Ожившие мертвецы. Начало

Мы как раз не доехали метров триста до здания Университета. Знаете, длинное такое здание, огороженное забором из железных прутьев. Люди выскакивали из машин: мужчины, дети, женщины, старики, бежали к воротам Университета. Вопли нечеловеческого ужаса, жуткий вой мертвецов, кровь застыла в жилах. В воротах учебного заведения страшная давка: люди нещадно напирали друг на дружку, каждый стараясь первым попасть за железные прутья ограды и в здание, топтали упавших, кто-то не добежал вообще, кто-то в отчаянии пытался лезть через забор. У мертвецов начался настоящий пир. Мне из внедорожника было хорошо видно бойню, что устроили зомби. Память старается избавиться от негатива и вам, как психологу это хорошо известно. Но я хорошо запомнил, как штук восемь зомби рвали на части крепкого мужчину, который пытался спасти маленького сына. Мужчина не успел умереть до того, как на его глазах малыша разорвали на части…

Я распахнул дверь и меня вывернуло наизнанку. Так говорят в литературе, а тогда я как раз понял, что значит это выражение. Всё это время Иван находился в каком-то ступоре. Подозреваю, что только сейчас до него дошло, что мир рухнул. Не только для всех, но и для таких, как он тоже. Для этого ему нужно было получить по морде от тех, кого он не считал за людей и отлуп от рядового полицейского. Когда меня закончило тошнить, я собирался закрыть дверь, но этот козёл с силой толкнул меня из машины, и я рухнул прямо в лужу своей блевни. Внедорожник Ивана рванул на встречную полосу, разметав из левого ряда пару машин поменьше и, разгоняясь и сшибая бегущих от зомби людей, помчался в сторону центра, благо как раз туда-таки никто не ехал. Что было дальше с ним, я не знаю. Мне неизвестно, удалось ли ему спасти свою семью.

Меж тем, мертвецы текли потоком из дворов и половодьем расползались по проспекту в нашу сторону. Гвардейцы, придя в себя, забирались прямо на крыши стоящих в пробке машин и поливали из автоматов мертвецов. Я не служил в армии, но теперь уже знаю, что попасть точно в голову по движущейся мишени тем более длинными очередями очень сложно. А наша Росгвардия далеко не спецназ. Зомби стаскивали гвардейцев на землю и разрывали их на части. В конце концов, они тоже начали разбегаться.

Мне казалось, что я кадры этого ужаса замедлились, замедлился и я, поднимался, казалось, целый час. Тут я заметил ядовито красную ручку топора, по-видимому выпавшего из соседней машины. Я сунул топорище за пояс джинсов и побежал.

Бежать оставалось только в сторону дворов, противоположных тем, откуда напали мертвецы. Я неплохо знал этот район: там у меня когда-то жила девушка. Я стартанул со скоростью стометровки и бежал до самой станции Выхино, а это не меньше километра. Мой забег напоминал марафонскую трассу дружбы: бежали все. Я обгонял целые семьи, множество разного народу: гвардейцев, офис-менеджеров, людей в джинсах, брюках, спортивных штанах. Как водится, в такой панике выживали взрослые молодые особи. Взаимовыручка? Не успел заметить, простите…

Так я догнал до Выхино, где станция метро и железной дороги. Когда я добежал, то готов был выплюнуть лёгкие. В глазах было темно и мне уже было всё равно, будут ли меня жрать зомби или я просто рухну замертво. Выхино, если не знаете, это юго-восточная окраина Москвы, прямо перед границей города – МКАДом. Жулебино, куда мы ехали, чуть дальше, но тоже Москва. Инстинктивно я чувствовал, что нужно выбираться подальше от столицы – меньше населения, значит меньше зомби. Перебраться через МКАД, а там Некрасовка, Люберцы – куда занесёт.

