Иго во благо

У Вити, было дело, при Эрике случился подобный казус. Гвинеец тут же засветил обидчику. Витя хоть и говорил нам, что занимался боксом, удар пропустил. Эрик ростом за метр восемьдесят, в плечах шкаф, кулак под стать. Витя посыпался в угол комнаты, правда тут же вскочил на ноги и схватил кухонный нож со стола. Эрик не стал больше защищать чувство гвинейского достоинства, показал спину и бросился за дверь.

Не испугались мы и «сицилийского мафиози». Он по-хозяйски начал задавать вопросы, мол, где работаете, что вам платят. Мы ему с иронией, без всякого почтения, мол, да разве можно задавать вот так вот напрямую такие нежные вопросы, это ведь коммерческая тайна.

– Как бы вам тайна боком не вышла! – начал угрожать.

– Да ладно, братан, – Витя ему, – мы же земляки!

– Тамбовский волк тебе земляк.

– Ну, тогда, – говорю, – гусь свинье не товарищ!

– Откуда вы такие разговорчивые?

– Сибирские лапти мы.

– Оно и видно!

– По твоей физиономии тоже не скажешь, что на Елисейских полях коровам хвосты крутил.

Попикировались, одним словом.

– Ещё зайду, – пропустил мимо ушей Елисейские поля наш «мафиози».

Но больше не появлялся.

Они действовали на испуг. Уши прижал, жди, начнут доить.

Признаюсь, когда очутился в глубокой финансовой яме (случилось один раз такое), созрела нехорошая мысль. В отчаянном положении вышел на большую дорогу: поехал в Лиссабон с твёрдым намерением кого-нибудь из братвы грабануть. У работяг совесть бы не позволила, а экспроприировать у экспроприаторов разрешила. Сколько слышал историй, как эти уроды людей лишали заработанного, без копейки оставляли, домой не на что было уехать, или на вокзале приехавшего оберут до нитки. Вот и подумал, пусть хоть один почувствует, как это оказаться в шкуре ограбленного.

Господь отвёл от греха – никого не встретил из тех, кого бы потрясти. А когда вернулся на базу, мне сказали, что Дельфин набирает бригаду на стройку. Был такой патрон Дельф, мы его звали Дельфин. Сам бывший футболист, с уважением относился к спортсменам, на этой почве сошлись с ним.

Это я забежал вперёд, приезжаю к Вите, он ждёт меня в страшном нетерпении. С работой не складывалось. Я-то думал, Витя без меня развернётся, контакты наладит, а он последние свои деньги проел и ждал моих.

Где только омича не встретишь. Вова Хохлов сам Витю нашёл. Почти мой сосед – с Богдашки – улицы Богдана Хмельницкого. Болтун и проныра. Оказывал посреднические услуги между гасторбайтерами и работодателями. Подыскивал работу для нашего брата, имел деньги как от хозяина, так и от нас. Витю завтраками кормил-кормил, наконец, нас вместе устроил, мы поработали пару дней и поняли, на такие деньги, при такой работе не прожить. Да и Вова не понравился, слишком уж себе на уме тип – хитропопый, что называется.

Распрощались, а через два месяца по сарафанному радио узнали – посадили Вову. Он проворачивал дела с документами на легализацию (нам тоже предлагал свои услуги), на махинациях и прихватила полиция земляка. Правда, как говорили знающие люди, португальским заключённым живётся сытнее, чем нам гасторбайтерам. По помойкам ходить не надо.

Последние десять дней в ожидании меня Витя жил на подножном корму. Собирал в заброшенных садах мандарины и апельсины, а также щёлкал кедровые орешки. Они в Португалии крупные и с толстой кожурой, как в дальневосточной тайге. Местные их не употребляют, зато Витя (голод не тётка – пирожка не подсунет) щёлкал их в большом количестве. Сидел сугубо на растительной пище.

На день раньше меня приехали к донне Розе на постой три хохла с Западной Украины. Один моего возраста, в прошлом подполковником на зоне служил, а двоим хлопцам по двадцать с небольшим. Тётка Розка, как мы звали за глаза нашу донну, была где-то в отлучке, Витя увидел новеньких, гостеприимно зазвал к себе в комнату, дескать, подождите, чё на улице торчать. Приглашал с дальним прицелом. Хохлы посидели десять минут и «прицел» сработал, спрашивают, а можно перекусить.

– Какой разговор, – сглатывая обильную слюну, гостеприимно ответил Витя. Он всеми фибрами души чувствовал наличие в сумках сала.

