Последний из Первых Миров – На Границе Эпох

Как ни странно, но ардов было не видать. Наверняка, это постарался уже сам Чеистум. О деревне он, что было ясно сразу, все еще заботился. Староста же не спал, а нашей добыче удивился так, что глаза чуть из орбит не повыпрыгивали. Возможно, это было бы уже и не в первый раз…

– Убили его! Демона проклятого убили! – начал даже подскакивать старик, пока боль в пояснице не опустила его обратно на землю.

– Пришлось с ним немного повоевать, но, к счастью, мы даже не ранены. В любом случае, от него мы избавились. Утром, как отоспимся и поедим, покажете нам как Мертвянку переходить. – сказал я, бросая тело «демона» на пол.

– Ох и рада деревня будет! Вам, может, в дорогу чего надо? Провиант там, денег?

– Денег только, провиант не нужен. Завтра днем нам бы уже хорошо быть в Ренбире. Там у нас и дела. – заговорил Таргот.

– Таргот. – ткнула в бок Таргота Кайла, хотя он этого и явно не заметил. Конечно, до чужих денег Таргот был и вправду чуть жаден. Но только ради близких ему людей. Не перестану его хвалить. Все‑таки, мы с Френтосом итак были вечно обязаны ему, что мы вообще еще живы.

– Ну, стократ вам благодарен, ребятки. И я, и жители нашей скромной деревушки. Правильно нам господин Чеистум говорил, что вы поможете. – продолжал скакать по комнате старик, явно вспоминая молодость.

Мы даже ничего не сказали. И без того уже было ясно, что о Боге Смерти в их лесу они уже знали. Хотя и, конечно, он явно им всего не рассказывал. Мог заранее предупредить их, что монстра для них создал он сам. Или ему казалось, что без подобного деревня – не деревня? Тем более, что, по моим прежним наблюдениям, заметно, что и сама деревня будто лишь подражает обыкновенной жизни таковых. Вспомнить тот же "бесполезный" сеновал. Хотя да, староста тоже мог заранее предупредить нас, что знаком с самим Богом Смерти. Мы бы решили, что он сумасшедший старик, и пошли бы в обход Мертвянки…

Как только староста хату довольно громко и весело покинул, неистово кружась от прилива давно потерянных сил, и хлопая в ладоши, мы как раз все разом ударили себя по лбу.

– То есть Чеистум на***ал селян, а селяне на***али нас? Час от часу не легче. – кажется, наконец вошел в ситуацию Френтос.

– Да ладно уже. Пора спать. Я уже больше не могу на ногах стоять. – уже начала медленно раздеваться Кайла.

Я комментарии по этому поводу даже оставил. Не придирается, и ладно. Слишком уж все хотели спать. В комнате кроватей как раз было 4, а сама хата была поделена на гостевую, и…на то, где жили староста и его старушка. Мы хорошенько прикрыли дверь, и, совсем уже не обращая друг на друга внимания, разделись. Френтос больше не обращал внимание на Кайлу как раньше, и когда я глянул на него он, кажется, уже больше волновался за возможное присутствие в кровати под одеялом клопов, пусть и вряд ли ему стоило их бояться с его окто. Он залез под него, как следует отряхнув его руками, довольно шустро, и так же шустро закрутился в него, приняв облик цигарки, глубоко вздохнул, и совсем перестал шевелиться. И почему мы так устали только сейчас? Думаю, и не во времени ардов тут было дело. Скорее всего, нас вымотал именно туман. Странно материализованная внутренняя сила Бога Смерти, конечно.

– Всем спокойной ночи. – крепко укутавшись в одеяло, сказала Кайла.

– Спокойной ночи. – сказал я, все равно глядя только в потолок. Тем более, что я вечно засыпаю позже всех. Слишком много я думаю. Даже и не знаю, хорошо это, или не совсем.

Таргот и Френтос молчали, да и Таргот уже явно спал. Как и тогда в хате лесника, он мгновенно провалился в сон. Как всегда, стоит ему захотеть спать, как он засыпает. Будто даже его организм к своему состоянию относиться так же серьезно, как и Таргот к…своему положению. В жизни нас с Френтосом, и, теперь, и Кайлы. Даже учитывая, что последние года два мы вообще ни разу не замечали, что Таргот по‑настоящему спал, а не просто лежал в ожидании, когда же мы выспимся.

