Мир, который не вернуть. Том 1: Начало

Краем глаза я успел заметить как Павлов обернулся и рванул ко мне. Увидел, его испуганный взгляд…

Когда я очнулся, сильно болела голова. Особенно где-то слева. Каждый стук сердца отдавался в голове, будто удар молоточка. Что-то сдавливало лоб и закрывало глаза. Я ощупал голову – она была обмотана повязкой.

Я лежал на чём-то мягком. Левая рука упиралась в спинку. Тяжело вздохнув, я сел, с болью поднял повязку и открыл глаза: я был в большой комнате, но кроме старенького, потрёпанного жизнью дивана, на котором я сидел, ничего не было.

Я сидел у самого окна: ночь была светлая. Будто и вправду не начиналась зима. Но луны не было видно. Не было видно ни её, ни единого облака, где она могла бы прятаться. Город внизу выглядел совершенно иначе: тёмные, пугающие дома и улицы. Бегающие тени создавали ещё большую ужасающую картину.

Мир без электричества и людей стал выглядеть иначе.

– Уже очнулся? – Павлов стоял в дверном проёме. – Здорово же ты меня напугал.

Он говорил тихо, будто бы прочитал мои мысли с мольбой об этом. Его бледное осунувшееся лицо выглядело как череп, обтянутый кожей.

– Что случилось-то? – он подошёл и сел на край дивана рядом со мной. – Что вообще с тобой происходит?

– Не знаю… я просто шёл, и думал, а потом всё, мрак. Помню только перед тем как ударился, ты ко мне побежал. А где мы?

– Эх, значит не скажешь, – вздыхая, сказал Павлов и поднялся. – Не парься. Ложись, отдыхай.

– Ты снова вломился к кому-то? – спросил я.

– Какая уже разница, Костя, – ответил Павлов и вышел, оставив меня наедине с собой.

Я снова лёг на спину, но спать совершенно не хотелось. Болел живот, голова, ноги…

Долго я лежал, глядя в полоток, и прокручивая рулетку из образов и воспоминаний недавнего прошлого: Павлов, Максим, мальчик, дети, тот одинокий восставший, бабушка что сидела рядом со мной, постоянный страх… Это продолжалось очень долго. Сон пришлось как-то там собой, когда уже рассветало.

День 37

Вокруг было тихо. Сочная зелёная трава слабо колыхалась под дуновением ветра.

Маленький коротковолосый мальчик, с точками-веснушками вокруг носа, стоял в центре огромного поля. Он о чём-то задумался. Ветер приятно обдувал лицо, а светлые волосы, будто из шёлка, красиво развивались. Так продолжалось, пока он не услышал собачий вой вдалеке, за горизонтом.

Сразу же сменившись в лице, не теряя ни секунды, мальчик рванул в сторону от звериного клича. Теперь его лицо было полно страха.

Вскоре силуэт зверя показался из-за горизонта, и быстро догонял испугавшегося мальчишку. Всего в несколько прыжков, через несколько мгновений, зверь был уже возле мальчика.

– Что… тебе надо? – крикнул, задыхаясь, мальчик.

В ответ донеслось лишь невнятное мычание, и в воздухе послышался смрадный запах. Зверь на секунду замер, готовясь к очередному прыжку, и в следующее мгновение уже бежал один, пережёвывая плоды своей охоты.

* * *

Я резко открыл глаза, и сел на кровати – она была вся мокрая.

Павлов стоял у дверей, будто в ступоре.

– Кошмары, да? – спросил он с лёгкой грустью. Мне уже каждый день они снятся, поэтому это его всё меньше волновало, но прекратить он всё равно не мог. – Я только-только хотел тебя будить. Нам пора выходить. Надо утром это сделать.

– Всё-таки сегодня, да? – спросил я, вставая с кровати. Меня пробирал озноб.

– Больше ждать нельзя – сам видишь, что там происходит, – Павлов указал в окно.

