Теория Фокса

Задача была невыполнимой – он знал это с самого начала. Но чем больше он о ней думал, тем ещё невыполнимее она казалась. Он знал, что ещё никто, ни один синтезатор не находил Планка в Китае. А Планк был единственным, у кого мог быть ответ.

Макс Планк обнаружил, что мир сделан из кирпичей. Вся материя и энергия состоят из неделимых частиц – они не как вода, а как кирпичи. Почти год он ездил из одного университета в другой с лекцией о своём открытии. И всегда его сопровождал один и тот же шофёр. И однажды шофёр пошутил, что он уже столько раз слышал лекцию, что мог бы и сам её прочитать. Планк сразу же согласился.

В университете Мюнхена шофёр вышел на сцену, представился Планком и рассказал об открытии. Затем без труда ответил на вопросы из зала, ответы на которые слышал уже столько раз. И никто, ровным счётом никто не заметил подмены.

Есть два типа людей: Шофёры и Планки. Шофёры запоминают речи и ответы на вопросы. Заводят знакомства и связи, получают дипломы и сертификаты. Учатся приемам бюрократической борьбы, создают учёные советы, профсоюзы и всесильные ассоциации. Они говорят уверенно, красиво, захватывают публику своими речами. Они умеют убеждать.

Но они пусты.

Выплыв за буйки, Шофёры теряются. Они могут объяснить прошлое, но о будущем не знают ничего. У них нет понимания… Не зная глубинной сути, они лишь заучивают, притворяются, имитируют. И много говорят, очень много говорят, создавая шум и помехи. Первая задача синтезатора – отсеять шум Шофёров.

Понимание есть только у Планков. Нутром они чуют суть вещей, видят будущее. Но стоит какому-нибудь неосторожному, неопытному Планку показаться на поверхности, как его участь предрешена. Планк как зеркало – в них Шофёры видят свою суть. И сразу же нападают, мгновенно, целясь в горло. Охота. С начала времен за Планками идет охота. И чтобы выжить, спастись от истребления, они уходят вглубь, как дикая птица ищет убежища в чаще. Жизнь они проводят там, вне радаров, в тени, невидимые для окружающего мира. Античастицы человеческого общества по ту сторону реальности.

Вторая задача синтезатора – найти Планка. За всю жизнь Джим нашёл трёх. Они давали ему его лучшие идеи.

Но чего он сделать не мог, как бы ни старался, это найти Планка в Китае. Китай оставался непройденной чащей, терра инкогнита, Марианской впадиной мира Планков. Китайские Планки были не античастицами. Это было что-то другое, неуловимое, как бозоны Хиггса – ты знаешь, что они должны существовать, но каждый раз они ускользают между пальцев без следа.

«Как сделать за три дня то, что не смог сделать за десять лет?» – в панике, подскакивая на очередном бархане, думал Джим.

Прилив беспощадно приближался. Каждая волна слизывала новый кусок пространства, тесня машину всё дальше, на скалы. Океан загонял его, как волка загоняет свора собак.

Удар! Машину подбросило, и в свободном падении Джим вцепился в руль. Всем своим весом две тонны железа рухнули на песчаную дюну, издав глухой, утробный скрежет. Джим рывком переключился на пониженную, но было поздно. Машина встала, колёса вращались впустую, лишь беспомощно завывал мотор. Джим распахнул дверь и выскочил наружу.

Машина сидела на брюхе, в самом центре песчаной ловушки.

Он оглянулся, и холодный пот проступил у него на спине. Он стоял прямо на пути прилива.

– Дьявол!

С каждой волной вода подползала всё ближе. Понимая всю тщетность надежды на помощь, он всё же судорожно оглянулся, но на тонкой полосе между водой и скалами не было ни единого следа. Он был один. Каменистая пустыня безмолвно давила, как будто из неё выкачали воздух. Бурлящая пена шипела, поглощая выгоревший, белёсый песок, подкрадываясь всё ближе и ближе. Он почувствовал, как мышцы стали деревенеть. Первобытный страх, ужас полной беспомощности сковал его, и Джим взвыл, как попавший в капкан зверь.

