Девятая попытка Кота Митрохина

– Чушь собачья! – выпалил я, но осекся. – Прошу прощения, Петр.

– Вениамин, ты до сих пор полагаешь, будто находишься в теле, реально разговариваешь с ключником Петром, а здесь, за углом, тебя ожидают врата рая?

Петр чуть склонил голову набок, в его зрачках заиграли задорные искорки.

– А… разве нет? – Слова старца окончательно добили меня. – Здесь нет рая?

– Здесь нет ничего из того, что навыдумывал себе человек. Место, в котором ты сейчас находишься – один из Его нервных узлов, в нем хранится и накапливается информация. А я управляю этим процессом.

– Час от часу не легче. – Сраженный наповал, я тяжело опустился на землю, вернее, на то, что казалось землей. Ноги почти не держали. – Но почему я вижу небо, землю, цветы, вас?

– Фантомное зрение.

– Как-как?

– Ты слышал о фантомных ощущениях?

– Разумеется!

– Так вот, у тебя фантомные чувства.

– О-фи-геть! – У меня уже голова шла кругом. – Тогда что же я, в таком случае?

– Сгусток энергии, копия своего бывшего сознания, искусственно поддерживаемая в деятельном состоянии.

– Им? – уточнил я, ткнув указательным пальцем вверх.

– Делать ему больше нечего, – презрительно фыркнул Петр. – Для этого достаточно возможностей одной Его клетки. И меня, разумеется.

Мозг пронзила любопытная мысль.

– Значит, приведения все-таки существуют?

– Не говори глупостей, Вениамин! – поморщился Петр, словно от кислого. – Ты же неглупый человек и в школе учил физику.

– А при чем здесь физика?

– При том. Являясь замкнутой системой, твое сознание в виде энергетического сгустка без внешней подпитки довольно быстро исчерпало бы себя и рассеялось в пространстве.

–– А может, его, то есть, их – я имею в виду привидения – кто-нибудь подпитывает, как и меня.

– Зачем? – состроил кислую физиономию Петр. – Пустая трата энергии и внимания. Можно подумать, мне больше заняться нечем, как содержать призрачный легион.

– Ну-у!.. – Я в сомнении повел плечами. – А вы? Кто тогда вы?

– Сознание данного узла, контроллер.

– А это? – Я обвел рукой пейзаж. – Что все это на самом деле?

– Граница его клетки. – Петр притопнул тощей ножкой, обутой в кожаную сандалию.  – То, что тебе кажется растениями – различные эффекторы. А дымка над головой – энергетический фон.

– Какой кошмар! – Я схватился за голову. – Значит, ничего на самом деле нет? Ни рая, ни ада – ничего… Что же со мной будет?

– О тебе, Вениамин, отдельный разговор. Не думаешь же ты, будто я трачу столько времени на пустую болтовню с каждым прибывающим сюда.

– А разве нет? – Я поймал себя на том, что повторяюсь.

– Воистину человеческой наивности нет предела! Во всем должна быть рациональность. Пустая же трата времени, коей является развеивание застарелых предубеждений, совершенно иррациональна. Даже в твоем понимании моих функций, я всего лишь должен взвесить греховные и праведные деяния и решить, куда кого направить.

– То есть оценить, кто источает зловоние, а кто благоухает, словно чайная роза?

Петр озадаченно похлопал глазами, словно вопрос застал его врасплох.

– Ну, положим, – продолжил он спустя некоторое время, – здесь никто не благоухает. Одни… пахнут больше, другие – меньше. Ты вот, к примеру, еще не успел наполнить сознание информационной скверной до краев.

– Тогда в чем прикол?

– О мне этот ваш слэнг! Прикол, молодой человек, в том, что ты избран для выполнения одной важной миссии.

– Я?! – неподдельный испуг внезапно овладел мной. – Может не надо, а?

– Разумеется, ты вправе отказаться, – добавил Петр. – Но перед тем как ты примешь окончательное решение, я должен показать тебе кое-что. Дай мне руку.

Старец протянул сухую ладонь. Я долго смотрел на нее, потом осторожно вложил в нее свою. Пальцы Петра сжались, и мир словно истончился, смазался, понесся куда-то сломя голову.