Хохлы есть хохлы, появилась курочка с хрустящей корочкой, три вида сала, колбаса украинская.

Пригласили хозяина комнаты к богатому столу, Витя даже для приличия не стал отказываться, сразу согласился, но не с пустыми руками сел за трапезу, вытащил из-под кровати сумку.

– Ребята, угощайтесь, – начал щедро доставать фрукты, – апельсинчики, мандаринчики, сплошные витаминчики.

Жили мы у тётки Розки в двухэтажном доме на первом этаже. В одной комнате мы с Витей на двухэтажных нарах, рядом на кровати Аркаша Смолин, директор школы из Подмосковья, из Можайска. Кто-то зло посмеялся над ним, наговорил, как Витин дядя, что в Португалии можно заработает много денег. Аркаша у бывшего ученика, тот держал несколько ларьков, занял две тысячи долларов, которые бандюки дальше вокзала увезти не дали. Оставили без копейки. Бомжевал первое время. Больше года перебивался, найдёт работу, его кинут. Тотальное невезение. На поесть денег выдадут, придёт время расчёта, ему досвидос. Нелегалу бесполезно справедливость искать.

С Аркашей в одной комнате спать было невозможно. Во сне стонал, зубами скрипел. Довели человека. В конце концов, кое-как набрал денег на дорогу, я ему сто долларов дал, он уехал. Про негров уже говорил. Третью комнату занимали хохлы из Мелитополя – Ленка и Володя. Отличные ребята. Не обижались, что хохлами их звал.

С ними познакомился следующим образом. Тороплюсь утром на работу, выскакиваю на улицу, перед домом стоит дивчина с косой едва не до пят и плачет горькими слезами. С мужем сняли комнату в нашей квартире, она как увидела «номер», так и в рёв. Муж куда-то убежал, Ленка слезами обливается. На Украине была экспертом по недвижимости, фирмочку свою открыла. Могла себе позволить ездить по Европам – Испания, Италия, Франция. Бандюки, как известно, не только по вокзалам облупливают, в кабинетах тоже сидят. Ленка взятку вовремя не дала, нагрянула прокурорская проверка и нарыла криминал. Не Бог весть какой, только умные люди посоветовали отсидеться заграницей. Выбирая место, остановились на Португалии, из глубокомысленных соображений: ещё не были в ней, мол, и поработаем и посмотрим. Разница небо и земля, если ты приезжаешь туристом «посмотреть» или предлагаешь себя наёмным работником.

Условия в нашем «отеле» были ещё те. Газовая плита допотопная, половина конфорок толком не работали. Газ в баллонах. Он даже в многоэтажных домах в баллонах. В тётки Розкиной пятиэтажке лифта не было, таскали баллоны на пятый этаж, пупы надрывая. Газовая колонка у нас работала так, что под душ встанешь, откроешь воду – холодная идёт, ждёшь-ждёшь, посинеешь весь, вдруг как хлынет голимый кипяток, и прыгаешь вокруг струи, вращая краны, стараясь, не ошпарившись, выставить подходящий температурный режим.

«Стиральная машина» в «отеле» – натуральное бетонное корыто, с бетонной стиральной доской и вода холодная. Ленка увидела ненавязчивый сервис и в слёзы.

Подхожу к ней плачущей, она, носом хлюпая, по-английски со мной здоровается.

– Не выпендривайся, – говорю, – свой я.

Узнал, что к чему, скомандовал слёзы не лить, завёл на кухню, открыл холодильник, показал, где моя еда.

– Бери, что хочешь, – говорю, – ешь без всяких стеснений. Еда успокаивает. Сейчас некогда, бегу на работу, вечером всё расскажу, введу в курс дела.

Объяснил, где ближайший магазин, спрашиваю:

– Язык какой-нибудь знаешь.

– Иняз, – говорит, – заканчивала, на английском свободно разговариваю.

– Значит, объяснишься без проблем.

Я настолько сблизился с Ленкой и Вовой, сколько раз созванивались после того, как я уехал из Португалии. Сначала в Португалию им звонил или они мне. Потом на Украину.

У Ленки волосы были уникальные – до пят. Заплетёт в косу покороче, а всё одно – ниже колен. Русая коса. Мыть такие волосы не так-то просто, одна не могла, Володя помогал. С таким богатством её хоть куда на работу брали. Португальцы теряли дар речи от её косы: «Кобелу! Кобелу!» Волосы, значит. Ленка сама эффектная – кровь с молоком, кожа белая, ещё и коса… Если ей в одном месте не нравилась работа, быстро находила в другом. Володя с нами на стройке работал. А в принципе, они не бедствовали, деньги заканчивались, им присылали. Ленка больше сидела дома.

