Стихотворения 1838–1850 гг.

Путевые заметки и впечатления

(В Крыму)

На море

Ударил ветр. Валы ЕвксинаШумят и блещут подо мной,И гордо вздулся парус мойНа гордых персях исполина.Мой мир, оторван от земли,Летит, От берега вдалиТеряет власть земная сила;Здесь только небо шлет грозу;Кругом лишь небо, а внизу —Одна широкая могила.И лежа я, раздумья полн,С размашистой качели волн —От корня мачты – к небу очиПриподнимал, и мнилось мне:Над зыбью моря звезды ночиКачались в темной вышине;Всё небо мерно колыхалось,И неподвижную досельПерст божий зыблет, мне казалось,Миров несметных колыбель, —И тихо к горизонту падалМой взор: там вал разгульный прядал.И из – за края корабляПучина грудь приподнималаИ глухо вздох свой разрешалаСедые кудри шевеля.

Близ берегов

В широком пурпуре АврорыВосходит солнце. Предо мнойТавриды радужные горыВолшебной строятся стеной.Плывём. Всё ближе берег чуднойИ ряд заоблачных вершин —Всё ближе. У кормы дельфинВолной играет изумруднойИ прыщет искрами вокруг.Вот пристань! – Зноем дышит юг.Здесь жарко – сладок воздух чистый,Огнём и негой разведён.И как напиток золотистыйИз чаши неба пролит он.Там – в раззолоченном уборе,Границ не знающее мореС небесной твердью сведено,А тут – к брегам прижаться радо,И только именем черно,Слилось лазурное оноС зелёным морем винограда.К громадам скал приник залив,И воды трепетные млеют,И рощи лавров отразив,Густые волны зеленеют.

На южном берегу

Природа здешняя светла,Пышна, кудрява, лучезарна,Как прелесть женская – мила,И как прелестница коварна;Полна красот со всех сторон,Блистает и язвит – злодейка;В руинах дремлет скорпион;В роскошных злаках вьётся змейка;В зелёных локонах кустовШипы таятся, иглы скрыты,И между стеблями цветовПропущен стебель ядовитый.А знойный воздух сей, огнёмВ уста втекающий, как лава!..Невидимо разлита в немСоблазна тайного отрава:Вдыхая в грудь его струи,Я вспомнил сон моей любви —Тяжёлый сон! – Зачем любовьюЗдесь дышит всё? – Зайдёт ли день:Край неба весь нальётся кровью,И соблазнительная теньНа холмы ляжет; из – за Понта,Округлена, раскалена,Восстав, огромная лунаРаздвинет обруч горизонта,И выплывет, и разомкнётСвои прельстительные очи…Она, бывало, перечтётМне все недоспанные ночи,Напомнит старые мечты,Страстей изломанных картинуИ всё, за чтобы отдал ты,Скиталец, жизни половину.Какой томительный упрёк,Бывало, мне на сердце ляжет,Когда луна мне томно скажет:Страдай! Томись! Ты одинок.