Спустя минуту, год, вечность все вдруг остановилось. Туман рассеялся, и моим глазам предстал весьма необычный пейзаж: степь, совершенно голая, если не считать коротких серых пульсирующих столбиков. То там, то здесь, разбросанные в полном беспорядке, возносились к самому небу параллелепипеды удивительных строений без окон и дверей. Их грани гипнотически переливались радужным сиянием. Строения облепляли колышущиеся живыми волнами многотысячные толпы людей всевозможных рас, полов и возрастов. И не поймешь, то ли они облачены в некие белые мерцающие одеяния, то ли так выглядят сами их тела. Люди взволнованы непонятностью происходящего с ними, а некоторые, судя по их лицам, пребывают в полнейшей панике или замешательстве. Периодически с неба, словно шальные метеоры, то в одну толпу, то в другую влетали новоприбывшие, чудом успевая затормозить над головами людей.

Толкаясь, напирая друг на друга, люди продвигались к башням, в которых то и дело растворялись небольшие оконца, словно лопалась тончайшая мембрана, и тогда ближайших людей всасывало внутрь. На освободившееся место тут же выталкивали очередного человека. Некоторые пытались вернуться обратно в толпу. Другие же, наоборот, рвались вперед, работая ногами и локтями. Над толпами витал невообразимый гомон, перемежаемый стонами, плачем и истеричными воплями.

Шокирующая картина привела меня в неописуемый ужас. К тому же здесь невозможно было дышать. Смрад был настолько плотен и силен, что казался осязаемым. Он забивался в нос, щипал глаза и отдавался яркими вспышками в мозгу. Хотя странно. Вроде и тела у меня уже нет, а ощущения вот присутствуют…

– Что здесь творится? – превозмогая помутнение сознания, спросил я. Язык мой едва ворочался, ноги дрожали.

– Это вход в чистилище, как вы его называете.

– Я шибко извиняюсь, но нельзя ли как-нибудь избавиться от ужасного зловония? Я сейчас просто в обморок грохнусь!

– Уже? – насмешливо спросил Петр. – А ты представляешь, что творится там, внизу?

– П-представляю.

У меня перед глазами плыли разноцветные круги. Я вцепился в руку старца, словно в спасительный канат и медленно начал оседать.

– Слабак! – поморщился старик.

Он сделал рукой замысловатое круговое движение, и мы оказались в трехметровой прозрачной сфере, парящие в ее центре. Ни запахов, ни шума – ничего. Сплошная благодать!

– Впечатлительный ты больно, – пожурил меня Петр. – Вот в таких условиях и приходится работать. Ну что, не хочешь обнюхивать прибывающих?

– Нет, покорнейше благодарю, – смущенно закашлялся я. – Значит, это и есть чистилище?

– Вроде того.

– Почему – вроде?

– На самом деле это никакие не чистилища, а очистные сооружения.

– Очистные – что?..

– Сооружения. Именно то, о чем ты сейчас подумал.

– То есть вот здесь и мучают грешников? – ткнул я указательным пальцем в сторону ближайшей из башен.

– Фу, зачем же так грубо! – укоризненно покачал головой Петр. – Никто их не мучает. Их очищают от ненужной информации. Для повторного использования.

– Че-го?! – обалдело протянул я.

– Ты все прекрасно слышал. Душа – материя сложная и трудновоспроизводимая. Ты только представь себе: сбалансированные наборы чувств, эмоций, ощущений, переплетенных меж собой неисчислимыми связями. И все это пронизано накопленной за жизнь информацией – полезной и не очень. Шутка ли, разбрасываться подобными вещами! Информацию необходимо просеять, классифицировать, отделить от плевел, сохранить. А души очистить и подготовить для повторного использования.

– Значит, души действительно бессмертны, как и полагали индусы? – воодушевился я внезапным открытием.

– Бессмертного, разумеется, ничего не бывает. Физический износ, внешние повреждения. Сам понимаешь, – горестно заметил старец. – Да и индусы несколько переборщили с переселением душ. Сам посуди, как впихнуть копию сознания человека в комариный нервный узел, или, того хлеще, в дерево?

– М-да, проблемка, – вынужденно согласился я. – Значит, вы их чистите и запихиваете в младенцев?

– Какой же ты все-таки грубый! – оскорбился Петр. – Мы никого никуда не запихиваем! Природа человека сама затребует у нас необходимое ей. Кстати, именно поэтому души младенцев девственно чисты. Дети – самые чистые и непорочные создания на земле. Это уж позже, сталкиваясь с обществом, с равнодушием, пустыми домыслами, откровенной глупостью и так называемым прогрессом они набираются всякой скверны.

У меня, разумеется, имелось свое мнение на сей счет, но я решил не умничать.

– Кстати, вы так и не сказали, что же происходит с душами в очистных сооружениях?