Тут произошёл наверное самый забавный случай из всего, что мне удалось пережить. Над железнодорожной станцией проходил гаражный комплекс. На насыпи, соединяющей гаражи и станцию, заселилась огромная колония крыс. Как раз на этой насыпи копошилось десятка четыре мертвецов. Они с фермерской деловитостью разрывали руками норы, доставали грызунов и с аппетитом ели. Они так были увлечены своим занятием, что совсем не обратили на меня внимание, когда я прошёл мимо них и забрался на крышу этого комплекса. Тогда у меня мелькнула мысль, что и от зомби бывает польза.

Пожалуй, осталось ещё пару моментов, о которых интересно рассказать. Когда я прошёл по крышам весь гаражный комплекс и, озираясь, двинулся мимо станции в сторону МКАДа, я увидел, как кто-то машет российским флагом из разбитого окна высотного здания. Оно в районе Выхино стоит особняком, если были, то знаете. Наверное, выплеснутый адреналин совсем свёл меня с ума, но я пошёл в сторону здания. Меня встретил местный отряд самообороны. Я угостился едой, алкоголем. И тут я понял, что стал каким-то другим, я никого не стеснялся, не пытался оценить какой-то статус человека, как-будто спали оковы. С группой молодёжи в закат я поднялся на крышу этого здания. Господи! Хоть я и никогда не видел красот Альп, Тибета или чего там есть красивого? Но зрелище меня заворожило и восхитило. На фоне жёлтого заката красовался – именно красовался! – огромный апокалиптический город. Алым пожаром горели здания, густой дым относило ветром, улицы заполнены машинами, людьми, зомби, сражающимися друг с другом, вспышки разрывов, непрестанный гул, запах гари… а вдалеке Александрийским столпом стоит Останкинская башня и испуганно-кривые башни Москва-сити, этого российского Манхеттена. Мобильная связь местами ещё работала, но я не постеснялся потратить заряд аккумулятора на видео и фото. И вот, ты стоишь и понимаешь, что это не конец города, разрушенного противником, а конец мира и ты видишь это и переживаешь…

– Прошу вас, – перебил психолог, – расскажите про вашего первого.

– Ах, да, – спохватился Антон, – вы ведь у всех про это спрашиваете. Ведь убить первого зомби – это на порядок, то есть в десять раз, увеличить шансы на выживание? Ваша, вроде, теория. Молчите? Но и мне возразить нечего. Вы правы: это как раз тот момент, когда ты из жертвы превращаешься в хищника.

Итак. Когда мы спустились с крыши, сидели дальше, как на студенческой вечеринке: тренькала гитара, парни с девчонками при свете свечей играли в настольную игру… И вправду, почему-то в этом здании собралось больше молодёжи. Может я вёл как-то по-другому (я ведь деревенский, приходилось и с суровыми местными общаться), но меня воспринимали как повидавшего жизнь. Были трое ребят из Иваново, у одного молодая жена. На следующий день они собирались двинуться домой. Я тоже хотел попасть домой в Самару, но согласился пойти с ними по двум причинам: во-первых – я хотел подальше убраться от Москвы, чтобы перевести дух, а в компании будет гораздо легче, во-вторых – мне тоже надо на юго-восток.

В общем, собрав невеликий скарб, мы пошли в сторону МКАДа. Стояло мрачное затишье, ни людей, ни мертвецов. Но вы уже знаете, что каждые спокойные пройденные сто метров уже кажутся необычными. Мы перевалили МКАД с замёрзшими в апокалиптической весне машинами. Помню, Санька глянул на часы: всего двадцать минут идём. И вот тот дом, старый, панельный в пять этажей, девчонка в окне старается не напрягать голос: «Помогите!». Все смотрят на меня. Я, кстати, по возрасту самый старший. Девчонка, лет двадцати, кричит о помощи в открытом окне. И вот он трусливый принц с ядовито красным топором заходит в подъезд….