Что касается меня, тоже не голодал, в нужный момент находилась работа. Не было такого, чтобы сидел без хлеба или на жильё деньги не находились. Койка стоила сто долларов в месяц. Случалось ели с помойки. Не в прямом нашем смысле, собирая объедки. Хохлы, те, что Витю кормили курицей, были в курсе португальских особенностей, скоренько определились с помойками и местных бомжей потеснили. Просроченные продукты на помойку выбрасывают – печенье, конфеты, всё в упаковке. У нас дату перебивают, а здесь вываливают в мусорные контейнеры. Однако дальнейшего утилизационного хода просроченным продуктам гасторбайтеры не давали, и в мусоросборщик они не попадали.

В принципе нормальный вкус, только однажды после печенья мой слабый желудок разнылся, видимо, маргарин был совсем старый.

Португалию, как и армию, с тёплым чувством вспоминаю. Компания в квартире подобралась отличная. Часто по вечерам на кухне собирались. Этакая кают-компания была. Негры тоже с нами. Понимали друг друга, что-то по-португальски, что-то по-английски.

Однажды на таких посиделках Ленка сообщила: встретилась с русскоговорящими, рассказали, что здесь неподалёку есть место под названием Фатима. Пользуется особым почитанием у католиков, там церковь, статуя Девы Марии. Папа Римский Павел II ежегодно приезжает туда молиться. Негр Эрик говорит:

– Вот дураки, памятнику молятся, а бог он везде, в дереве, в цветке.

Я давай нести какую-то чушь, тогда был невоцерковлён, что крест – это сброс энергии.

Посидели, поумничали, потом Ленке говорю:

– Лена, выясни поподробнее о Фатиме, не мешало бы съездить посмотреть.

Ленка всё разузнала, с ней вдвоём в воскресенье, Володя что-то не смог, отправились. Ехали сначала поездом, потом автобусом.

Огромная площадь, огромный храм, базилика по-католически, статуя Божьей Матери. Если в двух словах (это я уже позже прочитал), в 1917 году, начиная с тринадцатого мая, в течение полугода, каждый месяц тринадцатого числа детям являлась в одном и том же месте Пресвятая Богородица. Последний раз это случилось тринадцатого октября при огромном стечении народа (более семидесяти тысяч). Явление Богородицы сопровождалось чудом – солнце совершало самые невероятные движение, вращалось в обратную сторону, перемещалось сверху вниз. Пугая собравшихся, начинало падать на них. Богородица сказала детям, что война (имелась в виду Первая мировая) скоро закончится, но при следующем Папе Римском пройдёт более страшная. (Она и прошла – Вторая мировая). Пастушки две девочки и мальчик. Мальчику Богородица предсказала скорую смерть. Недолго прожила и вторая девочка, а третья, Лусия, стала монахиней, была ещё жива, когда мы с Ленкой ездили в Фатиму.

В Фатиме есть длинная высокая стена, исписанная словами из Евангелия на разных языках: «Тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь». На русском надпись прямо над проходом. Он узкий, сантиметров восемьдесят, а то и меньше. От него наискосок через огромную площадь перед базиликой тянется бетонная дорожка к стеклянной часовне, построенной на месте явления Богородицы Матери детям. Дорожка длиной метров триста-четыреста. Этот путь проходят на коленях до самой статуи Девы Марии, находящейся в часовне.

Когда обсуждали план поездки, Ленка спросила:

– На коленях пойдёшь?

Сказал, если сердце подскажет, пойду, нет – извините.

Сердце подсказало.

Подошли к дорожке, один за другим паломники на колени встают (мужчины, женщины, в возрасте, молодые) и лихо, как лыжники, пошли-пошли. Скоренько так. Пригляделся – всё просто, у них наколенники. Ленка говорит:

– Саша, я за ночь себе сшила, ты не просил, не знала – надо нет.

– Я вообще не в курсе, что наколенники нужны.

– Наверное, забыла сказать. Но вот прихватила для тебя перчатки и булавки. Давай приспособим. Всё лучше, чем ничего.

