Вечный мент, или Светоч справедливости

На самой вершине холма располагался отделанная серым мрамором зала. Дорические колонны, расставленные в совершеннейшем беспорядке, упирались в небесный свод – то есть попросту терялись в синеве, способные посоперничать высотой с любой телебашней.

Василий Харитонович ожидал любого зрелища, но только не того, что он увидел. За широким столом черного дерева сидели двое – ангел с сияющим нимбом и ослепительно белыми крыльями и некто, кого сложно было определить точнее – злобная красная физиономия, широченные плечи под черной мантией и витые рога на голове. Рядом за небольшой кафедрой сидело странное существо в роговых очках с шишковатой башкой и стремительно водило пером по бумаге, занося данные в толстую книгу. Судьи почти не интересовались делами умерших – в основном, решения принимались мгновенно, иногда после краткого обсуждения. Присутствующие в зале бесы утаскивали осужденных налево. В случае оправдательного приговора праведника под трубный гул торжественно уводили ангелы. Те души, которым было уготовано чистилище, немедленно становились бесплотными духами. Выглядело это так, словно они в мгновение ока испарялись и, издав слабый крик, уносились куда-то вверх.

При виде всего этого безобразия, Василий Харитонович в очередной раз испытал ужас и ощутил дрожь в коленях. Очень не хотелось, чтобы злобные существа увели его с собой – осужденные кричали и плакали, предчувствуя чудовищную участь. Но и испариться, став ничем, тоже было страшно. Он подался назад, намереваясь кинуться с холма. Но ангел и бес, ощутив настроение своего подопечного, подхватили его под руки.

– Все через это проходят! – шепнул крылатый юноша успокоительно.

– Без глупостей! – рыкнул рогатый. – Или я тобой в аду лично займусь!

Подошла очередь Василия Харитоновича. Судьи глянули на него сурово.

– Запиши, – повелел красномордый, – этого грешника направить в ад!

– Слишком суровое наказание, – не согласился ангел. – Чистилище, конечно же…

Они яростно заспорили, приводя в качестве аргументов факты биографии учителя литературы. Он только диву давался – откуда им все известно. Весь сжимался, когда слышал об очередном неблаговидном поступке, и лелеял надежду, когда ангел принимался рассказывать о его благодеяниях.

«Господи! – взмолился про себя Василий Харитонович. – Прости и помилуй! Я исправлюсь! Непременно исправлюсь!»

– Черт с вами! – неожиданно буркнул краснорожий. – Забирайте в чистилище.

– В чистилище! – немедленно отозвался ангел.

– Это произвол! – выкрикнул бес, и осекся… – Простите, ваше темнейшество. – Юркнул в толпу и затерялся среди умерших и их сопроводителей.

Василий Харитонович почувствовал, как тело его становится невесомым, воспаряет над мраморным полом и тянется к небесам. Он хотел было обрадоваться новому, доселе неведомому ощущению, но в сознание словно вбили железнодорожный костыль – от яростной душевной боли преподаватель литературы едва не сошел с ума. И понял вдруг, что физические страдания ничто, в сравнении с невозможностью лицезреть бога. Он отчаянно закричал, уносясь в край очистительных мук и надежды.

Онтологическая иллюзия

2010 год от Рождества Христова

Когда после длительной подготовки профессиональный киллер выходит на дело, он всегда на подъеме. Кипит насыщенная адреналином кровь. Мышцы – в тонусе, походка легка, будто не идешь, а паришь над землей. В мыслях – ничего лишнего. Только четкое следование заранее просчитанному до мелочей плану – вот залог успеха тонкой операции с неизменным смертельным исходом. Я не сомневался, что она пройдет гладко. А значит уже к вечеру я смогу сообщить заказчикам, что объект упокоен, а я готов получить причитающийся мне по праву гонорар.

Я пронесся по летнему городу, как предгрозовой ветер – стремительный и почти незаметный. Скользнул взглядом по объекту, и проследовал дальше – в подъезд, затем наверх на лифте, по лестнице на чердак… Я выбирал это место почти неделю, посетив его дважды, в разное время суток. Неожиданностей быть не должно.

Андрюша Счастливцев расположился в летнем кафе. Очень неудачно для себя расположился. Впрочем, откуда капитану было знать, что его любимое кафе – удобная точка для обстрела? Агентура донесла – объект любит это дешевое заведение, проводит здесь несколько часов каждую среду. Сидит обычно за крайним столиком. В одиночестве. Судя по досье, общительностью он никогда не отличался. Даже пить предпочитал один. Что в народе, как известно, осуждают.