Еще некоторое время я не засыпал даже просто для того, чтобы не пропустить и еще какой‑нибудь внезапной беседы. Пару раз я поворачивался в сторону Кайлы, и ловил на себе ее теплый, все еще какой‑то страстный взгляд. Тогда, она смущенно улыбалась и переводила взгляд, пусть и всем видом показывала, что присутствие в комнате Френтоса и Таргота ей мешает. Я и сам хотел тогда тихонько подойти к ее кровати, незаметно для братьев укутавшись в ее одеяло. Ее светлые белесые плечи, обнаженные, и такие женственно гладкие, так и просили ласки, и лишь больше с каждой секундой манили меня. Я решил немного подождать, пока братья точно уснут, чтобы как раз тогда, под тихое сопение проскальзывающего по их носам прелого, пахнущего еще мокрой уличной грязью возле дома и с нашей обуви, воздуха, добраться до желанного личика, изумрудными глазками выглядывающего теперь из‑под одеяльца. Я думал о своем, кажется, недолго, но опомнился лишь когда заметил, что мысли в голове мешаются с бредом, беспорядочным потоком мелькая перед глазами, заливая гомоном уши, и заменяя прежнее тепло соломенной постели чьими‑то призрачными объятиями и не реальным теплом. Краски уже навеваемого сна все сгущались, и мне тяжело стало теперь разбавлять их реальностью. Немного тряхнув головой, я обратил внимание на нее, уже тихо посапывающую в мирном сне. Все и вправду уже уснули. Невероятно быстро, конечно. Прошло полчаса. Я уже не видел часов, мерно и тихо тикающих в объятом тьмой углу комнаты, но легко и сам чувствовал ход времени. Новые мысли накрыли меня быстрее, чем раньше, но думать тогда было уже невозможно. Прошло немного времени, все уже спали, и я мог добраться до Кайлы без проблем. Она вряд ли спала крепко, и ее маленький носик явно собирал воздух еще с некоторым усилием. Иногда в детстве и мне становилось тяжело дышать, когда я пытался уснуть, постоянно думая о том, как я это делаю. Конечно, она еще не спала. Но я уже спал. Тело отказывалось двигаться, и страшная усталость мешала мне думать. "Утром…А пока пусть спит. Не буду ей мешать…" – думал про себя я. Должно быть, это и были тогда последние мои реальные мысли.

Глава 5. Ренбир – Город Знаний

Леса, зима, все вокруг завалено снегом, и я иду, через заснеженные поля, совсем не обращая внимания на окружающую меня вьюгу, в какой‑то, ранее мне неизвестный, город. Навстречу мне идут люди в доспехах, с трудно разбираемым от снега лицом, совсем не обращая ни на что внимания. Чем ближе я приближаюсь к этому городу, тем громче в ушах чужой голос просит меня развернуться, не идти туда, подумать о себе и своих братьях. Вдруг метель усиливается, и я падаю на колени, закрывая глаза, дожидаясь ее, почти мгновенного, окончания. Открыв глаза, я понимаю, что уже нахожусь на крыше одного дома из того города, теперь находящегося глубоко под землей, освещаемый со всех сторон светом кристаллов Зоота, выросших на стенах и своде пещеры вокруг. Множество голосов переплетаются между собой, и где‑то впереди, мерцая в Белом Пламени, мне навстречу идет человек, – нет ‑, душа человека, будто всю жизнь мне знакомая. Он останавливается довольно близко, но я совсем не могу его разглядеть. Он протягивает руку, и говорит «Здесь, Соккон. Ты умрешь здесь». Я протягиваю руку в ответ, сам, совсем себя не контролируя, едва шевеля губами, отвечаю ему «Нет. Он не сможет. Он умрет». Свет ослепляет меня, и я тихо открываю глаза, прогоняя сон, вновь совсем его забывая.

Проснулся я, кажется, не первым. Пусть даже в комнате еще было темно, я прекрасно видел, что все остальные, кроме одного, еще спали. Даже так, здесь царила умиротворяющая тишина. Френтос теперь не храпел, пусть и начинал он это делать лишь когда его лемоть на правой руке переставала работать должным образом. Раз он сменил ее два дня назад, еще минимум неделю она его спасала. В первую очередь, от Болезни Сколы.

Солнечный свет, будто с большим усилием, совсем слабо пробивался через запотевшие окна. Темная комната, тихое сопение братьев, и тепло хлопкового одеяла соломенной кровати, теперь, не вызывали во мне почти никаких абстрактных чувств. Какой бы ни была тогда царившая в комнате атмосфера, раннее пробуждение просто не давало мне ее заметить. Отодвинув одеяло рукой, я сразу решил не медлить, и побыстрее одеться. Кажется, даже двойные ставни не спасали нас в этой комнате от обыкновенного для раннего утра холода, особенно присущего Лесу Ренбира. Голова еще казалась мне немного тяжелой, и нормально думать пока не позволяла.