И снова голос:

«Тратишь время напрасно. Время, которого нет. Вставай, Джим! Заставь себя. Найди же выход».

Он выхватил из багажника сапёрную лопатку и бросился к ближнему колесу. Лезвие впивалось в дюну, но она не хотела отдавать добычу – каждый раз песок срывался, снова и снова заполняя яму. Джим рыл неистово, но уже знал, что не успеть. Наконец он обмяк спиной к воде, не смея обернуться; он чувствовал соль на губах… и изо всех сил укусил себя за кулак. Вспышка боли перекрыла отчаяние, и на секунду ясность мысли вернулась: «Действуй! Подложи что-нибудь под колёса».

Он оглянулся, но вокруг была пустота. Лишь дюна и голые скалы.

И тут он увидел ящики, сложенные на заднем сиденье. Распахнув дверь и уперевшись ногой, он потянул за крайний – тот упал, гулко впившись в песок, уйдя в него наполовину. Блестящие слитки, столь знакомые Джиму, лежали рядами, переложенные шерстяной тканью. Тонкие, как плитки шоколада, контрабандные слитки из Гонконга переливались изящными драконами. Между ними вразнобой лежали чуть красноватые, грубые, как эксперимент какого-то неопытного пекаря, кирпичики с печатью Банка Австралии.

Джим быстро оглядел ящик, но только дно было достаточно большим. Схватившись за торчащий угол, он опрокинул его, и слитки глухо посыпались на песок, сгрудившись в пирамиду. Несколько ударов коленом, и в руках он держал широкое днище.

С последним ящиком было почти покончено, когда сзади вдруг нахлынула волна, и он в ужасе подпрыгнул. Прямо на его глазах, словно масло на раскалённой сковородке, слитки таяли под своей тяжестью в мокром песке. Джим схватил доски и рванулся к машине. Первые две дались легко – он вставил их вертикально, прямо перед колёсами. Уже почти поддалась третья, когда необъяснимый страх вдруг охватил его, мурашки пробежали по спине.

«Что?!»

И тут он понял. Тишина. Исчез звук прибоя. Как в замедленной съёмке, он поднял глаза, словно боясь увидеть то, о чём и так уже знал.

Впереди нависала чёрная тень гигантской волны. Набираясь с силами, она готовилась опрокинуться прямо на него.

Одним скачком Джим метнулся за руль и выжал педаль газа. Колёса, скуля, заскоблили по доскам. Взвыв, как раненое животное в своей последней попытке спастись, машина тянула себя из песчаной ловушки.

Раздался оглушающий удар, и бурлящая вода захватила всё вокруг. Мощный поток вырвал машину из плена, чуть было не перевернув, и потащил прямо на скалы. Двигатель ревел, захлёбывался и снова ревел, но скалы неумолимо приближались.

Оставалось не более десятка метров, когда, перекатившись через полосу песка, передний край волны ударился о камни и отхлынул, потащив за собой пену и водоросли. Джим чувствовал, как машина под ним начала зарываться. Он вращал рулём, но без толку – машина не слушалась – вода вымывала из-под неё песок. И вдруг передние колёса зацепились за что-то твёрдое. Почувствовав под собой опору, машина взревела и стала набирать скорость, фут за футом подбираясь к сухой полосе суши. В зеркале заднего вида Джим видел, как блестели остатки золотой пирамиды, уходя в песок. Навсегда… Остановка означала смерть.

«Выдыхай. Медленней, ещё медленней. Выдыхай».

Пульс стучал в голове, и тело тряслось от адреналина.

Солнце было уже в зените, когда дюна внезапно оборвалась. Не снижая скорости, с пробитым, скрежещущим по асфальту колесом, Джим влетел на парковку парома. От удара по тормозам машину занесло, и бампером она едва не снесла заграждение.

Сквозь покрытое пылью стекло Джим смотрел на пролив, не веря своим глазам.

Парома не было.