Между скал

Белело море млечной пеной.Татарский конь по берегу мчалМеня к обрывам страшных скалМеж Симеисом и Лименой,И вот – они передо мнойУжасной высятся преградой;На камне камень вековой;Стена задвинута стеной;Громада стиснута громадой;Скала задавлена скалой.Нагромоздившиеся глыбыВисят, спираясь над челом,И дико брошены кругомКуски, обломки и отшибы;А время, став на их углы,Их медленно грызет и режет:Здесь слышен визг его пилы,Его зубов здесь слышен скрежет.Здесь бог, когда живую властьСвою твореньем он прославил,Хаоса дремлющего частьНа память смертному оставил.Зияют челюсти громад;Их ребра высунулись дико,А там – под ними – вечный ад,Где мрак – единственный владыко;И в этой тьме рад – рад ездок,Коль чрез прорыв междуутесныйКой – где мелькает светоносныйХоть скудный неба лоскуток.А между тем растут преграды,Все жмутся к морю скал громады,И поперек путь узкий мойВдруг перехвачен: нет дороги!Свернись, мой конь, ползи змеей,Стели раскидистые ноги,Иль в камень их вонзай! – Идет;Подковы даром не иступит;Опасный встретив переход,Он станет – оком поведет —Подумает – и переступит, —И по осколкам роковым,В скалах, чрез их нависший купол,Копытом чутким он своимДорогу верную нащупал.Уже я скалы миновал;С конем разумным мы летели;Ревел Евксин, валы белели,И гром над бездной рокотал.Средь ярких прелестей созданьяВзгрустнулось сердцу моему:Оно там жаждет сочетанья;Там тяжко, больно одному.Но, путник, ежели пороюВ сей край обрывов и стремнинЗакинут будешь ты судьбою, —Здесь – прочь от людей! Здесь будь один!Беги сопутствующих круга,Оставь избранницу любви,Оставь наперсника и друга,От сердца сердце оторви!С священным трепетом ты внидешьВ сей новый мир, в сей дивный свет:Громады, бездны ты увидишь,Но нет земли и неба нет;Благоговенье трисвятоеВ тебя прольется с высоты,И коль тогда здесь будут двое,То будут только – бог и ты.

Могила в мансарде

Я вижу рощу. Божий храмВ древесной чаще скрыт глубоко.Из моря зелени высокоКрест яркий выдвинут; к стенамКусты прижались; рдеют розы;Под алтарем кипят, журча,Неиссякающие слезыЖивотворящего ключа.Вблизи – могильный холм; два сумрачные древаНад ним сплели таинственный покров:Под тем холмом почила дева —Твоя, о юноша, любовь.Твоей здесь милой прах. В цветах ее могила.Быть может, стебли сих цветовИдут из сердца, где любовьСвятые корни сохранила.В живые чаши этих роз,Как в ароматные слезницы,И на закате дня, и с выходом денницы,Заря хоронит тайну слез.В возглавьи стройный тополь выросИ в небо врезался стрелой,Как мысль. А там, где звучный клиросВеликой храмины земной,Залив в одежде светоноснойГремит волною подутесной;Кадят душистые цветы,И пред часовнею с лампадой у иконыДеревья гибкие творят свои поклоны,И их сгущенные листыМолитву шопотом читают. – Здесь, мечтатель,Почившей вдовый обожатель,Дай волю полную слезам!Припав на холм сей скорбной грудью,Доверься этому безлюдьюИ этим кротким небесам:Никто в глуши сей не увидитТвоих заплаканных очей;Никто насмешкой не обидитЗаветной горести твоей;Никто холодным утешеньемИли бездушным сожаленьемТвоей тоски не оскорбит,И ересь мнимого участьяНа месте сем не осквернитСвятыню гордого несчастья.Здесь слез не прячь: тут нет людей.Один перед лицом природыДай чувству весь разгул свободы!Упейся горестью своей!Несчастлив ты, – но знай: судьбоюИной безжалостней убит,И на печаль твою пороюС невольной завистью глядит.Твою невесту, в цвете векаСхватив, от мира увлеклиОбъятья матери – земли,Но не объятья человека.Ее ты с миром уступилСвященной области могил,Земле ты предал персть земную:Стократ несчастлив, кто живуюПодругу сердца схоронил,Когда, навек от взоров скрыта,Она не в грудь земли зарыта,А на земле к кому-нибудьСлучайно кинута на грудь.

Дом в цветах. – Алупка

В рощах ненаглядныхЗдесь чертог пред вами.Камень стен громадныхВесь увит цветами:По столбам взбегают,По карнизам вьются,Мрамор обнимают,К позолоте жмутся;Расстилаясь тканью,Съединя все краски,Расточают зданьюЖенственные ласки.Ласки, пав на камень,Пропадают даром:Из него жар – пламеньВыбьешь лишь ударом.Так – то и на светеМеж людьми ведется:Прелесть в пышном цветеЧасто к камню жмется;Цвет, что всех милее,Нежен к истукану;Ластится лелеяК пню или чурбану.Тут хоть камень глажеЩеголя причесан:Там – посмотришь – дажеПень тот не отесан.

