Избранные. Городская фантастика

Они начали продвигаться между лежащих в халатах людей. Кто-то не замечал их, кто-то кидал хитрые взгляды, посмеиваясь. Когда они добрались до круглых дверей в конце этажа, проводник чертыхнулся.

– Стой здесь, – сказал он Ясону. – Ни с кем не разговаривай.

Аргос растворился где-то в глубине драпировок. Ясон замер на месте, стараясь не пересекаться взглядами с местными обитателями, чьи головы поворачивались в его сторону всё чаще.

– Эй, парень, – раздался голос. – Эй, парень! Иди сюда.

Ясон сделал вид, что не слышит.

– Эй! Ну же, иди. Присядь, отдохни. Спешить тебе не куда.

– Нет, – тихо, еле слышно пробормотал себе под нос Ясон. – Спешить нужно.

– Не нужно, – со смехом ответил голос. – Ничего нет, ни позади, ни впереди. Садись, переведи дух.

Ясон остолбенел, он был уверен, что его не услышат. Но теперь этого было не изменить.

– Отдохни, время тебе не враг, – всё призывал голос, со всех сторон послышались одобрительные возгласы. – Покури с нами. Хочешь вина?

– Да как вы можете? – крикнул Ясон, не поднимая головы. – Вы просто оставили этих людей там, снаружи?

– О чём ты? – искренне удивился голос. – О каком «снаружи» ты говоришь?

– О городе, где ударил лёд. Там, за дверями. О вашем народе, навечно застывшем.

– Я не понимаю, – смутился голос, но потом снова в нём прорезалась насмешка. – За дверями ничего нет. О каком холоде ты говоришь? Здесь тепло. У нас есть еда и вино. И все здесь. Эй, ребята, разве был какой-то ледяной удар?

Раздались крики отрицания.

– Иди куда идёшь, путник, – помрачнел голос. – Ты приходишь в чужой дом и оскорбляешь хозяев. Говоришь недостойные вещи. Ты думаешь, что знаешь больше нас? Кто тебе так сказал?

– Я сам видел, – сказал Ясон, слыша, как зашуршали халаты и подушки поднимавшихся людей.

– Видел, говоришь? Ты видишь только то, что тебе показали. Веришь тому, что сказали. Ты думаешь, он приведёт тебя к твоему желанию? Он может лишь привести тебя к погибели. Знаешь, сколько подобных тебе прошло здесь? И не вернулся ни один. Зато те, кто остался, ещё ни разу не пожалели. Не так ли?

– Да, да, – раздалось с разных концов этажа.

– Впереди тебя ждёт лишь боль, парень. Ложь и обман. Ты решился на страшное, но ещё можно отказаться. Спасти свою душу от мучений. Оставайся. Не дай себя обмануть. Ты хоть представляешь, что тебя ждёт?

– А ну пошли прочь! – крикнул Аргос, подбегая к Ясону. – Я же говорил тебе не разговаривать с ними. Хочешь остаться здесь?

Ясон поднял взгляд на Аргоса, на обступивших их людей – разных возрастов и рас.

– Я…

– Ты хочешь? – уже серьёзно спросил Аргос.

– Куда ты уходил? – резко спросил Ясон.

– Не твоё дело.

– Куда? Договаривался об очередной сделке? Может быть ты хотел, чтобы я остался?

Лицо Аргоса исказила ярость.

– Слушай, парень. Мы договаривались. Либо ты слушаешься меня, либо идёшь к чёрту. Сам. Я… навещал кое-кого. Кто остался здесь. И поэтому… ты пойдёшь со мной.

Аргос схватил Ясона за шиворот, толкнул плечом круглые двери и швырнул его вперёд, прыгнул следом.

Они упали на груду каких-то ломаных досок. Ясон отцепил руку Аргоса от своего воротника и побежал, пока его не остановил оглушительный хлопок.

