Избранные. Городская фантастика

– М-м-матросы! – промяукал Кот, в голову которого, похоже, пришла та же мысль. Шерсть его встала дыбом. – Р-р-революционные матр-р-росы!

Но времени на пропаганду и агитацию не было. Единственное, что могла сделать ведьма, это подключиться к сознанию своих будущих союзников и передать им мысленную картинку. Картину грядущего светлого мира, где всё будет бесплатно. Еда, выпивка, женщины…

Матросы встрепенулись, заозирались. Где же оно, сияющее грядущее? Всё та же грязная таверна, давно не мытый стол, заваленный объедками и пустыми мисками. А бутылки все как одна – пустые… Однако… Что это? Чудо, великое чудо!

Под мелодичный стеклянный перезвон несколько бутылок отделились от полки, поднялись вверх и чудесным образом поплыли по воздуху. Бравые морские волки смотрели во все глаза, громко икая от восхищения. Радость их возросла ещё больше, когда бутылки, закончив свой плавный полёт, дружно приземлились именно на тот столик, за которым они сидели.

Р-р-революционные матросы тут же наполнили свои кружки и провозгласили тост за р-р-революцию. Потом – за свободу. Потом – за равенство. Потом… То есть события развивались, но не совсем так, как планировали Адалинда и Кот. Кот недовольно заурчал, а ведьма снова взялась за свои мысленные картинки.

Матросы заволновались. С одной стороны, хотелось ещё выпить. За мир. А потом за май. Ну и за все остальные месяцы тоже. С другой стороны… С другой стороны откуда-то появилась неясная, но совершенно идиотская мысль, что нужно немедленно бежать на корабль, будить своих товарищей… Какого, собственно, дьявола?

Неясная мысль побилась немножко в их отяжелевших головах и вдруг оформилась. Товарищей нужно поскорее разбудить и привести сюда. Чтобы и они тоже могли выпить! Потому как свобода, равенство и братство! Да, но… Как же можно прервать выпивку? А… Ну да, зачем же её прерывать?

Матросы вскочили и схватив в каждую руку по бутылке, чуть пошатываясь и поддерживая друг друга плечами, двинулись к выходу.

– М-м-магия… – скептически протянул Кот. – М-м-мало надежды…

– Заикнись, дурак! – ответила Адалинда.

А что ещё она могла сказать? Ей тоже (и без всякого даже магического шара) казалось, что надежды на возвращение гонцов не слишком много. Но другой-то надежды всё равно не было.

А в дверь уже ломились. Дверь, собственно, не была и заперта. Но её всё равно взломали. Так уж водится в нашем Городе.

– Смир-р-р-рна! – проревел ворвавшийся первым сержант.

– Артефакты на стол! – рявкнул вошедший за ним сын бургомистра.

– Может вам ещё и… – мужественно ответила Адалинда. Она замолчала, пытаясь придумать сравнение, образное и убийственное. Но ничего не приходило в голову. Пауза затягивалась.

– … кошечку сговорчивую? – промурлыкал за неё Кот.

Сын бургомистра побагровел, сержант ухмыльнулся. Солдаты захохотали.

– Нам бы лучше выпить… – высказался рябой парень, направив своё ружьё в потолок, а взгляд на уставленные бутылками полки позади стойки.

– Р-р-революционные солдаты, – тихо рыкнул Кот.

Но Адалинда уже и сама догадалась.

Бутылки взлетели с полок, призывно потанцевали в воздухе и плавно опустились прямо в руки солдат. К сержанту спланировали сразу две. Сержант снова ухмыльнулся – его статус был подтверждён.

– Пр-р-рекратить! – завопил сын бургамистра.

– Делай раз! – скомандовал сержант.

Левые руки солдат, крепко удерживающие бутылки за горлышки опустились. Все бутылки приняли строго вертикальное положение.

– Лишу… Лишу жалования… – как-то растерянно проговорил сын бургомистра.

