Никто, кроме нас

Он захихикал.

–Знаешь, что смешно? Я теперь не вижу ничего. Но и твоё личико я теперь тоже не вижу! Но вместо этого теперь стал одним из твоих бедненьких подопечных. И даже после этих слов ты не сможешь выкинуть меня на улицу. Ответь мне на чёртов вопрос: почему ты такой хороший?

Рука моя дрогнула, и кипяток пролился из чайника на правую ладонь. Зашипев, я подскочил к умывальнику, чтобы подставить конечность под струю холодной воды. Рэй какое-то время опять помолчал.

И затем вновь вернулся обычный истерически хихикающий чудак с глупыми подстрекающими шуточками.

Ночью вновь случилась сильная гроза. Деревья на улице трепало, что по стенам метались самые жуткие тени. Вода упорно стучалась домой, словно яростный недовольный сосед снизу. За окном сверкали молнии, а стёкла то и дело сотрясались от грохотаний грома.

Я проснулся около двух часов ночи, сам точно не понял, от чего именно. В этот момент на улице громыхнуло с удвоенной мощью. На первом этаже с ума сходил от лая и скулежа щенок, забившись в какую-то щель, которую я так и не смог обнаружить. С каждым раскатом грома завывания подскакивали на тональность, после чего вновь ненадолго затихали. Дальше я прошёл в гостиную. Споткнувшись пятнадцать раз и найдя мизинцами ног все диваны, кресла и тумбочки, я медленно опустился на корточки и заглянул в камин. Кажется, на несколько минут я даже заснул. В конце концов я плюнул на поиски и решил вернуться в комнату .

У его двери я вновь затормозил. Интересно, а он тоже проснулся? Я приложил ухо к холодной поверхности двери и прислушался. Не знаю, что именно я собирался там услышать на фоне раскатов грома и воя перепуганной собаки, но этот звук, как и ожидалось, прошёл мимо меня.

А ну к чертям этого неблагодарного ребёнка! Я ему, кто – нянька?

Я психанул и пошёл дальше к своей комнате. Не дошёл, вернулся и тихо приоткрыл дверку.

На кровати лежал завернутый в одеяло комок. В момент, когда я заглянул, он старался зарыться в него с головой ещё глубже. Ветку груши кидало в окно, и она отчаянно скреблась внутрь, словно последний опоздавший на забитый под завязку автобус человек. Громыхнул гром, и дом накрыла новая волна испуганного визга. Я зашел в комнату. Стал. Что мне было делать? Уйти? Послышался тихий всхлип. Нет, уйти я не мог. В этот момент за окном сверкнуло так, словно кто-то на секунду включил солнце. Последовал оглушительный грохот, и что-то снаружи громко затрещало. По стенам заметались тени, и фонарь, до этого слегка мерцавший на улице, погас. Наступила тьма. Со стороны кровати до меня донеслось хаотичное шевеление. Я аккуратно подошёл и медленно и лег рядом с ним, приземлил тяжелую голову на мягкую прохладную поверхность подушки. Комок вздрогнул. Я положил руку на него сверху. Мы оба замерли. Кровь шуршала в ушах, перекрывая звуки грозы. Через полминуты край одеяла слегка приоткрылся, и мне показалось, словно из-под него сверкнули два невидящих глаза. Я зачем-то в ожидании задержал дыхание. Я ждал, что он скинет меня со своей кровати, засмеется прямо мне в лицо и начнёт унижать. Рэй зашевелился: он оттолкнул мою руку, высвобождая себе пространство для движения. Мальчишка вытащил из-под себя край одеяла и накинул его на меня. Теперь мы лежали в одном большом шерстяном коконе, согреваемые горячим теплом друг друга.

А снаружи бушевал огромный монстр, который жил за моим окном.

"-Выключи фонарик.

–Зачем?

–Прошу тебя, выключи! И не смотри на меня так, мне страшно!

–Да тише, не кричи ты так! А то он нас услышит!

Я зажал нос, чтобы подавить всхлипы. Сопли сразу полились на пальцы.

–Пока мы здесь тихо-тихо, он нас не достанет.

ГРРРРРРУММ!

–Слышишь? Это он злится, что не может достать нас.

–Майя, мне страшно!

–Да тише ты!"

Каждую ночь монстр появлялся за окном и прятался в тени нашей раскидистой груши. В ясные ночи он набирался сил и лишь тихо поскрипывал оттого, что не мог до нас добраться. Но во время дождей и ураганов он пробуждался и с громким воем начинал ломиться к нам в комнату.