– О боже, – прошептал Ясон, оглядываясь. Он оказался во дворе какого-то разрушенного здания. Нос заполнил запах пороха и гари, вокруг то и дело раздавались выстрелы, взрывы бомб – одна из них и оглушила его.

– Здесь нельзя останавливаться, – оказавшийся сзади Аргос толкнул Ясона вперёд.

Они побежали по улицам, пригибаясь, держась у самого их края. Весь город был охвачен огнём и войной. Разрывались снаряды, взметая в небо столбы пыли и осколки кирпичей. Были слышны крики; Ясон иногда видел солдат, перебегавших внутри руин когда-то величественных особняков; солдаты ругались и стреляли куда-то, будто бы пустоту.

– С кем они сражаются? – спросил Ясон.

– Они и сами не помнят, – ответил Аргос. – С неизбежностью.

На центральной площади, вспаханной бомбардировками, они, перебегая от воронки к воронке, добрались до здания ратуши. Аргос раскрыл двери.

Они оказались на этаже какого-то высотного здания. Этаж был заполнен толпой людей в белых рубашках и строгих костюмах, которые беспрерывно что-то выкрикивали, смотря на подвешенные над потолком табло.

Ясон шумно выдохнул, отряхнулся от пыли.

– Что это было? – спросил он.

– Город Морриг, огненный город, – ответил Аргос. – А это Полис Гермесион, золотой город. Правда, золота ты здесь не найдёшь.

– Всё это… – Ясон потёр лоб. – Как мы проходим через двери? Откуда ты знаешь, в какую дверь войти?

– Я уже отвечал тебе. Место перехода не важно. Доставай. Рюкзак можешь оставить здесь.

Ясон вынул из рюкзака большую стопку лотерейных билетов.

– Почему никто не проходит с нами? Не могут?

– Не хотят. Пойдём. Если к тебе будут приставать – раздавай билеты.

Аргос положил руку на плечо Ясону и повёл его сквозь толпу. В одинаковых белых рубашках, с одинаковыми короткими стрижками, мужчины подпрыгивали и пытались перекричать друг друга. Все фигуры и лица, в хаотичном доисторическом танце слились перед глазами Ясона, он не мог разобрать ни слова из их криков и ему начало казаться, что люди и не пытаются выкрикивать осмысленные фразы, может они и не люди – просто одинаковые белы рубашки, кричащие белиберду. Одна из рубашек повернулась к Ясону, и на этот раз он смог разобрать слова:

– Продай! Продай!

– Что? – машинально переспросил Ясон.

– Молчи, – прорычал откуда-то сзади Аргос.

– Время! Время! – закричали с одной стороны.

– Душу! Душу! – закричали с другой.

– Шанс! Хотя бы маленький шанс! – безумно закричала повернувшаяся первой рубашка.

Ясон сориентировался. Он поднял над головой половину стопки лотерейных билетов и крикнул:

– Ещё один шанс! Есть ещё один шанс! Повезёт, обязательно повезёт! – он швырнул половину стопки в дальний от себя конец комнаты, толпа, повинуясь единому порыву, хлынула туда. По пути к внешнему коридору он раскидал вторую половину.

Они вышли на застеклённую галерею, ведущую к лифтовому холлу. В панорамных окнах Ясон увидел столпотворение небоскрёбов. У одного из лифтов проводник остановился.

– Дальше ты должен пойти один, – сказал он. – Но мы будем на связи. Я не вернусь обратно, пока что. Здесь есть одно место, где могу переждать.

Аргос передал Ясону небольшую рацию, крепящуюся на пояс и наушник.

– Прощай… – не то с сожалением, не то вопросительно сказал Ясон. – И… спасибо.

– За такое не благодарят, – ответил Аргос. Нажимая кнопку лифта.

– Погоди, погоди, я хочу ещё кое о чём спросить…

– Время вопросов прошло, – сказал Аргос и втолкнул Ясона в подъехавший лифт.

– Кто это будет? Кем он будет? – попытался спросить Ясон, но двери уже закрылись.

