Берлинское танго Анн

– Великий полководец, – утверждал папа, – отбирал воинов для самых трудных боев, “спецопераций”, исходя из того, бледнеет человек в минуту опасности или краснеет. Выбирал краснеющих – они, якобы, лучше проявляют себя в бою.

– Вот-вот, – поддакивала мама, – современная наука доказала, что у людей, которые краснеют при опасности, в кровь выбрасывается гормон адреналин, побуждающий к активным действиям, поэтому в критических ситуациях они лучше соображают и действуют более смело.

В этом месте мама замолкала, еще не хватало, чтобы я проявляла признаки храбрости, бросалась на амбразуру или вступала в схватку с кем-нибудь! Но отчаянная храбрость – это не про меня! Самым смелым своим поступком я считаю отказ от просмотра по телевидению открытия двадцать седьмого съезда КПСС. Тогда я работала в НИИ и выдвинула очень вескую причину, по которой не могу пойти в актовый зал, чтобы вместе с коллективом принять участие в этом важном политическом мероприятии – у меня слишком много работы!

Я считаю, что это предательское качество – краснеть, просто выдает мое даже самое незначительное волнение и реально мешает мне жить. Представляете, прихожу я на свидание, делаю вид, что случайно мимо проходила, а тут шея и щеки расцветают алыми бутонами! Что тут скажешь – красные пятна на шее и щеках говорят обо всем. Ладно бы в пору детства или юности, но зрелая женщина и румянец…

Вот и сейчас Максим все понял и пояснил:

– Помнишь, как я тебе первый раз позвонил? Я искал свою родственницу по имени Аня, – он стал подробно объяснять Аньке всю ситуацию. Видимо, хотел дать мне время успокоиться. Я оценила его тактичность, хотя он ведь не знает, что Аньке эта история пересказана не однажды. Ну не должен же мой знакомый знать, что я рассказываю подруге все, что со мной происходит, причем в лицах и в мельчайших подробностях, вплоть до интимных. Многие женщины так откровенны со своими подругами. Но тщательно скрывают это от мужчин. Для их же, мужчин, пользы, между прочим….

– Я в курсе, – коротко и с достоинством ответила моя подруга. Ну вот. Опять Анькина прямота вогнала меня в краску!

– Ты больше не обижаешься? – как-то просто и даже несколько застенчиво спросил Максим, чем покорил меня окончательно. Все-таки он симпатяга, что бы там ни было дальше!

Он легко перешел на ты, и мы обе поддержали его начинание. Беседа стала совсем непринужденной. Мне казалось, я знаю Максима давно…

Когда мы вышли из театра, наша машина с симпатичным водителем Сашей стояла у выхода.

– Елена Марковна сказала ждать Вас, даже если Вы будете отказываться. Она предупредила, что Вы слишком щепетильны.

И тут Анька вдруг «к месту» вспомнила, что ей будет звонить Толик. Кстати, Толик – это ее муж. И почему-то ему приспичило позвонить в загородный дом, а не на мобильный… Конечно же, Анька приплела что-то насчет того, что мобильный разрядился, а у Толика очень важная информация для нее. Непонятно только, почему я об этом ничего раньше не знала. Максим предложил мне остаться и пойти с ним в клуб.

– Тебе же никто не должен звонить? – с иронией и, как мне показалось, с надеждой спросил он.

– А как я попаду домой? – с отчаянием утопающего я хваталась за последний неубедительный аргумент.

Но моя наивность, кажется, начала уже всех раздражать. Они грянули почти одновременно в два голоса:

– Я пришлю за тобой машину!

– Я отвезу тебя!

Их голоса слились в один приговор: «Тебе не отвертеться!» Я поняла, что лед оказался слишком тонким…

О том, что происходило дальше, мне трудно вспоминать. Во-первых, все было, как во сне. Во-вторых, все было прекрасно. В-третьих, я ничего не помню. В-четвертых, я не имею права влюбляться. В-пятых, в-шестых…

