Темный Союз

– Кто ты такая? – спросил он испуганно. Фер пыхтел ему прямо в ухо, вцепившись мертвой хваткой в плечо.

– Меня зовут Фидес.

Глава 7. Проныра

Его называли по-разному: прохвост, падальщик, прощелыга, пролаза, пройдоха и еще многими словами, начинающимися на “П” – обидными и не очень, но чаще прочего – Проныра.

А ему это и на руку. Мало кто знал его имя, да и зачем оно им? Древние говаривали – знание истинного имени дает над тобой контроль. Разве можно допустить, чтобы они покушались на твою свободу и решали что-то за тебя? Чтобы знали чей ты сын, какое имя ласково шептала мать, убаюкивая дитя? Они такого не заслужили. Хотя бы сии крохи не отнимайте. Да, к тому же, меньше знают – крепче спят!

В любом случае, проныра – тот, кто сует нос в чужие дела, проникнет туда, куда не следовало, стащит нечто ценное, извлечет выгоду, схитрит, съюлит и облапошит простофиль, а еще непременно выйдет сухим из воды. Этим он и занимался.

Проныра затаился за деревьями в лесной чаще и вглядывался в сторону небольшой дороги, петляющей меж зеленых полей. Его серые глаза – точно небо, затянутое тучами, впились в сумрак. Наступил вечер, а вместе с ним свинцовый небосвод обрушил на земли Эльфината дождь. Он накинул на короткие и темные волосы капюшон.

Возможно, непогода – результат работы погодных башен… или же случайное, но столь удобное для его планов совпадение? Ведь обладатели не могут контролировать каждую мелочь (хоть и очень хочется). Доподлинно он не знал, потому что за расписание работы калидитов и шидитов, делающих облака, никто ему не платил. Другое дело, если бы кто захотел располагать такой информацией – тогда можно и заморочиться.

Но дождь пришелся кстати, он скрывал его самого, звуки шагов и шорох одежд. Проныра уж думал сотворить туман, который бы повысил скрытность, но этого не потребовалось из-за нарастающего ливня.

В шидии он не слишком хорошо преуспел, вряд ли бы ему удалось топить корабли, но с кое-чем, включая туман, он справлялся отлично. Во многих случаях такой фокус спасал ему (и не только ему) шкуру. Но теперича дельце нехитрое – только наблюдай да не пукни в лужу. Одежда, к тому же, намокла и стала походить на влажную кору дерева, делая его почти незаметным (можно обойтись без шидии).

Он ждал. Ему удалось узнать – этой дорогой повезут ценный груз. И теперь нужно выяснить о доставщиках немного больше. Эти сведения стоили сущие гроши, посему вполне могли содержать неточности. А если он и вконец тратит время зря? Мокнет тут, как последняя дворняга, понимаете ли, а даже косточки не получит?

Хотя вряд ли информатор стал бы его дурить. А коли так, и ничего не случится в ближайший час, то скоро он двинется в какой-нибудь крохотный городок близ Высьдома, где найдет ночлег, согреется, наестся и напьется… На согрев койки и заодно Проныры калидитским обладанием или хотя бы телом – уже средств недоставало. После, конечно, придется с тем лживым торгашом сплетенками разобраться по-свойски. Но это мелочи.

А если вести взаправдашние, надлежит выяснить – насколько груз ценен, куда доставляется, кто его сопровождает и зачем. А такое уже можно продать подороже – и даже не одному покупателю, а нескольким сразу – пусть собачки полаются. Кто успел, тот и съел!

Деньги заканчивались… Чтобы выбраться отсюда, в конце концов, нужно заработать еще чуть. А в последнее время предложения не сыпались как из рога изобилия шаха Аразиха.

Его задача простая – сделать ту работенку, за которую не хотел браться прочий обладатель, рискуя репутацией, титулами, семьей и близкими, положением (хоть ты вельможа или популярный купчёнок), и кто знает чем еще. Всего этого у Проныры нет…

Если за что-то хорошо платили, то он и не задавал лишних вопросов, если платили так себе, можно и повредничать, набивая цену и разыгрывая драму.

В любом случае, шантаж, шпионаж, воровство и кражи, даже похищения различных персон – дело его грязных рук и такой же, уснувшей, а не умершей окончательно, как он себе твердил, совести. Он ничем не брезговал. Так уж повелось.