«Честный» мент заказал пару кружек пива, бутылку портвейна «777», и, закинув ногу на ногу, приготовился расслабляться, – таким же способом, какой используют для релаксации многие российские граждане, даже те, кто это дело осуждает.

А погоды стояли такие, что всякого, кто интересуется чем-то кроме личного дохода, непременно охватило бы упоительное чувство жизни. Солнце повисло ослепительной вспышкой в небесах настолько голубых, что их цвет казался неприличным. Прыгали воробьи, собирая с асфальта хлебные крошки и шелуху семечек. Юные девы спешили мимо Андрюши, цокая по асфальту каблучками. А счастливчик Счастливцев, – тавтологичный, но при этом очень точный каламбур, – сидел без дела и никуда не спешил – потягивал с задумчивым видом пивко, да иногда поглядывал в небо, словно наблюдал за кем-то, кто оттуда наблюдает за ним, и следит, чтобы все у него было хорошо.

Облака стремительно проносились над головой мента и роняли тяжелые тени на кровельный скат старой крыши, где лежал я. Некоторые умеют получать удовольствие от самых простых вещей, думалось мне, а вот я давно уже разучился радоваться хорошей погоде, красоте природы, да просто тому, что живу. Меня прельщало созерцание совсем другой зелени и надежда, что когда-нибудь я отойду от дел – и вот тогда заживу по-настоящему, где-нибудь в Монте-Карло, или в Ницце. А может, на далеком австралийском континенте. Испытывая черную зависть, я смотрел на счастливого человека в оптический прицел винтовки Heckler-Koch G3 – мой любимый образчик снайперского оружия. Такие стволы на вооружении у бойцов НАТО.

Обзорность с крыши сталинского дома открывалась отличная. Андрюша Счастливцев и предположить не мог, что напоминает вошь на лысине – и мне осталось лишь прицелиться и спустить курок, чтобы его прихлопнуть. Кафе находилось в спальном закутке тихого района, рядом с платформой «Маленковская». Людей здесь совсем немного, так что уйти будет несложно.

Счастливцев отпил разом половину кружки, пригубил портвейн «777» из пластикового стаканчика. Сомнительный коктейль. Простого человека довольно быстро свернуло бы с копыт, но этот, – спасибо агентуре, все раскопали, – останется трезвым.

Следом за завистью явилась здоровая злость. Хорошо ему улыбаться. Пока одни строили жизнь – и наслаждались ею, других родная страна отправила в самое пекло – и душа их обратилась ядовитым облаком. Попробуй-ка относиться к жизни с любовью, если все время ожидаешь удара в спину. Сегодня заказали мента, а завтра пожелают избавиться от тебя самого. Трусом меня не назовешь. Но без здоровой паранойи выжить в звериных условиях российской действительности с моей профессией невозможно. Проще пересечь джунгли Амазонки с одним армейским ножом.

Некоторое время я наблюдал за славной идиллией, – Счастливцев заказал еще пару кружек и ополовинил бутылку, – прицелился менту в грудь, перевел ствол выше – если повезет, попаду в середину лба. Редкая обзорность. С такого расстояния можно прострелить голову, да еще успеть всадить несколько пуль в туловище. Я уже совсем было собирался спустить курок, даже представил очень ясно, как опрокинется Счастливцев, когда свинец толкнет его в черепушку, как вдруг послышалось хлопанье крыльев, и на винтовочный ствол сел белый голубь.

Я никогда не был суеверным, но в эту секунду у меня по спине пробежал холодок, и сердце екнуло. Я неловко взмахнул «Джеем», отгоняя птицу, непроизвольно спустил курок. Сухо щелкнул выстрел, в доме напротив раскололся и с диким грохотом осыпался, – будто бомба рванула, – двухметровый стеклянный витраж. Пронзительно завизжала не в меру впечатлительная гражданка в розовом платье.

– Вот черт! – выдавил я, отполз назад по неровному скату крыши и стал торопливо разбирать винтовку. Мне показалось, что надо мной гуляет эхо. «Вот черт! Черт! Черт!» – разноголосицей. Сиплым шепотом и громогласными раскатами. Это что еще такое?! Неужели опять?! Я на мгновение остановился, прислушиваясь. Странный акустический эффект исчез. Должно быть, показалось.