Он вернулся. С громким ревом он продолжал рваться в мой дом, а я лежал под одеялом, обнимая существо, о котором едва ли что-то знал наверняка.

Глава8

Его ищет Юсиф. Не знаю и даже не могу представить, что такого натворил этот мальчишка, но он умудрился вляпаться настолько, что чуть не лишился жизни. И притом, насколько я понял, оказался единственным и случайным счастливчиком, удостоенным счастья выжить.

Что этот ребенок вообще делает в техзоне?

Я слышал о таких. Дети киборгов, высланных из города. Своим, хотя и совершенно очевидным, появлением они озадачили все правительство.

Дети-то были целые Совершенно обычные, без грамма железа. Что же с ними делать? Просочившись в массы, эта информация, хотя, как я уже и сказал, совершенно очевидная, всколыхнула толпу. Почему никто не подумал о детях? Какое-то время имели место быть проекты по переселению отпрысков в специальные городские дома и общежития – я даже видел парочку таких учениками в моей школе – но вскоре и он смялся и затих, растворившись в недовольстве несчастных матерей.

Мой будильник остался у меня в комнате. Не знаю, сколько ему пришлось надрываться, но все эти труды оказались тщетны Я проспал. Мне кранты. Мистер Вольный отправит меня на волю, пожелав больше не возвращаться. Открыв глаза, я посмотрел в потолок и тут же вскочил с кровати, ошпаренный посетившей меня мыслью. Рэя в комнате не оказалось. Я был в ней один.

Не успев заморочиться по этому поводу, я мгновенно вылетел из-под одеяла и на всех парах поскакал собираться.

Пьер Безухов, неуклюжий граф, получивший свой титул случайно благодаря никем не ожидаемому завещанию своего незаконного отца. Мечущийся между всеми и всем, не знающий, куда ему можно приткнуться. Человек, ведущийся на поводу у любого встречного ему по жизни. Личность, олицетворяющая чувствительность и неоднородность.

Чем больше перебираешь это описание, тем становится неприятнее. Словно человек, читающий симптомы смертельной болезни и тут же находящий их, все за одним, на своей жалкой тушке.

Этот диагноз насмешливым голосом звучит в голове, хихикая над моей глупостью. Я – ничтожная безвольная гусеница на огромной ветке этого оставшегося в живых мира, всего в нескольких десятках сантиметров от огня революции. Именно это чётко говорили бешеные зрачки Юсифа всего в нескольких сантиметрах от моего лица.

–Ты…– прошипел он совершенно не свойственным его раннему поведению низким тоном,– червяк, хочешь нам все испортить?

–Я.. Простите, я опоздал, больше такое не повторится. Я обещаю.

Затылком я ощущал холодную плитку нашего рабочего туалета. Низенький старичок с удивительным проворством держал меня в тисках, умудряясь смотреть мне прямо в глаза.

Говорят, что, если человек смотрит на то, что ему нравится, его зрачки значительно увеличиваются в размерах. Так вот, зрачки Юсифа были просто бездонны. От такой любви мне становилось совсем не по себе.

–Не повторится, я об этом позабочусь. Не знаю, какую игру ты затеял, щенок, но провернуть тебе её не удастся.

Он окончательно вжал меня в плитку, ухватив в тиски шею. Я вдруг понял: мое опоздание на контрольную презентацию было далеко не главной причиной данной реакции. Потому что вчера он ездил собирать финальные отчеты на стройке.

Балда.

–Где он?

–К-кто?– прокудахтал я. Начальник окончательно снял с себя конфетную обертку. Скрипнув зубами, он повторил:

–Где эта чертова механическая штука, что ты нашёл в подвале Жемчужины Смерти?

–Вы о чём?

Зрачки приблизились ко мне. В моё лицо полетели частички слюны.

–Ты хоть знаешь, сколько времени и трудов стоило врачам, чтобы заштопать обратно это милое личико, не оставив и следа от шва? Тебе остаётся теперь только мило улыбаться и светить этим самым личиком везде, где мы тебе скажем. И только так и никак больше.

Его цепкие пальцы крепко вжимали мою шею в стену мужского туалета. Я смотрел в черные бездонные дыры и чувствовал, как внутри меня все сжимается, ощупываемое липкими пытливыми невидимыми ладошками.

