bannerbanner
Последний Иерусалимский дневник
Последний Иерусалимский дневник

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
8 из 9

«Мне полностью явилась истинность…»

Мне полностью явилась истинностьтого, что знает каждый дед:большое счастье – независимостьна склоне тянущихся лет.

«Размышлением часто томим…»

Размышлением часто томим,я не прячу лицо идиота;очень мыслям мешает моимто, что их уже высказал кто-то.

«Ещё живу по воле случая…»

Ещё живу по воле случая,текут и множатся года,меня хранит моя дремучаякосматой формы борода.

«В какой сезон мы взгляд ни бросим…»

В какой сезон мы взгляд ни бросим,о каждом есть слова поэта:поэты любят зиму, осень, весну и лето.Вот мудозвоны!

«Прочёл я у кого-то из коллег…»

Прочёл я у кого-то из коллег,и кажется, что узел этот вечен:везде, где стал безбожен человек,там делается Бог бесчеловечен.

«Все многоструйные потоки…»

Все многоструйные потокидипломатической слюныникак не скажутся на срокевнезапно вспыхнувшей войны.

«Развилки, повороты, перекрёстки…»

Развилки, повороты, перекрёсткипросчётами чреваты и ошибками,поэтому богаты словом хлёсткими долгими смущёнными улыбками.

«Я услышал от кого-то…»

Я услышал от кого-то,восхитился тем, как точно,что российское болотовековечно, ибо прочно.

«Еврея тянет в синагогу…»

Еврея тянет в синагогу —на то бедняга и еврей, —чтобы слегка напомнить Богуо жизни горестной своей.

«Догадки, вымыслы, прозрения…»

Догадки, вымыслы, прозрениятревожат разум и задор,а дух игры и воспарениялегко клюёт на чистый вздор.

«Неверующий, но религиозный…»

Неверующий, но религиозный,хотя ни в чём подобном не замечен,я думаю, что мир наш – не бесхозный,а неким тайным силам подопечен.

«Забавно мне, что делаюсь бодрей…»

Забавно мне, что делаюсь бодрейи чудится ума высоколобость,когда вдруг вспоминаю, что еврейи есть во мне какая-то особость.

«Известен я довольно многим…»

Известен я довольно многим,изрядно многим я приятен,а сам себе кажусь убогимиз-за душевных тёмных пятен.

«Закаты, сумерки и тьма…»

Закаты, сумерки и тьмамудрей, чем зори и рассветы:по вечерам игра умакуда щедрей на пируэты.

«Я вжился в домашние тапочки…»

Я вжился в домашние тапочки,а в дом наш – душе во спасение —влетают осенние бабочки,что были когда-то весенние.

«Забавно мне думать об этом…»

Забавно мне думать об этом,по сути – о жизни самой,где тьма рассекается светом,а свет поглощается тьмой.

«Вчера потоком лились мысли…»

Вчера потоком лились мыслибез напряжения натужного,меж них и те, что чуть подкислиот ожиданья слова нужного.

«Судный день. Сегодня в небесах…»

Судный день. Сегодня в небесах,нам незримых в нашей темноте,ангел измеряет на весахзло, добро и скупость в доброте.

«Я не тонул в напористых трудах…»

Я не тонул в напористых трудах,не дёргался бежать, едва проснувшись,и о бездельно прожитых годахничуть не сожалею, обернувшись.

«Увы, назойливо, как муха…»

Увы, назойливо, как муха,как жертву жаждущая плеть,желанье творческого духасуметь себя запечатлеть.

«Во всей свирепой непреложности…»

Во всей свирепой непреложностипрошёл мой век по большей части,упущенные мной возможностивполне составили бы счастье.

«Все недуги, болезни и хворости…»

Все недуги, болезни и хворостинападают на нас по-предательски,но проходят надёжно и вскорости,если к ним отнестись наплевательски.

«– Ты довольно скоро к Богу…»

– Ты довольно скоро к Богув путь направишься, спеша…– Надо выпить на дорогу, —мне ответила душа.