Перчатки рабочие, шов грубый. Булавки туда-сюда ходят при движении, швы давят. Я был в тонких джинсах. Кстати, по сей день целы, а прошло более пятнадцати лет. Ленка на колени встала, фьють, как лыжница, и улетела. Я сделал пару шагов в Ленкином ритме, и понял – сегодня не мой полётный день. Коленями чувствовал каждую песчинку. С виду, когда на ногах стоишь, кажется, дорожка безупречно ровная, миллионами паломников идеально отполированная. Метров через двадцать от старта мои колени были сбиты до кровотечения. Начал молиться. Молитв практически не знал. Просил: «Пресвятая Богородица, помоги». Всю дорогу твердил, чтобы помогла разрешить ситуацию, сохранить семью, вернуть любовь к жене. «Да, я накосячил, надурил, прости и помилуй». Пока молюсь, боль не чувствую, притупляется, стоит выпасть из молитвы – колени огнём горят.

Более часа черепахой двигался до часовни, в голове: через любую боль дойду, доползу, преодолею, тогда всё будет хорошо в семье. А Марина пусть найдёт свой путь.

Ползу через боль, «лыжники» мимо пролетают. До часовни добрался, дальше по дуге идти к входу. Расстояние всего ничего, да сил не осталось, ещё с полчаса потратил, повторяя одно: «Пресвятая Богородица, помоги». Дохожу до дверей, их перед моим носом хлоп и закрыли. Случайностей не бывает, раз не перед кем-то, передо мной, значит, надо терпеть дальше.

Потом узнал, монахи начали службу в часовне. Упорно ждал часа полтора. Даже просто отстоять на коленях полтора часа мёдом не покажется, не зря раньше за провинность детей на колени ставили, здесь колени вдрызг стёртые. Места живого не осталось. Перенесу тяжесть на одно, давая отдохнуть другому, или сяду на пятки – всё равно не легче. Но я упёртый, решил стоять до победы. Ленка давно прошла, через стеклянные стены часовни вижу, на лавочке сидит, ждёт меня.

Наконец двери открылись. Пока я колени включал и ход набирал, «лыжников» пять обогнали меня и в часовню проскочили. Прохожу метра два, ещё столько же передо мной, затем поворот, а там и статуя Девы Марии. Рукой подать осталось и новая напасть – судорога. Не только ноги – спину и всё остальное свело. С детства знаю метод борьбы с судорогой: плывёшь, и если начинает сводить ногу, распрями в колене и тяни носок на себя. Мне куда распрямлять? Ноги, спину всё заколодило.

Паломники в часовне на скамьях сидят, на меня с удивлением уставились, что за корчи? Мария Египетская порог храма не могла переступить, назад грешницу отбрасывало, меня судорога не пускает. Можно было встать на ноги, нет – не мог слабину позволить и сдаться. Опираюсь на кулаки и всё своё скрюченное тулово тащу вперёд, врагу не сдаётся наш гордый «Варяг».

Два метра до поворота и столько же после протащил себя на кулаках, упал перед статуей, уткнулся лбом в землю: «Помоги, Богородица, помоги».

Не помню, сколько молился, времени не чувствовал. Потом резко встал на ноги и спокойно вышел из часовни. Коленки болели, но судорога прошла, спину отпустило.

У Ленки глаза круглые, она видела, как полз. Вдруг легко встал и вышел.

Была ли услышана моя молитва? Скорее – да. Хотя после Португалии ещё косячил и косячил, но в моей жизни появился батюшка Савва. Без него навряд ли семья сохранилась.

У Ленки с Володей семья тоже чуть было не развалилась. Ленка рассказывала, за полгода до Португалии она уехала к тётке в Николаев, Володя устроил мальчишник. Какой мальчишник без девчонок. Ленке доложили. Володя клялся и божился – не изменял ей. Она не верила, поставила вопрос ребром – расходимся. Никаких пауз брать не стала, тут же по интернету нашла себе мужичка в Англии и поехала знакомиться. В Соединённом Королевстве остыла, протрезвела, да и англичанин не пришёлся по вкусу. «Какой-то мухомор облезлый, да ещё с гонором, – рассказывала. – Я себя не в мусорном баке нашла, он думал, стелиться перед ним буду. Нос дерёт, как же – истинный британец! Так и хотелось сказать: да ты на себя в зеркало-то посмотри, чучело-чемучело! К нему такое богатство привалило, одна коса чего стоит, должен в лепёшку расшибиться от такой роскошной женщины!»

Вернулась домой, и тут начались проблемы, не до семейных разборок стало, не до выяснений, кто прав, а кто ещё правее, ноги в горсть и вместе с Володей сбежали в Португалию.

