Берлинское танго Анн

В далекие двадцатые годы моя бабушка жила вместе со своими родителями и младшей сестрой. Когда вся семья, вдоволь натерпевшаяся ужасов тех лет, и, отчасти предчувствуя грядущие катаклизмы, собралась уезжать за границу, младшая дочь наотрез отказалась ехать вместе со всеми. Она собиралась замуж, а все остальное ее не интересовало. Родители подумали, подумали и решили ехать без младшей дочери в расчете на то, что потом она приедет к ним вместе с мужем. Что мешало моим родным дождаться свадьбы, я не знаю. Известно мне только, что в ночь перед отъездом младшая сестричка закатила истерику и заявила, что поссорилась с женихом, прошла любовь, и она хочет ехать вместе со всеми. Родители в отчаянии не знали, как им поступить, ведь на их младшую дочь не был даже оформлен заграничный паспорт. Проблему решила старшая сестра – моя будущая бабушка.

– Я отдам тебе свой паспорт, – сказала она сестре, уверив всех, что все сама оформит и вскоре приедет к ним.

Утром с причала, откуда уезжали родные, они возвращались вдвоем, она и бывший жених ее сестры. Несмотря на ссору, он прибежал на причал.

– Ну, что ж, Феня, раз уж так случилось, что ты моя невеста, давай мы с тобой поженимся, – произнес, робея, мой будущий дедушка, как только пароход скрылся за горизонтом.

Думаю, они оба этого хотели – остаться вдвоем. А уехать влюбленные просто-напросто не успели, вместе прошли через все испытания, пережили НЭП и утрату нажитого имущества, смерть сына, войну, а от родственников они получили два или три письма, знали, что у они благополучно добрались, успели сообщить о своей женитьбе, а потом родственники, конечно, потерялись, как и их письма.

И вот, спустя столько лет, в Мюнхене, в книжном магазине я читаю эту же историю, но уже рассказанную от лица тех, кто уплыл на том пароходе. Все это могло произойти со множеством других людей, автор мог ее выдумать. Но совпадало все, начиная от самих событий и кончая именами и местом и временем отплытия парохода. Можете себе представить, как я хотела скорее добраться до дома, с каким трепетом я прочла эту книгу. И хоть книга была художественная, я не сомневалась, что ее написал мой родственник. Я знала уже тогда, что найду его, сожалела только, что мама не дожила. Она всю жизнь чувствовала себя одинокой, потому что у нее не было никаких близких родственников, брат погиб, а о поисках двоюродных братьев или сестер она и не помышляла.

Найти автора этого романа не представляло никакого труда. Как их занесло в Бразилию, они рассказали мне при встрече. Оказалось, что у меня есть дядя, он же писатель, сын той уехавшей сестры моей бабушки, а у него два сына и дочь, все немного моложе меня. Мы встретились с ними на нейтральной территории, вместе поехали отдыхать в Италию. Они были, так же, как и я, очень рады нашей встрече, рассказывали о своих тщетных попытках разыскать родственников. Но это была наша единственная встреча. Мы с ними иногда перезванивались, но особой близости не произошло, да и не могло быть. Ведь даже праздники, с которыми мы друг друга по старомодному обычаю поздравляли, у нас тоже не совпадали. В прошлом месяце умер мой дядя, я послала цветы и соболезнование…

И каково же было мое удивление, когда адвокат сообщил, что дядя оставил мне в наследство дом на берегу моря! На фоне всех событий, произошедших со мной в последнее время, это было самым ярким, необъяснимым и невероятным! Придя домой, я с необычным волнением набрала номер телефона своего троюродного брата. Я думала, что наткнусь на стену недовольства, но он был очень мил в разговоре со мной. Конечно, он скорбел по недавно ушедшему отцу, но старался быть любезным. Я пыталась объяснить ему, что не претендую на это наследство. На что брат сообщил мне, чтобы я губу сильно не раскатывала, все ценное отец завещал, естественно, им, а этот маленький домик вовсе и не домик, а просто дача, хоть и на берегу.

– Так что можешь спать спокойно, кузина, – заключил он. – Нас отец не обделил. Он хотел оставить после себя память и тем близким, кого никогда не знал и всю жизнь мечтал найти, и смог позаботиться о тебе хотя бы после смерти. Я не думаю, что ты будешь приезжать сюда на отдых. Хотя пару недель пожить в этом доме вполне можно. Поплавать, понырять и пожить вдали от цивилизации. Вряд ли ты видела где-нибудь такую красоту! Это уголок первозданной природы! Но там достаточно дикое место, хотя и очень красивое! Мы туда никогда бы не поехали, разве что приедем к тебе в гости. А, если захочешь продать, много ты за этот дом не получишь, но все же какие-то деньги, тоже не плохо.