– Делай два!

Правые ладони солдат синхронно хлопнули пр донышкам бутылок. Пробки тоже хлопнули и вылетели из горлышек. Руки взметнулись вверх, и бутылки, как горны у трубачей, коснулись горлышками солдатских губ. Алая как кровь жидкость полилась внутрь.

– Делай три! – скомандовал сержант, хотя в этом и не было особой необходимости – третья часть приёма и так уже была выполнена.

В глотки вливалась красная жидкость, в сердца – р-р-революционный настрой. Не дремала и Адалинда со своей телепатией. Впрочем, революционная ситуация уже давно назрела, нужно было только чуть-чуть подтолкнуть и направить.

В самом деле, разве ж это справедливо? Как взятки брать, так отправляют полицейских, а то и вовсе штафирок-чиновников. А как подавлять мятеж, сражаться с колдуньями, так это завсегда работа для солдат. А колдунья вовсе и не плохая тётка. Вином вот угостила. А винную порцию-то отменил бургомистр проклятый. И сынок его хорош. Жалованья, мол, лишу… Нашёл чем пугать! Жалованья-то уж почитай третий месяц нет…

– Долой! – крикнула Адалинда.

– Ур-р-ра! – крикнули солдаты.

– Уволю! Без пенсии! – пискнул сын бургомистра.

Но ему быстренько связали руки и засунули в рот давно не стиранную портянку.

Воодушевлённые живительной жидкостью и сияющим светом правды, солдаты под руководством Адалинды двинулись освобождать её дом. Кот со всеми удобствами ехал на плече сержанта, оглашая улицы радостными воплями. Обыватели горячо одобряли происходящие события, правда, почему-то, молча и из-за наглухо закрытых дверей и окон. Но отвлекаться на это не было времени.

Заглянув по пути в несколько питейных заведений и произведя там реквизицию необходимых материалов, революционный отряд вышел наконец на заданный рубеж. Двери тут же распахнулись и на крыльце, нагло сверкая ворованным ожерельем, появилась Гризельда, та самая племянница мага Эрландора.

– Почему мерзавка не связана?! – завопила она немедленно. – И где этот молодой козёл?

Гризельда вовсе не хотела никого оскорбить. Сына бургомистра звали Агидиус, что как раз и означало ребёнка, козлёнка, молодого козла. Но сержант, проникшийся уже революционными идеями, ответил грубо.

– Сама ты коза! – сказал он Гризельде.

– Арестуйте эту воровку! – приказала Адалинда.

Что происходит? Почему эта девка не связана да ещё и командует. И куда, в самом деле, делся этот ко… сын бургомистра. Впрочем, ведь на ней магическое ожерелье! Ожерелье, правда чужое, и она не совсем ещё с ним освоилась, но ситуация…

– Сорви покровы и раскрой все тайны! – продекламировала Гризельда, яростно вцепившись в ожерелье.

Мир вокруг подёрнулся какой-то странной дымкой, воздух задрожал и вокруг Гризельды закружилось что-то вроде маленького урагана. Впрочем, всё быстро успокоилось и вернулось в прежнее состояние. В прежнее, да не совсем. Заклинание сработало – покровы были сорваны. Все. И Гризельда стояла на крыльце совершенно голая. Правда, в ожерелье.

Но, как ни странно, именно это её и спасло. Солдаты не смогли осуществить арест, так как застыли, поражённые. Глаза их вылезли из орбит, рты раскрылись в довольных улыбках. На мундиры закапала слюна.

– О-о-о-о-о… – сладострастно простонал сержант, делая шаг вперёд. Из его правой руки вывалилось и упало на мостовую ружьё, а из левой – бутылка. Бутылка разбилась и пурпурная жидкость растеклась по каменным плитам.

– А-а-а-а-а… – разом выдохнули солдаты и тоже сделали шаг вперёд. Ружья, бутылки и прочие, ставшие ненужными предметы, градом сыпались у них из рук.