Он судорожно огляделся. Парковка была пуста – вокруг ни души. Его губы задрожали.

И тут он вскрикнул. Зелёная точка показалась за каменистым островом – паром качался из стороны в сторону, как будто в нерешимости.

– Нет! – исступлённо закричал Джим.

Локтем он распахнул дверь, выпал из машины, вскочил и бешено замахал руками, хрипло крича и подпрыгивая. Наконец вдали взметнулось чёрное облачко, и паром стал приближаться. Джим соскользнул на землю, его сведённые судорогой плечи дрожали, пальцами он впивался в плавящийся асфальт.

Впереди ярким пятном замаячила голова паромщика – высунувшись из окна, он настороженно разглядывал Джима. Но, сдержавшись, вопросов задавать не стал.

Мучительно долго трап опускался, скрипя, пока, наконец, не уперся в причал. Джим загнал машину внутрь, ворота с лязгом закрылись, и весь ржавый корпус гулко завибрировал. Пустынный песчаный берег начал медленно растворяться в иллюминаторе. Джим обернулся, уткнулся спиной в стену и бессильно сполз вниз. Перекошенная, со спущенным колесом, одна в центре пустого трюма, машина казалась всеми забытой жертвой кораблекрушения.

«Как?.. Как синтезировать идею без Планка? За три дня? Безнадёжно…»

Вдруг он встрепенулся, бросился на переднее сиденье и вытащил из бардачка мобильный телефон. Тот озарился мягким синим светом.

Сигнала не было.

Выскочив наружу, Джим взбежал по ступеням наверх, в отсек управления.

– Шкипер, друг!

– Что? Чего случилось?

– Можно позвонить с твоего телефона?

– Дружище, мобильные не работают. Ничего не работает. Все звонят с заправки.

– Заправки?

– Эксон. Ну, той, что в Рэйнбоу Бич, знаешь? У них же обычный телефон, проводной. Всего десять минут езды… Если, конечно, ты поменяешь запаску.

Джим бросился назад, вниз, в сумрак машинной палубы. Открыв багажник, он стал на ощупь искать домкрат. За канистрой с машинным маслом его пальцы вдруг наткнулись на мягкий металл; он подцепил его и вытащил – слиток, килограмм весом. «Должно быть, выпал из ящика». Джим протёр его о рубашку, положил в карман и потянулся за запаской.

Двадцать минут спустя он ворвался в деревню. Приютившись на самом берегу, под холмом, сверху она казалась затерянным островком посреди бескрайнего эвкалиптового леса. Заправка, больше похожая на магазин тысячи мелочей, была полна людей. Вбежав внутрь, Джим отбросил колебания и, придав лицу извиняющееся выражение, начал локтями пробиваться через шумную очередь раздражённых туристов. В основании очереди, в закутке у кассы, он обнаружил основательную даму с трубкой в руке. Бурно жестикулируя, она без каких-либо затруднений перекрикивала толпу, то тут, то там вставляя «мердэ».

Джим пробился к ней и, смотря ей прямо в глаза, разъединил телефон. Недоумение проступило у неё на лице. Не в силах поверить в происходящее, она даже не пыталась сопротивляться; трубка безвольно повисла у неё в руке, и плавным движением Джим перехватил её. Времени для вежливости не было.

Буря ярости обрушилась мгновение спустя. Коленом Джим заблокировал узкий проход, держа беснующуюся толпу на безопасном от шнура расстоянии. По памяти он набрал номер.

– Чарли! – прокричал он.

– Джим… – слабый голос задрожал где-то вдалеке. – О, как же я надеялся, что ты сегодня позвонишь.

– Чрезвычайная ситуация! Нужна помощь.

Голос затих, и затем:

– Что нужно?

– Планк. В Китае. Сегодня. Прямо сейчас!

– Невозможно, ты же сам знаешь.

– Чарли, они похитили Марию. Нужен китайский Планк.

Повисла тишина.

– В какой… области? – голос по ту сторону стал распадаться на куски, как если бы каждое слово давалось ему с невероятным трудом.