Орианда

Прелесть и прелесть! Вглядитесь:Сколько ее на земле!Шапку долой! ПоклонитесьЭтой чудесной скале!Зеленью заткан богатойЧто за роскошный утес,Став здесь твердыней зубчатой,Плечи под небо занес!Но извините: с почтеньемСколько ни кланяйтесь вы, —Он не воздаст вам склоненьемГордой своей головы —Нет! – но услужит вам втроеПышным в подножье ковром,Тенью прохладной при зное,Водных ключей серебром.Гордая стать – не обида:Пусть же, при благости тверд,Дивный утес твой, Таврида,Кажется смертному горд!Вспомним: средь скал благовонных,В свете, над лоском полов,Мало ль пустых, беспоклонных,Вздернутых кверху голов?Тщетно бы тени и кроваБлизкий от них тут искал:Блещут, но блещут суровоВыси живых этих скал.

Потоки

Не широки, не глубокиКрыма водные потоки,Но зато их целый ройСброшен горною стеной,И бегут они в долины,И через камни и стремниныЗвонкой прыгают волной,Там виясь в живом узоре,Там теряясь между скалИли всасываясь в мореОстрее змеиных жал.Смотришь: вот – земля вогнуласьВ глубину глухим котлом,И растительность кругомГусто, пышно развернулась.Чу! Ключи, ручьи кипят, —И потоков быстрых змейкиСквозь подземные лазейкиПробираются, шипят;Под кустарников кудрямиТо скрываются в тени,То блестящими шнурамиМеж зелеными коврамиПередернуты они,И, открыты лишь частями,Шелковистый режут долИ жемчужными кистямиНизвергаются в котел.И порой седых утесовРасплываются глаза,И из щелей их с откосовБрызжет хладная слеза;По уступам вперехватку,Впересыпку, вперекатку,Слезы те бегут, летят,И снопами водопад,То вприпрыжку, то вприсядку,Бьет с раската на раскат;То висит жемчужной нитью,То ударив с новой прытью,Вперегиб и вперелом,Он клубами млечной пеныМылит скал крутые стены,Скачет в воздух серебром,На мгновенье в безднах вязнетИ опять летит вперед,Пляшет, отпрысками бьет,Небо радугами дразнит,Сам себя на части рвет.Вам случалось ли от жаждыУмирать и шелест каждыйШопотливого листка,Трепетанье мотылька,Шум шагов своих тоскливыхПринимать за шум в извивахРодника иль ручейка?Нет воды! Нет мер страданью;Смерть в глазах, а ты идиС пересохшею гортанью,С адским пламенем в груди!Пыльно, – душно, – зной, – усталость!Мать-природа! Где же жалость?Дай воды! Хоть каплю! – Нет!Словно высох целый свет.Нет, поверьте, нетерпеньемВы не мучились таким,Ожидая, чтоб явленьемВас утешила своимВаша милая: как слабыТе мученья! – И когда быВ миг подобный вам онаВдруг явилась, вся полнаКрасоты и обаянья,Неги, страсти и желанья,Вся готовая любить, —Вмиг сей мыслью, может быть,Вы б исполнились единой:О, когда б она УндинойИли нимфой водянойЗдесь явилась предо мной!И ручьями б разбежаласьШелковистая коса,И на струйки бы распаласьВлажных локонов краса,И струи те, пробегаяЧерез свод ее челаСлоем водного стекла,И чрез очи ниспадая,Повлекли б и из очейОхлажденных слез ручей,И потом две водных течиСправа, слева и кругомНа окатистые плечиЕй низверглись, – И потомС плеч, где скрыт огонь под снегомТая с каждого плеча,Снег тот вдруг хрустальным бегомПокатился бы, журча,Влагой чистого ключа, —И, к объятиям отверсты,Две лилейные руки,Растеклись в фонтанах персты,И – не с жаркой глубиной,Но с святым бесстрастным хладом —Грудь рассыпалась каскадомИ расхлынулась волной!Как бы я втянул отрадноЭти прелести в себя!Ангел – дева! Как бы жадноВмиг я выпил всю тебя!Тяжести мои смущает мысли.Может быть, сдается мне, сейчас —В этот миг – сорвется этих массНадо мной висящая громадаС грохотом и скрежетаньем ада,И моей венчая жизни блажь,Здесь меня раздавит этот кряж,И, почет соединив с обидой,Надо мной он станет пирамидой,Сложенной из каменных пластов.Лишь мелькнет последние мгновенье, —В тот же миг свершится погребенье,В тот же миг и памятник готов.Похорон торжественных расходы:Памятник – громаднее, чем сводыВсех гробниц, и залп громов, и треск,Певчий – ветер, а факел – солнца блеск,Слезы – дождь, все, все на счет природы,Все от ней, и где? В каком краю? —За любовь к ней страстную мою!