Мне трудно было пережить все эти потрясения последних месяцев. Спасала работа, там я чувствовала себя хорошо. Я с нетерпением ждала командировку в Москву.

Максим так и не появился, а Игорь приехал, пытался остановиться у меня, но я была стойкой. С одной стороны стойкой, с другой стороны я и не хотела этого вообще. Поистине, лекарство от любви – новая любовь. Игорь рассказал, что с женой у него очень плохие отношения, она оказалась настоящей стервой. Он постоянно искал сочувствия, живописал мне все свои мучения с этой женщиной. Я слушала вполуха, утомленная его жалобами.

– Представляешь, – доверительно сообщил он мне, – с ее бывшим мужем случилась беда, он заболел тяжелой неизлечимой болезнью, и она, вместо того, чтобы жалеть человека, высказала следующую мысль: «Как хорошо, что я с ним рассталась! Иначе я должна была бы сейчас за ним ухаживать или бросить больного человека, а так меня никто не осудит». Я спросил ее, бросит ли она меня, если я заболею? В общем, я с ней расстался. Ты была права, нужно жениться на хороших, а не на красивых!

13

Мое пребывание в Москве в составе группы из Дойче банка было совсем невеселым. Я все время порывалась позвонить Максиму, даже один раз набрала его номер, но он не подошел к телефону. Встречи, которые нам назначали, не состоялись по халатности или по забывчивости российских партнеров. Мне было стыдно перед коллегами, я пыталась как-то оправдаться, а наши партнеры даже и не думали о том, что нужно извиниться за опоздание. Я часто пользовалась метро, чтобы не задерживаться в пробке…

И вот моя бестолковая поездка позади, наконец-то я вернулась домой!

На Берлин обрушилась осень со всеми ее сомнительными прелестями – дождем, сыростью, мокрыми зонтиками, утренними туманами… Но сквозь завесу дождя так заманчиво сияют неоновые огни рекламы, уютно светятся окна домов, с немецкой тщательностью занавешенные разнообразными шторками и жалюзи…Честно говоря, я люблю Берлин в любое время года и дождь – не помеха… В этом городе как-то по-новому начинаешь понимать фразу «у природы нет плохой погоды».

Я любуюсь и тем, как украшен Берлин на рождество. Нет, это не сверкающий роскошной мишурой Нью Йорк, и не Лондон с какой-то изощренной, но чопорной и холодной изысканностью. Берлин доброжелателен и спокоен, как зрелая красавица, хорошо знающая себе цену и не стремящаяся пускать пыль в глаза… Берлин носит брильянты и жемчуга с достоинством, не кичась и не смущаясь. Жаль только, что в это время редко выпадает снег. Лишь в середине января начинаются снегопады, и тогда наступает ощущение вселенской катастрофы, ведь у немцев все по плану, а снег непременно нарушает всяческие планы и графики своим гололедом, своей необходимостью разгребать машину, срочно доставать из шкафов теплые перчатки и шерстяные носки… Но, надо сказать, что берлинцы с достоинством выходят из этой битвы со стихией. Еще до того, как проснутся самые ранние жители, в эту битву вступают работники коммунальных служб. И снег успевают разгрести еще до того, как я выезжаю на своей маленькой и потому удобной для парковки машине.

Берлин нравится мне своей умеренной многолюдностью. В других городах Германии людей порой можно увидеть только на улице, где запрещено автомобильное движение, на так называемой, пешеходной зоне. Там обычно сосредоточены основные магазины, там и прогуливаются праздные бюргеры, всегда бодрые турецкие жены, постоянно готовые ринуться в зал с халявной распродажей, а также наши соотечественники, в отличие от турчанок жаждущие самых дорогих и престижных товаров. Многие немецкие города в своей центральной части скроены примерно по одной схеме. От железнодорожного вокзала отходит улица, ведущая, как правило, к этой пешеходной зоне. В Берлине все по-другому.