– Зоя, – ответил Джим.

– Приезжай, – донеслось после молчания, показавшегося вечностью. – Планк будет… Сегодня… В полночь… Сидней. На нашем месте.

– В полночь?! Не успеваю! Я на Фрейзер Айланде.

– Джим, выбора нет. Времени нет. Совсем нет… Полночь… Планк будет. Но ты должен успеть.

– Выезжаю.

Джим бросил трубку и кинулся сквозь беснующуюся толпу. Руки тянулись к нему, пытаясь схватить. Со всех сторон сыпались ругательства и проклятья, кто-то плеснул в лицо водой. Прикрывая голову, он всё-таки добрался до двери и выскочил наружу, в рубашке, разорванной наполовину.

За углом, когда шум и крики позади стихли, он, тяжело дыша, перешёл на шаг, затем замер и вдруг сполз прямо на бордюр, не в силах держаться на ногах. Его трясло, руки не слушались.

«Планк. У меня будет Планк!»

Впереди вдруг забрезжила надежда.

И пропала так же быстро, как и появилась.

Он вдруг понял, что, чтобы доехать до следующей заправки, бензина в баке не хватит. Возникшую было мысль вернуться и попытаться заправиться здесь он сразу же отбросил как безумную. Джим огляделся.

Солнце обжигало асфальт. На противоположной стороне, через дорогу, грузный бородач в широкополой шляпе цвета хаки копался в моторной лодке, и на тележке с лодкой Джим разглядел две полные пластиковые канистры. Уже минуту спустя, выпотрошив потрясённому бородачу всё содержимое своего кошелька, Джим тащил их к машине.

Казалось, топливо заливалось вечность – бензобак хрипел, захлёбываясь. Едва дождавшись, пока первая канистра опустела, Джим забросил вторую в салон и вскочил за руль.

Пальцы не слушались, но Джим всё же смог снять часы и установил таймер. Красные, кровавые цифры задрожали у него перед глазами:

2 дня, 23 часа, 15 минут.

«Тысяча двести километров. И меньше двенадцати часов до полуночи. Не успеть!»

Вписываясь в крутые повороты, он летел сквозь лес, не снижая скорости, не видя знаки, лишь уворачиваясь от редких встречных машин. По сторонам мелькали деревья, отблески солнца на асфальте слепили глаза. Лишь когда резина срывалась с кромки полотна, вздымая позади облака пыли, Джим убирал ногу с газа и резко переключался на пониженную, пытаясь удержать машину. Всё вокруг перестало существовать – перед ним была лишь дорога, жёлтая прерывистая полоса мелькала посреди азбукой Морзе, посылая сигнал SOS.

Сквозь пустынные, выжженные солнцем деревушки он рвался к шоссе. Наконец, показался указатель съезда, и, не сбрасывая скорости, Джим соскользнул в него… И сразу же выжал тормоз, едва не слетев на обочину. В ужасе он смотрел на открывшееся взгляду шоссе. Вязким, тягучим потоком, змеёй оно скрывалось за горизонтом.

«Дьявол! Истинный дьявол! Что же делать?! Ведь должен… должен же быть способ!»

Он рванул вперёд, прямо по обочине. Практически сразу же дорогу перегородила брошенная машина. Затем другая. Он уже знал, что к полуночи не успеть.

Над деревьями показалась вывеска «Макдональдса».

«Стой… – подумал Джим, – а что, если?..»

Он резко принял влево, въехав на парковку. Сбросив скорость, вглядываясь по сторонам, левой рукой на ходу он пытался засунуть оставшуюся канистру с топливом в рюкзак. Ветер перекатывал мусор, хлопала разбитая дверь, двое переругивались в очереди у заправки.

Наконец, в углу он увидел одинокого байкера. Не раздумывая, Джим припарковался рядом, запахнул разорванную рубашку и вышел из машины. Он потянулся, всем своим видом излучая дружелюбие.

– Дружище, что за день, а? – спросил он непринужденно.

– Да уж, – байкер посмотрел на Джима с любопытством, но без опаски.