7

Первый день в банке был незабываем. Гюнтер представил меня шефу и другим коллегам. Все были радушны, но смотрели на меня, как на диковинное животное. Мне кажется, что для них знакомство с человеком из России равнозначно походу в цирк на шоу танцующих бегемотов. Обычно здесь в Германии в любом учреждении можно встретить хоть пару русскоговорящих коллег, в такой компании всегда чувствуешь себя комфортней. Это, как на необитаемом острове, не имеет значения, один ты или в компании: быть съеденным или умереть с голоду – шанс одинаковый, но вдвоем как-то спокойней. В этом банке я не встретила никого из бывших соотечественников. Перспектива оказаться Робинзоном без Пятницы меня пугала, но я привыкла приспосабливаться к обстоятельствам. Свои первые занятия я должна была проводить с сотрудниками отдела ценных бумаг. После обеда я познакомилась с группой. Начальник отдела тоже был в группе слушателей. Думаю, я почувствовала себя примерно так же, как когда-то моя преподаватель на немецких курсах, узнав, что я имею ученую степень доктора. Первое время я ловила себя на том, что обращаюсь не ко всей аудитории, а лично к начальнику. Выглядело это так, будто в аудитории присутствует «дорогой Леонид Ильич». Но вскоре мне удалось справиться с волнением, поскольку все руководящие работники вели себя просто и внимательно слушали меня. А вот две тетки, сидевшие сзади, откровенно демонстрировали, что вся эта затея им не нравится. Они сразу спросили: «А зачем нам это вообще нужно? Мы прекрасно владеем калькулятором и даже хорошо считаем в уме». Надо сказать, что я поначалу растерялась, но быстро взяла себя в руки и предложила им в письменном виде написать отказ от занятий по причине прекрасного владения калькулятором и устным счетом до ста, заверив, что я передам их заявления для рассмотрения вышестоящему начальству. В этот момент я не удержалась и опять посмотрела в сторону их шефа, тот, похоже, был удовлетворен ходом моих мыслей. Его непроницаемое лицо выглядело довольным, и я даже уловила мимолетную улыбку, пробежавшую по губам и слегка растопившую холодок во взгляде проницательных глаз. А вообще занятия давали неплохие результаты, и общение с группой меня радовало.

Однажды за обедом я поинтересовалась, с кем можно проконсультироваться относительно покупки акций. Я давно хотела поиграть на бирже, но никак не решалась, мне всегда казалось, что приобретение акций – это такой же опрометчивый и безответственный шаг, как игра в казино. А тут такой шанс! Люди с опытом могут мне посоветовать, какие бумаги сейчас стоит покупать.

– Анна, сегодня после занятий в отдел придет герр Мюллер, специалист по вопросам акций и фондов! Он проконсультирует тебя со знанием дела!

Как выяснилось из дальнейшего разговора, «под колпаком» у этого герра Мюллера были все биржевые котировки, сводки и индексы. Лучшего наставника для начинающего трейдера (инвестора) было трудно себе представить. Моя буйная фантазия рисовала мне яркие картины, на которых герр Мюллер, как Вергилий Данте, вел меня по всем кругам биржевого ада и выводил, наконец, к торжеству истины и получению огромных дивидендов… На самом деле герр Мюллер действительно очень подробно рассказал мне о положении некоторых фирм, рассказал вкратце, как происходит движение курса акций, и отдельно остановился на основных явлениях, влияющих на его подъем или падение. Я осталась довольна лекцией в целом. Особенно меня заинтересовали настойчивые рекомендации нашего биржевого аса немедленно приобрести акции фирмы «Ирексон». Именно сегодня, доказывал герр Мюллер, чертя график, курс этих акций самый выгодный для покупки. Падение акций «Ирексона» происходит столь стремительно, что уже завтра должен начаться подъем. Я поняла, что нужно торопиться. Поблагодарив моего советчика, я все-таки скептически заметила на прощание:

– Бедная фирма «Ирексон»!

– Почему? – удивился герр Мюллер.

– Они разорятся – ведь я решила разбогатеть на их акциях!

Да, я была исполнена решимости потратить все мои сбережения на ценные бумаги этой фирмы, ни минуты не сомневаясь в рекомендациях герра Мюллера. Но, приняв решение купить акции, вспомнила, что уже конец рабочего дня и тот банк, клиентом которого я являюсь, закрыт. Ну почему мне так не везет? Не получается срубить по-легкому деньжат! Я просила помощи у коллег, но они ничем не могли мне помочь. Дома я позвонила дочке, рассказала эту горестную историю.

– Не расстраивайся, мамуль! – ободрила меня моя оптимистичная Соня. – А вдруг они будут падать еще сутки, а расти начнут не сегодня, а завтра, не может же твой специалист так все рассчитать с точностью до одного дня!

Я была так уверена в непогрешимости биржевого гения герра Мюллера, что подобные мысли застали меня врасплох.