Как можно тише я встал на ноги, собрал со стула рядом свои вещи, натянул их на себя, и тихонько прошел в сторону сеней. Пришлось использовать окто, дабы мое пробуждение уже точно никого не разбудило. Я редко спал долго, и всегда вставал раньше всех. Обычно я высыпался и за пару часов. Другим столько времени на сон могло быть недостаточно, а второй раз засыпать мне бывает сложновато. Едва глаза мои откроются – с головой меня накрывают усердные думы.

Не совсем ясно, почему входная дверь хаты старосты была постоянно открыта. Вполне возможно, что в их деревне закрываться от соседей просто было не принято. С другой стороны, не только ведь местные жители могли заходить по ночам друг к другу. Вспомнить того же их Демона. Я еще немного сомневался, стоя перед той дверью, открыта она, или нет. С другой стороны, я был уже явно не первым, кто покидал теперь с утра эту хату. Толкнув дверь рукой, уже затем нажав на нее посильнее, мне даже показалось, что она и вправду закрыта. Наверное, и случайный вор мог тогда подумать так же просто ввиду того, что открыть ее без усилия довольно тяжело.

Не чувствуя из‑за заложенного носа почти никаких явно "дунувших" мне в лицо при выходе запахов, я только теперь шмыгнул носом, понимая, что вообще зря я вчера весь день игнорировал окружающий меня холод. Тем не менее, я вряд ли мог что‑то с этим поделать сам. Еще минуту я простоял снаружи, тихо наблюдая за качающимися на качелях детьми. Времени, что я мельком успел заметить на больших часах в комнате, было почти десять часов утра. По нашему времени, восемь. Да, я уже научился считать по Времени Ардов. Все равно, рановато еще было детям гулять. Может быть, будучи воскрешенными Чеистумом, местные жители вообще не спят? Пусть даже и лица у детей явно выглядели еще довольно сонными. Одна девочка лет восьми даже посмотрела на меня, прищурила глазки, и секунд через 5 начала усердно их тереть. Хорошо еще, что спросонья обычно я даже не зевал, будто сон для меня был лишь продолжением повседневной жизни, даже если и снимал любую усталость.

Еще через минуту беспорядочных утренних раздумий дверь позади меня отворилась, и из нее как раз выскочил уже лишь по пояс одетый Френтос. Не знаю, заметил ли он стоящего теперь за открытой дверью меня, но проскочил он в сторону «сельского дома культуры», что вообще стоял недалеко, с завидной даже мне скоростью. Как бы только Френтос, как он иногда любил, не устроил там «провал в преисподнюю». С его окто…Ладно, думаю вы все прекрасно себе представляете, как можно устроить "потоп" в сельском туалете, с помощью окто, способного увеличить массу даже камня до массы целого особняка из него же.

Я прикрыл дверь, дабы холодный ветерок и возможный растительный запах снаружи не мешали спать тем, кто по нужде так рано бегать еще не собирался. Френтос наверняка и в гостевую с сеней дверь оставил открытой. Я же в туалет еще не собирался. Почти все материалы тела октолима расходовались на поддержание внутренней силы. Но, учитывая, как резво Френтос убежал, как смачно сапогами Таргота шлепал по грязи, его душа кое‑какие ресурсы тела использовать не хотела. Такие, наверное, как самогон. В таких хатах нередко выяснялось, что где‑нибудь за ковром или под полом располагался самогонный аппарат. Не представляю, как его можно уместить там, где я сказал, но вполне вероятно, что Френтос это ночью понял. Редко он упускал возможность выпить, тем более в таких условиях. От воздействия алкоголя его не спасала даже Лемоть. Фактически, она была изобретена почти исключительно от Болезни Сколы.

Я решил долго у двери не стоять, а как раз пройтись по деревне. Подышать чистым лесным воздухом, холодным и влажным, очень некстати смешанным с туманом. То есть, с окто Бога Смерти. Пока единственный Бог, существование которого открыто отразилось на истории нашей родной Ирмии, это Бог Войны. Тот Бог, что однажды разгромил войска Волшеквии, ведомые Вестником Революции, и войска Бруси, ведомые им же.