Ясон вышел из лифта в холл старинного отеля. По окружению он предположил бы, что на дворе двадцатые годы двадцатого века, но само здание отеля и антураж были явно старше.

– У тебя пятый номер, – сказал в ухо Ясону Аргос.

Номер, вразрез отелю, был достаточно аскетичный. Односпальная кровать, с серыми, застиранными простынями и коричневым покрывалом, небольшой стол со стулом и шкаф.

– Сядь на кровать и слушай внимательно, – сказал Аргос.

Ясон подчинился.

– Ты… должен провести здесь месяц.

– Месяц?! – Ясон резко вскочил.

– Сядь я сказал. Да, месяц. Ни днём раньше – неизвестно, куда ты попадёшь. Ни днём позже – тогда ты уже не сможешь выбраться. Еда и выпивка здесь бесплатны. Можешь сидеть в номере, можешь гулять. Периодически я буду выходить на связь, проверять, так что держи рацию при себе. И, куда же без этого, ни с кем не разговаривай, – Аргос немного помолчал. – Хотя бы постарайся.

Ясон зажмурился, пытаясь представить себе всю вселенную терпения, которую ему придётся исчерпать за это время.

– Зачем это? Почему так долго? – спросил Ясон. – Это тоже один ваших «соусов»?

– Нет, не мы это придумали. Таковы правила. Нужно время, чтобы открылся путь. Нужно время, чтобы ты был готов пойти дальше.

– Но… – Ясон задумчиво крутил провод от наушника. – Как называется этот город?

– У него нет названия.

Медленно, тягуче медленно потекли дни. В первый же день Ясон выбрался в наружу, обойдя гигантский отель кругом. На следующий день он сделал круг больше. На следующий ещё. Людей на улицах было мало, все день и ночь сидели кто в барах, кто в ресторанах, кто, как предполагал Ясон, в своих номерах.

Город был странный. По архитектуре он напоминал викторианскую Англию, по уровню технологий – начало двадцатого века; такси же по дрогам ездили из всевозможных эпох со времён изобретения такси. В городе не было ни школ, ни больниц, ни полицейских участков. Всё, что видел Ясон – гостиницы, бары, рестораны и пабы. И вокзалы, множество различных вокзалов – на них ежечасно прибывали и отправлялись поезда. Но Ясон ни разу не видел, чтобы кто-то сел в поезд. Люди только ездили из гостиниц в пабы, и из баров в гостиницы. Кто-то медленно бродил по улицам. Не было слышно ни криков, ни смеха, ни даже громкого разговора.

Однажды Ясон спросил в баре грузного мужчину, сидящего рядом с ним за стойкой, почему тот не уедет на поезде.

– Ещё не время, – ответил мужчина. – Надо подумать. Это… всё не так просто. Слишком быстро, куда спешить? Зачем спешить? Поезда ходят часто… я успею. Надо только немного прийти в себя.

Ясон спросил, как долго мужчина здесь пробыл. Мужчина не смог ответить.

По ночам, ворочаясь в постели не в силах уснуть, и прокручивая в голове всё то, что он видел, и всё то, что привело его сюда, Ясону чудилось, будто он слышит тихие стоны и плачь. Иногда ему казалось, что стонут все номера вокруг него, стонет весь город. В ночь перед последним днём месяца Ясон даже проснулся от громкого стона – но на этот раз стонал он сам.

– Ты готов? – спросил в наушник Аргос утром следующего дня.

– Я уже еду, – тихо отозвался Ясон.

– Куда?.. – Аргос впервые замешкался. – В какой поезд ты сел?

– В первый попавшийся, – сказал Ясон. – Разве это не так работает?

Аргос немного помолчал.

– Что ж, – сказал он. – Тогда приятной поездки.

Ясон услышал в наушнике, как отключился микрофон.

Поезд ехал через леса, сквозь зелёные поля, по мостам и тоннелям. Ясона, одиноко сидевшего в купе в свежей одежде и чисто выбритого, вскорости укачало. Когда он проснулся, поезд уже стоял на конечной.

