Чисто римское убийство

– Чем же ты был занят, что не нашел времени, для старого друга? – упрекнул Лоллий.

Направляясь в этот дом Лоллий, чувствовал не свойственные ему смущение и неуверенность. Ведь бывает, что после долгой разлуки, возобновление старой дружбы никому не приносит радости. Люди меняются, дороги их расходятся в разные стороны и встретившись спустя много лет, ощущаешь лишь неловкость, пытаясь опознать в сидящем напротив незнакомце человека, с которым прежде был неразлучен. Но, за час, что он провел в обществе Петрония, Лоллий с радостью убедился, что все его опасения были напрасны. Теперь он жалел лишь о том, что не узнал о возвращении Петрония раньше.

– Переезд. Домашние хлопоты, – Петроний пожал плечами. – Они отнимают наше время и пожирают нашу жизнь. Новый дом требует заботы.

По правде говоря, Лоллий был удивлен, узнав, что, вернувшись в Город, Петроний решил обзавестись собственным жилищем. Нет, конечно, жить с родственниками, особенно со старшими, это испытание, которое не каждый способен перенести. Они лезут в твои дела. Они всегда знают, что правильно. Они читают нотации. Они бесконечно рассказывают о прежних, золотых временах, когда для порядочного молодого человека, кажется, не было большего удовольствия чем выслушивать лекции престарелых родичей. И все же, зная Петрония много лет, Лоллий был уверен, что его друг предпочтет беззаботное пребывание в доме брата, суетной жизни домовладельца.

– Неужто за четыре года ты так переменился, что стал находить удовольствие в домашних делах? – он не стал держать сомнения в себе. – Марк Петроний, человек, который был не способен распорядиться даже по поводу обеда!

– Эй! Что случилось с Римом? Бездельник Лоллий Лонгин попрекает меня праздностью! – возмутился в ответ Петроний. – Неужели поучения дядюшки наконец достигли цели?

– Мой дядюшка сумел бы пристыдить даже Медузу Горгону. Кто знает, может и со мной у него когда-нибудь получится? – Лоллий беззаботно улыбнулся. – Время меняет людей. Помнишь, толстяка Силана? Этот тихоня ушел в политику, и говорят, даже добился некоторых успехов.

– Во имя Доброй Богини! Даже Рим не заслужил консула Луция Лоллия Лонгина. – Петроний в притворном ужасе округлил глаза.

– И никогда его не получит, – Лоллий отсалютовал ему чашей. – А что насчет тебя?

– Меня и политики? Лоллий, во имя Юпитера и Юноны! Да ты ли это? Теперь ты будешь рассуждать о политике! Куда делся певец лени и поэт безделья, которого я знал четыре года назад?

– Раздавлен он безжалостной судьбой.

Учитывая все то, что творилось в доме Лоллия в последние дни это утверждение не было таким уж большим преувеличением.

– Осторожнее Лоллий, – предостерег всадник. – Начнешь сетовать на судьбу, не успеешь оглянуться как угодишь в философы.

– Клянусь бородой Сократа, от того, что происходит у меня дома я стану киником9. Надену лохмотья и буду бродить по дорогам Италии со вшами в волосах.

Лоллий наслаждался этим разговором. Никогда бы не поверил, но за четыре года, он кажется соскучился даже по язвительной насмешливости Петрония.

– Что случилось? Дядюшка Квинт увел у тебя из-под носа повара? Управляющий ворует гарум? Лягушка утонула в амфоре с пятидесятилетним фалерном?

Нет. Насчет насмешек Лоллий все-таки поторопился. Без них он, пожалуй, вполне мог бы обойтись. Молодой человек с упреком посмотрел на всадника. Но, чтобы пристыдить Петрония нужно было нечто большое чем укоризненный взгляд. Лоллий непременно воспользовался бы этим средством, если бы знал в чем оно заключается.

– Насмешки неуместны, когда речь идет о святотатстве, – строго сказал он. – Ты ведь, знаешь, я благочестивый человек.

– О да! Сам царь Нума10 не мог бы с тобой сравниться.

– Благочестивый, – твердо повторил Лоллий. – Просто в отличие от других я не выставляю благочестие напоказ. Я чту богов в своем сердце.

– И кто же встал между тобой и богами?

– Хотел бы я это знать!