Джим огляделся. Рядом никого не было.

– А что за байк?

Он подошёл поближе, стараясь выглядеть как мотоциклист-любитель.

– Четыреста пятидесятая «Ямаха», – с гордостью ответил ничего не подозревающий парень, держа шлем в руках. – Сделана под…

И тут короткий хук в подбородок оборвал его на полуслове, шлем с гулким звуком покатился по асфальту. В самый последний момент Джим успел подхватить бесчувственное тело и подтащил его к машине. Обмякшие ноги долго не хотели помещаться на заднем сиденье, но наконец Джим всё-таки смог их утрамбовать. Он прикрыл дверь и оглянулся по сторонам. Было тихо.

Мотоцикл – заляпанный грязью и травой внедорожный монстр для гонок по дюнам – был заправлен. Мысленно поблагодарив предыдущего владельца, Джим закинул за спину рюкзак с полной канистрой и выжал ручку газа. Под оглушающий грохот вывеска «Макдональдса» исчезла позади.

Он держался обочины, объезжая брошенные машины, рычанием мотора разгоняя людей. Их становилось всё больше – они брели вперёд, обвешанные сумками и магазинными пакетами, таща за собой чемоданы, толкая детские коляски.

Первый обгоревший каркас показался, когда ещё не начало смеркаться, – Джим лишь снизил скорость, чтобы объехать вещи, разбросанные вокруг. Чуть спустя в воздухе повисла гарь, и клубы чёрного, удушающего дыма перекрыли дорогу. Машины пылали, колёсами вверх, вокруг мелькали люди в масках. В свете фар они появлялись из ниоткуда и также быстро исчезали позади. Джим не снимал руку с акселератора.

Обочину загородила растрёпанная женщина, пытавшаяся толкать магазинную тележку, набитую памперсами и банками с детским питанием. Надрывающийся младенец, ослеплённый светом фар, беспомощно болтался у неё за спиной. Она хотела было что-то спросить у Джима, но он уже вывернул руль и обогнул её стороной.

Лишь раз он остановился, чтобы долить бензин; руки дрожали, разливая горючее по бензобаку. Отбросив пустую канистру в сторону, он снова отжал ручку до упора. Красные блики таймера отсвечивали в обтекателе.

До полуночи оставалось пятнадцать минут, когда наконец шоссе вышло прямо на мост. Город был погружён во мрак, откуда-то из темноты доносились крики. Слева, где-то под мостом, играло пламя, отсвечивая в безжизненных окнах небоскрёбов. Горела Опера. Всплески огней вырывались из её раковин, как если бы древний вулкан, проснувшись, извергался в чёрную воду залива. Но Джим уже давно перестал обращать на что-либо внимание – с грохотом он пролетел по мосту.

Ровно в полночь, бросив байк у деревянной ограды, спотыкаясь в свете луны, он бежал к утёсу. Вот показалась столь знакомая скамейка…

– Чарли! – крикнул он ещё издалека.

– Джим!.. – донёсся слабый отклик.

***

Джим смотрел на его бледное, осунувшееся лицо, на пластиковую трубку, блестевшую у него под носом.

– Что случилось? – Джим схватил его за руку.

– Мария… – Чарли заморгал, не заметив вопроса. – Что с ней?

– Якудза. Они взяли её в заложники.

– В обмен на китайское дело?

Джим кивнул.

– Ясно, – Чарли закрыл глаза. – А Нельсон? Что случилось с ним?

– Они убили его… Я доберусь до них. Клянусь! Чего бы это ни стоило! Я доберусь до них…

– Ты имеешь в виду якудзу? – сказал Чарли и закачал головой. На нём был потёртый красный свитер с рисунком, напоминающим карточный знак пик, упавший на бок.

– Что с тобой? – снова спросил Джим.

– Где ты был всё это время? – спросил Чарли в ответ. – Куда ты пропал?

– Мне было плохо, – ответил Джим чуть спустя.

– Но мог хотя бы дать о себе знать… Нельзя же так – просто исчезнуть.