Ясон вышел на знакомую платформу, потянулся и вздохнул напоенный луговыми травами воздух, которого не чувствовал с детства. По дороге, петляющей по пролеску, он вышел к маленькому городку. Такому, каким он его запомнил. Из пекарни всё так же доносился запах дрожжей и свежего теста, здание общего пользования всё так же было закрыто на бесконечный аварийный ремонт, и даже водяная колонка – он подёргал ручку – всё так же плевала водой через раз.

И люди, ходившие вокруг, были ему знакомы. Каждый из них. Он вспоминал как их звали, кем они друг другу приходились и как относились к нему. Но они его не видели, не замечали. Только лишь один мальчуган девяти лет, с порванными на коленках штанами и взъерошенными волосами ответил взглядом на взгляд.

– Вот как, – пробормотал Ясон и подошёл ближе к пареньку.

– Здрасьте, – сказал, как выплюнул, мальчик.

– Привет, – сказал Ясон.

– Кто вы?

– Я… – Ясон задумался. – Хочешь… Хочешь я расскажу тебе одну историю?

Мальчик пожал плечами. Они сели на скамейку в тени.

– Я заболел, – начал Ясон. – В тот период жизни, когда казалось, что всё наладилось, что я нашёл свой путь и будущее виделось истинно радужным, я заболел. И это было не исправить. Сам ли я был виноват в болезни или это воля судьбы – мне не известно, да и не важно. Важно для было лишь то, что я безумно хотел жить. Врачи не могли мне помочь. Я был у всех специалистов, ездил в разные страны – все только разводили руками и называли время, обозначали срок. Тогда я решил просить помощи свыше, но там мне никто не ответил. И я решил, что, если не вверху, то, может быть, кто-то снизу может мне помочь. Я обращался к разным личностям, разным… но все они оказалась шарлатанами. Но однажды со мной связались сами. Написали мне с вопросом, чего я хочу и на что готов пойти. Назвали цену. И я согласился.

– На что? – спросил парень.

– Забрать душу. Срок был дан не только моему телу, это был и срок моей души в этом мире. Во всём должен быть порядок, как мне объяснили, и даже если продлить жизнь телу после срока – душа не отправится по предначертанному пути и будет навечно искалечена. Но можно подменить души, обменять свою на чужую, обменяться судьбами. Мне предложили забрать душу человека, которого ожидает долгая жизнь, и взамен наделить его моей душой, срок которой подходит.

– Вы пришли за моей душой? – спросил мальчик.

Ясон оглядел улицу, полную счастливой спешки.

– Знаешь, я родился в этом городе. Всё здесь было прекрасно. Природа, еда, вода, люди. Все люди, кроме одного. Был мальчишка, который вечно унижал меня. В детстве он просто издевался надо мной, когда подросли начал меня избивать. И никто не хотел меня слушать, все считали, что я преувеличиваю. Что я нытик, что, если всё правда – мне нужно быть мужиком и дать сдачи. Из-за этого хулигана моё детство превратилось в ад. А потом и школьная пора. Из-за неудачной шутки этого хулигана загорелся мой дом. Погибла вся моя семья. И я уехал из города, чтобы никогда в него не вернуться. Ты помнишь?

– Я помню, – ответил Аргос, сидящий рядом. – Я узнал твоё лицо ещё при первой встрече. Странно, что ты не узнал меня. Хотя столько лет прошло… – Почему ты стал проводником? – спросил Ясон.

– Потому что хотел помогать людям исправить то, что нельзя исправить.

– Тогда исполни свой долг. Отдай мне свою душу.

– Я хотел бы, но… тебе придётся забрать её самому, – сказал Аргос. – И я не буду сидеть смирно.

– Знаю, – сказал Ясон, вставая. – Таковы правила.

Шатун

Александр Дружинин

– Приехали!