Вообще-то, когда Лоллий сюда шел, он вовсе не собирался просить у Петрония помощи. Удивительно, но эта простая и очевидная мысль пришла ему в голову только здесь. Между тем, кто еще мог ему помочь? Кто другой мог разобраться в причинах бедствий, обрушившихся на его дом три дня назад, когда ему доложили, что какой-то негодяй облил краской стоящую в саду статую Вакха. Даже сейчас, рассказывая о случившемся Лоллию трудно было сохранять спокойствие.

– Изображение бога осквернено. Неприкосновенность моего жилища нарушена. В конце концов мне нанесли оскорбление! – Лоллий стукнул себя кулаком в грудь.

Однако, всадник не пожелал разделить его возмущение.

– Надеюсь ты выпорол сторожа? – с притворным участием поинтересовался он.

– Конечно. Ничто не обходится нам так дешево как мудрые советы, – желчно поблагодарил Лоллий. – Мой дом стал мишенью стрел безжалостной судьбы, а единственный человек, который может мне помочь упражняется в остроумии.

– Хочешь, чтобы я принял участие?

– В чем?

– В Вакханалии. Ты сказал, что ждешь от меня помощи, вот я и подумал… Ну, раз святое место осквернено, его потребуется заново освятить. Почтить Вакха. С благочестием, на которое мало кто способен кроме тебя.

– А… Нет. То есть ты, конечно, желанный гость в моем доме и все такое. Ты повидал мир, в отличие от всех этих пустых юнцов, не ездивших дальше своей усадьбы в Кампании. С тобой есть о чем поговорить. В конце концов, тебе можно день за днем пересказывать старые сплетни. Но сейчас я жду от тебя помощи более практического свойства.

В помощи Лоллий действительно нуждался. Ведь осквернив скульптуру в первый раз неизвестный злоумышленник не остановился. На следующую же ночь история повторилась. Единственное отличие состояло в том, что преступник выбрал не красную, а черную краску.

– Кто-то другой распорядился бы привести бога в надлежащий вид и на этом успокоился. Но ты меня знаешь. Я не такой уж легкомысленный человек, как многие думают. – Лоллий подозрительно посмотрел на всадника. По какой-то причине в этот раз Петроний воздержался от комментариев. – Поэтому, я выставил в саду охрану. Есть у меня один каппадокиец: больше шести футов роста, кудлатый, одноглазый, настоящий циклоп. Я кстати так его и назвал. Полифемом.

– Мог бы проявить больше фантазии. Я имею в виду с именем.

– Он и того не заслужил. Ночью кто-то треснул этого идиота по голове его же собственной дубиной и сбросил на землю. Я имею в виду, Вакха, конечно, а не этого неудачника. Как говорится: «Плохо, небом клянусь, и тяжко стало/Что ни день, что ни час все хуже11», – в подтверждение своих слов Лоллий протяжно вздохнул. – Что делать? Скажи мне.

– Ну, если циклопа ты уже выпорол, попробуй выпороть управляющего.

– Думаешь, поможет?

– Вряд ли, – Петроний с сомнением покачал головой. – Но тебе станет легче.

– Я не хочу, чтобы мне становилось легче!

Лоллий раздраженно взмахнул рукой. К сожалению, он упустил из вида, что в этой руке была чаша с вином. К счастью, вина в ней оставалось немного. К сожалению, большая часть остатков приземлилась у него на лице. Лоллий выругался. Свирепо выхватил из руки Петрония протянутую ему салфетку и выругался еще раз.

– Я не хочу слушать дурацкие шутки, – сказал, он утираясь. – Я не хочу упражняться с тобой в остроумии. Я не хочу даже слушать слова утешения, хоть выжать их из тебя труднее чем масло из камня. Я просто хочу знать, кто это сделал. И я хочу знать почему. И кто как не ты мог бы помочь старому другу, вместо того чтобы насмехаться и давать глупые советы. Ведь ты, не бездельник, которого зовут Луций Лоллий Лонгин. Ты Петроний, для которого нет в мире тайн.

– Не уверен, что тайна опрокинутой статуи сулит самое увлекательное приключение в моей жизни.

Петроний подлил гостю вина. Лоллий сделал глоток, восстанавливая утраченное душевное спокойствие и кивнул. Что ж. Никто не ожидал, что это будет легко.

– Что насчет благочестия? – поинтересовался он.

– Готов почтить бога столькими вакханалиями, сколько потребуется, что вернуть его расположение к твоему дому.

– Поклонение перед красотой?

– Мне не показалось, что речь идет о выдающемся произведении искусства.