Пару дней назад резко стало холодать, и в квартире без нескольких одеял просто невозможно было уснуть. От мокрой одежды было ещё холоднее.

– У нас нет другой одежды? – спросил я, хоть и знал ответ.

– Нет. Ты вчера последнюю взял.

Я протёр глаза, чтобы окончательно прогнать сонливость. На улице только начинало светлеть. Мрак комнаты лениво расползался по мелким углам.

Синие пятна были у Павлова уже на подбородке. Ещё вчера они были только на шее. С каждым днём их становилось всё больше. Времени почти не было.

– Ты как? – спросил я.

– Пока живой, как видишь, – отшутился он, но по глазам можно было заметить сильный страх.

Я тоже мог быть на его месте, и это не давало мне покоя. Любой может.

По ночам Павлов лежал в бреду с горячкой. Иногда задыхался от кашля с кровью. Антибиотики уже не помогали.

– Что у тебя за идея с машиной? Мы целую неделю на это убили, и ничего не нашли.

– Я точно знаю, где они есть, – его взгляд наполнился какой-то тяжёлой болью, и я насторожился. Никогда ещё я не видел его таким. – Идём ва-банк! Конечно, мне-то нечем уже рисковать.

Он развернулся, чтобы уйти, но я остановил его вопросом:

– Не понимаю, ты о чём?

Он, не поворачиваясь, ответил:

– Вернёмся и заберём нашу машину.

– Нашу? В смысле, вернёмся в тот лагерь? – я непонимающе уставился на него – Павлов всё равно не видел этого.

– У нас нет выбора. Я же сказал «идём ва-банк». Там машина точно есть, а времени искать другую у нас не осталось, – и ушёл. Последнюю фразу он сказал как-то устало и тихо, даже отрешённо. Я не стал больше ничего спрашивать.

Я встал с кровати чтобы начать одеваться. Майка была вся мокрая и холодная от пота, я снял её чтобы она немного высохла. Можно было пока что собрать вещи.

За прошедшие дни мы продирались сквозь группы восставших по всему городу, в поисках машины, но не нашли ни одной рабочей. Лишь старенькие полусгнившие «заброшки» в нескольких дворах, некоторые были в последний раз на ходу ещё до моего рождения.

В центр мы так и не попали – там концентрация восставших зашкаливала. Просто целые стада.

Сейчас мы были в небольшом стареньком районе, недалеко от того места, куда Павлов собрался идти.

Я прошёл на кухню, небольшая открытая банка консервов стояла на столе, а рядом с ней железная вилка с узорами на ручке.

Павлов уже доедал свою порцию.

– А нет ли другого способа? Они же не отдадут нам машину просто так, – я сел напротив, и начал есть.

– Нет, – ответил Павлов, попутно жуя. – Говорю же: времени не осталось искать что-то другое. Будем действовать жёстко – они не ждут этого, у нас эффект неожиданности. Даст Бог, успеем до того как до них дойдёт. Только, – Павлов перестал есть, – помни: если что – уходи один. Бросай меня и уходи.

– Нет, – начал я.

– Не спорь! Костя, – на середине слова его голос дрогнул, – я знаю… мы оба знаем. Не надо. У тебя ещё есть шансы.

– У тебя тоже. А как же лекарство?

– Это… – начал Павлов и на несколько секунд замолчал. Он говорил очень тихо, почти шёпотом. – До него ещё доехать надо. И если не получится, то без меня у тебя шансов будет больше.

– Павлов!

Павлов ответил очень размеренно, твёрдо отчеканивая каждое слово. Он не смотрел на меня, а куда-то на стол:

– Костя, не спорь. Мы оба знаем, что так будет лучше, – он встал из-за стола. Сильно не расслабляйся. Мы выходим в течение часа.

Просидев ещё несколько минут в том же положении, я, наконец, встал и вернулся в комнату за вещами. Всё, что не было необходимо, я решил не брать, а оставить здесь – конечно, мы сюда вряд ли вернёмся, но мало ли.