Он открыл глаза. Запотевшие стёкла салона. Бритый затылок водителя. Нога затекла. Как я здесь очутился?

– Выходи.

– Это… – он шарил по карманам (Господи! Что на мне надето?) – у меня денег по ходу нет.

– Поездка бесплатная. Компания её тебе дарит, – усмехнулся бритый затылок.

Бесплатная… Как бы ни так. Что-то темнит водила. Вон даже лица не показывает. Никому нельзя верить.

– Точно бесплатная?

– Точно. Выходи уже.

Он вышел. Хлопнула дверь. Жёлтый автомобиль с чёрными шашечками на боку, рванул с места, и резко развернувшись, издав пронзительный поросячий визг, скрылся в чёрной пасте тоннеля.

Тихо и совершенно безлюдно. Ни машины, ни человечка. Он осмотрел себя. Нелепая широченная куртка синего цвета. Под стать ей штаны. Одёжка на слона сшита? Как же она называется? Ага, вспомнил – роба.

«Где я?»

Как он оказался в такси? Откуда приехал? Почему он здесь? Что теперь делать? Ответов на эти вопросы не было.

Пустое шоссе окутывал плотный, как крепостная стена, туман. Будто ничего не осталось на свете, кроме сизого марева и нескольких метров мокрой полоски асфальта.

Что это там впереди? Указатель?

Так и есть.

Город ЧИСТЫЙ. 1 км.

Он облегчённо вздохнул. Даже если по этой дороге так и не проедет ни одна попутка, минут через 20 он окажется в городе, попросит у кого-нибудь телефон, позвонит отцу или матери. Вперёд!

Туман расступился внезапно. Серая стена испарилась, словно её и не было. Он оказался в начале длинной прямой улицы, застроенной одно- и двухэтажными домиками, выкрашенными немаркими красками, с покрытыми черепицей, двускатными крышами, и большими глазами-окнами.

Асфальт под ногами сменила брусчатка, а воздух наполнился звуками. Грохот железных колёс тележек, шорох скребков и щёток, гвалт приглушенных голосов. Пахло хозяйственным мылом.

Периодически, будто из мощного рупора, трубным баритоном разносился один и тот же призыв: «Чистите! Очищая наш город, вы очищаете свою душу!»

И они чистили. Угрюмого вида подростки в одинаковых синих робах, разбросанные кучками по всей длине улицы, тёрли, скребли, намывали каменные бруски мостовой.

Что за дурдом здесь творится?

– Слышь, друг, – он схватил за рукав парнишку, толкающего перед собою тележку с вёдрами. – Позвонить надо. Дай телефон, пожалуйста.

Парнишка отпрянул, будто увидел чёрта.

– Ч… чего?

– Родителям позвонить надо. Я потом тебе деньги на счёт закину. Пятьсот рублей. Отвечаю.

– Как твоё имя? – парнишка продолжал отступать, пятясь к стене.

– Меня… Я… – это было ужасно, это было необъяснимо, но он не помнил своего имени.

– Где ты живёшь? Из какого ты цеха?

– Я… я не знаю. Не помню.

– Шатун! – заорал парнишка, как резаный. – Городовые! Шатун!!!

Тут же по бокам того, кого только что назвали шатуном выросло несколько крепких ребят. На них тоже были робы, только не синие, как на всех остальных – чёрные.

Один из них, самый плечистый, сощурившись, поглядел ему прямо в глаза, – знаешь, кто я?

Он помотал головой.

– Не узнал предводителя городовых? – удивился другой «чернорубашечник», белобрысый, с тоненьким шрамом над бровью.

– Точно шатун, – маленькие глазки предводителя сверкнули хищным огнём. – Хватайте его!

«Шатун», пытаясь увернуться от леса рук, потянувшихся к нему, резко нагнулся, рванул в сторону, метнулся в образовавшийся просвет…

Путь преградил предводитель. Не размышляя ни мгновения «шатун», прямым ударом залепил здоровяку прямо в мясистый, усеянный угрями нос. Главный городовой ойкнул, но на ногах устоял.

