Загон

Татьяне явно надоели эти уговоры, она просто махнула на меня рукой, осушила первый бокал своего любимого вина и поднялась, чтобы сменить в магнитофоне диск Э.Джона на сборник музыки из нашей молодости.

И в тишину ворвался звонок моего мобильного телефона. Звонил Виктор. Сначала, я даже не хотел отвечать, все-таки было здесь и спокойно и уютно, и уж чего, чего, но в тот момент я категорически не хотел слышать никаких новостей, тем более плохие сыпались в последнее время, как горох из прорванного мешка. Однако, подумав, что Витек все же хочет меня порадовать тем, что в компьютере Пашки, кроме пары занятных сюрпризов не нашел ничего интересного, я нажал кнопку соединения.

– Витек привет, надеюсь, ты провел день плодотворно и теперь страстно желаешь передохнуть? – поинтересовался я, отодвигая от уха трубку. Очень уж возбужденным был его голос.

– Как тебе сказать? Можно было бы и расслабиться, что я и хотел себе позволить, да вот от столь заманчивых перспектив отвлекли меня некие документы, на которые я наткнулся всего полчаса назад. Если в двух словах, то наш Паша был вовсе не так прост, как нам казался. Тут у меня вылезает чёрт знает что!

– Не может такого быть! Что ты имеешь в виду?

– Пока трудно сказать, сейчас лишь вырисовываются отдельные штрихи. Перспектива хорошая, но большинство документов удалено. Слушай, Стас, в его аппарате надо покопаться. Если обобщить вкратце, то наши последние приключения совсем не прыщ на ровном месте. Понимаешь, если мне удастся восстановить документы и переписку, а она наверняка была, потому что имеются ее следы, то думаю, нам многое станет ясно.

– Ты имеешь в виду обыск? – в горле в миг пересохло, и я практически едва выдавил из себя эти слова.

– Да, и это тоже, но у меня пока больше предположений, чем фактов, надо искать. Но уже сейчас я склонен подозревать, что кульминация событий еще впереди. Давай так, меня пока не надо отвлекать, я взял тайм-аут на перекур и снова засяду за работу. Процесс серьезный, Пашка был действительно компьютерный гений, но хакерам он был не нужен, о смерти не думал и, видно, не очень-то старался обезопасить свои записи. Да и знаешь же, что на каждый прием найдется свой лом.

– Так, так, так! Стоп, Витя! Я сейчас буду у тебя, – гнев душил меня, и слова с хрипом рвались из горла, – будем потрошить его вместе.

– Нет, Стас, реально все загубим, если поспешим и полезем вдвоем, а твою нетерпеливость я знаю. Только дров наломаем и запорем информацию. Уж лучше не дергайся. Утром я сам тебе позвоню, вот тогда и будем решать, что и как, и есть ли смысл в проделанной работе. – Виктором владел азарт охотника, который вышел на горячий след, и ненужная помощь могла лишь осложнить дело.

А упустить такую добычу было бы, по меньшей мере непростительно, в чем не возникло у нас никаких разногласий. С доводами Виктора следовало согласиться.

– Ах, ты ж, чёрт подковерный! – скрежетнул я зубами, с остервенением открывая бутылку и наполняя стакан коньяком.

– Что случилось? – произнесла Татьяна, которая всё это время тихо стояла у окна. – Ты с лица сменился, позеленел на глазах.

Коньяк ухнул в горло одним жадным глотком.

– Заседание продолжается, как говорил незабываемый Остап Бендер, – ярость душила, и стакан наполнился новой порцией ароматного напитка.

– Стас, ты же не хотел пить! – недоумевала Татьяна, – что тебе сказали по телефону? Да, очнись же ты! Чем тебя Виктор так оглоушил?

– Тань, – отставленный в сторону стакан со звоном врезался в бутылку, – это какой-то злой рок, напасть, чертовщина, о каком-то душевном покое даже говорить не приходится! Только-только, едва-едва забрезжит впереди белая полоска, как меня валит с ног очередное испытание. Да, сколько же это может продолжаться! Да, катилось бы оно все к чертовой матери! – Я в сердцах хватанул еще одну порцию коньяка и рассказал застывшей от изумления Татьяне все, все, все, не забыв и о сегодняшней повестке, и о том, как посетил в больнице Дину, и о тех сведениях, которые только что выдал мне Витя.

Таня сидела напротив меня и слушала, затаив дыхание. Время от времени она, не отдавая себе отчета, наполняла бокал вином, механически цедила его сквозь губы, а я, как только в моем емком сосуде заканчивался коньяк, подливал себе еще.