Как только я застегнул рюкзак, Павлов сказал из прихожей:

– Пойду в коридоре покурю. Дверь не закрывай.

Через несколько секунд из коридора послышался щелчок затвора – пистолет Павлова.

Идти на самом деле было недалеко: полчаса нормальным шагом. Но в последние дни Павлову всё тяжелее даются длительные переходы, поэтому мы шли небыстро, иногда останавливаясь на передышку.

Было видно как ему стыдно за это, но я не винил – он сам меня не раз тащил на себе и никогда не жаловался. Тем более, что в последние дни мы почти не разговариваем на улице.

«Все вопросы – дома», – говорит Павлов. И я понимаю, поэтому и не задаю.

Мы шли молча около часа, пока, наконец, Павлов не решил сделать новый привал – третий. Он тяжело сел на землю, вздыхая, достал по куску хлеба и сосиске, протянул их мне. Я не хотел есть, но Павлов не убирал руку:

– Ешь, потом не будет времени, – сказал он, с тяжестью прожёвывая большой кусок хлеба. Я нехотя поел. Теперь в горле было сухо – сделал глоток воды.

За последнюю неделю погода сильно ухудшилась: солнца не было, дул холодный ветер, постоянные тучи. Окружение становилось всё более гнетущим, и оно давило с каждый днём всё больше. Серость… всё сливалось в одну огромную серость: дома, блеклые старые магазины, школы/садики с потрескавшимся фасадом.

Пока мы сидели, я увидел чёрную хитрую мордочку вдалеке, за кучей листьев. Конечно, окрас этого животного сливался с окружением, но нетерпеливое и наглое желание выдавало его с потрохами.

Перед уходом я, незаметно для Павлова, оставил для него сосиску, что не съел, и, когда мы отошли на небольшое расстояние, маленький лисёнок осмелился выйти, чтобы получить желанное лакомство. Я улыбнулся.

Через час мы были уже возле базы. За эти недели она превратилась в крепость. Магазин и зону парковки сильно укрепили: там, где была небольшая перегородка, стояли прицепы от грузовиков, по крышам которых, среди укреплений, ходили часовые в чёрной одежде. Перед этой неприступной стеной лежало несколько разлагающихся трупов восставших.

– Уф, – Павлов снял шапку и вытер мокрый лоб. – Не так просто, как я думал. Совсем непросто.

– Может, пойдём отсюда, а? – предложил я.

– Если бы я мог, – с жалостью ответил Павлов.

Мы сидели в кустах, далеко от входа – отсюда нас вряд ли увидят. Ветер шелестел оставшейся редкой листвой.

Охрана усилилась не только у входа: на крыше ходило несколько человек, по каждому на сторону. У каждого была в руках винтовка.

Павлов залез на небольшое дерево, чтобы лучше разглядеть парковку.

– Так, давай-ка лучше немного отойдём, – сказал Павлов, слезая. – Надо план немного обдумать. Машину видно, но она далеко. Так просто не подойти.

– Где? – тихо спросил я.

– Справа, в самом конце, – Павлов вздохнул. – Но чтобы выехать придётся попотеть. Походу там внутри поставили перекрытие, да и забор…

Мы отошли на безопасное расстояние назад, в лес. Сквозь густые заросли кустарника, пусть и голого, было не так просто пробираться. Мы двигались медленно, чтобы шелест не мог выдать.

– Мы что, будем прям прорываться? Как в кино? – удивился я.

– А что делать… – сказал Павлов. – Кроме нашей машинки, там ещё несколько грузовиков, но они слишком большие – быстро на них не поедешь. Наша-то машинка небольшая – больше возможностей для манёвра, да и разгоняется быстрее, – он остановился на несколько секунд и задумался. – Как я и говорил, придётся рискнуть – больше ничего не остаётся. Они, конечно, молодцы: разделили парковку на несколько частей прицепами, и придётся прорываться… но это ещё может сыграть в нашу пользу… Шансы на успех совсем небольшие, но есть. Ладно… – Павлов резко закашлял, прикрывая рот рукавом. Затем повернулся ко мне: – Когда я сделаю так, – он быстро поднёс руку к виску, в виде воинского приветствия, – ты побежишь за ближайший прицеп и будешь ждать меня, но ни в коем случае не беги никуда. Ни за что. Понял? Если увидишь, что меня подстрелили – беги. Я постараюсь максимально отвлечь их, если что.