– А долг дружбы? Неужели он ничего не стоит в наши испорченные времена?

Петроний вздохнул. Обвел взглядом стены, поморщился, наткнувшись на фреску, изображавшую соблазнение Леды, и вдруг замер, словно осененный сияющей вспышкой внезапного озарения.

– А, что, повар у тебя остался прежний? – вкрадчиво поинтересовался он.

– Повар? Еще бы! Зачем мне его менять? – озадаченно отозвался Лоллий. – Ты ведь помнишь моего Пилада. Он может сделать из свиньи мурену, а из угря курицу.

– Предпочитаю угря, сделанного из угря. Могу обойтись куриной курицей. Но в любом случае, я не в том положении, чтобы привередничать.

– Что тебе до моего повара? – Лоллий подозрительно прищурился. Все же изгибы мысли Петрония порой бывали слишком прихотливы, чтобы за ними можно было уследить.

– Не хотелось бы продешевить. Моя кухарка Памфила, женщина, выдающаяся во всех отношениях. – Всадник подался вперед и понизил голос. – Но она предпочитает, народную кухню. Если ты понимаешь, что я имею в виду. Так что спасение своего Вакха ты расплатишься со мной обедом.

Так просто? Невозможно поверить, чтобы это оказалось так просто. А ведь Лоллий был готов к тому, что после многочасовых язвительных пикировок ему придется уйти ни с чем.

– Клянусь желудком козы Юпитера, десятком! Ты не разочаруешься! А если разочаруешься, я велю зажарить повара.

– Боюсь он у тебя староват. Молодой гусь меня вполне устроит. – Петроний встал.

– Сейчас? Ты хочешь отправиться прямо сейчас? – Лоллий не мог поверить собственным глазам: Петроний еще минуту назад скучающий и равнодушный теперь казалось излучал энергию. – Я почти уверен, что мой Вакх доживет до утра, – осторожно проговорил он.

– Что сказать? – Всадник пожал плечами. – Ты был красноречив как Цицерон с этой речью о дружеском долге. К тому же, если мы задержимся, то мне, выполняя долг гостеприимства, придется пригласить на обед тебя. К счастью, беды, которые ты так красочно живописал, дают нам обоим прекрасный повод этого избежать. Так что подъем, подъем! – Петроний энергично помахал рукой и Лоллию ничего не оставалось как последовать его примеру. – Мы прихватим с собой моего управляющего. Это тот грозный иудей, который тебя встречал. Его зовут Иосиф. По правде говоря, в том, что касается всяких тайн у него куда больше опыта чем в управлении дом.

Глава 2

Находка в саду

На улице Пекарей не дымились печи, на Субуранском взвозе не толпились нищие, и сомнительные личности не предлагали таких же сомнительных услуг в примыкающих к крикливой Субуре12 переулках. Лишь редкие продавцы у немногочисленных открытых лавок, за неимением покупателей вяло переругивались друг с другом. Никто не толкался, никто не хватал прохожих за руки, не нахваливал, крича в самое ухо, своего товара. Жара опустошила улицы словно внезапная вспышка чумы и дорога заняла гораздо меньше времени, чем можно было бы ожидать.

Усадьба Лоллия привольно разлеглась в северной части Квиринала13, двери дома выходили на Высокую улицу. Поместье с трех сторон было окружено каменной стеной, чуть выше человеческих роста, с четвертой ограничено остатками старой стены Сервия Туллия.

Управляющий Лоллия встретил хозяина и гостей на пороге. Несмотря на обильную седину, он сохранил крепкие зубы и гордую осанку истинного римского дворецкого. Его круглое, как полная луна, лицо сияло здоровым румянцем, а мелкие морщинки в уголках глаз выдавали легкий и добродушный нрав.

– Надеюсь ты не забыл Эбура? – уточнил Лоллий.

– Невозможно забыть, что такому бездельнику как ты достался лучший управляющий Рима.

– Да уж. Безупречный дворецкий. – Лоллий самодовольно усмехнулся, пропуская Петрония вперед. – Фортуна выбирает достойных.

– Господа слишком добры. Если бы я заслуживал ваши похвалы, беды обошли бы наш дом стороной. – Эбур воспитанно придержал двери для Иосифа и вошел в атрий последним.