Хоть Проныра и обладатель, в Высьдоме он никогда не учился. Появился он на свет в семье бедной и многодетной – таких тысячи тысяч. Жили они в Гладии, на островах. Вот, считай, и почти вся история детства. Но добавим немного подробностей, ведь щепотка-другая имеется.

Часто ему казалось, будто он и вовсе не родной сын, а какой-нибудь найденыш. Их папаша очень жесток и строг, держал всю семью в ежовых рукавицах, порол отпрысков по делу и без. Матушка их давно почила – от болезни или от побоев. Он помнил смутно ее лицо – бледное, с тонкими чертами, как у него самого.

Когда обладание проявилось у Проныры, среднего сына, точнее, одного из средних сыновей, отец не пустил его учиться, хорошенько избив. А еще запретил показывать “эти проклятые чудеса” и загрузил работой на верфях (где промышляло их семейство – от мала до велика), настолько сильно, что все члены тела отваливались.

Тяжелый труд и только он, по его мнению, должен выбить из мальчишки дурь о всяких эльфах, путешествиях и их ведьмовстве. Но маленький шидит не оставлял мечту покинуть эти треклятые гавани, отца-изувера, вечно орущих и хворых братьев с сестрами и холодную Гладию. Сначала он ждал, когда эльфы из школы придут и заберут его. Чего так и не произошло. Никто тебе не поможет. Простая истина отпечаталась ударом сапога отца в памяти и на теле навсегда. Обладатели плевать на него хотели. Никто даже не заметит, если его не станет.

Он терпел побои и иные невзгоды, копил деньги, мечтая пуститься в путешествие и добраться до Высьдома. Стать тем, кем должен – обладателем. Выбиться, делать добро, никогда не пить и не мутузить близких. А не быть “еще одним голодным ртом”.

И вот однажды утром мальчика не стало. Утонул ли он в море, замерз от холода и голода в одной из подворотен или его украли зунары? Какая разница? Они сие переживут…

“Я же пережил”, – подумал он.

Мерзкая сырая погода навевала такие же воспоминания о доме. Больше там Проныра никогда не появлялся. Даже если там бывали дела по его части, он отказывался брать их в оборот. Про свое семейство он знал – в их жизни мало что переменилось. Папаша еще не испустил дух. Хотелось бы и ему такое крепкое здравие на старости лет, – если бы до этого только дожить! Засим все. Возвращаться туда он не хотел, как и видеть родственничков.

До Высьдома он так и не добрался, застряв в Исцилле – столице Мэриела. Забрел он далековато от Гладии, но до школы – покамест далеко, считай, как до Той Стороны.

Мир устроен так. Мечты смывает волна, с силой ударившись о берег, а когда она отступает – там однако что-то остается. Нечто новое на руинах прошлого. Чтобы обладать – необязательно учиться в школе. Так сама судьба стала учителем Проныры.

Узкие переулки Исциллы научили его многому: плохому и хорошему. Помимо игры в наперстки, искусству карманников и выживанию, он научился считать, читать и писать. Грамота являлась одним из козырей, который помогал добывать нужные сведения.

Много позже, пытаясь сбыть краденое, он познакомился со старухой-шидиткой, которая многому его научила. Уроки бабки, конечно, не назвать академическим образованием, но хоть так – ему ль жаловаться? Больше прочего ему хотелось научиться управлять жидкостями в телах. Кровь, лимфа, сок в кишках, урина. Столь разные внешне народы – внутри одинаковы: они пили, потели, мочились. Заставить бы их подавиться собственными соками! За такой урок он мог бы отдать многое. Но так просто это не работало.

Шидиты не способны управлять жидкостями чужого тела, только своего – при должной сноровке. Если нужно вытошниться после пьянки, дабы к утру взяться за внезапно подвернувшуюся халтурку, тогда можно прибегнуть к такому сомнительному применению шидии. А для контроля жидкости в чужом теле – требовалось, чтобы некий олух выпил сотворенную тобой воду. Этим трюкам Проныра сумел научиться, даже воспользовался этими навыками пару раз.

А бывали в его кругах и такие, кто работал так искусно безо всякого носительства. Но шидия – часть его естества, рождения и детства, мечта о школе обладателей и мореплаваниях, кусочек его стремлений – холодных и туманных. И она не раз спасала Проныре жизнь. Посему не зря это, ой, как не зря! Хоть он и не полноценный обладатель, да и какая разница? Он вообще не считал себя полноценным в чем-либо.