Я хотел снова запротестовать, но понимал, что это не имеет смысла.

– Ладно, – неуверенно сказал я.

– И ещё одно, – добавил Павлов, – стой только за колёсами, чтобы снизу не было неожиданностей. Мало ли.

Он достал пистолет, и, убедившись, что всё в порядке, вернул в кабуру. После этого достал небольшой складной нож, положил его в нагрудный карман и тихо сказал, видимо, заметив моё беспокойство:

– Если всё пройдёт более-менее – через несколько часов мы уже будем на базе Кантера. Не волнуйся.

Павлов посмотрел на небо, сильно вздохнул и мы пошли снова к той «крепости», но, на этот раз, вышли немного подальше, чтобы идти со стороны дороги. Как я понял – чтобы не вызвать лишних подозрений.

Как только магазин показался из-за деревьев, я заметил, как насторожились снайперы на крышах, а после и люди на прицепах уже целились на нас, пока мы не подошли.

Хоть несколько трупов восставших всё ещё лежало на дороге, но многочисленные тёмные пятна и дорожки указывали на то, что их периодически убирают, и что трупов тут было гораздо больше.

Трое стояло на стене, возле входа.

– Кто такие? – грубым голосом спросил один из них.

– Понимаете… – начал Павлов.

– Руки! – рыкнул всё тот же человек, прерывая его. – Поднять! Так, чтобы я их видел. И ты, – он указал ружьём на меня, – тоже, – я поднял руки настолько, насколько это было возможным. Коленки снова начали дрожать, по телу прошёлся неприятный холодок. Ещё никогда за мной не следило так много людей с оружием. Наши жизни сейчас были в их руках, но другого выхода не было – я это прекрасно понимал.

– Не бойся, – шепнул Павлов, немного повернувшись ко мне.

– Что ты ему сказал?! – другой мужчина, очень нервный по виду, переключил предохранитель на автомате. У него был какой-то ненормальный взгляд, и его немного пошатывало.

– Тихо-тихо, мужики, – быстро начал Павлов, держа над собой руки, – я его просто успокоил. Это мой брат, ему и четырнадцати нет, а тут на него здоровые дядьки с пушками целятся. Да тут любой бы обосрался.

Всё это время я молча стоял, боясь сделать лишнее движение. Тело плохо слушалось, руки уже начали затекать, но я со всех сил старался держаться ровно.

«Нас сейчас пристрелят… пристрелят… убьют… им же до пизды кто мы такие», – думал я. Это всё, что было сейчас у меня в голове. Мне было очень страшно, бросало то в холод, то в жар.

– И чо вам надо? – рыкнул первый громила.

– Выживать одним тяжко – вот и ищем где бы остановиться. Мы с братом были в походе, за городом. Вернулись неделю назад, а тут будто фильм ужасов. Вот мы и ищем других выживших – нашли.

– Неплохо получается, – сказал третий мужчина в чёрной одежде низким голосом, указывая на наши рюкзаки. Он был среднего роста, крупнее всех трёх. Изогнутый шрам на бритой голове выглядел жутко и вселял страх.

– А что нам мешает просто вас грохнуть и забрать шмотки? – рыкнул первый. Павлов немного сменился в лице, страх проступил сквозь спокойствие.

– А вам разве не нужны люди? – сказал он, собравшись. – Я отлично стреляю, а мой брат может помогать по мелочам.

– Ладно… – выдохнул первый, – фиг с тобой. Последний вопрос: что у тебя за синяя херня на шее? Пятна какие-то… Вдруг, ты как те синяки, – громила указал в сторону мёртвого восставшего, – заразный? Они вон тоже синие. Что-то ты мутный какой-то.