«Заговоренный он, что ли?» – думал я, упаковывая части винтовки в ничем внешне не примечательный дипломат. Некоторые любят оружие камуфлировать в скрипичный или гитарный футляр. Знавал я одного умельца, изображавшего из себя фехтовальщика. Очень, говорил, у них сумочки подходящие – вместительные и похожие на «одежду» для контрабаса. Однажды его с этой «подходящей» сумочкой и повязали. Опера попросили сыграть им на контрабасе «Наша служба и опасна и трудна», а он не смог…

Хотя в мистику я никогда не верил, в голову полезли самые разные мысли. Голубь, помешавший мне спустить курок, был не какой-нибудь сизой и безродной птицей, он был породистым и белый. С богатым оперением на толстых лапах. Крупная, упитанная, наглая птица. Будь моя воля, я бы продавал таких в турецкие рестораны. Откуда только он мог взяться?!

Я, наконец, убрал все детали винтовки в кейс, захлопнул крышку, щелкнул замками. И побежал по крыше к слуховому окну. Под ногой вдруг предательски хрустнуло, и в следующее мгновение я, так и не осознав толком, что произошло, провалился по пояс через жестяной настил и застрял в насквозь прогнившем деревянном каркасе старой крыши. Рванулся, силясь выбраться. Доски затрещали, и сломались.

Я вскрикнул и рухнул в кучи птичьего помета и перьев. Птицы обеспокоено заметались, издавая недовольное курлыканье. Сверху посыпались обломки досок и мусор. Я с трудом мог что-то различить в темноте, наполненной хлопающими крыльями, перьями и удушливой вонью. Сжимая заветный дипломат, я пополз в неизвестном направлении и уткнулся в запертую снаружи дверцу. Отошел назад, разбежался и ударил в нее плечом, но дверца только тихо хрустнула, но не поддалась.

Я огляделся, глаза привыкали к полумраку, к тому же, остатки проломленных мною досок осыпались, и сквозь отверстие на чердак проник косой солнечный луч. Неизвестный любитель птиц устроил под крышей голубятню. Судя по царящим тут ароматам и обилию помета, он никогда не убирал за птицами и приходил навестить пернатых друзей в лучшем случае раз в неделю. С противоположенной от дверцы стороны имелось окошко с закопченными стеклами. Одно из них было частично выбито, через эту дыру голуби, очевидно, выбирались наружу. Во всяком случае, один из них – если бы понять, какой именно, я бы сразу свернул его маленькую шейку.

Я еще некоторое время побился в дверцу, но она была слишком крепкой, чтобы поддаться. Я оказался в ловушке. Придется снова собрать винтовку, понял я, и попробовать выстрелами сбить замок. Но кейс открыть так и не успел, снаружи вдруг послышались торопливые шаги, и в замке заворочался ключ. Дверь распахнулась, в глаза хлынул яркий свет. Любитель птиц притащил с собой мощный фонарь. Лишившись зрения, я, тем не менее, ринулся вперед. Меня ожидал сюрприз. Оказалось еще, с чердака на лестничную площадку верхнего этажа, ведет железная приставная лестница. Ослепленный, я выпихнул голубятника наружу, и вместе мы выпали вниз, рухнув с почти трехметровой высоты. Бетонный пол показался мне очень жестким. Я приложился об него левым плечом и коленом, взвыл от боли. Чемоданчик улетел к лестнице и загрохотал по ступеням. Мне хватило пару секунд, чтобы придти в себя, – сказывались многолетние тренировки. Затем я сгреб голубятника за ворот, – на меня пахнуло застарелым перегаром, – и, дав ему в ухо, отпихнул прочь. Не обращая больше внимания на алкаша, – как выяснилось через секунду – зря, – я заковылял к лестнице. Дипломат лежал на верхних ступенях. Я склонился, взялся за ручку, и в этот самый момент мне на плечи приземлился любитель голубей, и я сам толкнул закамуфлированную винтовку, причем, там неудачно, что она полетела вниз, минуя лестничные проемы, к самому входу в подъезд. Это было полбеды. Поскольку нападавший отличался крупным телосложением, а мое правое колено было отбито при падении, я не удержался на ногах, и мы покатились вниз. При этом я поминутно бился то головой, то локтями о ступени. Последний удар пришелся о радиатор отопления, так что от боли я едва не запел фальцетом… Но каким-то чудом увернулся от направленного мне в голову кулака, ударил неожиданно ловкого голубятника поддых, сведенные в замок руками опустил ему на затылок, коленом пихнул обмякшее тело. И услышал, как хлопнула подъездная дверь. Это означало только одно – моя винтовка в дипломате сейчас будет обнаружена. А на ней мои отпечатки пальцев.