Тень от тени, хмельная пена в кружке, лужа на дороге, морось без грозовых туч. Но самый мелкий камушек может так сильно впиться в босую ногу, заноза тоньше волоса обычно доставляет больше хлопот – хрен вытащишь ведь, а самый ничтожный служка способен испортить жизнь господину. Надо только знать – как и когда. И не будь он самим собой, если бы не знал.

Иногда, бывая в краях близ Высьдома, он засматривался на скалу, где точно грибы на пне росли башни школы. Попади он туда в ранние годы, – вероятно, судьба бы его сложилась иначе. Как знать, вдруг бы он сейчас делал в погодной башне дожди, которые бы промочили чьи-то сапоги и одежду почти насквозь? Или бы утихомирил бурю, дав судам пройти мимо рифов? Или бы спас какую-нибудь южную деревню от засухи? Заделался бы в герои!

В Миритиле Проныра задержался чуть дольше, чем рассчитывал, теперича нужно двигаться на Восток, где накал страстей выше, эльфы слишком правильные и скучные, и обладателей среди них гораздо больше, а следовательно, его услуги более востребованы там, где обитало больше гуммов, как и он сам. Те быстро наживали себе врагов, давно погрязли в распутстве и блуде, плели интриги и заговоры. Раздолье для заработка! Иди и бери!

В последнее время здесь ничего особенного не происходило, хотя эльфы гораздо богаче, так что (предположительно, но необязательно) найти себе дельце тут можно. Но сидеть, сложа руки, да надеяться на то, что золото само на него свалится, он не собирался. Если улова нет – нужно драпать.

“Только сперва дать шанс… Ну не зря же я тут весь вымок! Давай же, давай”.

И вот ожидания Проныры оправдались. Он даже взбодрился. В той точке, куда он поглядывал то и дело, появились всадники. Наконец-то! Кому-то повезло! Разобрать кто есть кто – пока сложно – закутанные в черные плащи фигурки.

Вскоре появились и пешее сопровождение, окружившее повозку, на которой громоздился тот самый груз. Шли они довольно медленно, хоть и ритмично.

“Достаточно большой ящик!”– Проныра вовсю любопытствовал касательно его внутреннего содержания. Двигалась процессия не по основному тракту. Ясно! Перевозчики желали оставаться в тени (фигурально, разумеется, темно уже и без того) и не привлекать к себе внимания.

Их даже не остановили ни приближающаяся ночь, ни дождь. Такую непогоду стоило бы переждать, а двинуться утром – светлее и безопаснее. Угрозу нападения, предположительно, они предвидели, и, откровенно говоря, им есть чем ответить. Сопровождающих оказалось много, более дюжины, вооружены не хуже каких разбойников. Сколько среди них обладателей? Одинокому Проныре получить ответ на такой вопрос не хотелось бы. Как пить дать.

Вестимо, они торопились сбагрить груз поскорее. Или у них заданы конкретные сроки. Или их путешествие до усрачки важно. А это чего-то стоит, допустим, парочку десятков элье сверху.

Он продолжил наблюдать. Процессия подошла достаточно близко, теперь их можно разглядеть даже через пелену серой мороси.

Во главе шли двое мужчин. Гуммы. Один – молодой зунар, а другой – куда постарше, со Средней или Северной Полосы материка. Остальные же – эльвины – до тошноты однообразные. Эта черная форма… Конксурат?! Ох, ущипни меня редринская бабуля!

Проныра еще раз вгляделся в мужчину, который громко и грубо скомандовал эльвинам пошевеливаться. Без единого сомнения! – тут у нас никто иной как великий и ужасный Грегор Гротт. Какого хрена?! Чего он тут делает?

Проныра порадовался, что не использовал шидию. Тот бы мог почувствовать. Заподозрить. Гротт опасен для таких обладателей, как Проныра, как и для каждого, кто нарушал закон и докучал достопочтенным эльфийским вельможам, создавая – как там говорится? – мелкие неудобства! Если он попадется, то всплывет много интересного из его богатой биографии! А что-то на него повесят до кучи, и за провернутые делишки он вполне заслуживал лишения обладания прямо без суда на лесной дороге… и это самое меньшее.

Хоть Проныра и кичился, мол, ему терять нечего, лишаться обладания ему не хотелось. Пожалуй, оно и есть самое ценное его сокровище; разумеется, помимо собственной жизни.