Недаром говорят, Нью Йорк – это не Америка, Москва – не Россия, Париж – не Франция, а Берлин – не Германия. Нет, конечно, большинство людей говорят по-немецки и в учреждениях немецкий – основной язык. Но нередко, особенно когда Анька с Наташей берут меня, как на экскурсию, в дорогие магазины, чтобы посоветоваться о покупке платья или очередной пары сапог, мне кажется, что я не в Германии, а в какой-то присоединенной к России или, наоборот, отсоединенной от нее республике, как, например, Украина или Белоруссия. Хотя там официальным языком считается национальный, основная масса населения свободно владеет и по преимуществу объясняется по-русски. В берлинских магазинах всегда есть русскоговорящие продавцы, а уж о покупателях, которые делают основную выручку, и говорить не приходится. Их причуды и неожиданная щедрость часто становятся притчей во языцех! Помню, меня попросили в очередной раз помочь при медицинском обследовании семейной паре с Кавказа. Вечером супруги попросили меня пойти с ними в ресторан, поскольку боялись, что не смогут объясниться с официантом. Когда принесли счет – 145 евро, они заплатили 200! Я пыталась объяснить щедрым кавказцам, что, если они дадут на чай 15 евро, это будет уже много, но мои подопечные сделали так, как они хотели. Я думаю, удивленный официант надолго запомнил этих клиентов. Надо сказать, что мне эти приятные люди тоже подарили серьезный подарок – часы Картье…

Я завтракала на балконе и думала, как хорошо, что после дождливых и холодных дней в Берлин опять пришли теплые дни. Здесь, в Германии эту пору называют «летом пожилых женщин», почти также, как у нас – «бабьим летом». Интересно все-таки, почему в Америке это пора – «индейское лето» (помните, еще была такая популярная песня Джо Дассена?)? Неужели во всех этих эпитетах намек на какую-то обездоленность, ущербность? Что-то типа «последней надежды»? Не знаю, мне всегда нравилось это время. А сейчас, благодаря бабьему лету, я могу еще какое-то время провести на свежем воздухе и порассуждать об этом умеренном мегаполисе и обо мне в нем.

Любуясь желто-багряными кустами растений, обвивающих беседку, в которой спрятаны мусорные баки, я думала, что это кладбище отходов спокойной, а порой кипучей жизни близлежащих домов, попросту помойка – самое красивое место в нашем дворе. Если Рождество одевает Берлин в наряд сказочной принцессы, то осень наполняет его сочными красками цветущей красавицы из реальной жизни… Сколько оттенков желтого и красного в осенней листве! А как преображает осенняя палитра зеленый и коричневый цвета! Берлинские парки, такие сдержанные в другие поры года, становятся похожи на огромные костры или пышные восточные шатры.

Я смотрела на осенний город и мне казалось, что все эти красивые картинки осени напоминают мне о чем-то очень приятном. Я напрягла память и вспомнила, что именно такими золотыми осенними днями мы отмечали когда-то дни рождения Игоря. Я всегда старалась соорудить для него праздник, а он радовался, как ребенок. Игорь очень ревностно относился к тому, кто первый его поздравил, а кто, не дай Б-г, забыл… Ой, какое сегодня число?! Это ужасно, но его день рождения был вчера, а я забыла!!! Я хоть и не звоню Игорю никогда с тех пор, как он женился, с этим днем все-таки поздравляю, это святое! Можно послать «смс», есть интернет, да и позвонить по этому поводу могу…

Я не знала огорчаться мне или радоваться, но, похоже, я освободилась от этой любовной зависимости, вырвалась из клетки собственной страсти… Пусть я перестала любить Игоря, но обижать его не хотелось в любом случае.

С большой опаской я все-таки набрала его номер телефона …534

– Повинную голову меч не сечет? – спросила я слегка виноватым, но уверенным голосом.

Игорь же, не подтверждая моих опасений, отвечал на редкость спокойно и даже дал понять, что не обижается. Но в его ответе я почувствовала грусть и даже какой-то надлом.

– Что с тобой? – спросила я в порыве нахлынувшей на меня нежности. Я давно не испытывала к этому мужчине подобного чувства.

– Понимаешь, моя жена не захотела забирать сюда ребенка, а я был не против…

– Какого ребенка? – удивилась я.

– Как какого? Неужели я тебе не рассказывал? Они с бывшим мужем удочерили девочку, а потом моя жена их оставила и уехала ко мне. И надо же, такая внезапная болезнь – а ведь он же еще не старый… Конечно, мужчине одному тяжело с ребенком справляться, тем более нездоровому… Девочка же еще маленькая…

– Как зовут девочку? – с замиранием сердца спросила я

– Алиса. Разве ты ничего не знаешь?