В этот миг я впервые за всю карьеру киллера ощутил себя неудачником. И внезапно осознал, кто виноват в обрушившихся на меня неприятностях. Андрей Счастливцев. «Вечный мент», от которого даже самые опытные наемники предпочитали держаться подальше. А что если в подъезд вошел он сам?! Витрина разбилась, привлекла его внимание, он проследил направление, понял, откуда могли стрелять. И сейчас он, наверное, стоит там, у подъездной двери, и осматривает находку, расстегивая кобуру – с пистолетом объект не расставался никогда…

Лифт пришел в движение, а я побежал вниз, обращаясь с просьбой ко всем потусторонним силам, да хоть бы и к самому дьяволу, чтобы только тот, кто вошел в подъезд, не нашел дипломат. Попутно я пытался очистить одежду от птичьих перьев, но безуспешно. Я был весь, с ног до головы, заляпан птичьим пометом. Голубиные какашки стремительно застывали, делая невозможным избавление от перьев, превращая меня в ограбившего курятник бродягу.

Внизу не оказалось ни Андрея Счастливцева, ни кейса. Значит, его кто-то нашел, увез на лифте и сейчас звонит из квартиры в милицию, сообщает о том, что обнаружил в подъезде ствол. Разумеется, именно так и поступит законопослушный гражданин. Наряд приедет, обыщет дом, найдет полудохлого голубятника, черт бы его побрал, пролом в крыше, ведущий на чердак, позицию, откуда удобно вести стрельбу. Если мозгов у них хватит, то они будут искать человека, с ног до головы заляпанного птичьим пометом и перьями. Получат мое описание… Конечно, получат, ведь я непременно выйду из подъезда и пойду искать машину. На меня обратит внимание человек сто, не меньше. А я-то, дурак, наивно надеялся скрыться из этого района незамеченным… Потом они снимут отпечатки пальцев с винтовки, пробьют по картотеке. Сначала по своей, где я не числюсь. Затем по армейской. Они это обязательно сделают. Слишком много ветеранов подалось в криминальный бизнес. И все… Уже завтра у них будет мой портрет. Можно, конечно, лечь на дно. Сменить имя и фамилию. Или инсценировать гибель – погибнуть в перестрелке, сгореть в автомобиле, умереть от сердечного приступа в кресле дантиста. Специалисты имеются. Могут даже пышные похороны организовать и могильную плиту из белого мрамора. Но для меня это будет означать одно – надо начинать все с нуля. Прощай репутация. Прощай наработанная клиентура. Да и деньги, которые я регулярно кладу на банковский счет, чтобы однажды свинтить за бугор, начнут таять, вместо того, чтобы приумножаться, приближая тот светлый час, когда я, наконец, отойду от дел.

Решение пришло мгновенно. Я бросился вверх по лестнице. Попутно пнул пребывающего в отключке голубятника. Лифт стоял на пятом этаже. На лестничной площадке было всего четыре квартиры. Я позвонил сразу во все.

Если рекламные агенты и политические агитаторы могут позволить себе такую наглость, почему так же не поступить попавшему в серьезные неприятности наемному убийце?!

Одна из дверей приоткрылась. Я рванулся к ней, ударил в дверь плечом. Звякнула и натянулась цепочка. Женщина испуганно вскрикнула, попыталась захлопнуть ее у меня перед носом.

– Дипломат… – прохрипел я. – Ты! Сука! Дипломат отдай!

Позади щелкнул еще один замок. Я развернулся всем телом. На пороге другой квартиры стоял испуганный паренек лет десяти, с открытым ртом. В ярко освещенной прихожей на стуле лежал кейс. Мой кейс. Я в два прыжка преодолел лестничную площадку, втолкнул паренька в квартиру, захлопнул дипломат.

– Отец дома?!

Он ничего не ответил, только хлопал испуганно глазами. Пришлось встряхнуть его хорошенько. И повторить вопрос.

– Никого нет, – наконец выдавил он. – Только я… и… Цезарь.

– Кто?

– Собака.

– Собака?!

Собак я люто ненавидел. Но Цезарь, по счастью, оказался безобидным пуделем. Получил пинка и забился под диван.