«Сотрёт забвение следы…»

Сотрёт забвение следывосторгов наших и сомнений,и напрочь высохнут прудыбессмертных наших сочинений.

«Пускай мои заметки неудобны…»

Пускай мои заметки неудобны,но вижу я проблему наших дней:настолько бесы ангелам подобны,что стало понимание трудней.

«Весь день теперь живу в халате…»

Весь день теперь живу в халате,почти забыл о внешнем мире,но помню, помню о лопате,которой землю рыл в Сибири.

«Хотел бы я до самой смерти…»

Хотел бы я до самой смертиписать различную херню;когда меня прихватят черти,последний стих я сочиню.

«Повесят на помин моей души…»

Повесят на помин моей душикакой-нибудь портрет в нехитрой раме;один исход уже я совершил,теперь вот и второй не за горами.

«Странные творятся времена…»

Странные творятся времена:глазу и рассудку не видны,в воздухе витают семеназлобы, безрассудства и войны.

«Я в молодости тоже не спешил…»

Я в молодости тоже не спешил,компания друзей меня манила;такие пил я крепкие ерши,что даже через день ещё тошнило.

«Детство – это краткая преамбула…»

Детство – это краткая преамбула,где мечтать легко невероятно,а потом идёт такая фабула,что нередко хочется обратно.

«Я вдохновеньем редко вспыхивал…»

Я вдохновеньем редко вспыхивал,зато всем жанрам вопрекия невпихуемое впихивалв четыре маленьких строки.

«По счастью, дух свободы соприроден…»

По счастью, дух свободы соприродени свойствен с ранней молодости мне;уехал я на волю, а свободеня был всегда. Особенно в тюрьме.

«У меня есть черта безусловная…»

У меня есть черта безусловнаяи не редко о ней сожаление:местечкова моя родословнаяи весьма местечково мышление.

«По-моему, всерьёз несчастны…»

По-моему, всерьёз несчастны,упрёки шлют не зря природе —одни лишь только педерасты,когда партнёра не находят.

«Мне не нужна индусская нирвана…»

Мне не нужна индусская нирванаи весь их образ мыслей совокупно:при помощи любимого дивананирвана безотказно мне доступна.

«Пророки, провозвестники, предтечи…»

Пророки, провозвестники, предтечирастаяли в эпоху паровоза,любой из них себя увековечилнесбыточностью данного прогноза.

«На старости жизнь и проста, и легка…»

На старости жизнь и проста, и легка,ничто не тревожит покой старика…Лишь женской груди очертаниятуманные будят мечтания.

«Под сенью голубого небосвода…»

Под сенью голубого небосвода —несчётно всякой твари беспорочной,и только наша лютая породаспособна погубить сей мир непрочный.

«Разумом прихотливым…»

Разумом прихотливымБог сочинил нам средство:чтоб умереть счастливым,старец впадает в детство.

«Один старик, уже довольно древний…»

Один старик, уже довольно древний,с распахнутой и благостной душой,всех девок перетрахавший в деревне,сказал: «Пора мне в город небольшой».

«Выше мужиков ценю я женщин…»

Выше мужиков ценю я женщин:чувствуют они гораздо тоньше,творческой способности в них меньше,но о жизни знают они больше.

«Я обучился бальным танцам…»

Я обучился бальным танцам…Объявлен я лауреатом…И стал я вегетарианцем…Проснулся я, ругаясь матом.

«Роскошные ходят шалавы…»

Роскошные ходят шалавы,одеты они лишь в исподнее…Наверно, предчувствие славымешает уснуть мне сегодня.

«Забавная ниточка есть…»

Забавная ниточка естьмеж разных на вид информаций:любитель с советами лезтьи на хуй готов отправляться.

«Все затрещины, все оплеухи…»

Все затрещины, все оплеухи,что терпел я в той первой отчизне,ничего не убавили в духемоего восхищенья от жизни.

«Российских всех несчастий был я эхо…»

Российских всех несчастий был я эхо,вполне своим, однако, стал едва ли,в Израиль я затем и переехал,чтобы меня тут русским называли.