– Ну, мразь, этого я тебе никогда не забуду, – в руках предводителя появился чёрный, искрящий на конце жезл.

«Шокер?» – подумал «шатун».

Пустота.

Очнулся он, лёжа в тележке, посереди большой площади, в центре которой стоял странный памятник зеленолицему гиганту, держащему в лапах нечто напоминающее плётку и серп. Памятник возвышался на массивном постаменте из чёрного мрамора, который был установлен на квадратной плите с четырьмя острыми шипами по углам. На постаменте светилась золотом надпись: «Порядок и справедливость».

Тело ныло. Голова гудела, как трансформатор.

– Смотри-ка, очухался, – предводитель схватил «шатуна» за шиворот, выдёргивая из тележки. – В Умный Дом сейчас зайдёшь. Советую быть попочтительнее, падаль.

Площадь венчало массивное здание с колоннами, которое на фоне своих одно- и двухэтажных собратьев выглядело настоящим колоссом.

Когда «шатун» оказался внутри, в огромном, словно половина футбольного поля холле, а городовые выстроились в шеренгу за его спиной, загремел гром. Этим громом был голос. Казалось он рокотал отовсюду – с потолка, с пола, с украшенных вычурными гравюрами стен, будто бы говорил сам здешний воздух.

– И впрямь, шатун, – грохотал голос. – Все беды от шатунов! И зачем только вас придумали, на нашу шею? – Голос вздохнул, отчего показалось, что по холлу пронёсся смерч. – Ладно, – голос как будто смягчился, – мы миримся с неизбежным злом. Нарекаем тебя Юмом Приблудным, шатун! Определяем в жестянщики. Проживать будешь на 4-й улице в доме №15, вместе с Шалом Безропотным. Но сначала, городовые! Доставьте парня в столовую на вокзале. Ему, как и всем новоприбывшем, положен обед в честь праздника. С прибытием в Чистый город! С днём рождения тебя, Юм!

На бесконечно длинный перрон, скрипя сотнями тормозных колодок, прибыл громадный состав. Из дверей, забрызганных грязью вагонов, испуганно озираясь, выбирались молодые люди в одинаковых синих робах. Встречающие – ребята такого же возраста, только одетые в чёрное, суетясь, деловито покрикивая, строили новоприбывших в неровные, готовые развалиться, колонны-очереди. Колонны медленно вползали во входы здоровенного серого здания, на фронтоне которого значилась надпись «Вокзал».

Внутри здания, параллельными линиями, располагались ряды столов и скамей, за которые, срывая глотки, городовые рассаживали всё прибывающих бесчисленных новичков. Между столами, как юркие мухи, сновали подростки в белых поварских колпаках, и расставляли с подносов миски с едой. «Без команды не жрать!», – рявкали городовые. Рассевшиеся новички жадно пялились на миски с пюре и котлетой, пуская слюну.

Вожак городовых самолично усадил Юма за край одного из столов. Сам встал за его спиной. Когда последний из новоприбывших занял отведённое ему место, снова загрохотал голос, идущий, как казалось, от каждой точки пространства, так же как в Умном Доме.

«С прибытием вас, новые жители Чистого города! С днём рождения вас! Приступайте же к праздничной трапезе!»

Юм, желудок которого давно сводило от голода, набросился на нехитрую снедь. Пюре, приготовленное явно не из картофеля, было недурственным, а большая котлета, источавшая аппетитнейший дух хорошо прожаренного мяса, и вовсе великолепна.

Всякий раз, когда Юм принимался уплетать её за обе щёки, главный городовой наклонялся к нему, и заглядывая в глаза, спрашивал: «Что, Приблудный, вкусно тебе? А? Вкусно?»

Юм кивал головой.

«Нажирайся. Долго такого ещё не попробуешь», – довольно отвечал полицай.