– Не ценишь, – говорил ей, – что тебе дали. Абсолютно не ценишь. Есть вещи, которые случайно могут произойти, надо включать терпение, смирение, понимание.

После Португалии она стала депутатом горсовета. Позвонила мне, мол, выиграла выборы.

– Тебе, – говорю, – надо дитё рожать, а ты полезла в политику. Ты слышишь меня, – повторил, – ро-жать!

– Да слышу, – смеётся, – не глухая.

Не знаю, меня ли послушалась, у самой ли дошло, но молодец, года через полтора родила, позвонила, Богданом назвали. Зови, говорю, на крестины.

В Португалии восемь месяцев пробыл, жил бы ещё, не собирался уезжать, да сыграли свою роль два обстоятельства. Первым по хронологии был разговор по телефону с Мариной. Из него понял, у неё появился другой. Мне бы радоваться, хлопать в ладоши, в пляс пуститься – свершилось! Пресвятая Богородица услышала, помогла. Сколько хотел, чтобы нашла мужчину с серьёзными намерениями, вышла замуж, навсегда исчезла с моего горизонта, обрубила все ниточки и канаты, больше ни звонков, ни встреч.

Две недели после звонка места себе не находил. Настолько переживал, Ленка за меня стала волноваться:

– Саша, нельзя так изводить себя!

А во мне всё клокочет! Спать не могу, аппетита нет. Не мальчишка. Ладно, в техникуме на вором курсе одна особа, в которую был по уши влюблён, категоричный отлуп дала, отповедь прочитала. Пришёл после этого домой, лёг спать – не могу. Вскочил, побежал за ворота. Ночь, я весь на взводе туда-сюда улицу шагами, близкими к бегу, измеряю. Мама вышла: «Сынок, что случилось?» Накричал: «Что ты за мной шпионишь?»

Пацан был, мальчишка. Тут мужику сороковник, хуже того студента. Отелло почище шекспировского.

Потом позвонила жена:

– Не могу справиться с сыновьями, мозги набекрень, не слушаются вообще. В школе с двойки на тройку, с улицы домой не загонишь.

Мише тринадцать, Коле четырнадцать, самый переходный возраст. Жена боялась, как бы не пошли по плохой дорожке. Коле нужны были деньги, унёс из дома мой новый отличный портфель, кожаную куртку на меху. Тащил исключительно мои вещи, думал, мать не заметит.

Одни словом, надо ехать. Когда уезжал, у Ленки слёзы навернулись:

– Ты как брат стал.

Володя подарил отличный нож.

Жалко, война сейчас на Украине, наша связь прервалась.

Глава девятая

Зов

Приехал из Португалии, и со страшной силой потянуло к тому, отчего бежал. Придумал для себя умную причину: надо ситуацию окончательно разрешить, дабы никаких неясностей не оставалось. Нашла себе мужчину – и хорошо. Тем не менее надо встретиться с Мариной и с глазу на глаз расставить все точки. Всё-таки не совсем чужие люди.

Связи с Мариной были утрачены. Имелась единственная зацепка найти её – телефон квартиры, в которой жила до моего отъезда. С квартиры давно съехала, да для нас разведчиков это не проблема: полюбезничал с хозяйкой и разузнал номер телефона магазина, где работала Марина. Наводка сработала отчасти. Марина успела уволиться из данной торговой точки. Женский голос, сообщивший данную информацию, не удалось сходу обаять и склонить к сотрудничеству на все сто процентов, лишь на пятьдесят – телефон Марины не получил, но было обещано передать ей о моём звонке.

Через час сердце оборвалось – услышал в трубке Марину. Сухо предложила вечером встретиться в кафе на Тарской. Пришла точно, пунктуальность была её коньком. Яркая, летняя. Новая причёска, незнакомые духи. Обычно я дарил, но выбирали вместе.

– Новые ароматы, – не смог удержаться от комментариев.

– Да! – прозвучал односложный ответ.

– Подарок от мужчины? – бес толкал меня на провокации.

– Да! – кивнула головой.

Меня охватило волнение от её близости, от возможности снова видеть её вот так вот рядом. Сколько раз представлял в Португалии нашу встречу.

Сели за столик. Попросила заказать кофе, мороженное. От вина отказалась.

Не откладывая в долгий ящик, сообщила, что у неё новый мужчина. Возможно, для этого и назначила встречу.

Подчеркнула:

– Отношения у нас самые серьёзные.

Информация резанула по сердцу. Знал ведь, да одно дело услышать от кого-то, совсем другое – вот так вот в лоб окончательно и бесповоротно.