Пещеры Кизиль-Коба

Где я? – Брожу во мгле сырой;Тяжелый свод над головой:Я посреди подземных сферВ безвестной области пещер.Но вот – лампады зажжены,Пространства вдруг озарены:Прекрасен, ты подземный дом!Лежат сокровища кругом;Весь в перлах влаги сталактитХолодной накипью блестит;Там в тяжких массах вывел онРяд фантастических колон;Здесь облачный накинул свод;Тут пышным пологом идетИ, забран в складках, надо мнойВисит кистями с бахромойИ манит путника прилечь,Заботы жизни сбросить с плеч,Волненья грустные забыть,На камень голову склонить,На камень сердце опереть,И с ним слиясь – окаменеть.Идем вперед – ползем – скользимПодземный ход неизмерим.Свод каждый, каждая стенаХранит прохожих имена,И силой хищной их рукиОт стен отшиблены куски;Рубцы и язвы сих громадСлед их грабительства хранят,И сами собственной рукойОни здесь чертят вензель свой,И в сих чертах заповедных —Печать подземной славы их.И кто здесь имя не вписал?И кто от этих чудных скалКуска на память не отсек?Таков тщеславный человек!Созданьем, делом ли благим,Иль разрушеньем роковым,Бедой ли свой означив путь,Чертой ли слабой – чем-нибудь —Он любит след оставить свойИ на земле, и под землей.

Бахчисарай

Настала ночь. Утих базар.Теснины улиц глухи, немы.Луна, лелея сон татар,Роняет луч сквозь тонкий парНа сладострастные гаремы.Врата раскрыл передо мнойДворец. Под ризою ночнойОбъяты говором фонтановМечеть, гарем, гробницы ханов —Молитва, нега и покой.Здесь жизнь земных владык витала,Кипела воля, сила, страсть,Здесь власть когда-то пировалаИ гром окрест и страх метала —И все прошло; исчезла власть.Теперь все полно тишиною,Как сей увенчанный луною,Глубокий яхонтовый свод.Все пусто – башни и киоски,Лишь чьей – то тени виден ход,Да слышны в звонком плеске водСтихов волшебных отголоски.Вот тот фонтан!.. Когда о нем,Гремя, вещал орган России,Сей мрамор плакал в честь Марии,Он бил слезами в водоем —И их уж нет! – Судьба свершилась.Ее последняя грозаНад вдохновленным разразилась. —И смолк фонтан, – остановилась,Заглохла в мраморе слеза.

