка. – Он пришел к мисс Томкинс!

Последовал общий визг, оглушительный и страшный для непривычного уха.

– Бейте тревогу, звоните в колокол! – возопили двенадцать голосов.

– Погодите, умоляю вас, – говорил несчастный м‑р Пикквик. – Милостивые государыни, посмотрите на меня, вглядитесь пристально в мое лицо. Похож ли я на вора? Милостивые государыни, вы можете меня связать, если угодно, скрутить руки и ноги и запереть меня в темный чулан. Только наперед, умоляю, выслушайте меня.

– Как вы попали в наш сад? – пролепетала горничная, начинавшая приходить в себя.

– Позовите начальницу этого заведения, и я объясню ей все, клянусь честью, все объясню, – сказал м‑р Пикквик, надрывая свою грудь до последней степени силы. – Но успокойтесь наперед, позовите свою начальницу, и вы услышите все… все!

Была ли причиною кроткая наружность м‑ра Пикквика, его нежное и ласковое обращение, или вмешалось сюда непреодолимое, врожденное женским душам любопытство услышать какую-нибудь тайну, только нашлись в этом обществе четыре рассудительные особы, устоявшие против истерических припадков. Желая вполне удостовериться в искренности смиренного джентльмена, они предложили ему род домашнего ареста, и м‑р Пикквик согласился по доброй воле отправиться в темный чулан, где хранились детские шляпки и сумки с сухарями. Решено, что из этого убежища будут производиться переговоры запертого мужчины с начальницею пансиона. Это успокоило всех других девиц и даже самую мисс Томкинс, которая, наконец, успела очнуться от обморока в своей спальне. Когда мисс Томкинс сошла вниз, конференция открылась таким образом:

– Что вы делали в моем саду, дерзкий мужчина? – спросила мисс Томкинс слабым голосом.

– Я пришел предупредить вас, милостивая государыня, – отвечал м‑р Пикквик из чулана, – что одна из ваших молодых пансионерок собиралась бежать в эту ночь.

– Бежать! – воскликнули в один голос мисс Томкинс, три гувернантки, тридцать шесть пансионерок и пять служанок. – Кто? С кем?

– С вашим другом, м‑ром Фиц-Маршалом.

– Моим другом! Я не знаю никакого Фиц-Маршала.

– Ну, так, стало быть, он известен вам под собственным именем Джингля.

– Я не знаю никакого Джингля.

– В таком случае, меня обманули нагло и бесстыдно, – сказал м‑р Пикквик. – Я сделался жертвою глупого и гнусного заговора. Пошлите, милостивая государыня, в гостиницу «Вестник», если вы не верите моим словам. Умоляю вас, сударыня, благоволите послать в гостиницу за слугой м‑ра Пикквика, президента Пикквикского клуба.

– Должен быть почтенный джентльмен, – сказала мисс Томкипс гувернантке, занимавшейся в её пансионе преподаванием арифметики и каллиграфии. – Он держит слугу.

– Гораздо вероятнее, мисс Томкинс, что слуга держит его в своих руках, – отвечала арифметическая гувернантка. – Он сумасшедший, мисс Томкинс, это ясно.

– Ваша правда, мисс Гуинн, – отвечала мисс Томкинс, – он сумасшедший. Пусть две служанки отправятся в гостиницу «Вестник», a другие останутся с нами. Надобно принять меры на случай, если вздумается ему разбивать дверь.

Таким образом, две служанки побежали в гостиницу за м‑ром Самуэлем; три другие окружили мисс Томкиис, приготовившись на всякий случай к мужественной защите. М‑р Пикквик с философским равнодушием сел на сундук и погрузился мыслью в суету мирскую.

Через полтора часа служанки воротились. Радостно забилось сердце м‑ра Пикквика, когда он услышал голос своего верного слуги; но вместе с ним пришли еще какие-то другие джентльмены, кто именно – м‑р Пикквик не мог сообразить, хотя голос их казался ему знакомым.

Последовало краткое совещание с содержательницею пансиона, и вслед затем отворили дверь. М‑р Пикквик вышел из чулана и, окруженный всеми обитательницами Вестгета, увидел перед своими глазами м‑ра Уэллера, старика Уардля и нареченного зятя его, м‑ра Трунделя.

– Любезный друг, – вскричал м‑р Пикквик, бросаясь в объятия старика Уардля, – любезный друг, объясните, ради Бога, этой даме несчастное положение, в которое меня поставил злонамеренный мошенник. Вероятно, вы слышали всю историю от моего слуги; объясните им, по крайней мере, что я не вор и не сумасшедший.

– Я уже объяснил им, любезный друг, все объяснил, – отвечал м‑р Уардль, пожимая руку своего друга. М‑р Трундель между тем энергически пожимал левую руку ученого мужа.

– И кто говорит, что господин мой, джентльмен из столицы, – перебил м‑р Уэллер, – есть вор, дурак или сумасшедший человек, тот утверждает гиль, околесную несет, городит вздор! И если в доме, здесь или в саду найдутся такие олухи или болваны, что взводят небылицы на ученейшего джентльмена, – будь они семи пядей во лбу, я готов расправиться с ними по-свойски, в этой самой комнате, на этом самом месте, если только вы, прекрасные сударыни, потрудитесь убраться подобру поздорову в свои спальни.

Закончив эту импровизованную речь, м‑р Уэллер хлопнул сжатым кулаком по своей ладони и бросил дружеский взгляд на мисс Томкинс, пораженную неописанным ужасом при одном предположении дерзкого слуги, что в её «вестгетскомь заведении для благородных девиц» могут быть посторонние мужчины, к тому же олухи или болваны, как энергически выразился м‑р Уэллер.

Так как в особенных объяснениях со стороны м‑ра Пикквика не оказалось ни малейшей надобности, то скоро ночная конференция в «пансионе благородных девиц» была приведена к вожделенному концу. Друзья отправились домой. М‑р Пикквик хранил глубокое молчание во всю дорогу и даже не сообщил никакого остроумного замечания в гостинице «Вестник», когда сидел он в своем нумере перед пылающим камином с чашкой горячего чаю. Ученый муж был, по-видимому, отуманен и погружен в глубокое раздумье. Раз только, обратив пытливый взор на м‑ра Уардля, он проговорил:

– Вы как попали сюда?

– Очень просто. Мы, то есть Трундель и я, вздумали поохотиться на здешних полях, – отвечал м‑р Уардль. – Мы приехали в эту гостиницу сегодня вечером и с изумлением услышали от здешних слуг, что и вы тоже здесь. Чудесная встреча, Пикквик, право! – продолжал веселый старик, хлопнув по плечу своего любезного друга. – Я рад, что вы здесь. Мы устроим общими силами забавную потеху, и авось м‑р Винкель еще раз покажет нам свою удаль… помните?