Вида не подал и ничего глупее не придумал, как пожелать «самого-самого». Дескать, желаю вам счастья, радости и Ангела-хранителя.

И тут же, совершенно ни к селу ни к городу, вразрез с настроением Марины начал вспоминать курьёзный случай из португальской эпопеи.

Случай такой. Из соображения экономии финансовых средств, так как мужской куриный пол дешевле женского, для приготовления обеда купил я петуха. Супчика куриного захотелось. Загрузил птицу в кастрюлю, варю, заходит на кухню наша донна – тётка Розка.

– Что варишь? – спрашивает.

По-португальски, само собой изъясняемся.

Элементарный вопрос, да у меня на элементарный ответ начисто вылетело, как по-португальски петух будет звучать. Курица – голинья, прекрасно помню, петух, как ни морщу мозги, не идёт в голову.

Голь на выдумки хитра. Вывернулся обходным путём.

– Пай крианса голинья, – доложил хозяйке о содержимом кастрюли, стоящей на огне.

В переводе означает: папа детей курицы.

Донна Роза (женщина дородная, смуглая, губастая) какие-то секунды смотрела непонимающе, потом как зальётся смехом. Да взахлёб. Не удержался и я от заразительного португальского смеха. Хохочем вдвоём, не можем остановиться.

На наше веселье выглянула Ленка из своей комнаты. Тётка Розка давай ей рассказывать о папе детей курицы.

Недели на две получил я кличку «пай крианса голинья».

– Весело в Португалии было? – посмотрела мне в глаза Марина.

– Конечно! – по-пионерски ответил я, только что руку не вскинул в салюте.

– Что ж так быстро вернулся? Веселился бы дальше.

– Я соскучилась по тебе, Сарожа! – продолжил я дурашливый тон.

– Ну и зря!

– Понятно, что зря, да вот так запросто себя не переделаешь!

Выйдя из кафе, распрощались на крыльце, и каждый направился в свою сторону.

Был августовский вечер. Солнце пламенно окрасило небо за Иртышём. Никуда идти не хотелось. На месте Успенского собора бил фонтан. Только через пять лет начнут восстанавливать храм, и под фонтаном обнаружат мощи священномученика Сильвестра. Подошёл к фонтану, сел на лавочку. На душе было скверно. Убеждал себя – всё прекрасно. Мы с Мариной чужие люди, нашла мне замену и ладно. Были у меня деньги – был нужен, оказался на мели – прощай-прощай и ничего не обещай. Но как ни успокаивал себя, в груди кипела обида, страшная обида. Гордыня (мной пренебрегли, меня предпочли другому) рвала сердце.

Марина позвонила на следующий день, и закрутилось всё по новой.

Только что дорожка старая.

Жена месяца три пребывала в неведении, верила, я «переформатировался» в Португалии, вылечился. Я не то, что вылечился, рецидив начался – только держись.

С работой откровенно повезло, лучшего и желать не надо было. Позвонила будущая кума – Нина Березина. Через год стал крёстным её дочери Иринки. Ира зовёт меня папа Саша. С мужем у Нины не сложилось, разошлись, Иринке лет четырнадцать было, спрашивает:

– Можно буду звать вас папой Сашей?

– Я тебе крёстный отец, – говорю, зови.

Сейчас ей двадцать четыре года, так и зовёт.

Нина наткнулась в газете на объявление: салон элитных кухонь в Омске, филиал московской фирмы, ищет директора. Без особой надежды, да попытка не пытка, позвонил в кадровое агентство, оставил свои данные. Через пару дней получаю ответ: я один из претендентов на высокую должность. Надо слетать в Москву на собеседование с владельцем фирмы. В самолёте вычислил конкурента. Ира Морозова занималась финскими кухнями, была продажником – начальником отдела по продажам. Не сомневалась в своей победе, но когда поговорили с ней в электричке, по пути из аэропорта, скисла, поняла: вес у меня и производственный, и торговый солиднее.

Омский филиал начал быстро набирать обороты. Я подобрал хороших дизайнеров, мужиков-сборщиков. Кого-то подтянул, с кем работал по мягкой мебели. Дело пошло.

Позвонил в Португалию Ленке, сообщил, что теперь не абы как, а директор мебельного салона.

– Молодец! – порадовалась Ленка.

На следующий день сама позвонила, передала от всех приветы, отдельный от донны Розы. Тётка Розка на информацию о моём директорстве прореагировала:

– О-о-о! Пай крианса голинья – патрон!