Мне кажется, что сработал инстинкт самосохранения. Зомби занимали пролёт между первым и вторым этажом. Я рубанул топором по мрачным чёрным рукам, тянущимся ко мне, потом, скорее с испуга, ударил по голове первого зомби… Потом оставалось только считать: второй, третий, четвёртый…

Дверь не понадобилось вышибать. девчонка её открыла и сразу проскользнула мимо нас, спрятавшись за меня. Старая фрау, в опрятном платье тянула ко мне когтистые руки. Я убил её.

Спасённая барышня представилась Мариной из города Владимира. Заночевала у подруги, которая сбежала посреди ночи, а её бабуля за это время успела умереть и ожить, охотясь за подругой своей внучки. Марина заперла дверь, открыла окно и стала звать на помощь.

Я всё пытался вспомнить, где я видел эту девчонку? Уже потом выяснилось, что она певичка из поп-группы, которую крутили по музыкальным каналам. Мы решили проводить её до родного города.

Шли вдоль Горьковского шоссе, ночуя в заброшенных домах. Не без приключений, конечно, но речь сейчас не об этом, да и много таких историй вы слышали. Встречали мертвецов, людей, хороших и не очень. Санька погиб в схватке с зомби, а его жена теперь с другом, который тоже шёл с нами. На границе с Владимирской областью какие-то не очень хорошие люди соорудили прямо на шоссе настоящий блок-пост с воротами и брали мзду с проезжающих и проходящих. Деньги, конечно же, были уже не в ходу и эти бизнесмены апокалипсиса брали плату продуктами, оружием и женщинами. Взамен у них можно было также найти и охраняемый ночлег. Так как ни тем, ни другим мы делиться не собирались, то нам пришлось обходить этот пост, делая большой крюк через зомби территорию. Как раз там мы и попали в переплёт, из которого нас вытащили ваши люди. Так мы попали в ваш лагерь.

Антон замолчал, ожидая ещё вопросов от Психолога.

– Итак, миссию свою вы не выполнили, не добрались ни домой, ни в Иваново, ни даже до Владимира. Что собираетесь делать дальше?

Видимо Антон не раз уже думал над этим, поэтому не заставил ждать с ответом:

– У нас с этой девушкой Мариной, как понимаете, завязались отношения, и я теперь чувствую всю ответственность за неё. Пока мы остаёмся в лагере. Это просто чудо, что мы ещё живы, поэтому, когда вокруг твориться такое, спешить никуда не стоит, хотя Марина очень переживает за родных, которые находятся всего в каких-то семидесяти-восьмидесяти километрах отсюда. Ещё несколько месяцев назад это было не расстояние.

– Да, это самое страшное время для человечества, – кивнул, соглашаясь, Психолог.

– Возможно. Я хочу сказать одну вещь, только не сочтите меня за сумасшедшего, – парень заёрзал на кресле, трудно решаясь высказать свою мысль.

– Как раз-таки сейчас я и ощутил жизнь. Понимаете, мы работаем всё время, чтобы заработать на пропитание и купить какую-нибудь безделицу. С утра до ночи, от выходных до выходных, от отпуска до отпуска. И что? Подходит старость и мы понимаем, что позади у нас пустота. Здесь, просыпаясь каждое утро, я не знаю, доживу ли до вечера. Но я чувствую себя полезным: я хожу в патрули, езжу за продуктами, сражаюсь с мертвяками. Каждую минуту я живу и впервые в жизни я не тороплю время. Я стал гораздо сильнее, чем был, сбросил пятнадцать килограмм сала. Вот, посмотрите!

Антон протянул Психологу фотографию. На ней был изображён улыбчивый офисный пельмень, отдалённо напоминавший худощавого жилистого парня, сидящего сейчас здесь.

– В лагере мне один из парней дал кличку Билли, в честь рок-звезды Билли Айдола. Никогда не знал кто это, да и рок не слушал, а теперь готов отдать пол-ящика консервов, чтобы послушать, что поёт этот чувак.