В фольклоре жителей острова Мэн существовала легенда о Баггейне – злокозненном оборотне, ненавидящем людей. Он притворяется человеком, чтобы легче было подыскать себе жертву. На этот раз жертвой был я. И Баггейн сбросил свою фальшивую кожу.

А у меня дома находился тот, за чьей задницей он яростно охотился.

Я – ничтожество. Глупая марионетка, пытающаяся дотянуться до лежащих всего в нескольких сантиметрах от неё ножниц. Марионетка, рассчитанная на единственную функцию – по воле кукловода улыбаться с плакатов, закрывающих настоящее строение государственной картины. С древних времён сложился общинный способ управления государством. Людей объединяли в группы, давали на всех общую собственность – а главной собственностью всегда считалась земля – и собирало с этих групп общие налоги. Нет ничего удобнее, чем требовать со всех сразу. А потом давать им надежду. Подарить существенную мотивацию, способную каждого человека примирить с любыми трудностями и унижениями на пути. Страх – нет, не страх держит людей в послушании: надежда.

Мир в нашей жизни – вот что важно. Главное – сохранить жизнь без войны. Мы построим самое дорогое здание заседания на ваши деньги. Мы улучшим административное устройство страны. Мы будем делать всё, чтобы другие страны были нам дружелюбны. Правда, из-за заражения земель и недостатка ресурсов вам придётся голодать, замерзать и пить грязную воду, дышать отвратительным воздухом. Умереть от недостатка в больницах средств для лечения радиационных болезней. Но ведь это всё ради мира. Поверьте Алексу Бэю.

Всего несколькими часами ранее произошла одна из самых неожиданных для меня встреч. Даже пригвожденный за шею в мужском туалете к стене и пожираемый ненасытными бездонными глазами Баггейна, я все равно в мыслях возвращался к ней.

Я опоздал на главную основную презентацию Акассеи. Я ворвался в здание спустя почти час после начала и бешено взлетел наверх. Перед дверью в аудиторию я слегка затормозил и попытался успокоить дыхание, однако сильно это мою презентабельность не увеличило.

–А вот и наш инженер-архитектор!– подщебетал ко мне Юсиф, как только я появился в дверях.

–Прошу прощения за небольшую заминку, надеюсь ожидание не сильно испортило ваш настрой. Давайте же перейдем к делу!

Юсиф продолжил лить на всех словесный сироп, пока я принялся распаковывать документы. И тут я заметил её.

В дальнем углу стола сидела слегка пухленькая девушка с длинным вьющимся локоном, спадающим на лицо. Она упорно делала вид, что была крайне поглощена юсифской конфетностью. За эти пять лет она слегка похорошела и избавилась от прыщей, хотя и обзавелась вместо них огромными синяками под глазами. Но я ее все равно узнал, так ясно, словно видел день назад. Это была Кэсси Клер. Та самая Кэсси Клер, рядом с которой я когда-то заминался, не зная, с чего начать разговор. Та самая Кэсси Клер, которую я вместе со школьными мальчишками обзывал женой киборга. И именно она теперь сидела по правую руку от депутата Городской Думы, которая яро заботилась об ограждении общества от всего технически связанного населения

Как, однако, непредсказуема бывает жизнь.

Я медленно достал бумаги и сел на место в ожидании своей очереди на презентации.

Она сидела ровно, словно по струнке, вытянув спину и сведя назад лопатки. Её глаза смотрели на показываемые графики и фотографии, однако не выражали совершенно ничего, словно их хозяйка находилась далеко вне аудитории. Я старался не смотреть в её сторону, сосредоточившись на докладе. Зачем мне эта девчонка? Что я, девчонок не видел? Вот уже пошла учетная таблица материальных расходов на возведение международного Дома Свобод и Демократии, называемого также "Акассея". За несколько минут она даже позу не сменила, сидела себе и сидела, даже как-то неестественно. Вскоре Юсиф принялся обращаться ко мне, уточняя какие-либо производственные вопросы. В эти моменты все смотрели на меня. Но кроме нее. Тогда я понял, что она делает это специально. Она специально старалась не смотреть в мою сторону. Потому что она тоже меня узнала. Хотя – почему именно узнала?– она меня помнила.