Джим опустил голову и промолчал.

– Как я надеялся, что хотя бы сегодня ты объявишься, – сказал наконец Чарли, его голос был слабым, еле различимым.

– Почему?.. – Джим вдруг задрожал.

– Я хотел попрощаться. Сегодня мой последний день.

– Нет! – Джим простонал, соскользнув на землю, и схватился за его колено.

– Боюсь, что мне пора, Джим. Этот кислород, – он кивнул в сторону баллона рядом с собой, – только благодаря ему я ещё дышу. Моё время пришло.

– Но почему?!

– Мне девяносто пять, Джим. В битве со временем победителей нет. – Он закрыл глаза и сипло вдохнул. – Помнишь этот свитер? Он ведь был твоим.

– Ты дал мне его, когда мы впервые встретились. Здесь, на этой самой скамейке. Я замерзал, не зная куда идти.

– Почти двадцать лет назад, – прошептал Чарли, подняв глаза к звёздам. – Теперь, когда я такой худой, он мне даже впору.

– Чарли, не бросай меня, пожалуйста. Ты же научил меня всему, что знаю. Ты подобрал меня, потерянного щенка, и сделал из меня то, что я есть.

– Это хорошее прощание, – он попытался улыбнуться, но помешала трубка, – хоть и несколько запоздалое.

– Чарли, – Джим посмотрел ему в глаза.

– Не будем терять времени, – тот оборвал его на полуслове. – Что было – то было. Исчез, так исчез. Значит, не было другого выбора… Я знаю тебя и то, что ты хочешь сказать. Нет нужды тратить слова понапрасну… Расскажи, что им нужно.

Вышедший из-за облака половинчатый месяц осветил его лицо. Его глаза блестели, пока Джим говорил.

– Ясно, – кивнул он, когда Джим закончил.

Он выслушал всю историю молча, лишь пару раз спросив о Филе, его реакции и интонациях. Когда речь зашла о судьбе Нельсона, он прикрыл глаза рукой. Затем, не говоря ни слова, он долго смотрел на Джима, как бы пытаясь что-то понять. Наконец, встряхнул головой и произнес:

– Фил – не маньяк. Он мыслит рационально и не захочет сделать из тебя кровного мстителя. Он отпустит Марию, когда получит ответ. Это хорошие новости, если можно так сказать.

Он замолчал, глядя на мерцающие звёзды. Долгое время тишину нарушало лишь шипение кислорода.

– Я встретил его в семьдесят втором, в Пекине, – сказал он вдруг.

– Кого?

– Ли. Китайского Планка.

– Как?! – воскликнул Джим.

– Я был тогда с Никсоном, а Ли нас встречал.

– Как? Как ты узнал, что он Планк?

– Его глаза. В них было что-то такое, чего я никогда не видел. Ни до, ни после. Бездонный, чёрный колодец. Всепоглощающая глубина. Сначала это была лишь интуиция, ведь я ничего о нём не знал. Боялся, что окажется простым оптическим обманом, иллюзией. Но нет, не оказалось… Всего один раз я с ним переговорил один на один. Он произнёс не более сотни слов, но в каждой фразе было больше смысла, чем в иной книге. Он – Планк, теперь я знаю наверняка. У него есть «оно».

– Понимание?

Чарли едва заметно кивнул.

– Он ещё жив?

– Возможно.

– Как мне найти его? – спросил Джим.

– Вот, – рука Чарли дёрнулась влево, к папке, лежащей сбоку. – Это тебе понадобится. Ли практически невидим. Последний раз появлялся в восемьдесят девятом. Но я чувствую, что он где-то рядом, чувствую!

– Как? Откуда ты знаешь?

Чарли вздохнул.

– Каждое субботнее утро его сестра приходит в парк в Нанкине. Там она встречается со своей дочерью Тьяо, учительницей. Они сидят, разговаривают, держатся за руки, пока Тьяо не приходит пора идти в школу. Это происходит каждую субботу на протяжении последних шестидесяти лет, несмотря ни на что. Его сестра по-прежнему там. Она – единственное связующее звено с Ли. Найдёшь её, найдёшь и Ли.