Билли-Антон посмотрел в окно, будто увидев там свою прошлую жизнь, мотнул головой, стряхивая наваждение, сказал:

– Знаете, с этой девушкой Мариной там, в той жизни, у меня не было бы шансов.

Глава вторая. Дорога с севера.

Нарьян-Мар ещё не скрылся за спиной, как Редькин выудил из-за пазухи квадратную бутылку виски.

– Будешь? – предложил Мякинину. Тот помотал головой. Послышался звук открываемой пробки.

– Как хочешь, мне больше достанется!

– Смотри, не выжри всё сразу, нам долго ехать, – предупредил Михаил.

– Завидуешь? Не бойся, буду экономить.

Редькин какое-то время молчал, прихлёбывая и наслаждаясь подступающим опьянением. Потом его понесло на восторженные разговоры.

– Представляешь, какая свобода! Ни ментов тебе, ни других сатрапов. Бухло в магазинах, жратва бесплатно, тёлок любых бери. Красота!

– Думаешь, ты один такой? – решил позадирать Редькина Мякинин, – Бухло выпьют, еду разберут, а у баб появятся сильные покровители.

– Настоящие пацаны объединятся, а нас с Витьком всегда примут к себе. Так что не пропадём! А ты чем займёшься? Сына будешь искать?

– Да.

– А если он того? Зомби стал или помер?

– Закрой рот! – рявкнул Миша.

– Ой, ой! Ладно, не бойся, всё будет ништяк. Останови отлить.

Потом Лёха снова пустился в философствование:

– Витьку предложу ко мне в Шатуру, всё равно он жаловался, что в Воронеже ему делать нечего. Кто-нибудь из моей босоты точно выжил. Наверное, все выжили. Лёха Медведев жив остался после девяти ножевых, Саньку Борисова ЗИЛ-131 переехал, рёбра поломал, живой. Мне два раза башку проламывали.

«Оно видно», – съехидничал про себя Миша. Редькин продолжал вещать, но Мякинин его больше не слушал, погрузившись в свои мысли. Хорошо, что работал ДжиПиЭс, если Нарьян-Мар найти было возможно в случае промаха – всё-таки много дорог вело туда и на одну из них рано или поздно реально выехать – то на небольшой лагерь вахтовиков наткнуться было бы везением. А если ошибиться и принять какой-нибудь размёт в овраге за зимник, то куда тебя черти занесут – неизвестно. Компасом с картой хорошо умел пользоваться только Бетке.

Мысли о сыне разъели бы Мишу за часы езды, если бы не беспокойство о дороге. Редькин, нахлеставшись, на третьем часу заснул, почти час перед сном орал песни из блатного репертуара. Путь казался слишком длинным, на пятом часу Мякинин начал беспокоиться: бескрайнее белое волнистое поле, ни живой даже звериной души. Редькин счастливо спал. На исходе пятого часа показался застывший лагерь. Миша едва не закричал от радости и облегчения, к тому же, заслышав шум мотора, все шестеро работяг высыпали на улицу, на ходу влезая в тёплые куртки.

Завидев «Апельсин», Бетке и инженер Варламов довольно переглянулись: обошлось! Да и что, собственно могло случиться? Опять бизнесмены погрызлись, разделили контору, кого-то уволили или закрыли в СИЗО, а про холопов, как водится, забыли.

Из кабины вывалился Мякинин, затёкший после долгой езды в неудобном сиденье, поздоровавшись, сказал удивлённо молчавшим коллегам:

– Будите Редькина, он в дрова надрался по дороге.

Саня Лапшунов неуверенно двинулся к кабине. Юрий Саныч Бетке, совершенно ничего не понимая, спросил:

– Сами что ли приехали? А где водители?

Миша отмахнулся:

– Расскажу, пошли домой.

Лишь Витёк, оглядывая с усмешкой «вахтовку» и проснувшегося Редькина, произнёс:

– Нормально так на снегоход сменяли!