Появление этой девчонки смяло в комок все мои чувства и мысли. Если что и казалось мне когда-то в мире стабильным – так это принципы Кэсси Клер. Упорство и независимость от толпы, способность противостоять всем и сразу,– вот за что я симпатизировал прыщавой юркой девчонке с рыжими косичками. Целый несущий столб моего скудного детства основывался на этом четком впечатлении, и сейчас он неслабо пошатнулся и осел, грозясь обвалиться на другие. Потому что если даже та, кто сутками зимой сидела на самовольных противозаконных митингах перед зданием городского законодательства, после чего отсыпалась в детской исправительной комнате, – если даже эта девчонка теперь сидит в рядах людей, против которых так яро боролась – то что говорить о мире?

Я поймал её в коридоре. Специально стал в проходе, принявшись рыться в сумке. Кэсси Клер остановилась. Я продолжил копаться в бумажках, перебирая их одну за другой уже в пятидесятом порядке. В голове я лихорадочно придумывал наиболее эффектный и подходящий способ начать разговор. Кэсси скрестила руки на груди и принялась поглядывать на часы. В конце концов мой портфель сам не выдержал нерешительности хозяина и вывернулся, выплюнув на пол все свое содержимое. Все мои блокноты, ручки и даже расческа, которую я зачем-то решил взять, рассыпались вокруг. Девушка охнула и принялась мне помогать, вероятно, испугавшись, что я задержу её в этом проходе до самой старости. Вдвоём мы ползали по полу в узком коридорчике. А я думал, что вот сейчас её прямо никак нельзя отпускать. Я должен был сказать или сделать что-нибудь, что угодно, только бы не дать ей уйти вот просто так. Что-нибудь, даже безумное, что бы сделал тот же вредный мальчишка. Интересно, а что бы он сделал?

И тут я неожиданно сел на пол поперёк всего небольшого коридорчика, уперев ноги в стенку.

–Вы так внимательно слушали мой доклад на презентации, что я просто не прощу себе, если не спрошу ваше мнение лично. Итак, что же вы думаете об этом проекте?

Кэсси Клер раздраженно убрала с лица выбившуюся прядь волос. Моя наглость начала приводить её в ярость.

–Молодой человек, я тороплюсь. У меня нет времени на ваши заигрывания.

Она попыталась перешагнуть меня, но я упер одну ногу выше по стене – на высоту, уровень которой ей мешала перешагнуть узкая юбка.

–Я всего лишь исполняю свою работу,– постарался я сделать обиженный голос,– очень важно, чтобы Акассея приносила пользу нашему обществу.

Прядь вновь упорно заняла не свое место, и девушка попыталась сдуть её с лица.

–Вы хотите знать, что я думаю обо всем этом цирке? Всё это представление – лишь дорогущий кусок мусора, а вы – просто главный глупый клоун. А теперь, если у вас все, освободите проход людям, занятым на настоящей работе.

Она наклонилась, подняла с пола и кинула в меня мою шляпу, задрала повыше юбку и перешагнула через моё туловище. Я задумчиво проводил взглядом эту девушку по имени Кэсси Клэр.

* * *

Возле дома я уловил совершенно неожиданный звук, заставивший меня ускорить шаг. Несомненно, хоть и крайне странно, было то, что он исходил со второго этажа моего пристанища. Кто-то играл на моём фортепиано. У входных дверей я стушевался. Кто там такой? Может, пришёл грабитель, вырубил мальчишку и…. увидел инструмент и не смог противостоять своему внутреннему музыканту? Творческий банкрот? Обедневший Паганини?

В таком случае в качестве оружия мне подойдёт уже знакомая старая добрая кочерга. Достав её из корзинки для зонтиков и крепко сжав рукоятку, я на всякий случай осторожно принялся подниматься по лестнице.

Не сказать, чтобы играл выдающийся мастер. Музыка петляла, часто резко прерывалась и начиналась с другого момента. Время от времени в этих промежутках были слышны досадные ругательства. Я слушал эти звуки и думал, громко возмущаясь внутри себя. Какой обманщик! Слепой он, видите ли. Пельмени он вилкой не найдёт, а сам по клавишам только так наяривает. Ну ничего, я покажу ему вторую симфонию. Портфель я оставил на первом этаже, чтобы не мешал бесшумно передвигаться и удобно замахиваться. И я, главное, наивный баран. Уши развесил, полез нянчиться с бедным слепым мальчиком. Бедные слепые мальчики не играют на фортепиано, хотя бы потому, что они не видят клавиш. Или тех же нот.