– Об этом я и не подумала, мой консультант сказал – сегодня…

– Мама, ведь и на солнце есть пятна – мог же и господин Мюллер ошибиться на несколько часов! Не волнуйся, хорошенько выспись, а завтра в 9:00 звони и покупай свои акции!

– В девять у меня начинаются занятия, но в первом же перерыве буду звонить! – уверила я свою дочь и отправилась спать.

На следующий день я пришла на работу немного раньше, чтобы перед началом занятий успеть посмотреть, как изменился курс акций фирмы «Ирексон». К моей радости он еще упал на несколько пунктов. Я с нетерпением дождалась первого перерыва и, вместо утреннего кофе побежала звонить в мое отделение банка, предварительно взглянув на монитор и отметив, что курс неизменно ползет вниз. Добежав до телефона, я подумала: «хорошо, что вчера не успела! А, может быть, и сегодня не стоит торопиться? И вообще, может быть, во всемирном казино Фортуны произошел какой-то сбой, и фирма начала свое банкротство еще до того, как я купила их акции? А я, пожалуй, пойду дальше преподавать. Это не самый легкий способ заработать, зато верный». С тех пор я еще долго следила за курсом акций фирмы «Ирексон». С того момента, когда я их не успела купить, они упали в 5 раз… Не знаю, что сталось со злосчастной компанией, но герр Мюллер мне на глаза больше не показывался. Вот и хорошо! Иначе бы я не знала, куда деваться от неловкости. Я не люблю ставить людей в смешное положение. Анька в таком случае говорит, что это им должно быть стыдно, а не мне. Но я все равно чувствую себя не в своей тарелке, когда кто-то при мне «садится в калошу» …

8

Но мелкие неприятности не могли испортить мне настроения… А оно было замечательным! Порой мне казалось, что навстречу мне несется то ли жар-птица счастья, то ли золотая рыбка в аквариуме на колесиках, то ли целая шхуна на алых парусах… Моя жизнь как будто повернулась на 180 градусов. Я находилась в каком-то нереальном мире.

А между тем, все составляющие моей новой жизни были вполне реальными – новая работа, которая мне очень нравится, зарплата вполне совместимая с понятием состоятельная женщина, и даже настоящий, земной, но вместе с тем такой обаятельный и внимательный новый мужчина. Последнее обстоятельство казалось мне самым невероятным! И это не важно, что мы живем в разных странах и воспринимаем окружающую действительность по-разному, или, как принято говорить, имеем разную ментальность. Важно то, что нам есть о чем поговорить каждый день по часу, а то и по два… И не важно, что это только телефонные переговоры – мне кажется, я вижу его близорукие глаза, его улыбку, до меня доносится аромат его одеколона… Да, мы часто спорим, да, он подтрунивает надо мной, называя «иностранкой». Но нам хорошо от этого общения, во всяком случае, мне хорошо. Я и не заметила, как перестала бояться строгого цензора, скрывающегося в ванной комнате – я просто не смотрюсь каждую минуту в зеркало, выискивая свои недостатки, как делала это раньше. Да, по утрам после ванны я больше не обращаю внимания на свое отражение. Из унылого ослика Иа, неуверенного в себе и недовольного отношением со стороны окружающих, я превратилась… Да ни в кого я не превратилась, хватит этого навешивания ярлыков, этого бесконечного самоанализа! Мне просто радостно просыпаться каждое утро, радостно идти на работу и возвращаться с нее, радостно ждать звонка… И даже когда я появилась на очередном девичнике у Наташи, все в один голос признали, что я помолодела на 10 лет.

– Какой у тебя вес? – Спросила практичная Наташа.

Неужели она не могла спросить о чем-то более важном? В этот момент я поняла, что не взвешивалась с момента моего приезда из Москвы, и не рву на себе волосы повсеместно от того, что набрала лишних 300 граммов.

В тот вечер мы собрались для просмотра футбольного матча на чемпионате Европы. Наши, Россия, играли с Голландией в четвертьфинале, что уже было большим достижением для России. До начала матча оставалось полчаса, мы удобно разместились на террасе, повернули под правильным углом телевизор, разложили по тарелкам, Наташа все сама приготовила, разлили вино по бокалам и в ожидании матча подруги решили заслушать мой отчет о новом возлюбленном.

Это был мой бенефис. Недаром я несколько лет отработала в театре! Правда времени у меня было маловато, а мне так хотелось поделиться с подругами своей радостью, своей энергией, брызжущей через край! Им было интересно все. Кто он по образованию, что делает, сколько зарабатывает? Мой рассказ о нем можно было и не преукрашивать, потому что было, что рассказать.