Он пригнулся и тихо двинулся следом, скрываемый пеленой дождя и стволами деревьев.

Сталь взгляда Проныры вновь вернулась к ящику, который очутился на одном с ним уровне. Его обмотали цепями, они же крепили его к основанию повозки, запряженной шестью тяжеловозами, которые неторопливо тянули ее, покачивая мокрыми гривами.

Достаточно тяжелый, не иначе. А еще монолитный, – будто вырублен из цельного куска чего-то.

Ни петель, ни замков, ни засовов и задвижек он не заметил. Такого еще ему видеть не доводилось. Как же его открыть? Специальным ключом, кровью владельца, обладанием? Ферракс вполне способен совладать с чем-то таким. Но точно ли куб сделан из металла?

Так. Дороже. Еще дороже. Он прикидывал, кого такая история заинтересует.

Еще Проныра заприметил отверстия по всей его поверхности. Они предназначены для проникновения воздуха. Для того чтобы некто внутри мог дышать. Значило ли это, что перед ним необычная темница? Тюрьма. Клетка. Называйте как угодно.

Есть ли там кто внутри? А коли нет, то кто там окажется? Обладатель? Настолько опасный и требующий такой защиты? Если учесть наличие старика Гротта – грозы непокорных носителей в Эльфинате, то можно подумать – везут они какого-то эскурида. Остальных обладателей он мог бы и не катать на вагончике с пони, а разделаться без излишних церемоний. Но зачем везти куда-то эскурида?

А куда они вообще направляются? Поблизости только Высьдом. Вряд ли они незаметно протащат ящик до самой Исциллы, границ Юга, Севера или Востока. Если только Гротт не захотел обменяться пленниками с другими конксурами… Нет, навряд ли. Каков толк? Тем более, известий о поимке кого-то настолько важного источники Проныры не сообщали.

Тогда можно предположить, в школе появился кто-то, кого они хотят запереть в ящике. Один из учеников оказался эскуридом? А если там целая вспышка? Шидит не слыхал, чтобы эскура передавалась подобно заразе, хотя некоторые толковали и о таком. Но вот пробудиться одновременно в нескольких учениках эта сила вполне способна – просто для академии выпал эдакий неудачный момент.

Догадки более строить не пришлось. Одно из колес наехало на камень, клетка качнулась, звякнув цепями. От удивления глаза Проныры расширились, а рот невольно открылся сам собой. Из ящика донесся звериный рык.

Внутри заточено чудовище.

Глава 8. Грегор из Гроттов

Грегор Гротт поморщился и, развалившись в кресле поудобнее, потер глаза, которые начинали слипаться. Дорога выдалась слишком долгой, усталость давала о себе знать. Путь занял почти месяц. Он уже давно не странствовал, и вот тебе – внезапные приключения на седую голову!

И теперь (Неужели!) он добрался до Высьдома. И все тут по-прежнему: птички поют, цветочки цветут, а вместе с ними Катэль, который ни капли не изменился… а вот сам Гротт уж превратился в старца, ибо время – самый беспощадный враг.

Но дело не в одном лишь перемещении из Гуар Данна в школу обладателей, эльф добавил Гротту хлопот одним “поручением”. Еще и клетку делали целую вечность! Конечно, куда им спешить? Ведь жизнь у эльфов долгая! Не то что у гуммов…

– Тащите еду и питье, чего встали?! – приказал он эльвинам, которые выстроились перед ним в зале, где их расположили. – Видимо, тут так и не привыкли к веселью и радушному приему, но нам хорошая пирушка не повредит! Мы приехали, груз приперли! Чего же еще?

Те поклонились и поспешили выполнить поручение хозяина. В основном, служили ему и его делу простые эльвины-работяги, которых обладание обделило присутствием. Но после избавления от эскуры, он взял на службу троих из полу-ушастиков. Сейчас с ним приехал один из таких эльвинов, два других остались в штабе Конксурата.

“Треклятые деньки, будь они неладны! Слишком многое на меня навалилось, – подумал Гротт. Он пребывал в плохом настроении, впрочем, как и всегда, – поэтому ворчал даже в мыслях. Отдых, еда и выпивка, бесспорно, могли улучшить его состояние… но что-то он не наблюдал – ни первого, ни второго, ни третьего! – Доставить ее, разобраться с вновь появившемся эскуридом, на моей памяти в самом Высьдоме никогда не выявлялись обладатели тьмы! Да еще и взяться за обучение сопливого принца из Гладии. Как вообще все это случилось одновременно?”