– А мужа Максим? – я уже знала, что ответ будет положительный. Как все-таки парадоксален бывает язык! «Положительный» – такое хорошее слово. А ведь иногда оно означает несчастье, крах, беду…

Поспешно завершив разговор, я почувствовала сильнейшее волнение, переходящее в панический страх. «Вот почему, – думала я, – он тогда случайно попал ко мне. Наши с Игорем телефоны были приобретены одновременно, и номера отличались лишь одной цифрой в конце: у него 6, у меня 9. Потом на новом месте работы он получил корпоративный автомобиль, мобильный телефон и соответственно новый номер. Куда подевался старый, я не интересовалась. Без сомненья, он отдал его своей жене. Вот Максим и ошибся, набирая ее номер, на одну цифру». Зачем я так тщательно обдумывала эту мысль, не знаю. Но я вдруг четко осознала, что, цветная сказочная мозаика, окружавшая меня в последнее время, оказалась обычной игрушкой и начала осыпаться…

Я тут же набрала номер Максима, но, как и прежде, никто мне не ответил. Мне показалось, что давление у меня поднялось до трехсот, а температура до сорока. «Наверное, это просто приливы!» – малодушно попыталась я себя успокоить, но запаниковала еще больше и бросалась из угла в угол.

К кому обратиться за помощью? Муж! Он хоть и бывший, но утверждает, что мы с ним друзья. Кто, как ни он, расскажет, как ведет себя мужчина в сложной ситуации, а может и подскажет, что мне делать в таких обстоятельствах?

– Скажи, как бы ты себя повел, если бы узнал, что тяжело болен, возможно даже неизлечимо, – после короткого приветствия обратилась к нему я.

– Я бы попытался дописать докторскую диссертацию!

– Алло! Ты сам-то слышишь, что говоришь? Какая диссертация? Мы с тобой без малого 20 лет живем вдали от нашей прошлой жизни, вдали от всех диссертаций!

– Да. Но это то единственное, что в этой жизни я делал хорошо. Делать деньги и делать дело – это не одно и тоже. Я считаю, что только тот, кто здесь продолжает дело, начатое там, может быть признан состоявшимся как личность. А все остальное – это просто умение обеспечить себя и свою семью. Дурное дело – не хитрое. Отправлять запчасти для машин – это ли большая наука? Знаешь, а может быть я решил бы написать книгу.

– Какую еще книгу? – я была приятно удивлена.

– О нашей жизни, о нашей эмиграции, о моем детстве. Хорошо бы, чтобы наши внуки это почитали, хотя я не уверен, что им это вообще было бы интересно.

– Послушай, – перебила его я, – прости, что не готова сегодня дискутировать с тобой по этому поводу. У меня действительно проблема.

Я вкратце поведала ему то, что меня волновало и почувствовала, что беседа с ним меня немного успокоила.

– Приезжай ко мне, позвонишь от меня, мой телефон не определяется определителем номера, и твой Максим не увидит даже, что звонят из Германии. Посмотрим на его реакцию.

Дома у мужа я не была с тех пор, как он ушел от меня, до этого я там бывала с ним вместе у моей тогдашней приятельницы, которая потом стала его женой. Отказавшись от чая, предложенного ею, я вышла в другую комнату, закрыла за собой дверь, позвонила.

– Слушаю! – когда раздались первые звуки знакомого голоса, я поняла, что не слышала его целую вечность!

Но в ответ на мое сдавленное от волнения «Алло!» он бросил трубку! Я как будто с разбега ударилась о каменную стену… Не знаю, как бы я собирала собственные осколки, но запас деликатности у моего бывшего мужа, в настоящий момент друга, отца моей дочери и деда моего внука к тому моменту истек, он ворвался в комнату с пузырьком сердечных капель в одной руке и бутылкой шампанского в другой… Что и говорить, мне в тот момент не могло помочь ни одно, ни другое –я поняла, что надо лететь в Москву.

Легко сказать «лететь» … Хотя мне не нужна виза (у меня двойное гражданство и есть украинский паспорт) и рейсы на Москву отправляются достаточно часто, я все-таки готова была воскликнуть вместе со злосчастной купеческой дочкой Катериной: «Отчего люди не летают, так как птицы!» Прежде всего, мне нужно было отпроситься с работы. Я позвонила Гюнтеру и сказала, что речь идет о жизни и смерти в прямом смысле слова. Гюнтер, хоть и удивился, но пообещал поговорить с шефом и помочь отменить мои занятия на следующей неделе. Накачавшись капель, шампанского и чая (они все-таки уговорили меня все это употребить) муж отвез меня домой. На завтра я пришла на работу. Мой добрый гений Гюнтер свое обещание сдержал, и шеф разрешил взять неделю отпуска. Могу только догадываться, что объяснял по моему поводу Гюнтер, но шеф искоса поглядывал на меня с плохо скрываемым любопытством.