Все здесь говорило о том, что дом находится в заботливых и твердых руках. Вода в имплювии14 искрилась, окружавшие его цветы благоухали, пол сиял, а прикрывавшие дверные проемы занавески ниспадали безупречными складками. Восемь лазоревых колонн поддерживали крышу, статуэтки коринфской бронзы деликатно выглядывали из ниш в стенах, серебряная посуда сверкала на тяжелой плите картибула15. Слуги, которых они встретили на пути, были заняты делом, а не праздно слонялись из угла в угол как это часто можно было видеть в иных городских домах.

– Что поделаешь. Как говорится: «Нет человека, кого б Зевс от беды сохранил»16. – Лоллий легкомысленно пожал плечами и тут же распорядился. – Эбур я хочу, чтобы сегодня у нас был обед, за который не было бы стыдно перед памятью самого Лукулла17. Я хочу, чтобы Апиций18, захлебнулся слюной от зависти.

– Сделаю все, что в моих силах господин, – отозвался управляющий.

– Вот теперь я уверен, что мне не придется пожалеть о своем альтруизме, – Петроний с серьезным видом кивнул.

*****

Из всех друзей хозяина, молодой всадник был, пожалуй, наиболее симпатичен Эбуру. Говорят, в детстве Петроний был нервным, впечатлительным, капризным и склонным к истерикам мальчишкой. Если это правда, то после трагедии, что двенадцать лет назад случилась с его родителями, на свет появился совсем другой человек. Он отгородился от мира броней несокрушимой иронии, но среди окружавших Лоллия беспечных повес Марк Петроний был единственным, для кого смысл жизни не сводился к бесконечной погоне за удовольствиями.

Дворецкий был искренне рад, узнав о возвращении всадника в Рим, и одной из причин этой радости были соображения вполне эгоистического свойства. Эбур втайне надеялся, что возобновление старой дружбы окажет благотворное влияние на молодого господина, чье отношение к жизни с возрастом становилось, кажется, все более легкомысленным.

Однако, глядя на то с какой энергией гость взялся за дело, Эбур подумал, что самому Петронию стоило бы позаимствовать немного легкомыслия у своего друга. Отказавшись от легких закусок и освежающих напитков, всадник пожелал немедленно осмотреть место происшествия, потребовав, чтобы в его распоряжение предоставили трех крепких слуг.

– Пускай захватят кирки и лопаты.

– Хочешь разбить моего Вакха на кусочки и закопать в саду? – с нервным смешком осведомился Лоллий.

– Это могло бы решить проблему. Нет статуи – нет забот.

Лоллий, улыбнулся, как показалось Эбуру несколько натужно, но промолчал. Управляющий и сам не рискнул бы с полной уверенностью утверждать, что гость шутит. Решив, что в таком важном деле его присутствие будет небесполезным, Эбур дал необходимые указания относительно обеда и поспешил присоединиться к отправившейся в сад экспедиции.

*****

Скульптура, почтительно прикрытая коричневым полотнищем, лежала чуть в стороне от своего постамента. Нельзя сказать, что пострадавшее произведение искусства отличалось вкусом или большой оригинальностью. Обнаженный Вакх, в венке из виноградных листьев, примерно пяти с половиной футов в высоту, стоял, чуть согнув левую ногу. В поднятой правой руке он держал кубок, а левой опирался на увитый виноградной лозой ствол дерева. Все это крепилось к массивному мраморному основанию, так что, опрокинувший статую злоумышленник должен был обладать незаурядной силой.

Из дома в сад можно было попасть через небольшой коридор отделявший атриум от перистиля19. Другой путь пролегал из хозяйственного двора, который соединяла с садом небольшая калитка, по уверениям Эбура, всегда запиравшаяся на ночь. Еще одна калитка находилась неподалеку от места происшествия. В прежние времена она служила для прямого сообщения с расположенной сразу за стеной усадьбой Квинта Лоллия Лонгина, дядюшки Луция. Однако, как с горечью сообщил молодой человек, два года назад дядюшка продал свое римское поместье некоему Гаю Варию Сирпику: одному из тех новых богатеев, сомнительность репутации которых могла поспорить лишь с размерами их состояния.

Петроний и Лоллий сидели в принесенных из дома легких креслах, наблюдая за тем, как трое слуг, под руководством Эбура и под присмотром Иосифа пыхтят, пытаясь приподнять плиту, служившую постаментом злополучной скульптуре.

– Эбур навещает соседей регулярно. Кажется, он был знаком с хозяйкой дома еще в незапамятные времена и с тех пор, конечно, пользуется ее полным доверием, – сообщил Лоллий.

– А ты?