«Опять наедине с листом бумажным…»

Опять наедине с листом бумажнымсижу я. На дворе совсем темно.Повеяло в окошко ветром влажным.И выпить мне пора уже давно.

«Душевно я вполне здоровый вроде…»

Душевно я вполне здоровый вроде,но знаю, чем так часто удручён:я воздухом двух очень разных родиннавеки безнадёжно облучён.

«Когда-то, полон мыслей авантюрных…»

Когда-то, полон мыслей авантюрных,готов я был явить любую лихость,а после из-за веяний культурныхобрёл благоразумие и тихость.

«Слова к разным мыслям я сам подбирал…»

Слова к разным мыслям я сам подбирал:ищу, нахожу их и клею;а то, что я многих коллег обокрал, —о том я ничуть не жалею.

«Мне жить ещё нисколько не обрыдло…»

Мне жить ещё нисколько не обрыдло,но страшно, чтоб судьбой не привелодо времени, когда в России быдлоопять разинет зверское хайло.

«Время вскрывает архивы секретные…»

Время вскрывает архивы секретныеи – словно тени из праха —чёрные годы встают беспросветные,полные крови и страха.

«Как-то убедился я с годами…»

Как-то убедился я с годами,что нужна поэзия греховная,что моими горькими плодамигоречь утоляется духовная.

«Не учил я ничему и никого…»

Не учил я ничему и никого,ни к кому не обращал хвалу и взбучку,а учил только себя я самого,в результате получивши недоучку.

«Служение высокому чему-то…»

Служение высокому чему-тодостало и меня своими соками:весь век в душе тишком бурлила смута —желание причастности к высокому.

«Когда вовсю цветёт культура…»

Когда вовсю цветёт культураи занимается заря,весьма растёт макулатуратворцов вторичного сырья.

«Из этой жизни уходя…»

Из этой жизни уходя,доверив душу Божьей милости,полям дождей желаю я,вождям – ума и справедливости.

«Я никуда уже не зван…»

Я никуда уже не звани никому уже не нужен,и только старый друг диванещё вполне со мною дружен.

«Я не грустил, заметив как-то…»

Я не грустил, заметив как-то,что правдой как ни дорожи,противоборство лжи и фактавыходит чаще в пользу лжи.

«Когда густеет запах рабства…»

Когда густеет запах рабства,то власть немедля щерит пасть,и наглость хамского похабстватогда легко являет власть.

«Свобода часто нам некстати…»

Свобода часто нам некстати,она законом стеснена.А долг? А совесть? В результатеневоли тягостней она.

«Я часто читаю, не веря…»

Я часто читаю, не веря:какое кошмарное скотство!Ведь это не люди, а звери,с людьми – только внешнее сходство.

«Знавал и я взаимность женскую…»

Знавал и я взаимность женскую,и в миг, дарованный судьбой,срывал я маску джентльменскуюи становился сам собой.

«Когда с меня спросят – на свете не этом…»

Когда с меня спросят – на свете не этом —ответ за былые земные дела,ничуть не замедлюсь я с честным ответом,что подлости – не было, трусость – была.

«Похоже, я достиг известности…»

Похоже, я достиг известности,но лишь сильней печаль моя:в довольно мелкой нашей местноститаких известных – до хуя.

«Нет, не был я прелюбодей…»

Нет, не был я прелюбодей.Послушный голосу природы,горячий юный иудей,я пылко скрещивал народы.

«Да, мерзости много вокруг…»

Да, мерзости много вокруг…И время везде всё железнее…И страх, как повсюдный недуг…Но сколько прекрасной поэзии!

«Увы, во всемирной истории…»

Увы, во всемирной истории —хоть важный её компонент —не встретишь такой категории,как выпивший интеллигент.

«На склоне лет судьбу влача…»

На склоне лет судьбу влача,питаю дух мой свежей пищей;боюсь я разве что врача —вдруг нечто скрытое отыщет?