Конксур Грегор из Гроттов провел почти всю жизнь в землях Эльфината (хотя не особо жаловал эльфов, за исключением Катэля – с которым более-менее приятельствовал, назовем так). Однако его услуги крайне востребованы и высокооплачиваемы, а богатые (до одури!) эльфы не скупились в таких вопросах, платили больше, чем мог предложить кто-либо в Мэриеле.

Гротт помнил голодное детство в Нуде, как его родные умерли от болезней в нищете, и как он ребятёнком остался совсем один. Как радовался, обнаружив у себя обладание, спасшее ему жизнь… Только оно и вырвало его из лап смерти.

Это многое меняло. Теперь ему открыты любые пути. А когда во время испытания выяснилось, что он чистый конксур – гордость и радость Грегора не знали предела, жаль, конечно, другого обладания у него не оказалось, но конксурия – и так величайший из даров. Желать большего – проявление невероятной алчности. Но Гротта всегда обуревала жадность, он частенько помышлял, что ему нужно нечто большее – еще, еще, еще!

“А как вы сами поступаете? Точно так же, – твердил он по юности удивленным товарищам, – не надо тут говорить обратное”.

Теперь же и оправдываться ни перед кем не нужно. Только перед собой – в тех самых ворчливых думах.

Учился он прилежно, управлялся с обладанием исправно. И Владычество сразу купило талантливого ученика.

С возрастом Гротт смирился с этим, уяснив одно – что угодно можно продать и купить, и настанет день, когда и он сможет заплатить за всё и вся.

На что потребовались долгие годы, по гуммским меркам, конечно же.

Но цель достигнута. Грегор стал главой ордена конксуров. Теперь у него сотни эльвинов в услужении, горы золота, замки, корабли и лошади.

Но эти богатства не имели бы смысла, если не завести семью, которая впредь никогда не будет ни в чем нуждаться.

И Гротт женился. Плодить эскуридов или эльвинов он не собирался, вот почему эльфийки и нударки его никогда не интересовали. Он вообще испытывал к ним отвращение. И даже в эльвинские бордели никогда не ходил. Грегор нашел простую и скромную девушку родом из Гладии, которую отправили работать в погодную башню.

Изабелла, так ее звали…

Старик вспомнил лицо супруги, отчего стало еще грустнее.

Жена умерла. Никакие эльфийские арборы и люксоры не сумели ее исцелить. И она тоже не помогла… Эх, пустая надежда! Никто бы не смог изменить судьбу. Такой ей отпущен срок в этом бренном мире. И что поделать? Вся их жизнь пролетела мгновеньем… И собственную он потратил… На что? – на погоню за эльфийским золотом! Пропустив, как их дети выросли, занялись собственными делами, реже и реже посещали ворчливого старика, пока бесповоротно не пропали из виду.

И теперь Гротт четче осознавал (но ничуть сие не принимал), – пройдет пара лет… и его самого не станет. И ничего у него теперь нет.

Ни-че-го. Кроме службы, долга и… конксурии. Ну и треклятого золота…

Новые конксуры не появлялись долгие годы, последних он учил так давно, не мог и припомнить когда, но и они теперь заметно постарели. Его ученики: земляк-северянин Шорьше – стал конксуром Нуда, а зунарка Хатидже – вернулась в родной Аразих. От их услуг, кстати, Гладия отказалась, оставшись единственной страной “без щита”.

“Сколько лет прошло с той поры, как я обучил сопляков? Лет двадцать точно! И вот, бах! Принц Гладии! Где наши услуги якобы не нужны! Ойра круглая все-таки… – Гротт скинул плащ, бросил на пол. Потом стянул сапоги и тоже отправил их в полет. Как же ноги устали от них! Прислуга спешно подобрала вещи. – Конксур… и еще комбинатор с террестрией! – если верить Катэлю… Ваше величество! Позвольте пригласить Вас к нашему столу рассыпающихся в пыль поглотителей! Хотелось бы увидеть лицо его папаши Дагдара – тот еще надменный козел по моей памяти!”

Вернулись эльвины, которых он отправил доставить еду и питье – наконец-то! Старик нетерпеливо схватил кувшин, наполнил кубок и воздел руку, расплескивая вино.

– Теперь вы моя семья, бездари неотесанные! Тост за вас! – выпалил он, жадно пригубив напиток. – Пируем!