Горы

Мой взор скользит над бездной роковойСредь диких стен громадного оплота.Здесь – в массах гор печатью вековойЛежит воды и пламени работа.Здесь – их следы. Постройка их крепка;Но все грызут завистливые воды:Кто скажет мне, что времени рукаНе посягнет на зодчество природы?Тут был обвал – исчезли высоты;Там ветхие погнулись их опоры;Стираются и низятся хребты,И рушатся дряхлеющие горы.Быть может: здесь раскинутся поля,Развеется и самый прах обломков,И черепом ободранным земляОстанется донашивать потомков.Мир будет – степь; народы обоймутГрудь плоскою тоскующей природы,И в полости подземны уйдутТекущие по склонам горным воды,И, отощав, иссякнет влага рек,И область туч дождями оскудеет,И жаждою томимый человекВ томлении, как зверь, освирепеет;Пронзительно свой извергая стонИ смертный рев из пышущей гортани,Он взмечется и, воздымая длани,Открыв уста, на голый небосклонКровавые зеницы обратит,И будет рад тогда заплакать он,И с жадностью слезу он проглотит!..И вот падут иссохшие леса;Нигде кругом нет тени возжеланной,А над землей, как остов обнаженный,Раскалены, блистают небеса;И ветви нет, где б плод висел отраднойДля жаждущих, и каплею прохладнойне светится жемчужная роса,И бури нет, и ветер не повеет…А светоч дня сверкающим ядром,Проклятьями осыпанный кругом,Среди небес, как язва, пламенеет…

Чатырдаг

Он здесь! – В средину цепи горнойВступил, и, дав ему простор,Вокруг почтительно, покорноРаздвинулись громады гор.Своим величьем им неравный,Он стал – один и, в небосклонВперя свой взор полудержавный,Сановник гор – из Крыма он,Как из роскошного чертога,Оставив мир дремать в пыли,Приподнялся – и в царство богаПошел посланником земли.Зеленый плащ вкруг плеч расправилИ, выся темя наголо,Под гром и молнию подставилСвое открытое чело.И там, воинственный, могучий,За Крым он растет с грозой,Под мышцы схватывает тучиИ блещет светлой головой.И вот я стою на холодной вершине.Все тихо, все глухо и темно в долине.Лежит подо мною во мраке земля,А с солнцем давно переведался я, —Мне первому луч его утренний выпал,И выказал пурпур, и злато рассыпал.Таврида-красавица вся предо мной.Стыдливо крадется к ней луч золотойИ гонит слегка ее сон чародейный,Завесу тумана, как полог кисейный,Отдернул и перлы восточные ейРоняет на пряди зеленых кудрей.Вздохнула, проснулась прелестница мира,Свой стан опоясала лентой Салгира,Цветами украсилась, грудь поднялаИ в зеркало моря глядится: мила!Роскошна! Полна красотою и благом!И смотрит невестой!.. А мы с ЧатырдагомГлядим на красу из отчизны громовИ держим над нею венец облаков.

Чатырдагские ледники

Разом здесь из жаркой сферыВ резкий холод я вошел.Здесь на дне полупещеры —Снега вечного престол;А над ним немые стены,Плотно затканные мхом,Вечной стражею без сменыВозвышаются кругом.Чрез отвёрстый зев утёсовСверху в сей заклеп земнойРобко входит свет дневной,Будто он лишь для расспросов:Что творится над землёй? —Послан твердью световой.Будто ринувшись с разбегаПо стенам на бездну снега,Мох развесился над нейЦелой рощей нисходящей,Опрокинутою чащейНитей, прядей и кистей.Что ж? До сердца ль здесь расколотЧатырдаг? – Сказать ли: вотЭто сердце – снег и лёд?Нет бесстрастный этот холодСдержан крымскою горойПод наружной лишь корой.Но и здесь не без участьяК вам природа, и бесстрастьяВ ней законченного нет:Здесь на тяжкий стон не счастьяЭхо стонет нам в ответ;Словно другом быть вам хочет,С вашим смехом захохочет,С вашим криком закричит,Вместе с вами замолчит,Сердцу в муках злополучьяШлёт созвучья и отзвучья:Вздох ваш скажет – ох, беда! —И оно вам скажет – да!Так глубоко, так сердечно!Этот воздух ледянойПрохладит так человечноЖгучий жар в груди больной;Он дыханье ваше схватитИ над этим ледникомТихо, бережно покатитПара дымчатым клубком.Этот мох цвести не станет,До цветов ему – куда?До зато он и не вянетИ не блекнет никогда.А к тому ж в иные годыЗдесь, под солнечным огнём,Бал таврической природыСлишком жарок: чтоб на нёмСладко грудь свежилась ваша,Здесь мороженного чашаДля гостей припасенаИ природой подана.И запас другого благаСкрыт здесь – в рёбрах Чатырдага:Тех ключей, потоков, рекНе отсюда ль прыщет влага?Пей во здравье, человек!В этой груде снежных складовЛишь во времени твердаТех клокочущих каскадовСеребристая руда;Но тепло её затронет,Перетрёт между теснин,Умягчит, и со стремнинПодтолкнёт её, уронитИ струистую погонитВ область дремлющих долин.