– Да это от пота, – быстро сказал Павлов с улыбкой, но уже неуверенно. Он нервно улыбался. – Аллергия на пот. Никогда что ли о потнице не слышал?

Несколько секунд мы молча стояли. Охранники о чём-то переговаривались между собой. Несмотря на такую очевидную ложь, они в неё поверили.

– Ладно, хер с тобой. Посидишь сначала в карантине – потом посмотрим что из тебя получится, – низким голосом сказал третий и повернул голову назад, выкрикивая куда-то позади себя: – Впустите этих клоунов. Пусть начальник с ними разбирается, – он повернулся к нам. – Если фокус какой захотите выкинуть – учтите, что пуля-то она дура, зато летает быстро.

Павлов повернулся ко мне и еле заметно улыбнулся – видимо, всё шло по его плану.

Один из охранников отодвинул небольшую железную решётку и, когда мы зашли, закрыл её. Другой, чуть выше меня, наставил на нас небольшой автомат и молча смотрел, ожидая приказа.

– Веди их внутрь, – громко сказал низким голосом охранник, что стоял на стене – мужчина перед нами опустил автомат, развернулся и пошёл вперёд.

Внутри было просторно, несмотря на большие прицепы-перегородки, которые создавали небольшие лабиринты. Территория парковки была огромной. Тогда, в первый раз ночью, я этого не заметил.

Первым тишину решил нарушить наш проводник:

– А вы кто такие будете?

– Я – лейтенант Павлов, – при этих словах он приложил ладонь к виску. Я понял сигнал, и побежал вперёд.

– Э, куда… – раздалось позади. Я не обращал внимания, пока, наконец, не добежал до колёс в конце прицепа.

Я обернулся и увидел позади себя окровавленный труп – Павлова уже не было.

Стало страшно. Другие охранники могли в любую секунду появиться. Но я остался молча ждать Павлова – как он и велел.

Недалеко раздались несколько выстрелов. Откуда-то за лабиринтом контейнеров, начались крики, и послышался топот группы людей.

«Он тебя бросил…» – сказал Голос в голове.

Я постарался отвлечься, но каждый секунда ожидания казалась вечностью. Топот и крики становились всё ближе.

Вдруг, посреди всего этого резко прорезался звук мотора.

Через несколько секунд вдалеке появился Павлов, сидя за рулём нашего грузовика. Он жестом показал, чтобы я оставался на месте. Топот и крики затихли, начались выстрелы. Пули разрывали воздух повсюду, врезаясь то в контейнеры, то в крышу грузовика, пока он ехал в мою сторону. Я прижался к контейнеру. Павлов, проезжая рядом, немного притормозил и открыл дверь – я на ходу залез в салон. Пули свистели позади нас, но это было бесполезно, так как, сзади была огромная секция, и её сложно было пробить. Крыша просвечивалась в нескольких местах. Боковые стёкла уже были разбиты

Я вжался в кресло. Повернув, Павлов остановил машину. Он выдохнул и закрыл глаза, а через секунду открыл глаза и тихо сказал:

– Так, ну, погнали! – и дёрнул за ручку коробки передач.

Машина начала набирать ход. Последней преградой был железный забор. Несколько человек вылезли из-за угла, но, увидев мчащуюся на них машину, отпрыгнули в сторону. Кто-то пытался стрелять, но это нас не остановило.

Выстрелы, паника, и вот уже наша машина, выломив перегородку, мчится вперёд. Через несколько секунд выстрелы прекратились. Всё произошло настолько быстро, что я не мог ни о чём думать. В груди бешено стучало сердце, а взгляд был прикован к одному пулевому отверстию посреди лобового стекла.

Всё, что сейчас произошло, никак не вмещалось у меня в голове. Я всегда думал, что такое бывает только в кино или играх. Нам чудом удалось остаться невредимыми.

– Ух, прорвались, – сказал Павлов, когда мы уже отъехали на приличное расстояние. Он улыбнулся.