– За нашего мастера! – раздалось в зале.

– И организуйте музыку! Скучно тут как-то! Мы же не на похоронах!

Эльвины чуть оживились, пользуясь моментом, когда глава Конксурата стал чуть мягче, чем обычно.

– Если мальчишка-эскурид – толковый, то заберем его с собой! А теперь – не вешать носы, уши острые торчком и напьемся до беспамятства! Мы заслужили! Виллем, давай-ка, наливай!

После смерти жены, единственной отдушины, Гротт начал пить, и тратить нажитое, вовсе не на благотворительность, хотя мог бы. Судьбы бедняков в их собственных руках! Или же пусть правители поднимут задницы с тронов и сделают то, что нужно! – так рассуждал старый конксур. Например, ему и его семье никто в трудные времена не помог. Не окажись он обладателем, Гротт бы сейчас тут не пировал, отдавая приказы и ловя раболепные взгляды свиты.

Но смотрели на него подчиненные с благоговением отнюдь не из-за страха пред ним. Эльвинам Гротт платил жалование, хотя и не должен (они – собственность Эльфината, Конксурата и его). Старик не кривил душой, говоря, что ушастики стали для него подобием семьи (ее заменой) – это действительно так. В нем много дурного, начиная от манер, заканчивая характером – но он же не настолько плохой? – по крайней мере, так он себе твердил. И иногда, довольно редко, а теперь и подавно, Гротт делал что-нибудь хорошее.

Он просто лишился цели. Достиг желаемого. А чего он, собственно, желал-то? Золота? На, получи. Обучение таких же, как и он, учеников, могло стать новым смыслом жизни, но конксуры больше не рождались, обучать некого… И старик смирился с тем, кем он стал: ворчун и пропойца… и лишь порой – кара и назидание для провинившихся обладателей.

За время службы Гротт подавил несколько мелких восстаний во Владычестве, ведь он занимался не только поиском и отловом скрывающихся эскуридов. Днем с калидией не броди, найдутся недовольные среди прочих, казалось бы, законопослушных обладателей. Многих (и очень многих – но то в прошлом) он лишил дара – а для того, кто отмечен подобной благостью, жизнь без силы становилась хуже смерти – оттого Гротта ненавидели и боялись.

“Ненавидели и боялись… ну хоть что-то… теперь и это у меня отняли…”

Изабелла померла, их дети – Герд и Гволк… давно оставили отчий дом (“Ты сам их выгнал, старый болван, неужто запамятовал?!”), ученики – у каждого собственный путь… Затем – она… (“Да, Фидес, теперь твой черед. Ты тоже оставишь меня, что к лучшему… потому что старику нечего тебе предложить, кроме неволи”.)

“И вот так я потерял всё и всех… Себя самого… Чтобы наконец встретить тебя, Варлаг, принц Гладии и… новый конксур… Ох, сколько я просил судьбу о твоем появлении! И не слишком ли поздно она откликнулась? Даже не знаю…” – Гротт осушил кубок залпом, затем еще раз.

Старик воззрился на эльвинов; один из них, Виллем (один из троицы элиминированных эскуридов, к слову), ощутил на себе пристальный взор мастера, обернулся и кивнул с улыбкой. Гротт ответил тем же и волей-неволей задумался об эскуридах:

“Ведь клятые паскудники, появляются и появляются, оттого, опять же, что Владычество не может запретить сношаться дражайшим чистокровным эльфам с нударами и гуммами… А мне потом разгребать за ними дерьмо! Интересно, скоро ли ждать очередных неприятных сюрпризов? Помимо, разумеется, тех, что уже созрели”.

Еще в памяти нехотя всплывали времена пробуждения силы в Шорьше и Хатидже – теперь он понимал, что обращался с теми чересчур жестоко… Получится ли обучить юнца ладно-складно на сей раз и даже испытать его на эскуриде?

Конксурия и эскура – не только враги, но и сестры, идущие нога в ногу, цепляющиеся друг за друга… Не потому ли в Высьдоме появился один из их обладателей тьмы?

Совпадения, конечно, крайне благоприятные, чтоб привезти сюда редринку, но конксура не покидало ощущение, что грядет нечто еще…

То, что растормошит эльфов и нарушит их незыблемые законы. Мир оставался спокойным, тихо плывущим по течению реки времен корабликом – без масштабных войн, конфликтов и столкновений – слишком долго.