А Редькин, увидев Михайлова, заверещал непослушным языком:

– Витёк! Зомби захватили мир!

– Пошёл ты! – брезгливо сморщился Михайлов, стряхивая редькинские руки с плеч.

– Ну ладно, чего?! – продолжал цепляться Лёха, потащившись за Витком в столовый блок, куда уже зашли остальные.

***

В спальном отсеке мирно храпел пьяным сном Редькин – ему Доктор налил стакан наспех и на глаз разбавленного спирта. Остальные серьёзные и задумавшиеся сидели за прямоугольным кухонным столом друг напротив друга. Миша, перед рассказом просил не перебивать, однако Витёк, посреди повествования, не утерпев, вставил:

– Вы там ничего не курили?

Однако больше реплик не было.

– Фигня какая-то, – потеряно молвил Лапшунов.

Доктор спросил:

– Слышь, Миха, вы когда у этих двух сумасшедших были в магазине, уверен, что они вам ничего не подсыпали?

– Куда? В запечатанный батончик? – раздражённо ответил Мякинин. Он так и думал, что никто не поверит и начнутся глупые вопросы.

– Больно уж фантастично, не обижайся, – сказал Инженер.

– Никто верить не хочет, потому что, если такое твориться здесь на краю земли, то на материке вообще ад. А там семьи, – сделал вывод за всех Фархад.

Молчали только Саныч Бетке, что положив пудовые кулаки на стол, не шевелясь, смотрел перед собой, и Витёк, в голове которого могло вариться что угодно.

– Что бы ни творилось, на материке военные с этим справились, – уверенно рёк Лапшунов.

– Ага, – ехидно подал голос Витёк, – а военные зомби не становятся! Если ими некому командовать, то они разбежались.

Саныч привычно хлопнул огромной ладонью по столу:

– Ладно. Делаем так: сейчас по свету собираемся, ночью встаём, завтракаем и – в путь. Сколько у нас водителей?

– Я, – сказал Инженер.

– Мы с Доктором можем, – подал голос Фархад, – на «Камазе» передача длинная, как на «Волге», к габаритам привыкнем. Не спеша можем ехать. Да, Док?

– Ага, – отозвался Доктор. – Миха, а ты откуда можешь на грузовиках?

– Я в Таманской дивизии служил. Только с самолётом управиться не смогу.

– Ну вот и добро, – подытожил Бетке. – Рано утром мы должны быть в Нарьян-Маре, а до вечера добраться до Усть-Лыжи. Там Печора течёт, если не переправимся, а утром вскроется, то надолго застрянем. Миша, Редькин не весь вискарь выдул?

– Полбутылки точно осталось. Он литр с собой брал.

– Хорошо, – подытожил Бетке, – неси, помянем рухнувший мир и выпьем за окончание вахты.

Начинались сумерки, светлые и длинные. Из хозблока летели наружу инструменты: лопаты, топоры молотки, скребки, кирка и даже грабли. Канистры с маслами, «незамерзайкой», тосолом.

– Что это? Отработка? Ну и дерьма скопилось!

Инженер пнул ногой полупустую канистру.

– Берите только необходимое! – орал Бетке от машины, укладывая что-то в будку.

– Саныч, генератор брать? – спросил Лапшунов.

– Сдурел? Он всю будку займёт!

– Не основной, а запасной, на 3 киловатта всего! Он заправленный!

– Тащи! Если что, выкинем, – подумав, ответил Бетке.

Мякинин заглянул в будку.

– Саныч, матрасы брать не будем. Давай покрывала только какие-нибудь возьмём? Иначе захламимся в конец. Лучше инструмента взять лишнего.

– Бери.

Открыв крышку капота, Инженер чего-то подкручивал в районе двигателя, подтягивал, ругался, спрыгивал и лез заводить машину. Наконец хлопнул тяжёлым железом:

– Хоть на Берлин идти можно!