По дороге в аэропорт я заехала в магазин игрушек. Трудно объяснить, что привело меня в это царство кукол, но я побродила по магазину… Тискала мягких медвежат, гладила пушистых котят, подергала за уши гигантского розового кролика, полюбовалась куклами… А потом купила одну красавицу в изумрудном платье, с зелеными глазами и белокурыми кудряшками. Зачем? Тогда я не думала, зачем. Мне показалось, она смутно напоминает кого-то…

Я не представляла себе ясно, что же буду делать в Москве, и с чем мне предстоит столкнуться. На все про все у меня есть неделя, я должна успеть. Меня мало интересовал полет, я тупо смотрела в иллюминатор, на какое-то время даже заснула… Очнулась в Шереметьево, как-то прошла все формальности и взяла такси.

Я приехала к Максиму домой. Он был в ужасном состоянии. Сдержанный, воспитанный, остроумный человек куда-то исчез. Передо мной был нервный, замкнутый, неряшливый тип. Сердце сжалось, когда я увидела его таким.

– Привет! – сказал он мне, пытаясь казаться развязным. – Вообще-то ты зря приехала, зря потратилась на билет… – заявил он мне, не приглашая войти. Он отстранился, почти отшатнулся, когда я попыталась… Нет, не обнять, просто протянуть ему руку…

– Может быть, все-таки разрешишь войти? – я решилась не сдаваться, пытаясь изобразить из себя этакую бойкую оптимистку… Я пыталась растянуть губы в улыбке, а самой хотелось плакать.

– Ну проходи… – без энтузиазма сказал Максим. Его взгляд, такой теплый прежде, был ледяным. Но мне казалось, что за льдом таится отчаяние.

– Я все знаю! Знаю, что ты болен! – собравшись с силами, выдохнула я. – Но неизлечимых болезней нет!

– Так говорят все здоровые, пока не заболеют! – Максим зло усмехнулся.

– Между прочим, моя болезнь заразная! Так что держись от меня подальше!

Некоторое время мы просто молча смотрели друг на друга. Вернее, это я смотрела на Максима, а он отводил глаза. Он был сейчас похож на больного, загнанного зверя…

И тут в прихожую вышла девочка. Малышка сразу меня узнала и поздоровалась. Я обняла ее. Стараясь говорить спокойно, спросила:

– Ну, как вы тут живете?

Алиса начала без умолку тараторить, рассказывать свои детские новости – у соседей живет щенок, такса, похожая на пирожок на ножках…

– Папа, правда, она похожа на пирожок? – Алиса взяла Максима за руку. Мне показалось, что ее беззаботная болтовня – это всего лишь способ победить папину беду. Сколько таких часов они провели вместе – щебечущая малышка и отчаявшийся мужчина, мысленно простившийся с будущим? «Нет! – решила я в эту минуту. – Я не уберусь из твоей жизни, милый мой Максим, даже если ты меня будешь выгонять! Я должна остаться и сделать все, что только в моих силах – ради тебя, ради этой девочки, да и ради самой себя!»

В этот момент я вспомнила о кукле, которую привезла из Берлина. Конечно же, это был подарок Алисе! Я кинулась распаковывать сумку.

– Посмотри, она приехала к тебе из Берлина! Помнишь, как я катала вас с папой на машинке?

Девочка и вправду обрадовалась. Она сразу обняла новую подружку и закружилась с ней по комнате. Я сейчас только обратила внимание, что у них обеих шикарные золотистые кудряшки… Так вот кого напомнила мне эта кукла!

Максим не мог больше оставаться каменным истуканом. Мне показалось, что он немного смягчился. Мы начали болтать, пытаясь изобразить непринужденность хотя бы ради ребенка.

– Ты когда-нибудь представляла, что можно произнести слова «жизнь кончилась» не в переносном, а в прямом смысле слова? – спросил Максим, а я была счастлива, что он хоть не молчит.