– Хочешь взглянуть? – повел глазом Петр.

– Не уверен, – зябко поежился я. – И вообще, давайте уйдем отсюда. Все это сильно угнетает, знаете ли…

Хлоп!

Мы опять находились среди цветов на прекрасной полянке. Я устало опустился на землю. Петр остался стоять, вновь принявшись крутить в пальцах четки.

– А вам не кажется, что что происходящее там – чистейшей воды издевательство над человеком, над Его великим творением! Все эти толпы, стенания, ожидания неизвестно чего.

– Право, ты заблуждаешься. Тебе показали инсценировку, видимость процесса, визуализированную специально для тебя. Неужели ты действительно решил, будто здесь и в самом деле толкутся толпы людей у очистных сооружения, где несчастных жарят, варят, отмачивают в кислоте и прокаливают в печах? Я всего лишь создал картину, доступную для твоего понимания. Ничего подобного, разумеется, в действительности не существует. Чистая обработка информации, не более того.

– Предположим. Но что происходит потом, когда прокалят, выполощут и высушат? Фигурально выражаясь, конечно? – и спешно добавил: – Только больше не визуализируйте ничего, прошу вас!

– Не буду, – снисходительно согласился старец. – Собственно, все не так страшно, как тебе представляется. После очистки мы просеиваем информацию, выискивая новое и полезное. Ты удивишься, но сейчас лишь в очень редких случаях попадается нечто действительно ценное и достойное сохранения в Его памяти. Как правило, сознания людей оказываются заполнены однотипным мусором: стереотипы, псевдокультуры, дешевые страстишки и безудержное потребительство ради исключительно желания обладать. Печально, конечно, но – факт. – Петр горестно развел руками. – Столько прожитых впустую лет и целых жизней!

– Ну а дальше, дальше-то что?

– Дальше сознание подлежит полной очистке. Нередко мы оставляем некоторые значительные моменты, которые могут послужить развитию одаренной или просто яркой личности…

– Наследственная память? – догадался я.

– Вроде того. И душа м-м… складируется до запроса снизу.

– А мы, значит, наверху?

– Низ – образное выражение. Мы вне пространства.

– Вот ч… Прошу прощения! – вовремя спохватился я. – Кстати, а почему нельзя произносить его имени?

– Это у нас ругательство, неприличное слово.

– Как…

– Только попробуй! – пригрозил мне Петр.

– Молчу-молчу, – не на шутку перетрусил я, памятуя о вымачиваниях и просушках. – Но, помнится, в самом начале вы что-то говорили о какой-то миссии.

– Да… – задумался старец, уйдя в себя на некоторое время. Я терпеливо ждал. – Видишь ли, – наконец продолжил он, – у нас, как вы говорите, нарисовалась одна проблемка. Этот самый, который неприличное слово…

Петр взглянул на меня.

– Я понял, – ответил я, приняв как можно более серьезный вид.

– Так вот, ему удалось создать мир, независимый от нас, и закрыть от внешнего влияния. Теперь он потихоньку перетягивает туда людей, не находящих удовлетворения в своем мире.

– В чем же здесь проблема? Не Он ли предоставил человеку свободу воли и выбора?

– Он, конечно, предоставил. Но это страшный мир, и души людей, попавших туда, навечно потеряны для Него и для всего мира.

– Предположим, и что же я должен сделать?

– Разрушить этот мир.

– Ни много ни мало, – усмехнулся я. – В общем, сотворить то, что не под силу Ему.

– Ему вполне по силам подобное, поверь мне. Но Он в силах разрушить его только снаружи, последствия чего могут оказаться ужасными, даже катастрофическими.

– А я, значит, должен это сделать изнутри, сцепившись с… неприличным словом?

– Ты все не так понял! – возмущенно замахал руками Петр. – Лично ты ничего сам делать не будешь. Ты наш посланник, могущий пересечь границу его мира, и не более того. А делать будет тот, кого ты поведешь за собой.

– Я еще и прихватить кого-то должен? – Моему изумлению не было предела.

– Именно так. Достойного человека, который сможет обнаружить корень зла и разобраться с ним. Ты, разумеется, можешь оказывать избранному посильную помощь, что было бы вовсе неплохо. Для тебя, я имею в виду.

– О чем вы?

– Бонусы, выражаясь понятным тебе языком.

– Все просто, даже тривиально: найти, разобраться, победить, набрать бонусы. Кстати, а где я найду избранного?

– На Земле.