Павлов, хоть и улыбался, но было видно, как ему тяжело дался этот план. Его лицо сильно побледнело, появилась испарина на лбу, он сильно сжимал руки на руле, видимо чтобы не тряслись.

Казалось, что жизнь из него выходит ещё быстрее, чем раньше. Синие пятна на бледной коже сильно выделялись. Неприятные мысли закрались мне в голову.

«Он умирает… Он умрёт, а ты снова ничего не сможешь сделать. Снова всё сделал он, а ты просто стоял. На его месте должен быть ты. Ты должен умереть. Ты бесполезный и слабый», – сказал Голос.

– Нет! – выкрикнул я, не сразу поняв, что это было вслух. Я закрыл глаза, и сильно зажал уши руками. Я не сразу понял, что меня кто-то бьёт по плечу. Я открыл глаза. Павлов что-то говорил, и был сильно встревожен. Я убрал руки.

– Что с тобой происходит? Ты иногда кричишь непонятно из-за чего, разговариваешь о чём-то про себя. Я не понимаю…

– Извини, вспомнил тех детей, – соврал я. – Всё нормально. Много чего случилось, вот и лезут неприятные мысли, – и отвернулся.

– Ладно… – я понял по его голосу, что он ещё хотел что-то сказать, но лишь добавил: – Отдохни пока что.

Мы проехали молча около часа. Павлов пробовал включить радио, но все радиоволны были мертвы. В воздухе было какое-то напряжение.

Вдруг, Павлов резко упал лицом на руль, машину повело в сторону.

– Павлов! – крикнул я, и попытался перехватить руль, как видел это много раз в фильмах, но это оказалось намного сложнее, и нас начало закидывать набок, мы полетели в кювет, и машина перевернулась. Я, подлетев и ударившись, потерял сознание.

Голова сильно болела, будто в неё вонзили стальной кол. Я попробовал открыть глаза, но сразу же резануло новой острой болью. Больше всего болел затылок. Правой рукой я вслепую провёл по затылку – там были мокрые волосы. Кое-как, превозмогая боль, я немного приоткрыл левый глаз, и посмотрел на трясущиеся пальцы – кровь.

Сейчас я плохо понимал, что произошло. Боль была сильной, и, чтобы собраться с мыслями, я закрыл глаз.

«Мы… что произошло? Вспоминай, Костя. Павлов потерял сознание, и мы перевернулись… Павлов? А что с ним?» – я снова открыл глаз и осмотрелся: Павлов, сидя уткнувшись окровавленной головой в руль, был без сознания. Машина стояла прямо, а мы были в небольшой пересохшей канаве. Каждый удар сердца отдавался в голове сильной болью, но надо было собраться с силами. Немного подташнивало, кружилась голова, но я, трясущейся рукой, попробовал привести в сознание Павлова – ничего не получилось.

– Блять… Павлов… – тихо сказал я, но ничего не происходило, сколько бы я его не пихал или бил в плечо – он всё так же сидел вниз головой, уткнувшись в руль.

Из мотора машины валил дым, и я понял, что нужно было быстрее что-то делать: на этой машине мы уже больше никуда не поедем, а звук падения мог привлечь восставших.

Я отстегнул ремень, открыл дверь. Попробовал выйти из машины, но ноги, подкосившись, не удержали, и я упал на землю. Кое-как, держась за корпус грузовика, я смог всё же встать. В боку тоже отдавало болью, но я не обращал на это внимания, понемногу продвигаясь вдоль машины к водительской двери.

Добравшись до водительской двери, я с силой её открыл, и принялся бить Павлова по щекам. Он слабо дышал, но не приходил в сознание.

– Павлов… Павлов! Вставай, блять! Ты, козлина, не смей тут помирать… – ругался я. Говорить тоже было больно, но эмоции разрывали – ругань сама лилась изнутри.

Я быстро осмотрелся – восставших пока ещё не было видно.