Мои размышления пока ничем не прерывались, но я все еще не мог до конца их понять. Где‑то, если хорошенько задуматься, рисовался образ покрытых горами земель, или же образ златовласого мужчины, держащего в руке золотой, до краев залитый вином, кубок. Я понимал, что знания эти, то что я представлял, явно не принадлежали мне. Всю жизнь я чувствовал, как сожительствую будто с чужой душой. Возможно, именно она и питала меня в особо трудные моменты, и подсказывала решения, даже представить которые я не сумел бы сам. Как бы то ни было – я чувствовал, что она вовсе не желает "захватить мое тело", как это бывает в подобных историях, и поддерживает меня всю мою жизнь, но так, что я этого почти не замечаю.

Пройдя вдоль большого пруда по левой стороне к проходу, где я ранее встретил Витлафа, я прошел мимо поваленного молнией, вообще жуткого на вид, большого дерева. Все еще в раздумьях, я даже и не заметил сидевшую на одной из немалых его веток Кайлу. Она окликнула меня, и я повернулся в ее сторону, как ни странно как раз остановившись на мысли, почему кровать Кайлы была пуста, и где тогда была она сама. Спросонья я даже не сразу вспомнил, что напротив моей кровати стояла именно ее кровать. Оставив все мысли, я уже шагнул в ее сторону, как вдруг ее веселая и дружелюбная улыбка едва не ввела меня в ступор. Лишь завидев ее, я почувствовал, как мое сердце заликовало, а все краски в моих глазах будто стали насыщеннее. Я видел то же и в ее глазах, и мне стало страшно. Я никогда не чувствовал настолько диких, просто не рациональных чувств, и понимал, что даже для таких должна быть вполне реальная, более реальная, чем любовь, причина.

Я постарался не подавать виду, и, едва пересилив себя, подошел к ней и сел рядом на ту же ветку, что и она, пропустив приветствие, и начав сразу с сути. Тогда я знал лишь один способ унять такую сильную страсть. Я начал не спеша, тяжело глотая воздух ртом. Я не знал, почему вдруг почувствовал опасность от нее, будто если мы будем ближе – это закончится очень и очень плохо. Возможно, на это намекало все то же, о чем я говорил прежде – та Душа, которая, пусть и не совсем ясно, как, пыталась тогда меня предупредить об опасности. Я нашел лишь один способ адекватно решить эту ситуацию, но никогда не думал, что встречу девушку, который придется об этом рассказать. Иного выбора у меня просто не было. Кайла до самого конца слушала меня, не отрывая глаз, с каждым словом будто грустнее опуская голову. Все это наверняка казалось ей плохой шуткой, пусть и до боли в сердце правдивой.

– Это так. Я надеялся, тебе не придется об этом знать. Но иначе ты бы слишком быстро оступилась. – еще виновато опустил голову я.

– Значит, все это время, ты хранишь только ее любовь? Своей сестры? – чуть потрясываясь, так же грустно прикрыла уже влажные глаза Кайла.

– Прости.

– Столько лет уже прошло…

– И все равно, она была самым дорогим мне на свете человеком. Знаю, что ты думаешь, но я просто не могу поверить в ее смерть. Из всех известных мне жертв Думы никто не погиб. В том числе и мы. Мы потеряли ее еще к началу пожара, и никак не могли найти. Она могла так же уцелеть. Я верю в это. – стараясь не пускать в голову картину того ужаса, вздохнул я.

– Может и так…

Пока я больше не знал, что сказать, чем успокоить ее. Она смотрела в землю влажными от слез глазами, но пока не плакала. Я старался не трогать ее, чтобы…

– Ты ведь…не любишь меня, да? – всхлипнула Кайла.

Сердце будто защемило.

"Твою мать… И что мне теперь делать? Долго думать нельзя, это только усугубит дело. Нужен простой и быстрый ход, чтобы…" – быстро и нервно думал я, прикусив губу. "Нет…Даже не думай так говорить!"

Молниеносное движение руки, рывок, объятия, и поцелуй. Лишь такая цепочка событий теперь казалась мне единственно верной. Мысленно я сразу проклял себя за поспешность такого решения, но уже ничего не мог с собой поделать – я уже сделал все, чего будто и не хотел, но что сделать пришлось. Возможно, это и спасло тогда ту ситуацию, и Кайла, сначала будто попытавшаяся чуть оттолкнуть меня руками, быстро передумала, поддаваясь мне, и также крепко обвила мою талию руками. Возможно, и тогда, у речки, она действовала, как и я теперь, будто не понимая даже, что и зачем она делает, но уже не в состоянии более остановиться. Теперь ее руки прижимали меня к ней куда сильнее, чем тогда, и даже мне показалось, что у меня вот‑вот начнут трещать кости. И все же, это не продлилось долго, и уже через десяток секунд Кайла отпустила меня, и, весело усмехнувшись, вытерла губы рукавом.