– Максим – юрист, работает на одной крупной фирме адвокатом. Судя по всему, его там ценят, и он неплохо зарабатывает. Конечно, – поспешно добавила я, – не сравнить с тем, что мы видели у Лены с Аликом, но сравнивать и не нужно. А в личной жизни у него тоже все очень необычно. Они с женой прожили 15 лет, у них не было детей. Жена уговорила его взять ребенка из детдома…

– Алиса – не родная дочь Максима? – изумилась Оля.

– Да, – подтвердила я и продолжила. – В результате он привязался к девочке, как к родной, а мама их бросила и уехала с другим мужчиной в Германию. Та родственница, которая их не встретила, и была бывшая жена Максима.

– Прямо, как в бразильском сериале! – в один голос высказались Оля и Наташа.

Я почувствовала, что им немного надоел мой рассказ, похожий на мед, присыпанный сахарной пудрой. Я уже не знала, как его закончить, но в это время начался матч.

– Кто в какой форме? – спросила Анька

– Наши в белой, голландцы – в оранжевой, – со знанием дела ответила Олька.

– Поле какое-то странное, все в заплатках, как-будто и не чемпионат Европы, – вдруг произнесла Наташа.

– Наблюдательная ты наша, – ответила ей Оля, – смотри не на поле, а на игру!

Показали Гууса Хиддинка. Он очень серьезный.

– Вот ему сейчас тяжело, – заметила я, – не хотела бы я быть на его месте: играть против своих!

– Сердобольная ты наша, – прокомментировала Олька. – Вот бы тебя на его место, не сомневайся, была бы счастлива!

– Я и так счастлива, – обиделась я.

– Слушайте, как это ни удивительно, но наши наступают, – Наташа первая решилась высказать общую мысль.

В этот момент Павлюченко ударил по воротам головой. Я отметила, что Олька находится в той же позе, что и Хиддинк, камера как раз показала его. Они вскочили, он со скамейки, она со стула и схватились за головы.

– Как обидно, заныла Анька, мне так нужен был этот гол!

– Что значит, тебе нужен? – удивились мы, – всем нужен.

– Да, но мне нужен больше всех. Я же тебе вчера тоже предлагала сыграть в тотализатор, у нас в ресторане мы среди знакомых делаем ставки, минимальный размер 5 евро, ставим на точный счет.

– И на какой счет ты поставила? – спросила я, оторвавшись от экрана и чуть не пропустила острый момент у наших ворот, закончившийся тем, что мяч забрал наш футболист на что комментатор почему-то заявил: "Когда дома все в порядке, и на выезде хорошо".

– Что он имел виду? Кто тут дома? – Я со своственной мне дотошностью стала придираться к его высказыванию. – Давайте лучше смотреть по немецкому каналу.

– Немцы не показывают этот матч, – Наташа уже заранее проверила по программе, предугадывая мои придирки.

– Девочки, – не унималась я, – а почему они не показывают, наверное, уверены в результате, думают, что матч не очень интересный, Россия проиграет. Козлы они все! А наши могут даже выиграть, судя по игре. «Так на какой счет ты поставила?» —повторно спросила я Аньку.

– Я думаю будет счет 1:1, – со знанием дела заявила она.

– Я что-то не поняла, – удивилась Олька, – в четвертьфинале не бывает ничьих, тут вы как-то странно делали ставки.

Анька пояснила:

– Мы ставим на основное время, все, что будет в дополнительное нас не касается.

– Так что тебе безразлично, кто забьет? – спросила Наташа осуждающе.

– В принципе, да. Но ты же знаешь, я общественное ставлю всегда выше личного, так что я вместе со всеми болею за Россию.

– Честно говоря, до сих пор понять не могу, как так получилось, что Россия играет в четвертьфинале, никто на это не надеялся, – в порыве национальной гордости завершила дискусию Олька. – Странное впечатление.

Тем временем первый тайм подходил к окончанию. Вратарь голландцев отбил несколько вполне точных ударов, на что Анька, заламывая руки, прорычала:

– Ну почему нам так не везет – у них такой классный вратарь?!!!