В будке раскладывали на дно, пихали под сидения. Сумерки всё густели, а внутри остатки дневного света были безжалостно украдены небольшими окнами – видно уже почти ничего не было. Сыныч, оглядевшись, подсчитал что-то, шевеля губами, будто молясь.

– Что, всё? – спросил больше сам себя.

– Давай, по домам и личные собираем вещи. В три подъём.

Миша поспал часа два, и то сон его победил сам. Впрочем, ночью мало кто спал: то и дело скрипели двери кубриков, шаги шаркали по полу, хлопала входная дверь, затягивая сигаретный дым. Уже проваливаясь в сон, Мякинин подумал, что двери нигде не заперты, вдруг какой-нибудь оживший набредёт на их стан? И уж совсем малореальное: вдруг мертвецы по их следам доберутся?

– Подъём!

Бетке топал по блоку. «Пришли-таки зомби!» – подумалось Михаилу на сонную дурную голову. Хоть и спал чуть, а будто не ложился.

Народ заходил в столовую, мигала лампочка – топливо в генераторе заканчивалось. Инженер, скривившись, констатировал:

– Не успеем поесть, пойду подолью.

Сонный ворчащий Фархад возился у плиты, опухший Редькин клянчил у Доктора спирт:

– Давай, Док, не жмоться! Человеку плохо, похмелиться надо. Врач ты или нет?

Серёга Попов сначала отшучивался, потом в открытую послал надоевшего маргинала. Лёха в другой раз завёлся бы, но сейчас похмелье прессом придавило дурной характер. Он положил голову на стол и периодически мычал, пока остальные завтракали.

– Мороз – это хорошо! Дорога не раскиснет, – Сказал Бетке, когда вахтовики с вещами вышли на улицу. Лапшунов возразил:

– Солнце будет днём. Потечёт всё.

Двери блоков были закрыты. Тех самых блоков, что были жильём им долгое время, а теперь мёртво стыли в этом заснеженном безбрежном кладбище. А ведь сюда уже больше никто и никогда не придёт – подумалось Мякинину – ни вахтовики, ни кто-либо ещё. Кому нужно забираться сюда, на край света? Лишь через сотни, нет, тысячи лет здесь будут ковыряться археологи другой, уже новой цивилизации и строить гипотезы, что здесь было. Кто-то найдёт мякининский потерянный брелок от ключей с эмблемой футбольного клуба «Сатурн» и расскажет всем, что древние люди поклонялись планетам и даже знали, как они выглядят. Кто-нибудь обязательно помянет инопланетян, донесших свои знания до человеческих приматов…

Лапшунов, шмыгнув носом, сентиментально выразил мысль, которая летала также и у Миши в голове:

– Знаете, братцы, мне кажется, что земля больше не круглая, а как блюдце, и мы сейчас стараемся уехать с самого края, пока нас не сдуло в космос.

– Поехали, философы! – поторопил Бетке, – Миша, ты за рулём.

– Почему?

– Ты уже ездил этой дорогой. Притом недавно.

– Ну да, как будто в этой пустыне есть ориентиры, – проворчал Мякинин, забираясь в кабину. Сунул руку под сиденье, с успокаивающим удовольствием нащупал заточенную арматуру, ту самую, которой он уложил нескольких зомби.

***

Дорога едва не убаюкала Мякинина, он несколько раз уходил в какой-то молочный астрал, когда безбрежная ночная тундра сливалась с тёмным горизонтом, лишь подскакивающая на ухабах машина заставляла вернуться в реальность. Рядом мирно сопел Саныч, совсем не помогая бодрствованию.

Нарьян–Мар открылся не как в прошлый раз дворами и крышами домов, а сотнями ходячих мертвецов, уныло бродящих вдоль окраины, которых Мякинин в рассеивающейся мгле, издали принял за множество тёмных колышущихся вех.

– Глянь, Саныч!