– У… У… неси меня отсюда! – срывающимся голосом выговорила Гризельда, сжав ожерелье так, что побелели её хорошенькие пальчики.

Мир снова дрогнул, вихрь снова закрутился и, подхватив обнажённую красотку, поднял её высоко в воздух и куда-то потащил.

Адалинда рычала, солдаты что-то мычали. Хорошо, что в доме ведьмы был очень даже неплохой винный погреб, благодаря которому отряд смог зализать раны и восстановить психологическое равновесие.

Впрочем, эта небольшая неудача оказалась, образно говоря, лишь маленькой капелькой дёгтя в огромной бочке мёда. Выяснилось, что р-р-революционные матросы тоже выступили и взяли под свой контроль все припортовые улочки, заняв там важнейшие объекты: таверны, кабаки, публичные дома. Зачем-то захватили и библиотеку, но, не найдя в ней ни вина, ни женщин, быстро её оставили.

Успех надо было закреплять, и революционные силы двинулись к ратуше. Революционные силы составляли солдаты отряда Адалинды, р-р-революционные матросы и массово примкнувшие к ним девушки с припортовых улочек, «девушки улиц», как назвал бы их поэт.

Ратушу обороняли только три человека: сам бургомистр, маг Эрландор и принесённая ветром Гризельда. Причём глупая Гризельда раздобыла где-то и накинула на себя какой-то старый халатик, что очень ослабило её магическую силу и влияние на массы.

Однако у неё всё ещё было ворованное магическое ожерелье, и Гризельда, крепко сжимая его бусины, начала громко напевать какое-то заунывное заклинание. Все застыли в оцепенении, воздух сгустился, краски дня померкли, а солнечный диск закрыла большая чёрная туча. Казалось, всё было потеряно, но в этот миг…

В этот миг на плече Гризельды появился маленький смелый мышонок. Своими острыми зубками он впился в нитку ожерелья и попытался её перекусить. Увы, нить была слишком прочна. Но подвиг отважного героя не пропал даром. Племянница Эрландора почувствовала прикосновение к своей шее, машинально скосила глаза и увидела… Увидела и заорала, так, как будто черти уже волокли её в ад. Кроме того, она резко рванула ожерелье, нить порвалась и сверкающие камушки запрыгали по плитам тротуара.

Все продолжали стоять в оцепенении, бусинки всё прыгали, магическая энергия бурлила тысячей призрачных вихрей. И вот, в жуткой, какой-то замогильной тишине…

– Д-д-демократический Д-д-дракон! – дико взвыл маг Эрландор, воздев вверх обе свои руки. – Приди! Спаси нас от Д-д-демона Р-р-революции!

Солнце померкло окончательно. Гризельда завопила ещё пронзительнее, мышонок жалобно пискнул и свалился с её плеча. А над Городом, оглушительно хлопая крыльями и изрыгая из пасти что-то похожее на горящий напалм медленно кружил огромный и страшный чёрный дракон.

– Долой, – сказала, почему-то шёпотом, Адалинда.

– Старый урод! – сказал бургомистр магу. – Он же теперь нас всех…

– Да здравствует д-д-демократия! – провозгласил Эрландор. Но тоже не слишком уверенно.

Дракон сделал ещё один круг над городом и плавно опустился на крышу ратуши. Послышался какой-то зловещий треск, сменившийся оглушительным грохотом, под который крыша и стены ратуши медленно развалились на куски и осели на землю.

Защитники ратуши, к счастью уж или к несчастью, но успели отскочить и смешаться с революционерами. Впрочем те даже и не заметили этого – настолько были ошарашены и деморализованы.

Дракон брезгливо разгрёб своими птичьим ногами горы кирпича и щебня. Пророкотал задумчиво: «Очень хрупки в некоторых городах д-д-демократические учреждения». Задумчиво выпустил из пасти огненную струйку. Вздохнул.