– Клянусь счастливой рубашкой Геркулеса, если бы ты видел моего соседа, ты бы не спрашивал. Внук вольноотпущенника. Или погонщика мулов. Или что-то в этом роде. Кошмарный тип откуда-то с севера. Нечего говорить, дядюшка удружил мне этой своей сделкой. Как говорится: «В природе смертных это. Человек /Всегда сильней себя чем друга любит»20.Что сказать? Продав дом, дядя ничего не потерял. Живет на своей вилле в Кампании, а когда ему заблагорассудится, приезжает в Рим, чтобы, остановившись у меня, меня же и поучать римским добродетелям.

– Почтенный Квинт Лоллий по-прежнему все такой же почтенный?

– Хуже прежнего. Он одержим идеей выращивать зерно на продажу в Италии, а это дорогое удовольствие. В наше время, при дешевизне египетских и африканских поставок, лучше играть в кости и скупать сирийских танцовщиц, чем растить пшеницу. Прибыль та же, но забот меньше. Я советовал ему разводить павлинов или завести садки с рыбой, но ты знаешь Квинта. Он всегда был упрям как сто ослов, а с возрастом стал еще упрямее. Говорит, что павлины – это роскошь и мода на них скоро пройдет, а хлеб будет нужен всегда.

– Продажа дома связана с его увлечением?

– С чем еще? Ему понадобились деньги, чтобы погасить долг за пастбища и скот, купленные в Апулии. Судя по тому, что дядюшка не любит распространяться на эту тему, ничего хорошего ни со скотом, ни с пастбищем у него не получилось. Как, впрочем, и со всеми остальными затеями. Пока он держится, но, если все так пойдет и дальше, я боюсь, через год-два дяде Квинту придется либо избавляться от лишней земли, либо лезть в долги.

– Я вижу, ты стал разбираться в сельском хозяйстве.

– Еще бы. У дядюшки, когда мы с ним встречаемся, есть, видишь ли, две темы для разговоров: порицание моего легкомысленного образа жизни, и рассуждения о наилучших способах управления виллой. И если я не желаю выслушивать первое, мне поневоле приходится интересоваться вторым.

В этот момент беседа была прервана Эбуром, который доложил, что плиту, удалось наконец сдвинуть с места и теперь слуги ждут дальнейших указаний.

– Отлично. Пускай начинают копать, – распорядился Петроний, поднимаясь с кресла. – Я думаю, скоро мы поймем, в чем тут дело.

Действительно, прошло совсем немного времени, когда один из землекопов в очередной раз, воткнув острие лопаты в землю, вытащил наружу край грязно-серой, наполовину истлевшей ткани. Подчиняясь знаку Эбура, в яму прыгнул второй слуга. Осторожно, вначале с помощью лопат, а затем и руками, расчистив дно ямы, рабы выпихнули наверх, прямо к ногам стоявших в некотором отдалении господ, длинный, испачканный в земле сверток. Сладковатый, тошнотворный запах, некоторое время витавший над местом раскопок стал сильнее. Лоллий уже начал понимать, что за находка может обнаружиться внутри. Но, скованный ужасом этого понимания, он был не в силах не только отойти в сторону, но даже оторвать глаза.

Один из слуг ухватился за край ткани и резким движением развернул сверток. Невыносимый смрад обрушился на Лоллия в тот момент, когда какой-то грязно-бурый, гигантский слизняк, вывалившись наружу, стукнулся о его сандалию.

*****

У Гая Вария Сирпика-младшего, кажется, затекло все тело, прежде чем суматоха в соседском саду, наконец, утихла. Но, делать было нечего. Пока Варий сидел на ветке, от посторонних глаз его надежно прикрывала крона, однако, если бы он стал спускаться, то неизбежно был бы замечен кем-то из домочадцев Лоллия.

Конечно, Сирпику-младшему повезло, что сосед затеял свои раскопки именно тогда, когда он прятался в ветвях старой груши, откуда соседский сад был виден как на ладони. Сперва, когда компания землекопов, начала возню вокруг каменной плиты, с которой кто-то уже успел убрать статую Вакха, Сирпик не придал этой суете никакого значения. Куда больше он был заинтригован двумя экстравагантными бородачами, похожими то ли на философов, то ли на варваров. В первый момент мальчик решил, что это землемеры или какие-нибудь агрономы. Однако, с одним из них Лоллий беседовал, будто со старым приятелем, и Варию пришлось отказаться от этого умозаключения. О чем шла речь мальчик, конечно, не мог слышать. Тем не менее, факт наличия у соседа друзей, так мало похожих на молодых римских бездельников, был примечателен сам по себе.