В перерыве от меня потребовали продолжения повествования, теперь о новой работе, я держала себя в руках, была спокойна первые минуты три. А потом не выдержала и опять стала доставать их рассказом о своих слушателях и о моих любимых программах Exel и Acсess. Ну что я могу сделать, если я такая эмоциональная и не могу сдерживать своих чувств, все у меня и на работе складывалось очень даже удачно…

В тот вечер мне повезло, наши выиграли и это скрасило мое занудство.

Однако, все по порядку. Второй тайм мы смотрели с энтузиазмом в полной уверенности, что дождемся гола в ворота голландцев, так и произошло. Как же мы все радовались, как любили этого молодого блондина с украинской, кстати, фамилией Павлюченко. Но после этого гола обстановка на Наташиной терассе стала несколько напряженной. Я поглядывала на Аньку, пытаясь понять за кого она болеет. Она разгадала мои взгляды и заявила:

– Можешь не смотреть так пронзительно, я сама расколюсь. Мне нужно, чтобы забили голландцы.

– Все, – сказала я, – из-за нее наши проиграют! Она, зараза, везучая!

– Не проиграют, успокоила всех Анька. Сыграют в ничью 1:1 основное время, а потом выиграют в дополнительном.

– Ты что на дополнительное тоже ставку делала? – разозлилась я.

– Не делала.

– Раз ставку не делала, то твоя везучесть нам не поможет.

Пока мы пререкались, голландцы забили гол, и, как мы не старались, все втроем (Анька не старалась, она болела за счет 1:1), на этом основное время закончилось.

В перерыве я рассказала всем историю о том, какая Анька везучая. Когда она жила в Висбадене, мы с моим мужем, тогда мы еще жили вместе, поехали к ним в гости. Местное казино является одной из основных достопримечательностей города, и заезжих гостей всегда водят туда, как на экскурсию. Висбаденское казино до сих пор спорит с Баден-Баденским о том, где великий русский писатель Достоевский проиграл свое состояние. Как вам предмет спора? Тоже мне приоритет! В Висбадене даже зал назван его именем! Дескать, идите к нам, и вы тоже проиграете, как Достоевский! Вот мы и пошли туда поиграть, а заодно и приобщиться к миру богемы и роскоши. Там действительно все красиво и богато, без галстука или в джинсах не пускают, в гардеробе за отдельную плату можно получить на прокат необходимый аксессуар. Мы немного поиграли, нам, слава Б-гу, не везло, и, спокойно усевшись за столик, мы пили приятное в меру охлажденное вино. Анька единственная не могла угомониться, она шныряла от одного столика к другому, хотя ни одной фишки и ни одной марки у нее уже не было. Вдруг, оказавшись рядом с ближайшим к нам игровым столом, она, пристально глядя на зеленое сукно, взмахнув правой рукой, не очень громко, но вполне достаточно для того, чтобы мы ее услышали, крикнула:

– Толя! Дай мне 20 марок!

– Щас, помчусь шнуром! – с ударением на первый слог в последнем слове ответил ей ласковый супруг, не очень довольный ее повелительным тоном.

– Но мне срочно нужно поставить на 18! – слишком настойчиво, но абсолютно не логично пыталась убедить его Анька.

– Тебе нужно, ты и ставь! – усмехнулся Толик, довольный своей шуткой обвел нас с моим мужем взглядом.

– Ставки сделаны, ставок больше нет! – услышали мы голос крупье. – И через одну минуту тот же голос:

– Восемнадцать черное!

Мы переглянулись, развели руками, мол, не повезло, мог бы и «помчаться шнуром» за такие деньги! Но не успели мы подумать об этом, как услышали Анькин возглас:

– Кто-нибудь даст мне 20 марок? Мне нужно поставить на 18!

– Анечка! – пропел елейным голосом с явной издевкой ее супруг, – спустись на Землю, 18 уже выпало в прошлый раз, ты, наверное, не заметила. Ребята, не обращайте на нее внимание, давайте выпьем.

Я начала рыться в сумке, чтобы найти кошелек и дать ей 20 евро, пусть подруга наконец успокоится. В это время мой муж отвлек меня каким-то дурацким вопросом.

– Ставки сделаны, ставок больше нет! – услышали мы тот же голос крупье. – И опять через минуту:

– Восемнадцать красное!

Это было уже не смешно.

– Толя, какой же ты не гибкий, – сказала я вслух, но хотела назвать его совсем другим словом, – зачем так обижаешь жену? Вот бы сейчас уже был богат, если бы жену слушал.

– Послушайте, – уже громко, не стесняясь холенной публики, кричала нам Анька, – вы что не слышите? Я должна поставить на 18, дайте 20 марок!