– В субботу утром? – голос Джима внезапно охрип.

– В семь утра.

– Мария умрёт в полдень. В одиннадцать по Нанкину, – сказал он в отчаянии.

– Значит, у тебя будет четыре часа на то, чтобы синтезировать и отправить ответ.

– Что, если у Ли… не будет ответа?

– Если у Ли нет, ни у кого нет. Ли – это единственный рациональный способ спасти Марию.

– А что, если он больше не в Нанкине?

– Он там. Я чувствую.

– Как? – спросил Джим.

– Потому что он и его сестра не могут покинуть город.

– Почему?

– Потому что Тьяо не может покинуть его.

– А почему не может она?

– Потому что это то место, где она умерла пятьдесят лет назад.

– Как?! Разве…

– Сестра Ли так и не поняла этого. Для неё Тьяо, её единственный ребёнок, по-прежнему жива. И каждую субботу в семь утра они встречаются… Ли там. Иди и найди его.

С высоты утёса Чарли смотрел на лунную дорожку, уходящую в бесконечность, кипящую на поверхности океана.

– И ещё… – он облизал пересохшие губы. – Тебе понадобится Джулия. Она будет ждать тебя… Это мой Планк в вирусологии…

Он закашлялся.

– Очень скрытный… Не более трёх человек знают о ней… Может быть, она уже поняла, что такое Зоя. Я позвонил… Будет ждать тебя завтра в шесть… вечера в ресторане гостиницы «Хендэ» во Владивостоке. Возьми… мой самолёт. Он готов. К полудню будешь там, и у тебя останется целый день, чтобы добраться до… Нанкина.

Джим вдруг весь сжался.

– Прости, я поступил неправильно… тогда с тобой, – сказал он сбивающимся голосом и вдруг заплакал. – Но я не мог, я правда тогда не мог остаться…

– Я знаю… Сначала сердился, но потом понял… Я никогда в тебе не сомневался… Я понял тебя…

– Прости…

Чарли вдруг взял его за руку.

– Выслушай меня, Джим. Я расскажу тебе… его…

– Третий ингредиент?!

– Да… Третью составляющую.

– То, как ты находил Планков?

– Да… Прости, не говорил раньше… Но ты был не готов, – Чарли снова закашлялся. – Благородство.

– Благородство?! – тихо переспросил Джим.

– Энергия, интеллект и благородство. Три фундаментальных качества человека… Всё остальное сводится к ним… О первых двух я знал всегда. И лишь потом понял благородство… Джим, Планк должен быть благороден… Потому что мир… благороден… Благородство – это понимание… сути мира… Понимания сути вещей не бывает без него. Не бывает неблагородных Планков… Это ещё Ницше понял… У благородной души есть какая-то… глубинная уверенность в себе… Что-то, что нельзя приобрести, или даже, возможно… потерять. Благородство… существует само по себе. Оно либо есть, либо его нет. Это фундаментальное свойство… И о нём можно лишь узнать…

– Но я не понимаю… – прошептал Джим.

– Понять благородство может лишь благородный. Мне… понадобилась почти вся жизнь, – сказал Чарли, сжимая свитер, – чтобы узнать себя самого… Что моя собственная душа… благородна. Не думаю, что это можно… объяснить. Но ты скоро сам… найдёшь… я знаю. И тогда сразу всё поймёшь. Момент, когда я… нашёл её, был счастьем. И оно длится с тех самых пор. Оно объяснило мне все… мои поступки в прошлом. Впервые я понял, почему делал то… то, что делал. Всю жизнь… я не мог объяснить это сам себе, пока не узнал… И как только понял, перестал о чём-либо волноваться… бояться… тревожиться… Я успокоился. Это счастье. – Он закрыл глаза и добавил шёпотом: – Единственный способ понять, что… такое… благородная душа, – это найти её в себе. И тогда станешь счастлив, Джим… Навсегда…