Когда рабы сдвинули плиту и стали раскапывать яму, Сирпик окончательно уверился, что дело тут не в обычном переустройстве сада. Он видел, как слуги вытолкнули из ямы какой-то грязный сверток, как болван сосед грохнулся в обморок при виде мертвеца и как бородачи, прикрывая носы платками, склонились над трупом.

По правде говоря, когда Сирпик-младший разглядел содержимое свертка, он сам едва не последовал примеру Лоллия. Извлеченный из земли раздувшийся труп выглядел ужасающе. И если тошнотворный запах доносился даже до его убежища, можно было только посочувствовать тем, кто находился рядом.

Шокирующая находка и обморок Лоллия, посеяли легкую панику среди присутствовавших при этом домочадцев. Однако, в конце концов, надменному соседскому управляющему удалось навести порядок и организовать правильную эвакуацию всех участников раскопок.

Вначале на специально принесенных из дома носилках, унесли бесчувственного хозяина. Впереди торжественно шагал Эбур. Домашний врач Тимон семенил сбоку, придерживая у лба Лоллия смоченное водой полотенце. Замыкал процессию один из бородатых незнакомцев. Следом, двое слуг, под руководством второго бородача, уволокли найденный в саду труп, завернув его предварительно в толстую холстину. Когда последний из землекопов удалился, собрав инструменты, Варий, наконец, смог безбоязненно спуститься с дерева.

*****

– Прости Лоллий, я не ожидал, что это зрелище произведет на тебя такое ошеломляющее впечатление.

Скрестив ноги и, слегка наклонившись вперед, Петроний сидел на стуле напротив ложа, на котором раскинулся хозяин дома. Бледный, с прилипшими ко лбу прядями волос, Лоллий осмотрелся и, обнаружив, что находится в летней спальне, слабым голосом спросил:

– И долго я провалялся… ошеломленным?

– Не больше получаса, – успокоил Петроний. – Твой врач сказал, что все дело в жаре. Вначале ты перегрелся на солнце, а потом испытал сильное нервное потрясение.

– А где твой иудей? – Лоллий нерешительно пошевелился.

Стоявший у дверей спальни Эбур подскочил к постели и, поддерживая одной рукой хозяина, а другой, поправляя подушку, помог ему приподняться.

– Осматривает тело. Надеюсь, скоро закончит. – При слове тело Лоллий содрогнулся, а Петроний продолжал, как ни в чем не бывало. – Труп слегка подпортился, но Иосиф опытный врач. Твой Тимон помогает ему. Надеюсь, они сумеют найти что-нибудь полезное. А поскольку от меня в этом деле все равно не было бы никакого толка, я решил побыть с тобой.

– Спасибо, – неуверенно пробормотал Лоллий.

– Всегда рад услужить старому другу. К тому же там плохо пахнет.

– Откуда ты знал, что под статуей тело?

Петроний пожал плечами:

– Твоя скульптура не показалась мне произведением искусства, способным вызывать сильные чувства. Я подумал, если дело не в ней, причина может под ней. И конечно я предполагал, что это будет что-нибудь более прозаическое. Например, клад. Ну или кувшин пятидесятилетнего фалерна, который припрятал кто-нибудь из твоих рабов.

В этот момент дверь приоткрылась, и в спальню осторожно заглянул один из домашних слуг.

– Чего тебе, Андроник? – вполголоса спросил Эбур.

– Господин, этот иудей, врач, говорит, что закончил и хочет поговорить со своим хозяином, – ответил низенький черноволосый Андроник.

Эбур вопросительно посмотрел на хозяина.

– Пускай войдет, – разрешил Лоллий.

*****

– Это мужчина примерно 40 лет, крепкого и грузного телосложения. На теле я обнаружил две раны и обе они были смертельными. Первый удар был, очевидно, нанесен в спину – нож пронзил легкое и рассек сердце. Потом ему перерезали горло.

Доклад Иосифа не занял много времени.

– Кто это? Откуда он взялся в моем саду? – Требовательно спросил Лоллий.

Иосиф пожал плечами:

– Тело не том состоянии, чтобы можно было делать сколько-нибудь определенные выводы. Телосложением убитый походил на борца. Однако я обнаружил несколько старых шрамов, а мозоли на руке, насколько я могу об этом судить, похожи на мозоли от меча.