Тут уже я «помчалась шнуром» и буквально всунула ей эти злосчастные 20 марок. После обязательного «Ставки сделаны, ставок больше нет!», мы с дрожью в руках и с полным отсутствием понимания того, что это может происходить наяву услышали:

– Восемнадцать черное!

– Ну вот, – спокойно и, как будто спустившись с небес, произнесла моя подруга, – я же говорила, что выпадет 18, а вы мне не верили.

– Я так думаю, – подытожил мой муж, – если бы мы не давали тебе 20 евро, число 18 выпадало бы весь вечер.

С этими словами мы покинули казино и кутили до утра по клубам и ресторанам пока не выгуляли весь этот странный выигрыш.

Тем временем началось дополнительное время (извините за тавтологию). Наши попадали то в перекладину, то во вратаря. Потом судья не назначил пенальти в ворота голландцев, хотя мы все были уверены, что это не справедливо, потом кто-то из наших чуть не попал в свои ворота! Я бесновалась так, что разлила вино на Олькину сумку, повезло, что она была не с самой нарядной, потому что отмыть ее потом, по-моему, уже не удалось. Но это было тогда не важно. А важны были те два гола, что забили наши без всяких там пенальти и, не смотря на придирки судьи! Мы победили уверенно!

Что было потом? Мы, четыре уже не очень молодые дамы, поехали на Кудамм. Машину мы припарковали на перекрестке Фазаненштрассе и Кантштрассе. Это, кстати, одно из моих самых любимых мест в Берлине, там расположено офисное здание с огромным металлическим парусом на крыше. А неподалеку находится здание Берлинской фондовой биржи – представьте себе гигантские светящиеся и шевелящиеся соты, в которых отражаются плывущие по небу облака! Фасад этого здания собран из специальных светочувствительных панелей, что и дает такой потрясающий эффект! Ну как здесь не вспомнить, что практичные немцы дали миру самых трепетных поэтов-романтиков!

Ой, что-то за романтикой я совсем забыла о том, зачем мы туда прибыли. А прибыли мы туда, чтобы праздновать нашу победу.

В Германии в такие дни, когда проходят чемпионаты, разрешено громко проявлять свои чувства даже поздно ночью. Сразу после матча перекрывают движение на основных улицах, и разные ненормальные, иначе их не назовешь, ездят туда-сюда, с флагами на своих автомобилях, а все остальные, у которых с головой тоже не все в порядке, ходят и приветствуют друг друга так, как будто эта победа может принести кому-то хоть немного счастья. Я тогда подумала, что, наверное, 63 года назад, в 1945 здесь на улицах Берлина была, примерно, такая же обстановка. С той лишь разницей, что по ходу всего нашего шествия стояли на первый взгляд спокойные двухметровые полицейские, по виду напоминающие наших бандитов из новых русских сериалов. Я смотрела на все это и думала: «Политики не знают, как помирить русских с евреями, украинцев с русскими. А что, собственно говоря, я тут делаю? Еврейка, Родом из Украины почему я болела за Россию?» В этот момент мимо меня проехал старенький джип кабриолет, в котором сидели и стояли человек десять, и с двух сторон их автомобиля развивались флаги: российский и… израильский! И я подумала: «Жаль, что я не политик! Я бы главной национальной идеей выставила футбол, вот что может примирить наши народы!». В сумке моей разрывался телефон, но из-за шума я его не слышала. И только, когда я сама решила позвонить Максиму поздравить его с победой, я заметила, что он звонит мне.

9

На следующий день я вынула из почтового ящика странное, даже устрашающее, письмо. Сквозь нагромождение различных параграфов и ссылок на законы я с трудом добралась до сути этого послания – мне предлагалось явиться в определенное время к адвокату для каких-то деликатных переговоров. Меня очень встревожило это письмо, ведь у нас на Родине общение с адвокатом не сулило ничего хорошего. Само слово «адвокат» употреблялось только в случае, когда дело, чаще всего уголовное, было уже заведено. Адвокат мог «скосить» пару лет. На адвоката надеялись, но предпочитали никогда с ним не сталкиваться… А слово «суд» уже само по себе воспринималось, как приговор. Попавший хоть раз в лапы советского «правосудия» – «самого гуманного в мире» (так писалось в газетах и учебниках) на всю жизнь приобретал клеймо «неблагонадежного», «социально чуждого», лишался даже тех немногих прав и возможностей, которые имели другие советские люди.