«Когда пошаливают нервы…»

Когда пошаливают нервыи жутко тянет на скандал,то утешает, что не первый,кто в жизни нервами страдал.

«Уже забыв о юной дури…»

Уже забыв о юной дури,влачу я старческий мой быти не ищу житейской бури;а мачта гнётся и скрипит.

«Давно хочу я поделиться…»

Давно хочу я поделитьсязабавной истиной такой:кто за рулём не матерится,тот и водитель никакой.

«Что первые движения души…»

Что первые движения душиобычно благородны – ерунда:они как раз весьма нехороши,но мы их усмиряем. Иногда.

«Я твёрдое питаю убеждение…»

Я твёрдое питаю убеждение —мы часто это видим в полной ясности —что тихое по жизни поведениекошмарные в себе таит опасности.

«Глубин моей души я не исследовал…»

Глубин моей души я не исследовал,попыток даже не предпринимал;по счастью, не случайно нам неведомо,что прячет этот тайный арсенал.

«Вчера ещё я жил светло и праздно…»

Вчера ещё я жил светло и праздно,ничем особо не был озабочен,а нынче надо мною неотвязнобеда кружит, и страшно это очень.

«Уходит наше время скоротечно…»

Уходит наше время скоротечно,и дружеская нам нужна рука…Читатель незнакомый, я сердечнотебя благодарю издалека.

«Жизнь весьма пустынна на исходе…»

Жизнь весьма пустынна на исходе,нет уже ни друга, ни врага;так после весенних половодийреки обнажают берега.

«Всё время думаю про старость…»

Всё время думаю про старость,я стал её бытописатель;поднялся я на верхний ярус;звонок на выход даст Создатель.

«Один известный парикмахер…»

Один известный парикмахер,ища небес расположение,безбожный мир пославши на хер,в монахи принял пострижение.

«Плетни, заборы и границы…»

Плетни, заборы и границы,и прочее, что им подобно, —всё пустяки для вольной птицы,пока она летать способна.

«В несовершенствах мироздания…»

В несовершенствах мирозданиявидна халтурности печать,но только Божии созданияоб этом склонны промолчать.

«На службе дамы сухо сдержанны…»

На службе дамы сухо сдержанны,как будто страсти не подвержены,а ночью с неба Азвоздамглядит на ёбкость этих дам.

«Об истине, добре и красоте…»

Об истине, добре и красоте —без риска оскорбить или поссоритьсяохотнее других болтают те,кому темна помянутая троица.

«Угрюм сегодня просветитель…»

Угрюм сегодня просветитель,душа болит от возмущения:реальность – быстрый вытрезвительхмельной идеи просвещения.

«Чтоб не тревожить нервную систему…»

Чтоб не тревожить нервную системуи пьяный дух нахлынувшего братства,я сразу умолкал, попав на темувсеобщего сегодняшнего блядства.

«Для чего и как мы пишем разный бред…»

Для чего и как мы пишем разный бред,не прочёл я ни в одной учёной книжке;в голове моей – сумбур и винегрет,но родятся и скребутся в ней мыслишки.

«Ох, не был я благочестив…»

Ох, не был я благочестив,хотя силён в житейском опыте:поводья речи отпустив,болтал я резво что ни попадя.

«Память нам не шлёт картины прошлого…»

Память нам не шлёт картины прошлого,если же настойчивы попытки,сыпется безрадостное крошево —глупости, случайности, ошибки.

«Ветры времени злы и неистовы…»

Ветры времени злы и неистовы,но война не взорва́лась пока;оставаться сейчас оптимистамиочень трудно и стыдно слегка.

«Да, я по духу – стрекоза…»

Да, я по духу – стрекоза,заметна ветреность моя,но я смотрю себе в глазаи вижу мерзость муравья.

«Мы не верим и верим, о всём неземном…»

Мы не верим и верим, о всём неземномнескончаемы всюдные прения;но утешно подумать о мире иномв невесёлое время старения.

«Мы по друзьям когда скучаем…»

Мы по друзьям когда скучаем,то встреча мыслится по-русски:поговорить – но не за чаеми с малой порцией закуски.