– Кто тут у вас пр-р-ротивник д-д-демократии?

– Они! Она! – радостно закричал бургомистр, энергично показывая обеими руками во все стороны.

– Сам ты… Коррупционер, – не полезла за словом в карман Адалинда.

– И жалование наше задерживаешь! – поддержали её солдаты.

– Хорошо… – рыгнул пламенем дракон. – Уже начались предвыборные дебаты.

– Ты, подлец, что натворил? – повернулся бургомистр к магу. – теперь же придётся выборы проводить. Досрочные.

– А иначе нас бы просто свергли. Может и со смертельным исходом.

– Не мог ты, чудотворец балаганный, такого дракона вызвать, чтобы полномочия мне продлил? А смутьянов этих…

– Дак уж какого смог…

Ну, делать нечего, против слюны напалмовой не попрёшь. Пришлось готовиться к выборам. Как по мановению волшебной палочки облепили стены домов плакаты. Небо закрыли аэростаты. И везде бургомистрова рожа красуется. То есть, если сказать политкорректно – лицо. Так до утра эта рожа… лицо везде и висело. А наутро вышел народ на улицу, глядит… А вместо рожи везде – морда. Симпатичная такая кошачья морда. Так уж они с Адалиндой порешили: мол кот – это и политкорректно, и гламурно, и вообще здорово.

Да и люди смекнули, сколько раз человекообразных в бургомистры выбирали – все воруют. Так может попробовать кота? Ну и попробовали. И теперь у нас не город, а просто сказка. Никто не может сказать, что новый бургомистр мышей не ловит. Ловит, да ещё как!

Впрочем, не всех мышей он ловит. Для некоего маленького, но очень смелого мышонка, сделано исключение. Ни одна кошка, ни один кот в Городе не смеют его тронуть. Больше того, Августа Штерна обязали ежедневно выдавать мышонку весьма приличную порцию копчёной колбасы. Колбаса должна быть свежей и порезанной аккуратными кружочками. Мышонок растёт не по дням, а по часам, и вскоре, возможно, сравнится размерами с нашим новым бургомистром.

А другой бургомистр, тот, который бывший, открыл «Цирк хомячков» и делает огромные сборы. Сын его, Агидиус, разочаровался в злой Гризельде и снова полюбил Адалинду. Та, правда, не хочет его прощать, но юный романтик не теряет надежды. Да и Гризельды в городе больше нет. Мага Эрландора со всеми его бесчисленными племянницами и подставными фирмами из Города выперли. Хоть он и кричал, что без него вся жизнь прекратится. Не прекратилась.

Заботу об уличном освещении взяла на себя компания «Магические фонари Адалинды». Водоснабжением занимается «Магический водопровод Адалинды», а «Адалиндмагстрой» восстанавливает потихоньку разрушенную ратушу.

Вот только… Ну, помните, я уже упоминал то простенькое заклинание, которое и произносить-то не надо, достаточно просто промурлыкать. Так вот, наш новый бургомистр очень любит мурлыкать. И ходит везде. В результате вино, пиво и даже крепчайший шнапс мгновенно превращаются в молоко, кефир или какие-нибудь другие молочные продукты. Только поднесёшь ко рту стакан, глядь, а в нём уже простокваша. А то и вовсе сметана.

С другой стороны, все медицинские светила утверждают, что молочная диета гораздо полезнее алкогольной. Хотя задерживаться в нашем Городе эти светила, почему-то, не любят. А мы, горожане, так любим своего нового бургомистра, что согласны терпеть даже молочную диету. Тем более, что у Августа, в таверне «Неисчерпаемый подойник» посетителям всегда нальют крепчайшего бодрящего кумыса. Но только чур, я вам про это ничего не говорил…

Таковы правила

Юрий Гарин

На углу тихого и пустынного перекрёстка, под тусклым, болезненно-жёлтым светом фонаря, стоял одинокий человек. Старые светофоры, ржаво скрипящие на провисающих проводах над серединами дорог, заученно сменяли цвета, но стоящий человек так и не увидел ни одной машины. Человек под фонарём в очередной раз обернулся, чтобы оглядеть дальний угол перекрёстка; из-под капюшона показалось худое овальное лицо, с тёмными мешками под впалыми глазами. Мужчина вздохнул, посмотрел на часы, но продолжил терпеливо ждать.