Степи

Долго шёл между горамиИ с раската на раскат…Горы! тесно между вами;Между вами смертный сжат;Тесно, сердце воли просит,И от гор, от их цепей,Лёгкий конь меня уноситВ необъятный мир степей.Зеленеет бархат дерна —Чисто; гладко; ровен путь;Вдоволь воздуха; просторно:Есть, где мчаться, чем дохнуть.Грудь свободна – сердце шире!Есть, где горе разнести!Здесь не то, что в душном мире:Есть, чем вздох перевести!Бездна пажитей пространныхМелким стелется ковром;Море трав благоуханныхБлещет радужно кругом.Удалой бурно – крылатыйВер летит: куда лететь?Вольный носит ароматы:Не найдёт, куда их деть.Вот он. Вот он – полн веселья —Прах взвивает и бурлитИ, кочуя, от бездельяСвадьбу чёртову крутит.Не жалеет конской мочиДобрый конь мой: исполать!О, как весело скакатьВдаль, куда смотрят очи,И пространство поглощать!Ветер вольный! брат! – поспорим!Кто достойнее венка?Полетим безводным морем!Нам арена широка.Виден холм из – за тумана,На безхолмьи великан;Видишь ветер – вон курган —И орёл летит с кургана:Там ристалищу конец;Там узнаем, чей венец:Конь иль ветр – кто обгонит?Мчимся: степь дрожит и стонет;Тот и этот, как огонь,И лишь ветр у курганаЗашумел в листах бурьяна —У кургана фыркнул конь.

Коса

Я видел: бережно, за рамой, под стеклом,Хранились древности остатки дорогие —Венцы блестящие, запястья золотыеИ вазы чудные уставлены кругом,И всё, что отдали курганы и гробницы —Амфоры пирные и скорбные слезницы,И всё была свежа их редкая краса;Но средь венцов и чаш, в роскошном их собранье,Влекла к себе моё несытое вниманьеОт женской головы отъятая коса,Достойная любви, восторгов и стенаний,Густая, чёрная, сплетённая в три грани,Из страшной тьмы могил исшедшая на светИ неизмятая под тысячами лет,Меж тем как столько кос и с царственной красоюИссеклось времени нещадною косою.Нетленный блеск венцов меня не изумлял;Не диво было мне, что эти диадимыПрошли ряды веков, все в целости хранимы.В них рдело золото – прельстительный металл!Он время соблазнит, и вечность он подкупит,И та ему удел нетления уступит.Но эта прядь волос… Ужели и онаВсевластной прелестью над временем сильна?И вечность жадная на этот дар прекраснойГлядела издали с улыбкой сладострастной?Где ж светлые глаза той дивной головы,С которой волосы остались нам?.. Увы!Глаза… они весь мир, быть может, обольщали,Диктаторов, царей и консулов смущали,Огни кровавых войн вздувая и туша,Глаза, где было всё: свет, жизнь, любовь, душа,Где лик небес сверкал, бессмертье пировало, —О, дайте мне узреть хоть их волшебный след!И тихо высказал осклабленный скелетНа жёлтом черепе два страшные провала.

Прости

Прости, волшебный край, прости!На кратком жизненном путиЕдва ль тебя я снова встречу,Да и зачем?.. я не замечуИ не найду в тебе тогдаТого, что видел ныне – да!Ты будешь цвесть, ты вечно молод,А мне вторично – не цвести:Тогда в тебя вознёс бы холод…Прости, волшебный край, прости!