По окончании обеда, новоприбывших, выстроенных в фаланги, повели в Умный Дом для распределения и наречения; Юма же, доставили по новому адресу проживания, в дом Шала Безропотного.

Шал, юноша хлипкого телосложения, протянул Юму руку.

– Привет, шатун!

– Вообще-то меня как бы Юмом назвали, – новый сосед в ответ руки не подал.

– Шатун, слово не обидное, – Шал опустил ладонь.

– А какое?

– Скорее, страшное.

Юм огляделся по сторонам. Простое убранство. Стол. Два стула. Часы-ходики. Двухъярусная кровать у стены. Чудна̀я люстра с подставками для свечей, с которой до самого пола свисали цепи. Два окна. В простенке между ними глубокая ниша.

– Почему страшное? – спросил Юм.

– Загадочные вы, существа. Да ты садись, – Шал указал на стул. – Всех нормальных людей на поезде сюда привозят, а вы неизвестно откуда появляетесь.

– Слушай, – Юм присел, – да что это за место вообще?

– Нормальное место, – Шал вытащил из кармана огарок свечи. – Жить можно. Если порядок не нарушаешь.

– Какой на фиг порядок?

– Расскажу, – Шал вставил огарок в залитый воском подсвечник, – слушай. Каждый тут своим делом занят. Есть цеха – мусорщики, огородники, городовые… Мы с тобою жестянщики. Все работают с восьми до шести. Каждый седьмой день – выходной. В этот день мы моем и чистим город. До пяти часов вечера. После – личное время.

– Да. Весёлая жизнь!

– Я не жалуюсь.

Смеркалось. Шал чиркнул спичкой, зажёг огарок.

– У вас что, света нет? – спросил Юм.

– Электричества мало. Оно только для палок городовых.

– Знаю. Меня такой штукой вырубили ваши сволочи.

– Драться нельзя. Ругаться нельзя. За это положены наказания, – флегматичным тоном провещал Шал.

– Какие наказания?

– Разные. А городовые – не сволочи. Они за порядком следят.

– А что ещё у вас нельзя? – Юм презрительно щурился.

– Опаздывать. Режим нарушать. Лениться. Болтать лишнее. Если часто нарушать правила, случится самое страшное – из дому на ночь выгонят.

– Вот как? – шатун рассмеялся. – А что у вас можно-то?

– Работать. Соблюдать порядок.

Юм скривился. – Слушай, а если просто сбежать из вашего сраного города?

Шал побелел. Руки его задрожали. – Тихо! Закройся! Об этом даже думать нельзя, не то чтобы вслух говорить. А если…

– Что, если?

Пол качнуло, как при землетрясении. Подсвечник на столе подпрыгнул. И Юм снова услышал голос. Не такой громовой, как в Умном Доме, не такой раскатистый, как на Вокзале. Этот голос был тише и мягче, но точно также звучал словно бы отовсюду.

«Объясни ему, Шал!»

– Да. Да. Сейчас, – залепетал Шал, – прости его. Он же не знает.

– С кем это ты разговариваешь? – спросил сбитый с толку шатун.

– С домом!

– Чего?

– Все дома здесь живые. Они имеют глаза и уши. Они говорят с нами. Они наши учителя и хозяева. Все они связаны между собой. Что знает один, тут же узнаю̀т и другие. Ты сказал про побег – теперь про это знает весь город.

В этот миг на улице раздался отчаянный крик. Шал метнулся к окнам. Двумя рывками задёрнул шторы. Шумно выдохнул.

– Кто кричал? – Юм пытался отдёрнуть занавесь.

– Отойди! Нельзя! – Шал оттолкнул его от окна. – Потом узнаешь. А сейчас, спать!

Этой ночью Юм видел сон. Неясный и беспокойный. Смутно напоминающий ему о чём-то. Старшеклассники. Молодая учительница. Они зло подшутили над ней. Даже не зло – жестоко. Из сна непонятно, что именно они сделали, но сделали они нечто ужасное.