– Так вы меня вернете обратно?! – Я аж подскочил от счастливой догадки. – Значит, я не умер?

– М-м, – замялся Петр. – Знаешь ли, все не так просто. Твое тело находится в коме и будет находиться в ней три месяца. За этот срок ты должен разобраться с… ну, сам знаешь с кем. Так решил Он!

– А если я откажусь?

– В таком случае тебе придется проследовать в… очистное сооружение.

– Гнусный, грязный шантаж! – вспылил я.

– Спокойней, Вениамин. Если бы не Его решение предложить тебе крайне важную миссию, ты бы уже давно стоял там, у башни. Твое тело поддерживается только силами узла.

Петр замолчал, ожидая моего решения.

– Ну хорошо, – сдался я. Другого выхода у меня просто не было. – И кем же я буду на Земле, если не собой?

– Очаровательным котом! – Старец сверкнул двумя безупречными рядами зубов.

– Кем?!.

Вот так на Парковой улице появился рыжий и усатый Кот.

С того момента прошло два с половиной месяца и свершилось восемь попыток, не увенчавшихся успехом. С каждым днем я все больше терял всякую надежду вернуться в собственное тело. Впрочем, и котом быть неплохо. Дело привычки, знаете ли…

Глава 2. Жажда романтики

Август! Прекрасное и одновременно печальное время года. Буйство и напор сил природы постепенно стихает, знаменуя поворот к осени с ее яркими красками в желто-коричнево-красных оттенках и сыростью, сопливыми носами и хлюпающей под ногами водой. Но это произойдет чуть позже. А пока – волнующие вечера с их робкой прохладой, глубокое бархатное небо, унизанное россыпями звезд, шепот потревоженной ветерком листвы, возбужденное стрекотание сверчков и журчание ручейка…

Ручейка?

Иван оторвался от окна, прислушался. Щелчком запульнул недокуренную сигарету, задернул легкую тюлевую занавесь и вышел с балкона. Пройдя в коридор, распахнул дверь туалета, одновременно ткнув пальцем в клавиш выключателя.

Так и есть. Сливной клапан опять не захлопнулся, и вода миниатюрной Ниагарой рвется из бачка, весело наматывая на счетчике цифры. Иван потыкал пальцем в облезлую кнопку слива. Внутри бачка глухо похлопало. Ниагара иссякла.

«Черт, никак руки не дойдут заменить», – посетовал Иван, выключая свет.

Дело даже не во времени – обычная человеческая лень. Это ж сколько действий нужно выполнить: купи, разбери, собери… Можно, конечно, мастера вызвать, но тот заломит такую цену, что дешевле выйдет новый унитаз поставить.

«Нет, ну почему она не звонит? – Мысли Ивана вновь вернулись к Катерине. – Уже почти восемь!»

В зале давно накрыт столик. Свечи, бутылка «Хереса», красиво уложенные на узких селедочницах нарезки из двух видов колбасы, сыра и студня. Салатики «Оливье», «Цезарь» – сам расстарался, полдня угробил. Вот именно что!

Иван печально обозрел вкусное великолепие.

В желудке призывно заурчало.

Вздохнув, Иван подцепил ложечкой немного оливье и отправил в рот. Механически прожевал и разровнял ложкой выщербинку в салате. Ложку облизал и грустно взглянул на свое отражение в ее никелированной поверхности – дурак дураком. Ведь знал, что все именно так и случится. Не богат, не знаменит, не Бельмондо и не Делон (скорее уж кто-нибудь из комических персонажей де Фюнеса или этого, из новых, – Дани Буна), хотя, по-своему, конечно, красив и статен.

Зло засунул ложку в салат, звякнув ей о хрусталь вазочки.

«Да ну ее, тоже мне, красавица писанная! Цаца расфуфыренная…»

Надрывно тилинькнул смартфон.

Иван бросился к столу и подхватил его, едва не выронив. Пришла СМС-ка, от Кати.

«Сейчас скажет, что задерживается и жутко извиняется», – решил Иван, разворачивая на экране сообщение. В душе он все-таки надеялся на положительный характер новости.

Все было гораздо хуже и отрицательнее некуда: «Сегодня прийти не смогу мне очень жаль пока». И все. Ни здрасьте тебе, ни извини, ни знаков препинания.

– Жаль ей! – взъярился Иван, в сердцах запустив ни в чем не повинный смартфон в кресло. – Вот тебе и романтический вечер при свечах…

Рассеянно оглядев с любовью сервированный столик, Иван махнул рукой и бухнулся в кресло.