А вот папаша у мальчика был непомерных размеров толстяком. Я вышел из подъезда в его парадном костюме, проклиная тот день, когда взялся за этот чертов заказ.

Первое, что бросилось мне в глаза, Андрей Счастливцев. Не проявив не малейшего интереса к разбитой витрине и моей персоне, капитан сидел в том же летнем кафе и потягивал очередную – шестую, не иначе, – кружку пива. Перед ним стояла пустая бутылка портвейна «777». На меня неуязвимый мусор кинул полный безразличия взгляд и отвернулся. Его внимание привлекли симпатичные девушки в открытых блузках и коротких юбках.

И хотя ничто человеческое было ему не чуждо – я имею в виду пиво, портвейн и девушек – после досадного происшествия на чердаке мне стало казаться, что парень не от мира сего. Нет, не так – не из мира сего. Может, он и вовсе не человек. В самом деле, разве обыкновенному человеку может так везти?

Я стоял в каких-то тридцати метрах от него, одетый в мешковатый костюм не по размеру, и комкал лицо в гримасе ненависти. Мне хотелось подойти и ударить мерзавца кулаком в благообразную морду, чтобы он опрокинулся вместе со стулом – и больше уже не встал. Я буквально скрежетал зубами от злости, но, все же, сумел сдержать порыв. Настоящие профессионалы не поддаются низменным инстинктам. Будем чтить старинные традиции наемных убийц. Выдержка и еще раз выдержка. Все они сейчас, начиная с древних асассинов и кончая современными коллегами по опасному бизнесу, взирали на меня с осуждением: «Не совершай опрометчивых поступков, Вася! Будь спокойнее!». Голос этот я слышал так отчетливо, словно кто-то нашептывал эти слова мне прямо в ухо…

Я проехал пару остановок на электричке, вышел и поймал на площади трех вокзалов такси. Попросил водителя отвезти меня в центр. Он поинтересовался с нехорошей усмешечкой, где я раздобыл такой замечательный костюм. Парню хотелось пошутить, у него было хорошее настроение, и я немного его испортил, сообщив, что недавно сел на диету и результат – он может лицезреть, и кстати, ему бы не помешало тоже похудеть, ближе к зиме, ага, а то с такой мордой его голова не влезет ни в одну ушанку. От Красной площади на другой машине я доехал до дома. Хорошая и нужная привычка – заметать следы, даже если порой кажется, что это совершенно ни к чему.

Говорят, некоторые находят свое призвание еще в утробе матери. И как только появятся на свет, сразу тянутся к ремеслу. Будущий певец выводит ноту «ля-а-а». Будущий писатель, комкая в горсть мягкие, пока непригодные к писанине, пальцы, требует авторучку со стола и лист бумаги. А будущий киллер, надо думать, смекает, как бы получше накинуть удавку на шею старшего акушера. По мне, все это полный бред. Я осознал, кем стану, только попав на войну. В первом бою, во время атаки на блок-пост, когда пуля, выпущенная из моей винтовки, угодила боевику в область груди, и он, замерев на мгновение, словно вдруг узрел истину, исчез в воронке от взрыва.

После этого пару секунд мы лежали, не двигаясь, – я и палец на спусковом крючке. Я никак не мог придти в себя от внезапного наплыва новых ощущений. В мир, будто, плеснули ярких красок, и он, прежде тусклый, пастельно-серый, сделался радужным, наполненным богатыми цветами и звуками.

Так я обрел свое призвание, понял, как стану зарабатывать себе на жизнь. Винтовка стала моим продолжением. Я ухаживал за ней, как опытный любовник за юной девушкой. Регулярно смазывал детали, чистил ствол, проверял спусковой механизм.

Ничуть не покривлю душой, если скажу, что у нас были самые доверительные и страстные отношения, какие только можно представить. Таких не бывает даже у юных любовников. Скрепя сердце я решил отложить G3 до лучших времен и убрать заговоренного мента самым что ни на есть надежным, дедовским способом – чтобы ни червоточинки в лаконичном и очень четком плане. Когда лезешь с винтовкой на верхотуру, ждешь, пока появится объект, всякое может случиться. А бомба – она и есть бомба. От нее никуда не денешься. Жаль, у него нет своего автомобиля. Мне бы существенно облегчил задачу его водительский стаж. Я однажды взрывал кое-кого по спецзаказу. Начинять четырехколесных друзей взрывчаткой мне было не впервой. Я справлялся с этой задачей вполне профессионально.