Миша пихнул Бетке в бок, тот, сразу проснувшись, вытаращился на зомби, издал восхищённо-испуганную матерную тираду. Миша, доехав почти до города, взял левее, намереваясь выехать на дорогу через посёлок Искателей по заснеженному льду реки Печоры. В будке вахтовки разглядели мертвецов и теперь громко гомонили. Зомби разворачивались на звук машины, тянулись следом, но в скорости явно уступали.

Вахтовка, обоими мостами загребая зимней резиной снег, двигалась по противоположному городу берегу, мертвецы же, хаотично передвигаясь разрозненными нестройными рядами, никак не заканчивались. Мякинин, углядев идущую к городскому берегу колею, свернул на неё. Ближе к берегу дорогу преградили двое зомби, стоящие друг за другом, ещё двое стояли по краям колеи друг напротив друга, их просто швырнуло в стороны железным телом машины, двух других сшибло бампером. Под днищем что-то глухо прокатилось, вахтовка лениво приподнялась, переезжая тела. В будке кто-то вскрикнул: видать совсем ещё непривычно сшибать кого-то, даже пусть уже и мёртвого. Мякинин, впрочем, тоже совсем не привык ездить через зомби, выругался:

– Тупые мёртвые ублюдки!

Машина выехала на Лая-Вожскую дорогу, оставив позади Нарьян-Мар, мертвецов и почти совсем ушедшую ночь. Миша остановил вахтовку:

– Садись теперь ты, Саныч. Смотрю: выспался.

Пока менялись, из будки высыпали по нужде мужики, эмоционально обсуждая увиденных зомби. Даже постоянно усмешливый Витёк, казалось, был шокирован.

Машина тронулась, Миша привалился к двери. Сон медленно начал его обволакивать. Каждый метр приближал его к дому. Как после демобилизации в поезде: ты спишь, а дом движется к тебе, но всё ещё так далеко… Мякинин проснулся от того, что машина остановилась и Бетке ругался:

– Как его так развернуло? Вот придурок!

Было совсем уже светло, солнца, заволоченного облаками, видно не было и это хорошо, так как тепло сейчас вовсе некстати. На дороге, прямо по диагонали кабиной в сторону материка стояла фура, перегородив проезжую часть. Обочины у дороги, по большей части плоские, именно здесь были крутыми. Справа фуру объезжали густо заметённые, но заметные следы внедорожника, он проехал прямо по самому краю обочины, у «Апельсина» же были все шансы свалиться.

Вахтовики вылезли из будки, и выстроились у машины, глазея на грузовик. Инженер залез на подножку фуры, подёргал дверь, не открылась, заглянул в кабину сквозь дверное стекло. Громкий глухой удар по стеклу раздался изнутри. Варламов резко отпрянул с испуганным возгласом, свалился с подножки и, вставая, потом снова падая, почти на четвереньках отбежал в сторону соратников. Страшная, с жёлтыми зубами обросшая щетиной рожа, скалила гримасы, растекалась по стеклу, пачкая его жадной слюной.

– Их там двое, – Фархад показал на вторую похожую физиономию, что также скалилась, пытаясь сдвинуть в стороны первую.

– Они ведь не вылезут? – спросил Лапшунов, не отрывая взгляда от замурованных в кабине чудовищ.

– Они не сильнее людей, – успокоил его Михаил, размышляя уже о том, как преодолеть это неожиданное препятствие.

– Надо слегка столкнуть кабину чуть вперёд, и она уйдёт в сторону, – немного путано предложил успокоившийся Инженер.

– Для этого нужно развернуть колёса в сторону движения, – понял его мысль Бетке.

– И кто к мертвякам в кабину полезет? – поинтересовался Витёк.

– Я разберусь, – вальяжно заявил Редькин, – только разбейте стекло, ну или дверь откройте.

– Смелый? – хмыкнул Витёк. Миша, тем временем, достал из будки тяжёлую кирку.

– С капота удобнее будет? – полуспросил Мякинин Редькина.

– Давай, – коротко ответил тот.