Южная ночь (писано в Одессе)

Лёгкий сумрак. Сень акаций.Берег моря, плеск волны;И с лазурной вышиныСвет лампады муз и граций —Упоительной луны.Там, чернея над заливом,Мачт подъемлются леса;На земли ж – земли ж краса —Тополь ростом горделивымИзмеряет небеса.Горячей дыханья девы,Меж землёй и небом сжат,Сладкий воздух; в нём дрожатИтальянские напевы;В нём трепещет аромат.А луна? – Луна здесь греет,Хочет солнцем быть луна;Соблазнительно – пышнаГрудь томит и чары деетБлеском сладостным она.Злая ночь златого юга!Блещешь лютой ты красой:Ты сменила холод мойЖаром страшного недуга —Одиночества тоской.Сердце, вспомнив сон заветной,Жаждешь вновь – кого-нибудь…Тщетно! Не о ком вздохнуть!И любовью беспредметнойВысоко взметалась грудь.Прочь, томительная нега!Там – целебный север мойВозвратит душе больнойВ лоне вьюг, на глыбах снегаСилу мыслей и покой.

К А-е П-е Г-г

(по возвращении из Крыма)

В стране, где ясными лучамиЖивее плещут небеса,Есть между морем и горамиЗемли роскошной полоса.Я там бродил, и дум порывыНевольно к вам я устремлял,Когда под лавры и оливыГлаву тревожную склонял.Там, часто я в разгуле диком,Широко плавая в мечтах,Вас призывал безумным криком, —И эхо вторило в горах.О вас я думах там, где влагаФонтанов сладостных шумит,Там, где гиганта – ЧатырдагаГлава над тучами парит,Там, где по яхонту эфираГуляют вольные орлы,Где путь себе хрусталь СалгираПрошиб из мраморной скалы; —Там, средь природы колоссальной,На высях гор, на рёбрах скал,Оставил я свой след печальнойИ ваше имя начертал;И после – из долин металисьМои глаза на высоты,Где мною врезаны осталисьТе драгоценные черты:Они в лазури утопали,А я смотрел издалека,Как солнца там лучи игралиИли свивались облака.Блеснёт весна иного года,И может быть в счастливый часТавриды смелая природаВ свои объятья примет вас.Привычный к высям и оврагам,Над дольней бездной, в свой черёд,Татарский конь надёжным шагомВас в область молний вознесёт —И вы найдёте те скрижали,Где, проясняя свой уделИ сердца тайные печали,Я ваше имя впечатлел.Быть может, это начертанье —Скалам мной вверенный залог —Пробудит в вас воспоминаньеО том, кто вас забыть не мог…Но я боюсь: тех высей темяОбвалом в бездну упадёт,Или завистливое времяЧерты заветные сотрёт,Иль, кроя мраком свет лазуриИ раздирая облака,Изгладит их ревнивой буриНеотразимая рука, —И не избегну я забвенья,И, скрыта в прахе разрушенья,Заветной надписи лишась,Порой под вашими стопамиМелькнёт не узнанная вамиМогила дум моих об вас.

Е. Н. Ш…ой

(при доставлении засохших крымских растений)

Пируя праздник возвращенья,Обет мой выполнить спешу,И юга светлого растеньяЯ вам сердечно приношу.Там флора пышная предсталаМне в блеске новой красоты;Я рвал цветы – рука дрожалаИ их застенчиво срывала:Я не привык срывать цветы.Они пред вами, где ж приветный,Чудесный запах южных роз?Увы! Безжизненный, безцветныйЯ только прах их вам привез:Отрыв от почвы им смертелен,И вот из скудных сих даровЛишь мох остался свеж и зеленОт чатырдагских ледников —Затем, что с ним не зналась нега;Где солнца луч не забегал,Он там над бездной льдов и снегаУтёсов рёбра пеленал;Да моря чудные растенья,Как вживе, странный образ свойХранят – затем, что с дня рожденьяОни средь влаги и волненьяЗнакомы с мрачной глубиной.