Прошло уже больше получаса, однако к человеку никто не приходил. Старый квартал, с его покосившимися, хрипящими от сквозняков и осевшими домами, обступал вокруг, заключая перекрёсток в непроницаемый, безвременный кокон. Мужчина переступил с ноги на ногу, слегка переместил на плечах объёмный походный рюкзак, потом выругался, снял его и бросил на землю, сел сверху.

Практически в тот же миг он услышал шаги. По брусчатке старого квартала отчеканивала чья-то быстрая и ритмичная поступь. Шаги приближались и в ночном сумраке проступил мужской силуэт, тугой рюкзак на его спине можно было принять за горб.

– Я же говорил не снимать! – резко бросил подходящий мужчина.

Человек у светофора вскочил и быстро закинул рюкзак обратно на спину.

– Здравствуйте. Это с Вами я переписывался? Меня зовут…

– Никаких имён! Это я тоже говорил. Если ты не собираешься меня слушать, или делать в точности то, что я скажу – можем разойтись прямо сейчас. Понятно?

Человек под фонарём молча кивнул. Он рассматривал подошедшего мужчину – среднего роста, коренастого, с резко выступающими скулами и немного впалыми щеками, покрытыми двух— или трёхдневной щетиной.

– Хорошо. Сделаем так, назовём меня Аргос, а тебя – Ясон. Под стать твоей просьбе, так сказать. Я буду твоим проводником и для тебя, ещё раз повторяю, каждое моё слово – закон. Иначе мы оба пропадём. Ты всё взял?

– Да, конечно, – поспешно ответил Ясон. – Хотя некоторые вещи… Ума не приложу… Но да, всё. Тёплую одежду, обувь, лыжные очки…

– Не надо мне перечислять, – тёмные, почти чёрные глаза Аргоса сверкнули в луче фонаря. – Всё так всё. Если ты что-то забыл, это уже не исправить. Если, конечно, ты не хочешь отказаться.

– Нет, нет, вовсе…

– Послушай, – тон Аргоса смягчился. – Таков порядок. Я должен спросить тебя ещё раз. И ты должен ответить утвердительно. Не моргнуть, не кивнуть, не сказать «конечно» или съязвить. Ты должен ответить только «да». В противном случае я повернусь и уйду, и больше ты со мной на связь выйти никогда не сможешь. Итак, ответь, ты точно решил сделать то, о чём попросил меня?

Ясон замер на мгновение. Ему казалось, что в такие моменты в голове должны проноситься сотни мыслей, множиться сомнения. Но в голове было пусто. Он набрал воздух в лёгкие.

– Да.

Аргос внимательно посмотрел прямо в серые глаза путника. Потом кивнул.

– Хорошо. Тогда вперёд. Не будем терять времени.

Проводник повернулся, и, не дожидаясь, быстрым шагом направился вниз по улице, в темноту. Ясон, чуть замешкавшись, пошёл следом.

– Не терять времени, Вы говорите, но сами опоздали на полчаса.

– На «ты», – сказал Аргос. – Это специальные тридцать минут. Мы называем их «соус». Чтобы путник успел промариноваться. Принять окончательное решение. Те, кто ждут – не отказываются.

– А много их? – спросил Ясон.

– Кого?

– Тех, кто отказывается?

– У всех разные просьбы, – задумчиво сказал Аргос. – Я не собирал статистику. Но всегда есть те, кто только лишь думает, что принял решение. Оплата у тебя далеко?

– Рядом, – Ясон достал из бокового кармана рюкзака свёрток.