«Теперь ничуть я не верю чуду…»

Теперь ничуть я не верю чуду,а вижу всё как на самом деле:рождённый ползать уже повсюду,а кто летает, те пролетели.

«Конечно, есть большая разница…»

Конечно, есть большая разница,однако всё же не зря повисли:два полушария у задницыо чём-то втайне, но тоже мыслят.

«Уже не герои мы устных былин…»

Уже не герои мы устных былин,из чудом живых простофиль мы,и весь остающийся адреналинмы тратим на кинофильмы.

«Распахнутся насквозь небеса…»

Распахнутся насквозь небеса,сто незримых потянется нитей,и пойдут на земле чудесанеожиданных светлых событий.

«Увы, но смотрит вся страна…»

Увы, но смотрит вся страна,как лепит подлая командату смесь сиропа и гавна,что источает пропаганда.

«Трактуя поведение своё…»

Трактуя поведение своё,оправдывать себя имею склонность:мне нравится невежество моё,оно уютней, чем осведомлённость.

«Спасительный живёт во мне рефлекс…»

Спасительный живёт во мне рефлекс:ища себе покоя благодать,политику, религию и сексдавно я избегаю обсуждать.

«Многие беды меня миновали…»

Многие беды меня миновали,ибо от них я избавился вроде,лагерь опять я бы вынес едва ли,очень изнежился я на свободе.

«В мир иной ушли все гении…»

В мир иной ушли все гении,за собой захлопнув дверии оставив в одурениитех, кто им себя доверил.

«Когда б я пил без просыпа…»

Когда б я пил без просыпаи нёс похмельный брех,то в качестве философаимел бы я успех.

«Тянутся по небу облака…»

Тянутся по небу облака,наглухо застелена кровать,лучшая забава старика —часто понемногу выпивать.

«Не надо излишних деталей…»

Не надо излишних деталей,не знаю проблемы название,однако частицы фекалийпроникли у многих в сознание.

«Мы хотя по духу не скитальцы…»

Мы хотя по духу не скитальцы,но и близким ясно, и соседям:все мы в мире этом постояльцы,и куда-то скоро переедем.

«– Ужель тебе себя не жалко…»

– Ужель тебе себя не жалко,ведь за себя ты сам в ответе! —мне прошептала зажигалкана двадцать первой сигарете.

«И нравился я людям разным…»

И нравился я людям разнымв ту пору давнюю заветную;одним – за явно светлый разум,другим – за глупость беспросветную.

«Под гипнозом жил я, в мираже…»

Под гипнозом жил я, в мираже,и не знал ни страха, ни печали;а когда опомнился, ужепоздно было: в двери постучали.

«Везде разливы мракобесия…»

Везде разливы мракобесия,и спорить вовсе не с руки;не будет в мире равновесия,пока гуляют мудаки.

«Пята истории кошмарно тяжела…»

Пята истории кошмарно тяжела,ей миллионы – жалкая ничтожность;но ход её слепой пережилаодна довольно малая народность.

«Сегодня с самого утра…»

Сегодня с самого утраубогий вышел день:и не писалось ни хера,и в мыслях дребедень.

«Долго я на свете гостевал…»

Долго я на свете гостевал,в памяти немало светлых пятен;крышу я не знаю, а подвалмне вполне известен и понятен.

«Забавна эта Божья бухгалтерия…»

Забавна эта Божья бухгалтерия,смотря со стороны холодным глазом:чем круче и искуснее материя,тем жиже и слабее дух и разум.

«Отменное искусство – медицина…»

Отменное искусство – медицина,хотя ещё не в силах исцелятьни всяческого сукиного сына,ни даже начинающую блядь.

«Плывут средневековые туманы…»

Плывут средневековые туманы,и снова скоро станут нам видныалхимики, астрологи, шаманыи просто городские колдуны.

«А если Бог на небе всё же есть…»

А если Бог на небе всё же естьи видит всё на свете Божий глаз,то надо выпивать – и в Божью честь,и чтобы не смотрел Господь на нас.