Ещё чёрные

О, как быстра твоих очейОгнём напитанная влага!В них всё – и тысячи смертейИ море жизненного блага.Они, одетые черно,Горят во мраке сей одежды;Сей траур им носить даноПо тем, которым сужденоОт их погибнуть без надежды.Быть может, в сумраке земномИх пламя для того явилось,Чтоб небо звёзд твоих огнёмПеред землёю не гордилось,Или оттоль, где звёзд рядыКрестят эфир лучей браздами,Упали белых две звездыИ стали чёрными звездами.Порой, в таинственной тени,Слегка склонённые, они,Роняя трепетные взгляды,Сияньем теплятся святым,Как две глубокие лампады,Елеем полные густым, —И укротив желаний битвуИ бурю помыслов земных,Поклонник в трепете при нихСтановит сердце на молитву.Порой в них страсть: огражденыДвойными иглами ресницы,Они на мир наведеныИ смотрят ужасом темницы,Где через эти два окнаЧернеет страшно глубина, —И поглотить мир целый хочетТа всеобъемлющая мгла,И там кипящая клокочетГустая, чёрная смола;Там ад; – но муки роковыеРад каждый взять себе на часть,Чтоб только этот ад попасть,Проникнуть в бездны огневые,Отдаться демонам во власть,Истратить разом жизни силы,Перекипеть, перегореть,Кончаясь, трепетать и млеть,И, как в бездонных две могилы,Всё в те глаза смотреть – смотреть.

Вот как это было

(посвящено Майковым)

Летом протёкшим, при всходе румяного солнца,Я удалился к холмам благодатным. СеленьеМирно, гляжу, почиваю над озером ясным.Дай, посещу рыбарей простодушных обитель!Вижу, пуста одинокая хижина. – «Где же,Жильцы этой хаты пустынной?» —Там, – отвечали мне, – там! – И рукой указалиПуть к светловодному озеру. Тихо спустилсяК берегу злачному я и узрел там Николая —Рыбаря мирного: в мокрой одежде у брегаПлот он сколачивал, тяжкие брёвна ворочал;Ветром власы его были размётаны; лёсы,Крючья и гибкие трости – орудия ловли —Возле покоились. Тут его юные чадаОдаль недвижно стояли и удили рыбу,Оком прилежным судя, в созерцаньи глубоком,Лёгкий, живой поплавок и движение зыби.Знал я их: все они в старое время, бывало,С высшим художеством знались, талантливы были,Ведали книжное дело и всякую мудрость, —Бросили всё – и забавы, и жизнь городскую,Утро и полдень и вечер проводят на ловле.Странное дело! – помыслил я – что за причина?Только помыслил – челнок, погляжу, уж, отчалил,Влажным лобзанием целуются с озеров вёсла:Сам я не ведаю, как в челноке очутился.Стали на якоре; дали мне уду; закинул:Бич власяной расхлестнул рябоватые струйки,Груз побежал в глубину, поплавок закачался,Словно малютка в люльке хрустальной; невольноЯ загляделся на влагу струистую: сверхуИскры, а глубже – так тёмно, таинственно, чудно,Точно, как в очи красавицы смотришь, и взоруВзором любви глубина отвечает, скрываяУды зубристое жало в загадочных персях.Вдруг – задрожала рука – поплавок окунулся,Стукнуло сердце и замерло… Выдернул: окунь!Бьётся, трепещет на верном крючке и, сверкая,Брызжет мне в лицо студёными перлами влаги.Снова закинул… Уж солнце давно закатилось,Лес потемнел, и затеплились божьи лампады —Звёзды небесные, – ловля ещё продолжалась.«Ваш я отныне, – сказал рыбакам я любезным, —Брошу неверную лиру и деву забуду —Петую мной чернокудрую светлую деву,Или – быть может… опять проглянула надежда!..Удой поймаю её вероломное сердце —Знаю: она их огня его бросила в воду.Ваш я отныне – смиренный сотрудник – ваш рыбарь».