– Хорошо. Оставь пока у себя.

– Вы… Ты даже не проверишь?

– Нет, – коротко ответил Аргос.

– Но почему? Вдруг…

– Потому что я знаю, что всё в порядке. И я знаю, что ты всё взял. Мы всегда можем это понять.

Тёмная улица, словно русло реки, виляла и плутала меж теснящихся строений, проваливаясь всё глубже в непроглядную ночь. Около одного из домов, с массивным готическим крыльцом с пятью ступеньками, проводник остановился; повернулся к путнику.

– То, что мы собираемся сделать – очень тёмное искусство. Искусством я это называю только из уважения к своей работе. Это грязь, от неё потом не отмыться. Я бы назвал это злом, но зла как такового не существует. Ты должен быть готов ко всему. И более всего – ты должен быть готов пойти до конца.

– Я готов, – почти раздражённо повторил Ясон.

– Пока что – да, – мрачно сказал Аргос. Он взбежал по ступенькам и открыл массивную резную дверь, она оказалась не заперта.

В затхлом воздухе заброшенного здания витала пыль. По полусгнившей, но всё ещё на удивление крепкой винтовой лестнице они поднялись на второй этаж, зашли в спальню. Проводник сбросил рюкзак и закрыл дверь комнаты.

– Давай сюда плату, – сказал Аргос, доставая из рюкзака небольшой тубус и ножницы. Из тубуса проводник вытащил свёрнутый лист бумаги и расстелил его на полу – на бумаге был нарисован круг со множеством символов по его внутреннему периметру. Ясон протянул ему свёрток.

– Какого это было? – спросил Аргос, разворачивая обёртку. – Своими руками душить кролика?

– Ужасно.

– Хорошо, что ужасно.

Аргос положил трупик кролика в центр нарисованного круга, взял ножницы и отрезал себе локон волос; он плюнул на кролика и прилепил локон волос на слюну.

– Это и есть плата за проход? – спросил Ясон.

– Это для того, чтобы я смог вернуться, – ответил Аргос. – Одевайся.

– Только ты? – спросил Ясон, надевая арктические сапоги с толстым слоем меха внутри.

– Мы вернёмся разными путями, – ответил Аргос. – Это последнее, прежде чем начнём. Слушай. Ты должен мне довериться. Я проведу тебя и буду помогать тебе. Я всегда буду рядом, но бок о бок я смогу быть с тобой только часть пути.

– И ты говоришь мне это только сейчас?

– Я обещал довести тебя и доведу, если будешь слушаться. Но за определённую черту мне пути нет. Я объясню тебе больше, когда до неё доберёмся. Нам пора. Надевай рюкзак. Очки на сразу на глаза. Шапку надвинь ниже. И лучше подними воротник. Перчатку с правой руки пока что сними.

– Мне уже жарко.

– О, не беспокойся – почти с улыбкой сказал Аргос. Он положил руку на старинную ручку комнатной двери. – Давай, мы должны открыть её вместе.

Ясон подошёл положил свою ладонь на руку Аргоса.

– Так значит, вход здесь? Почему именно здесь?

– Конкретное место не важно, – сказал Аргос и открыл дверь.

В комнату залетела снежная буря.

Ясон вскрикнул. Его лицо, даже скрытое за воротником и лыжными очками, будто располосовали ледяные бритвы.

– Перчатку надевай! – крикнул Аргос. – Держись сзади за рюкзак.

Комната наполнялась снегом. Они шагнули за порог двери и оказались на заснеженном горном перевале. Завывал ураганный ветер. Проводник двигался вперёд медленными, но уверенными шагами, проваливаясь почти по колено в снег. Путник шёл след в след, держась за специально пришитую сзади рюкзака проводника ручку. Вокруг шумела пурга, видно было на один или два шага вперёд, и Ясон удивлялся, откуда проводник знает, в какую строну идти. Всё, что мог разглядеть он сам – это редкие, чёрные стволы деревьев, и какие-то небольшие ледяные столбы, которые они обходили стороной.