Я немного покружил вокруг дома, где обретался «вечный мент». Нашел подходящую машину – старенький сорок первый «Москвич», от которого остались только дырявый кузов и колеса. Московские власти, по счастью, никак не могут заставить граждан выполнять закон о вывозе старых авто. А между тем, такая машина – замечательная оболочка для тротиловой бомбы. Если рванет, каждый подшипник по шарику разлетится. Винтики, как пули, будут свистеть. А кузов метров на пять взлетит и там сложится.

В общем, я постарался на славу, чтобы ни одной заговоренной роже не уцелеть. Пришел к его дому ночью, со спортивной сумкой через плечо. Видения продолжали меня преследовать, но я с ними свыкся. Да и они тоже, увидев, что мне нет никакого дела до кружащих вокруг хоровод теней, выглядывающих из всех щелей страшных морд и прочих искажений привычной реальности, стали высовываться все реже. Никому не приятно, когда тебя игнорируют. Даже галлюцинациям.

Я вскрыл капот, затем багажник, сделал вид, что очень озабочен состоянием двигателя. Прохожие не обращали на «владельца» старой машины никакого внимания – тем более что одет я был весьма неприметно. Приладил механизм куда следует и как следует. Домой летел на крыльях, пребывая в отличном настроении. Даже мелькающие в небе летучие мыши и ничего не отражающие темные, словно нефтяные, лужи не смогли уничтожить хорошего настроения. Пока все шло просто замечательно, в четком соответствии с планом. Дело за малым. Придти на место утром. Как только увижу, что объект шагает мимо заряженного автомобиля, нажму на заветную кнопку – бабахнет на весь район, только его и видели… жильцы верхних этажей, он пролетит мимо них по уверенной вертикальной траектории. Прямо к боженьке в объятия. А я скажу: «Спасибо, Тринитротолуол!» и отправлюсь за второй половиной гонорара – потому что заслужил.

Должен признаться, к тому времени я так проникся мистикой, что даже сходил в церковь, где не был лет эдак десять – поставил менту свечку за упокой. Может, поможет?

Вот теперь можно будет спокойно вздохнуть, думал я, выходя из церкви, вот теперь-то точно ему конец. На пороге споткнулся и рухнул плашмя на мостовую. Отбил всю морду о камни. Верующие ко мне кинулись, подняли на ноги, отряхивают. Возле храма люди всегда добрые и отзывчивые, не то, что в других частях родного города. А я стою столбом, сообразить не могу, где нахожусь и что, собственно, происходит. Вроде бы, только что была середина июля, и праздников в России не намечалось, так откуда же в небе этот веселый разноцветный салют?! Только через пару минут стал в себя приходить. Гляжу, а крови-то, крови. Нос расквасил, подбородок разбил – он у меня заметно выдается. Во всяком случае, выдавался до этого инцидента. Как зубы не выбил – удивительно даже. А вокруг меня уже целая толпа собралась, обсуждают, надо ли скорую вызвать или мне уже ничего не поможет.

– Я в порядке, в порядке, – забормотал я, и, расталкивая толпу, попытался скрыться.

Только скорой мне не хватало. Я направился к метро, а люди за мной двинулись, как на крестном ходе, увещевали остаться, не хотели отпускать, думали я пребываю в шоке. Так и тащились следом, пока я не развернулся и не гаркнул на всю улицу:

– А ну нах!

Рассосались. Только поворчали с осуждением, что вот, дескать, мол, какой хам. О нем проявляют заботу, а он…

Пока ехал в метро, народ на меня сочувственно косился. Еще бы. Морда вся распухла. Рубашка в крови. Сразу видно, досталось парню. Отсыпал боженька от щедрот. Вот всегда со мной так. Когда физиономия в порядке, не замечают. Стоит только на морде нарисоваться фингалу или повреждениям посерьезней, вот как сегодня, жалеют, будто я им родной.

Я хмурился и глядел в пол. И тут мне показалось, будто кто-то ко мне склонился и быстро зашептал в ухо: «Молодец, все правильно сделал…». Я даже обернулся. Никого. «Все правильно, молодец. А морда, что?.. Морда – тьфу. Заживет морда».

– Кто это?! – выкрикнул я. – Кто это со мной разговаривает?!

У сердобольных пассажиров вытянулись лица, они поспешили отойти от сумасшедшего подальше. Я же яростно озирался. Но так и не узрел никого, кто мог бы со мной говорить. Разве, что вот этот лысый толстяк, притворяющийся спящим?