Что-то тихонько хрустнуло.

– А, чтоб тебя! – выругался он, чуть приподнялся и извлек из-под себя смартфон.

Экран несчастного прибора надвое рассекала кривая трещина.

Затаив дыхание, Иван включил смартфон, с надеждой вглядываясь в темный экран. Ни-че-го. Ноль! Вот и первая жертва разбитой вдребезги любви.

Аккуратно положив на столик смартфон (какой только теперь смысл в аккуратности), Иван откинулся назад и долго и печально смотрел на него. Потом схватил тарелку и мстительно набросал в нее немного «Оливье», сбоку уложил пару кружков полукопченой колбасы, кусочек сыра и удобно разместил тарелку перед собой, сдвинув назад остальную посуду. Вожделенно облизнувшись, откупорил бутылку вина и плеснул немного в бокал. Отпил. Причмокнул губами.

«Неплохо!» – похвалил Иван вино, разглядывая содержимое бокала на просвет. Сделал еще глоток.

Настроение немного поднялось, на душе потеплело.

Отставив бокал, Иван схватился за вилку и, подцепив ей немного салата, отправил в рот. За салатом последовали кружок колбасы и сыр.

Есть внезапно расхотелось. Волной накатило уныние.

Повертев в руках вилку, Иван отложил ее на столик и отодвинул от себя тарелку. Порывисто встав, он вышел в прихожую, натянул кроссовки и, прихватив с полочки ключи от квартиры и портмоне, вышел за дверь.

В нос ударила подъездная затхлость, какая присуща старым домам. От нее не спасают ни ремонты, ни проветривания.

Стараясь не дышать и прыгая через ступеньку, Иван спустился со второго этажа на первый, распахнул скрипучую, давно рассохшуюся деревянную дверь с облупившейся краской.

Несильный теплый ветерок приятно коснулся кожи, взлохматил короткие волосы, забрался под футболку. Иван прикрыл глаза, набрал полную грудь вечерней свежести, выдохнул и бодро зашагал вдоль улицы в направлении парка, где играла музыка.

Солнце уже битый час опускалось за горизонт и никак не могло полностью скрыться, запутавшись в верхушках старых кленов. Невысоко, у самых крыш домов, кружили чайки, деря луженые глотки и примериваясь к чистеньким блестящим крышам припаркованных автомобилей. С детской площадки доносились шум возни, довольные визги детворы и скрип качелей, но все это скоро осталось позади и стихло, изолированное плотно пригнанными друг к другу кирпичными боками домов.

Пройдя еще метров пятьдесят, Иван собрался было войти в приветливо распахнутые настежь витые ворота парка, как его окликнули:

– Иван?! Эй!

Нехотя останавившись – видеть сейчас никого не хотелось, – Иван обернулся и вгляделся в сгущающиеся сумерки. К нему спешил какой-то здоровяк в форме десантника.

– Юрка! – обрадовался Иван, восторженно хлопнув себя по ляжкам и чуть присев. Затем распахнул объятия и двинулся навстречу школьному другу. – Здорово, дружище!

Они обнялись.

– А я смотрю, ты это или не ты. – Юра хлопнул друга по спине и задышал в лицо пивным перегаром. – Вчера был у тебя, а там мымра какая-то вместо вас. Говорит, переехал куда-то. Ну, рассказывай, как ты тут?

– Да чего рассказывать? Живу помаленьку, – равнодушно ответил Иван. – Сам-то как?

– Вот, в отпуск домой, – гордо выпятил грудь Юра. – Пошли по пивку вдарим, мы тут с ребятами замутили.

– Да нет, спасибо, – начал выкручиваться Иван. – Настроение, знаешь, не то.

– Это ты брось. – Юра подхватил упирающегося Ивана под локоть и поволок к сверкающему огнями уличному кафе, за столиком которого шумно пировала компания из трех человек. – Я тебя сегодня никуда не отпущу.

– Серьезно, Юрка, – Иван попытался вывернуться из стальных пальцев друга, но ничего из этого не вышло, – я их даже не знаю. Ты лучше завтра сам ко мне заскакивай.

– И завтра заскочу, не переживай. – Юра дотащил Ивана до столика и вытолкнул вперед, звонко саданув ладонью промеж лопаток. – Во, другана детства встретил! Иван, – представил он. – Три года не виделись, а он слинять хотел, паршивец этакий!

Компания взорвалась восторженным «О-о!», вскинув вверх руки с зажатыми в них кружками пенного.