«Стала память худа – просто дыры везде…»

Стала память худа – просто дыры везде,я восторгом печаль избываю:я готовлюсь к допросу на Страшном судеи заранее всё забываю.

«Учился в школе я легко…»

Учился в школе я легко,тихоней был всегда,и я пошёл бы далеко,но я не знал – куда.

«Напрасны философские уловки…»

Напрасны философские уловкии все порывы мысли совокупно,поскольку никакой формулировкепонятие свободы недоступно.

«По жизни всякого дерьма…»

По жизни всякого дерьмавстречал я без числа,и в этом смысле мне тюрьманемного принесла.

«Российской выпечки еврей…»

Российской выпечки еврей,какой ни есть герой,про вкус тюремных сухарейон думает порой.

«Природы человека наблюдатель…»

Природы человека наблюдатель,и руку с пульса жизни не снимая,со многими людьми я был приятель —отсюда и тоска моя немая.

«Много я учёных книг обшарил…»

Много я учёных книг обшарил,чтоб узнать о химии любви;вывихом обоих полушарийкончились искания мои.

«В бедлам земной однажды брошен…»

В бедлам земной однажды брошенс его мечтами и заботами,бывал я часто огорошенего жестокими щедротами.

«Сказочно в загадочной России…»

Сказочно в загадочной Россиидивное пейзажное убранство…Миллионы кровью оросилиэто душегубное пространство.

«Без усилий, незримо для глаз…»

Без усилий, незримо для глаз,каждый день от зари до зарипыль эпохи ложится на наси легко оседает внутри.

«Во мгле тех канувших времён…»

Во мгле тех канувших времён,почти забытых мной,когда играл во мне гормон,я был совсем иной.

«В державных дружбах вечен риск…»

В державных дружбах вечен риск,что только мелкой ссоры нужно,чтоб разлетелась вмиг и вдрызгсердечнейшая дружба.

«Наша совесть у всех не особо чиста…»

Наша совесть у всех не особо чиста,это очень заметно в истории:человечество ест мировая глистав виде жажды чужой территории.

«Я при беседе докторов…»

Я при беседе докторовсидел в одном из кресел,и счастлив был я, что здорови им не интересен.

«Выпив кофе, смотрю я на небо…»

Выпив кофе, смотрю я на небо,просто кверху я гляжу и молчу —то ли жду появления Феба,то ли, кто это, вспомнить хочу.

«Теперь моё сознание двоится…»

Теперь моё сознание двоится,как будто я ушедших вижу снова:в реальности вокруг живые лица,но чудятся мне тени из былого.

«А старость – не просто поганство…»

А старость – не просто поганство,печально, что с ней заоднои сузилось жизни пространство,и стало заметнее дно.

«Дураки, лопоухие лохи…»

Дураки, лопоухие лохи,ко всему равнодушные зрители —достояние всякой эпохи,как герои её и мыслители.

«А на что я жизнь мою потратил?…»

А на что я жизнь мою потратил? —я спросил себя как очевидца.А на то, чтоб века на закатевспомнить обо всём и не стыдиться.

«Однажды каждый обречён…»

Однажды каждый обречённа мрак покоя чистого;путь этот сильно облегчёнтому, кто верит истово.

«Годы проживал я не бездарно…»

Годы проживал я не бездарно:я не лез к наградам и в чины,я всё время думал благодарно,как забавно мы сочинены.

«С самим собой болтая ни о чём…»

С самим собой болтая ни о чём,спросил: «Я что, действительно поэт?»И не был я нисколько огорчён,услышавши решительное «нет».

«Я радуюсь тому, что я еврей…»

Я радуюсь тому, что я еврей,и что не беззащитны иудеи,и что уйду значительно скорей,чем зло объединит свои идеи.

«Живы мы внутри любых систем…»

Живы мы внутри любых систем,в нас полно смекалки и дерзания,мы весь век обходимся лишь тем,что осталось после обрезания.

«Когда на время молкнут пушки…»

На страницу:
8 из 9