Через несколько минут, когда я уже почти потерял надежду, он поднял окровавленную голову, стоная от боли, и посмотрел на меня одним глазом:

– К… Костя? Что… произошло? – простонал Павлов.

Я обрадовался, но приступ головокружения подкосил ноги, заставив меня упасть на колени.

– Мы… ты резко отключился… машину повело в сторону… и… она ушла в канаву, – тихо сказал я, обессилев.

– Блять… – тихо ругнулся Павлов.

– Что? – я поднял глаза и увидел, что из его бока торчал небольшой кусок железного каркаса сидения, а кровь, растворяясь в одежде, вытекала вниз. Единственное, что я смог – одними губами, беззвучно, повторить «Что?».

«Нет… Нет! Не снова!» – подумал я, и тело парализовало.

– Костя… – тихо сказал Павлов. Он резко дёрнул рукой и ударил меня по лицу. Я упал, и сквозь слёзы посмотрел на него. – Успокойся… Возьми себя в руки…

– Нет! Лжец!.. – крикнул я, и сразу же об этом пожалел. В следующую секунду дикая боль пронзила голову, и я упал, обхватив голову. Боль была адская, но она меня отрезвила. Я тихо продолжил: – Ты ведь говорил, что всё будет хорошо. Я ведь думал, что всё будет хорошо…

– Костя, послушай… – сказал Павлов. – Жизнь… на мне не заканчивается, – я молча смотрел на него, испытывая жуткую боль. – Ты… сможешь выжить… я верю в это, – он улыбнулся. – А теперь… надо вылезти… не хочу умирать как застрявший долбаёб… – После этих слов Павлов, схватив железку, попытался повернуться, но неудачно нагнулся, и упал вниз, на землю, рядом со мной.

– Ааргх! – крикнул он. Я всё ещё лежал на земле.

– Помоги… мне… – тихо сказал Павлов, лёжа лицом в земле.

Вдруг, я понял, что он скоро умрёт. Умрёт насовсем. И вместе с этим пониманием, во мне что-то оборвалось. Боль немного отступила.

Я медленно поднялся на колени, встал и помог Павлову сесть. Внутри была какая-то непонятная тяжесть, которая затупляла боль. Слёзы встряли, не решаясь упасть. Я сел рядом с ним. Мы сидели, облокотившись на грязные колёса.

– Спасибо, – тихо сказал Павлов. Он достал, кривясь от боли, измятую пачку. Оттуда торчало всего несколько сигарет. Павлов высыпал содержимое на ноги, а пачку выронил рядом. Одна сигарета помялась, но была ещё более-менее целой, в отличие от остальных. Он криво улыбнулся, насколько мог. – Повезло.

Я помог ему достать зажигалку и закурить.

– Знаешь, – начал Павлов, – ты как мой брат… с самого первого дня я вижу его в тебе… будто сам Бог… подарил мне ещё одну возможность побыть с ним… хоть немного… И я рад, что мне удалось… тебя подготовить к… к будущему… перед своей смертью, – он сильно затянулся.

– У тебя был брат? А что с ним случилось? – тихо спросил я. Павлов смотрел вверх, в небо.

– Он умер, давно уже…

– Извини.

– Да ничего… Я уже давно смирился… Конечно нечестно, что иногда жизнь забирает самых лучших у нас… но тут уж ничего не поделаешь – на всё Его воля, – Павлов говорил очень медленно и размеренно. – Вот так живёшь… думаешь, что умрёшь стариком… а потом у тебя находят какую-то херню – и всё… Но, знаешь, он не переживал… Наоборот, начал радоваться каждый день, и радовал всех… Саша – так его звали… Он самого детства не любил, чтобы люди вокруг грустили… и всегда всех подбадривал. Приёмные родители меня сразу невзлюбили… а он меня защищал всегда… Он был очень хорошим… и добрым, а сколько в нём было жизни… – по его щеке прокатилась слеза. – И, умирая, даже не заплакал – успокаивал меня и маму… Я обещал ему не грустить после его смерти… но всё равно так больно…