– Прости…Как я могла такое подумать? – радостно, да все еще неуверенно, посмеялась она.

– Давай просто оставим все как есть. Ты ведь и сама знаешь, хоть я и не хотел это озвучивать – что будет, если я не найду ее, и с кем тогда останусь. Пока ничто не мешает нам быть просто чуть больше, чем друзьями. – уже тоже радуясь, что решение пришло так просто, выдохнул я. И все еще пытался казаться серьезным.

– Но я буду надеяться, что ты ее найдешь. – хихикнула она.

– Правда? – удивился я.

– Когда мы познакомились с Тарготом, вас не было дома, и мы гуляли с ним вокруг вашего имения. Меня всегда удивляло, почему, спустя годы, он будто вечно остается собой. Я встретила его спустя несколько лет сейчас, и совсем не заметила изменений.

– Нас с Френтосом это тоже порой волнует. – согласился я.

– В общем, тогда он рассказывал мне о вас. Говорил, что ты умный и благородный, Френтос неуправляемый непоседа, а Лилика чудесная умничка. – смеялась она.

– Прямо так и говорил? – снова удивился я.

– Он говорил, что вы с сестрой все время проводите вместе. Мне казалось, это так мило. Правда, я не думала, что…вы любите друг друга не просто как брат и сестра. Но так даже лучше, наверное. Он говорил о ней много хорошего. Должно быть, это…и вправду чудесная девочка. – чуть оговорилась Кайла, желая добавить "была", но вдруг передумав.

– Да. Это точно. – улыбнулся я.

Еще пару‑тройку минут мы сидели на той ветке, рассказывая друг другу старые, уже ржавые от времени истории. Как‑то мы дошли и до недавнего прошлого, и еще долго, как когда‑то давно с сестрой, обсуждали все, на чем стоит свет. И вправду, она была тогда сильно на нее похожа. Пусть и кажется…что я уже немного позабыл, какой была настоящая Лилика.

Как раз к слову, Кайла спросила меня о той истории, которую нам хотел рассказать Френтос, когда мы вчера сидели у костра.

– У Френтоса таких историй всегда много, но я целиком знаю только три из них. – говорил я.

– Думаю, у нас есть еще немного времени, пока они будут просыпаться. Так что, я вся внимание. – усаживаясь поудобнее, заерзала на ветке она.

– Та самая история, которую он не рассказал, про одну деревушку в Заречье. Когда Цез устроил на нас охоту, Френтос, как самый бесстрашный, решил перевести его внимание на себя, и увести его от нас, потому как считал себя, среди нас, самым непрошибаемым. Тогда он вдруг наткнулся на своих друзей детства, Николу и Дарза, и вмести с ними спивался в той самой деревушке. Вот, однажды шел он по улице, и увидел, как три девушки треугольником сидят на коленях перед столом с иконами Богов, и тихо молятся. Он решил, от нечего делать, подойти к столу, и положить в коробочку для пожертвований пару рен. Девушки как раз закончили молиться и поблагодарили его. Какое‑то время они еще выпивали, как Микола и Дарз вдруг начали жаловаться, что видят какие‑то ужасы. То где промелькнет какой‑нибудь монстр, то еще чего.

Кайла пододвинулась поближе, и будто уже напуганная этой историей, прижалась к моему плечу. Явно, ей все еще не хватало ласки.

– Вот, одним вечером Френтос решил подслушать разговоры обыкновенной деревенской девчячьей компании, надеясь, что они там будут говорить и про него. Но они вдруг рассказали историю о том, как они ходили в ветхий заброшенный, признанный проклятым, дом, и там с ними происходили такие ужасы, что я и описывать не буду. Не помню, как получилось, что Френтос сам полез туда же, заметив, что все деревенские, кроме этих девушек, стали одержимы, но там он нашел единственный способ остановить проклятье, которое наслали на жителей те девушки. Оказывается, некая внутренняя сила поселилась тогда в них, и, как у них было принято, молившись Богине Света ради плодородия и ласкового солнца, они перепутали последние слова, и выпустили тем самым эту внутреннюю силу в деревню. Собственно, кто находился в их треугольнике, пока они молились, и не пострадал.

– То есть, это был и Френтос.