– Врач сказал, что у меня какой-то нехороший вирус, что-то связанное с печенью. Я заразился у дантиста – такое здесь встречается очень часто. Проявлений болезни пока нет – только депрессия. Но мне кажется, – он понизил голос, чтобы Алиса не услышала, – что я могу умереть в любую минуту… Поэтому я перестал заниматься делами, никуда не хожу, ни с кем не общаюсь… Иногда болезнь обнаруживают только после смерти больного, – он явно повторил где-то вычитанную фразу. – Я прочел в Интернете всё о неизлечимости этой болезни!

– Интернет – это еще не истина в конечной инстанции!

– Знаешь, мой лечащий врач делает такое загадочное лицо, когда я к нему прихожу на прием, все хочет переговорить с моими близкими, так обычно разговаривают со смертельно больными. А близких у меня нет. Вот он и не знает, кому сообщить об этом.

– Извини меня, пожалуйста, но ты – осел! При чем тут загадочное лицо? В общем так. Завтра мы идем с тобой к врачу, ты представляешь меня, как близкую родственницу. Послушаем, что он мне скажет.

Я позвонила Наташе.

– Так, подруга. – Наташа, как всегда, была собрана и деловита, особенно, когда дело касалось болезни и всего того, что связано с медициной. – Завтра же идешь к врачу, говоришь, что ты близкая родственница и одновременно возглавляешь фирму по приему больных на лечение в Германии.

– Какая фирма, Наташа, ку-ку! С кем ты сейчас говоришь? Я – Аня и работаю в банке, обучаю пользованию компьютерными программами!

– Это ты – ку-ку! Я знаю, кем и где ты работаешь. Дослушай до конца. Итак, ты возглавляешь фирму по приему больных на лечение в Германии. У тебя есть в подчинении четыре врача, крупные специалисты, все кандидаты, а один даже доктор медицинских наук. Пусть этот эскулап дает тебе выписку из истории болезни, эпикриз называется, а ты при нем позвонишь одной из своих подчиненных, она решит вопрос, где и кто будет лечить его пациента. Главное, будь очень строгой и убедительной.

– Зачем все это? – я почувствовала себя тупицей.

– Ты же знаешь, врачи, как и все люди, хотят жить. Может быть, этот врач наводит страху, чтобы содрать побольше денег с твоего Максима. А узнает, что он не единственный, кто ставит ему диагноз, может быть скажет правду. Да, чуть не забыла. Я уже позвонила Лене, она на завтра сделает тебе визитные карточки для пущей важности.

Мне показалось, что этот разговор успокоил не только меня, но и Максим начал более щедро ронять слова и даже подобие прежней улыбки промелькнуло по его лицу.

Врач и вправду был каким-то странным. Явно что-то недоговаривал. Но выписку из истории болезни дал, при этом ненатурально закатывал глаза, дескать, плохи ваши дела. Я ждала, что он захочет поговорить со мной наедине, как предсказывал Максим, сообщит что-то очень важное о неизлечимости болезни, но ничего подобного не произошло.

По дороге домой, сидя рядом с Максимом на заднем сидении такси, я взяла его за руку, Максим руку не отдернул, по-моему, он успокоился. И все, что я говорила ему, попадало на благотворную почву.

– Ну что, почему врач не стал со мной говорить о твоей болезни? Ты же подозревал, что он должен сообщить мне роковую новость.

– Знаешь, твоя Наташа правильно тебе подсказала назваться представителем медицинской фирмы. Он сегодня как-то иначе себя вел.

– Послушай, я сейчас же из дому отправлю Наташе по факсу историю болезни, и мы с тобой подождем ее ответа, и затем будем делать выводы. Знаешь, моя мама говорила, что главное – поставить правильный диагноз, узнать «врага в лицо»! А потом думать, как с этим врагом бороться.

Дома у Максима я начала машинально мыть посуду, скопившуюся примерно за три дня и вытирать пыль. Дома я никогда не отличалась таким рвением к порядку, но здесь, с одной стороны, надо было чем-то занять руки, а с другой – мне хотелось что-то сделать для моего друга. Вытирая пыль в книжном шкафу, я наткнулась на собрание сочинений Стефана Цвейга. Подумалось, что этот писатель мне зачем-то нужен именно сейчас. И вдруг вспомнила! Я же недавно перечитывала его роман «Нетерпение сердца», там точно есть что-то важное для меня и особенно для Максима. Бросив тряпку, я судорожно начала искать и очень быстро нашла то, что мне было нужно. Я позвала Максима и, перескакивая с одной строчки на другую, боясь, что он откажется слушать, прочла выдержку из романа.