Кто-то подтащил пластиковый стул и подсунул его под Ивана, еще кто-то другой сунул ему в руку полную кружку. Юра опустился на свободный стул возле Ивана. Стул прогнулся под Юркиной ладной фигурой, шаркнув ножками по бетонным плиткам тротуара. Компания загалдела, наперебой представляясь и по-детски радуясь новому знакомству.

Громко играла музыка. Иван, почти не различая слов на ее фоне, раскланивался, глуповато улыбался и без устали вращал головой. Наконец его оставили в покое, переключившись на прерванную тему.

Юра, отхлебнув пива, наклонился к уху друга.

– И где ты сейчас живешь?

– Я? – Иван тоже сделал глоток и поставил кружку на краешек заставленного посудой стола, продолжая держать за ручку и поглаживая большим пальцем шов на стекле. – Да здесь, недалеко. На Космонавтов.

– Надо же! Совсем рядом, оказывается. А дом какой?

– Пятнадцатый. Так что завтра заруливай. Квартира четырнадцатая. Легко запомнить.

– У меня в тринадцатом краля знакомая есть. Хошь, сведу? А то, я гляжу, ты все один гуляешь.

– Не, спасибо. – Иван отрицательно помотал головой и уткнулся взглядом в кружку. – У меня есть. Вернее, я так думал.

– Не понял! – протянул Юра, напряженно выпрямляясь. – Кинула, что ли?

– Вроде того. А, забудь!

– Да, бабы – они такие, – резюмировал Юра, пьяно ткнул кружкой в кружку Ивана, едва не разбив обе и расплескав немного пива на стол. – Давай выпьем за нас, за мужиков!

– Давай, – согласился Иван, поднимая со стола кружку, и так и застыл с ней, не донеся до рта.

Из дверей кафе, на ходу оправляя узкую юбку и весело щебеча с подружкой, вышла Катя. Заметив Ивана, она резко остановилась. Улыбка медленно сползла с лица девушки.

– Катя? – тихо произнес Иван, опуская руку.

– Катька! Танька! Ну где вы там застряли? – грянула компания возмущенными возгласами. – Целый час где-то торчите! Нам же без вас скучно…

Юра, заметив реакцию Ивана, посмотрел сначала на него, потом на замершую в нерешительной позе у дверей кафе девушку и отставил кружку.

– Так это ты из-за Катьки, что ли? – гаркнул он в самое ухо Ивану. – Ну ты даешь! Она же…

– Извини, я пойду.

Иван резко поднялся, скрипнув стулом, поставил кружку на стол, засунул руки в карманы брюк и быстрым шагом направился через дорогу в сторону парку. Катя осталась стоять, провожая растерянным взглядом сгорбленную, напряженную фигуру Ивана.

– Иван! – Юра рванул вслед за другом и настиг его посреди мостовой. – Погоди! – схватил он Ивана за плечо, но тот, не сбавляя шага, сбросил руку. – Да погоди ты, шальной!

– Ну? – Иван остановился.

Юра налетел на него, не успев затормозить.

– Ты чего слинял?

– Да так, решил проветриться.

– Врешь! Из-за нее, да?

– Какая теперь разница? – Иван безразлично повел плечами.

– Да плюнь ты на нее! Нашел из-за кого расстраиваться. Будто ты Самохину не знаешь! Она же еще в школе к каждому липла. Пошли назад. – Юра опять потянул Ивана к столику. – Хочешь, я ее баиньки спроважу?

– Не надо, Юр. Серьезно, – уперся Иван, освобождая запястье из Юркиных пальцев. – Ты лучше завтра сам приходи.

– Чудной ты какой-то, Ванька, – нахмурился Юра, пытаясь сфокусировать взгляд на лице друга. – Ладно, бывай. Я завтра забегу.

«Если вспомнишь», – поджав губы, подумал Иван.

Юра развернулся и, чуть пошатываясь, направился к столику.

В ларьке у парковых ворот Иван купил пару бутылок «Бочкового» и маленький пакетик с картофельными чипсами, прошел по аллее, усаженной молодыми липами и березами, и уселся на свободную скамейку. Закурил.

Напротив, через скамейку, вдохновенно целовалась парочка.

Иван отвернулся. Щелчком открыв крышку бутылки о широкую черненую завитушку скамейки, Иван закинул назад голову и сделал несколько глотков. Затем попытался устроиться поудобнее на плоском деревянном сиденье скамьи с почти вертикальной спинкой.