Когда я был уже почти у конца лестницы, музыка вновь резанула и прекратилась. Пролетело несколько громких ругательств, и в наступившей тишине отчётливо стал слышен скрип ступенек под моими ногами. Я запоздало остановился; незаметно подкрасться уже не получится. Пауза затянулась, так прошло несколько тихих минут. Затем игра возобновилась. Мелодия была слегка медленней, исполнялась она аккуратнее: видимо, это произведение получше осталось в мышечной памяти пальцев. Я пропустил несколько счётов и продолжил взбираться наверх. В музыке всё ещё проскакивали ложные аккорды – их слышал даже я, совершенно не способный к игре на каких-либо инструментах чайник – но они уже не останавливали игру, а лишь являлись причиной редких недовольных фырканий. Однако наравне с этими звуками я все отчетливее стал различать долетающую до меня бессвязную возню, состоящую из поскуливаний, рычания и поскребывания когтями по дорогому паркету. Я осмелел и достиг конца лестницы уже резвее. Из открытой двери в огромный зал мне предстала такая картина.

За фортепиано действительно сидел мальчишка. Нахмурившись, он сосредоточенно перебирал пальцами по клавишам. Внизу, под ним, к ножке инструмента за веревку был привязан ни кто иной, как притащенный мной накануне щенок. Он старательно рвался в разные стороны, пытаясь освободиться, и тяжело дышал, когда удавка затягивалась на маленькой мохнатой шее. Рэй не обращал на это внимания. Стараясь войти в ритм, подобно всем музыкантам, он, словно неваляшка, покачивался вперед-назад, и костяные бисерины на его косичках сталкивались друг с другом. Я опустил кочергу вниз. Музыка вновь подскочила, резанув по ушам. Рэй раздраженно тряхнул головой, зарычав, и со злости ударил головой по клавишам. Недовольное таким жестким обращением фортепиано издало возмущенный звук. Наступила тишина, прерываемая возней и тяжелым дыханием собаки. В конце концов мальчишка поднял голову. Глаза его по-прежнему смотрели в никуда своими красными белками.

–Что стоишь, как в гостях? Заходи. Зацени, что я сделал.

И он продемонстрировал мне прислоненную до этого к боку инструмента палку от метлы с крепко привязанной к ней дверной ручкой и бутылочной крышкой на другом конце.

–Это моя палка-тыкалка. Палка-пихалка. Я пихаю ей это животное, когда она начинает баловаться. Да, как ты её назовешь?

Он нащупал и погладил босой ногой щенка. Правда, получилось скорее пихание, чем поглаживание. Я присел и отвязал бедное животное. Освобожденный пёс цапнул меня за руку и рванул от нас куда подальше. Я присосался к ране с тут же выступившими на ней каплями крови

–Ее?– пробормотал я,– живодер..

Мальчишка откинулся на спинку стула и протянул:

–Майааааа.. Или Акассея? В честь которой из своих пассий ты назовешь эту маленькую пушистую суку?

У меня жутко зачесались руки воспитать этого наглого юношу. И затем отдать собаке его порцию принесенной мной праздничной пиццы с ветчиной и двумя видами сыра. Нащупав крышку, Рэй опустил ее на клавиши фортепиано. Я бросил взгляд на его руки, испещренные царапинами и укусами. Он встал, и стул громко проскрежетал ножками по паркетному полу.

–Пошли.

–Куда?

В ответ мальчишка пихнул меня своей палкой.

–Поднимай зад и иди за мной.

После этих слов он, ощупывая своим самодельным костылем каждый сантиметр окружающего пространства, медленно начал продвигаться к стене. Я вздохнул и встал.

–Куда надо-то?

Но он продолжил черепашьим шагом перемещаться к краю комнаты. Я покачал головой и подхватил его под руку.

–Веди. Куда мне за тобой следовать?

Рэй недовольно фыркнул:

–Вниз.