Холод пронизывал до мозга костей даже сквозь зимние одежды, рассчитанные на самые тяжёлые условия, сковывал движения. Они куда-то поднимались, шли медленно, и путнику скоро начало казаться, что следующий шаг он уже сделать не сможет. Но он делал ещё один шаг, и ещё один. Дезориентированный, почти на автомате, он только знал, что нужно держаться за рюкзак и переставлять ноги в появляющиеся перед ним дыры в снегу.

Когда Ясон уже в пятый раз потерял счёт времени, он почувствовал, что идти стало легче. Вскоре они вышли на какое-то подобие твёрдой тропы, занесённой снегом. По ней они, обходя ледяные камни, выбрались на высшую точку перевала. Тропа, уже различимая, вилась вдоль скалы, по левую сторону была отвесная пропасть. Ветер немного поутих, носимый плотной завесой снег расступился на открывшемся пространстве, и Ясон обнаружил, что за скалой, на горном плато, буквально в километре от них, раскинулся величественный, обнесённый стеной, заснеженный город. Ясон увидел ряды невысоких домов с плоскими крышами; улицы как лучи сходились к дальней от ворот части города, к площади, на которой стояло высокое здание – четырёхугольная пирамида с плоской вершиной.

Аргос развернулся, схватил Ясона за воротник и притянул к себе.

– Это Ицтлаколиук, – крикнул он на ухо. – Замёрзший город.

По скользкой скальной тропе, на которой Ясон дважды чуть было не сорвался в пропасть, они добрались до приоткрытых ворот города. Удивительным диссонансом, здесь не было ветра и почти не шёл снег. Они прошли за стену. Ясон увидел вблизи заледеневшие кубы зданий, и представил, как бы всё блестело и переливалось, если бы сквозь плотные облака пробивался хоть один луч солнца. Они двинулись вперёд по улице, и тогда путник наконец разглядел людей. Замёрзшими статуями, они застыли в разных позах – кто стоя, кто сидя, кто высовываясь из окна; кто-то закрывал руками голову, видимо успев понять произошедшее, а кто-то застыл со спокойной улыбкой на лице.

– Что здесь произошло? – крикнул Ясон, но понял, что здесь не нужно было перекрикивать ветер, и смутился.

– Удар, – коротко отозвался Аргос. – В одно мгновение с неба рухнул мороз. Некоторые даже не успели ничего понять. Другие успели укрыться там. – Он указал рукой на пирамиду, возвышавшуюся над домами.

Они вышли на площадь, уставленную ледяными фигурами как шахматная доска. Здесь было мало замёрзших мирно – на лицах, покрытых инеем, застыл ужас. Проводник и путник поднялись по ступеням пирамиды до среднего уровня, и у дверей внутрь остановились, чтобы отряхнуться.

– Ну, первый этап пройден? – с нервной улыбкой спросил Ясон.

– Нет, – Аргос толкнул двери. – Это была прелюдия.

Внутри пирамиды было очень жарко. Пространство напоминало восточный дворец, вокруг были развешены разноцветные шёлковые занавески, полы устланы коврами. Живые люди сидели или полулежали на подушках, кто-то потягивал кальян, кто-то занимался любовью, кто-то грелся у множества каминов. Ясон отметил про себя, что не замечал исходящего от пирамиды пара или дыма.

По команде Аргоса Ясон сбросил зимнюю одежду и в одном из углов он переоделся в милитаризованную одежду – берцы, свободные брюки с усиленными накладками на коленях и куртку с пластиковыми налокотниками. Проводник остался в своей одежде – джинсах и лёгкой кофте.

– Мои часы остановились, – с удивлением отметил Ясон.

– Оставь их, – приказал Аргос. – И телефон. Они тебе уже не понадобятся. С этого момента времени больше нет.