– Да. В общем, ему пришлось просто‑напросто убить всех жителей, и своих друзей заодно. Никола был, конечно, той еще сволочью, но ни он, ни Дарз, такого конца, думаю, не заслужили.

– Да уж. Жуть.

– Вторая история обошлась уже без ужасов. Однажды Френтоса, за спасение одной дочки знатного "кого‑то там", едва не приобщили к высшей знати, сделав его ее кавалером, и обучая его манерам. Вышло все, правда, как всегда, каком к верху. Френтос защитил ту девчонку от разбойников из Налоговой не по‑геройски, махая за нее мечом, а просто сказав им, что они идиоты, и та карета принадлежала вообще не ей, а какой‑то левой старой зажиточной деревенщине.

– У вас ведь были какие‑то дела с Налоговой?

– Пока их не разогнали Алые Пески, да. В общем, потом Френтос, на одном балу, отправил очередного зазнавшегося богатенького ребенка, примерно его возраста, ехать лицом по полу, и его за это со своего двора прогнали. Его, якобы, суженой, это очень не понравилось.

– А он и вправду романтик… – ухмыльнулась Кайла.

– Ему всегда с этим не везет. Но вот, в третьей истории он был еще романтичнее. Около Дафара, где мы его и искали, был бордель, который держали Хемиры. Френтос туда пришел, напился, спьяну разворотил всем лица, но платить за все отказался. Тогда одна из Хемир, узнав, кто он, предложила ему кое‑кого за них проучить, и за это они простят ему долги. Френтос мог тогда вообще просто спокойно уйти, но он решил остаться. Почему‑то. И вот, какая‑то также зазнавшаяся воительница была прибита им к полу вилами, зубцами около горла, но не убита, и Хемиры над ней потом стали издеваться, когда посадили ее к себе на цепь. Поскольку Хемирам внушало большую мощь слово "Кацера", одна из них, возбужденная его силой, нашла момент, когда он был пьян, и во всех позах отблагодарила его за помощь. Когда он проснулся, он этого уже не помнил, но она напомнила ему об этом, опять же, тем же самым.

– Да уж…Хемирам только дай волю, не остановишь. – вздохнула Кайла.

– Но тут, уже по горячим следам, его нашли мы, и забрали его оттуда. Иначе бы он там, я думаю, еще бы очень долго просидел.

– Как ни погляди, а Френтос прямо‑таки кладезь веселых историй. – улыбнулась она.

– Знал бы я их все наизусть…

Закончив, я предложил Кайле уже возвращаться в хату. Рассказывать никому о происходящем между нами мы также не хотели.

Кайла побежала в хату первой, потому, что еще кое‑что обдумать касательно нее было нужно и мне. Наверное, взаимной симпатии и вправду достаточно, и на большее можно было не идти. Даже при том обещании о сестре, что я сам себе дал после того пожара, она все еще очень мне нравилась, и быть для нее больше, чем другом, но не любовником, было даже приятнее.

Не просидел я и десяти минут, как мимо меня гордой и благородной походкой прошел в сторону того же прохода некий "белоснежный" октолим. Поскольку я уже и не сдерживал внутренней силы, он легко заметил меня, едва коснувшись меня своей внутренней аурой. Как ни странно, было у него внутренней силы явно весьма и весьма немало. Вполне возможно, даже больше, чем у нас с братьями. Он повернулся в мою сторону довольно резко, стоя на месте, еще секунд пять глядя на меня. Тут он вдруг счастливо улыбнулся, развернулся, и пошел в мою сторону.

– Вот так встреча, господин Кацера! – чистым высоким голосом проговорил он, подходя и останавливаясь буквально в метрах пяти от меня.

Как я и запомнил его еще вчера, это был молодой, красивый и худощавый мужчина лет двадцати. Золотая тиара собирала его белоснежные волосы на лбу, пусть и часть их была собрана выше хвостом. Ровное и гладкое, явно недавно бритое, лицо выглядело не сильно отлично тогда от моего собственного. Как ни странно, этот человек и вправду был всеми чертами схож со мной. Не на все 100 процентов, но хотя бы на 80.

– Не припоминаю, чтобы встречал тебя раньше. Разве что, вчера, пока ты спал на лавочке у пруда. – вообще сходу недружелюбно отвечал ему я.

– Ох, сон застал меня в раздумьях, я никак не мог его побороть. Мне казалось, прошло лишь несколько минут, я встал на ноги, и просил ночлега у добрых жителей, живших в доме у того пруда. – развел руками октолим.