И мы под локоточек, словно два бывалых пьяницы двинули к лестнице. Ухватившись за перила, Рэй отпихнул меня и стал спускаться вниз, становясь на каждую ступеньку сразу двумя ногами, предварительно тщательно ощупав её ступней на прочность. Проделывал он это на удивление проворно: видимо, в мое отсутствие жизнь в этом доме не стоит на месте. Мальчишка сосредоточенно пыхтел, стараясь передвигаться ещё быстрее. От этого его лицо приняло важный вид и покрылось красными пятнами, сильно контрастируя с белой длинной челкой, заплетенной в мелкие косички. Я покорно следовал рядом, наблюдая работу самостоятельного паравозика. Во мне копошилось нетерпение, подгоняемое любопытством и настороженностью. Что этот вредный нахальный мальчишка хотел мне показать? Может, он мне стену в гостиной разрушил? Камин по кирпичикам разобрал? Или нашёл какой-то потайной склад оружия? Рэй решил ускориться, шагнул мимо ступенек и полетел вниз. Я мгновенно дернул его на себя за футболку и прижал к себе. Мальчишка крепко ухватился за меня, и ненадолго мы застыли в этой тесной позе, крепко вцепившись друг в друга. В наступившей тишине отчётливо были слышны звуки, с которыми его палка скатывалась по ступенькам лестницы. Я почувствовал исходящий от парня запах пота и мимолетно подумал, что было бы неплохо его помыть. Решив покончить с этой гонкой инвалидов, я подхватил сопротивляющегося мальчишку на руки и понёс вниз. Пихнув ногой дверь, я зашёл в гостиную.

–Ну и куда дальше?

Рэй насупился.

–Поставь меня!

Я вздохнул и опустил его на пол.

–Дальше что?

Мальчишка развёл руками в стороны и, не наткнувшись вокруг ни на что примечательное, опустился на четвереньки. Затем, прощупывая себе путь, он пополз куда-то в сторону кресла. Цирк, ну ей-богу. Я вздохнул и принялся медленно продвигаться за ним. Подозрительно вообще это. Словно новорожденный котенок, мальчишка слепо уткнулся в стену, пополз вдоль неё и наконец достиг кресла. Тут он сел и поднял с пола лежащий рядом с ножкой радиоприемник. Откуда он там взялся, мне оставалось лишь гадать; по виду, я бы сказал, что его занесло откуда-то из доисторического времени. Или с той же кладовки, недра которой все ещё были полны чудес. Наверное, когда-то из него звучал в прямом эфире известное всем с детства объявление об окончании ещё Второй Мировой Войны. Рэй поднес устройство к уху и принялся вертеть на нём какие-то винтики. Я в ожидании стоял наблюдая за этими странными манипуляциями. Откуда он взял радиоприёмник? Надо будет обязательно разобрать кладовку, со своим заброшенным ремонтом я так за нее и не взялся. В отличии от того же паренька, что всего минуту назад смог добраться до кресла лишь с моей помощью. Парнишка подал мне знак подойти ближе. Я подошёл. Он сунул приемник перед собой, чуть не впихнув мне в лицо. От устройства исходило хаотичное пиканье, напоминающее азбуку Морзе. Я наклонился поближе и прислушался. Было бы гораздо проще, если бы я владел азбукой Морзе, и тогда бы я не зря стоял с лицом, выражающим крайнюю степень мышления.

Это старая странная пикающая штуковина. Дико познавательно. Мой живот зашелся требующим стоном. Казалось, Рэй чего-то от меня ждал: он сидел, решительно вытянув передо мной руки с зажатым в них радиоприемником. Два красных невидящих глаза пристально сверлили меня, словно два буравчика. Уши, казалось, сейчас зашевелятся от напряжения. Мне стало неловко.

–Ммм, и что это?

–Я думал, ты мне скажешь.

Интересное заявление. Я саркастически сделал вид, будто задумчиво потираю подбородок.

–Ну, насколько я могу судить по своим глубочайшим знаниям, это – пищащая коробка с кнопочками.

Мальчишка раздражённо тряхнул головой. Видимо, говорил он на полном серьёзе. И совершенно на том же серьёзе он чего-то от меня ждал. Но вот только что я должен был сделать? Рвануть писать ему реферат по теме устройства радиоприёмников?

–Этот сигнал передаётся по всей техзоне. Я подозреваю, в городе он тоже есть, не так ли?

Этот неслух, наверное, опять брал мой диктофон. Теперь он знает про Ленни, мой маленький уже не секрет, до которого все так и норовят докопаться.

–Чего ты от меня хочешь? – спросил я.

–Что вы планируете?

–Что ты несёшь?

Рэй скрипнул зубами.

–Думаешь, я не знаю, что ты делал на свалке в тот день? Экран – это улика. Он тоже принимает передаваемый из Жемчужины Смерти сигнал. Если бы кто это увидел, была бы паника. Поэтому ты пришёл туда его уничтожить, я прав?

Вероятно, он сослепу ударился где-то головой. Что я ему и озвучил. Что я, по его мнению, собирался уничтожить огромный экран? Палочками от китайской лапши? Мальчишка затих в замешательстве, поднес к себе свой приемник и принялся снова вертеть на нём какие-то винтики.