Откровение облегчало душу, Татьяна, искренне сопереживая, тяжело вздыхала и тихо приговаривала: – Стас ты мой, непутевый! Ну, и досталось же тебе! – и удивленно добавляла: Что же это за полоса такая выдалась, сплошь потери и разочарования! – В какой-то момент она передвинула стул и присела рядом со мной, а я все говорил и говорил и не мог остановиться. Я видел в Татьяне, как бы она к тому не относилась, всего лишь доброго друга, с которым без утайки можно говорить обо всем. Она узнала и о моей давней, неразделенной любви к Дине, о том, что стоило мне лишь заикнулся ей о своих чувствах, как сразу же произошла та ужасная трагедия, и о том, как я строил грандиозные планы на будущее в бизнесе, что обернулось внезапным обыском и уголовным делом, в котором я фигурировал чуть ли не главным действующим лицом. Впервые в жизни я жаловался на превратности судьбы, забыв о собственной гордости и мужестве, которые так старательно лелеял в себе с детства.

Она сидела рядом, внимала моему рассказу, вздыхала и тихо уговаривала, как неразумное дите свое, что все пройдет и наладится, что Дина поправится, и я еще обрету свое счастье.

А мое сознание уже затерялось в реальном мире, темнота заполнила тяжелую голову и давила на глаза. Что было дальше, я не помню совсем.

Очнулся я оттого, что солнце заливало всю спальню и било в лицо. Пробуждение принесло с собой невыносимую головную боль. «Господи, еще одно испытание!», – вяло перекатилась в голове единственная заблудившаяся там мысль. Лучше умереть сразу, чем мучаться от такого похмелья. Безумство. Я не напивался уже тысячу лет, и вот что сотворил с человеком стресс! Я с трудом повернул голову, и… сивушный выхлоп заглох, а глаза мои медленно полезли на лоб. Рядом спала Татьяна. Да не может же такого быть, но ведь есть! Я находился не в комнате дочери, а на Татьяниной постели, да еще и абсолютно голый, да еще и под одним одеялом с бывшей женой. Вот это номер! Смутные воспоминания о вчерашнем вечере сериями рвущихся петард пронеслись по бедной моей больной голове. Самое время проводить со мной душеспасительную беседу о вреде алкоголя.

– Этого еще не хватало! – чуть слышно простонал я, а Татьяна сладко улыбнувшись во сне, только перевернулась на другой бок.

Я с трудом, буквально по частям, выполз из постели, собрал разбросанную кем-то одежку и побрел в ванную. Отражающийся в зеркале человек двадцать первого века был воистину ужасен. Он глубоко осунулся, оброс щетиной, белки заплывших глаз были совсем и не белками, а желтками с красными прожилками, а довершением этой безобразной картины стали взъерошенные волосы. Тьфу! Я пустил холодную воду, дал ей немного слиться и подставил под тугую струю своё измятое лицо, периодически делая жадные глотки. Судя по всему, я своим умыванием и заглатыванием воды производил много шума, поскольку всего через какое-то мгновение голая Татьяна возникла у меня за спиной, прошлепала в ванную и расслабленно привалилась ко мне. Я вздрогнул, но не от прикосновения ее горячего тела, а от собственного к себе отвращения.

– С добрым утром, – простонала она, обнимая меня за шею.

А я ненавидел себя лютой ненавистью и не мог заставить себя повернуться, опасаясь встретиться с ее глазами. На душе было муторно, тошно, гадостно, хотелось провалиться под землю или хотя бы на нижний этаж, чтобы избежать того, что становилось неизбежным.

– Танюша, извини, у меня жутко болит голова. Если тебе не сложно, дай таблетку, а лучше десять или двадцать, чтобы эта чёртова жизнь прекратилась, – промямлил я в полотенце.

– Ну, Стасик, сейчас мы все поправим. Я приготовлю завтрак и поставлю тебя на ноги. Будешь, как новый! – Даже с закрытыми глазами я видел как она улыбалась, когда выходила из ванной комнаты.

Я опустил полотенце, сел на край ванной и, глядя в зеркало, прошептал: – Какая же ты скотина, Стас! За ту мерзость, что ты сотворил, мне хочется разбить твою поганую рожу! Хам! Распустил сопли и слюни, утешился на груди у бывшей жены… да, что там груди! Ты же спровоцировал всю эту скабрезность, и что теперь будешь делать? Выкручиваться, да с такой дурной башкой?

Отражение в зеркале не плюнуло в мою сторону и даже не заговорило, но я-то слышал: – Как вляпался, дурак, так и выкручивайся, что б тебе пусто было! Облегчил душу, или вовсе даже и не ее? Ступай, пускай пузыри, у тебя это хорошо получается! – Лицо в зазеркалье передернулось от досады и отвращения.

Я посидел в ванной еще несколько минут, понемногу пришел в себя от холодной воды и пошел, как на казнь, на кухню.

Татьяна деятельно готовила завтрак, а на столе поджидал меня стакан с бурлящей жидкостью.

– Это, уверяли меня, отличное средство от похмелья. Не бойся, оно не смертельное. Если правду говорили, то быстро поправит твое самочувствие, потом поешь и через полчаса будешь, как свежий огурец. – Она, говорила беспрерывно, переставляла тарелки, двигала стулья, будто ожидала и боялась тех слов, которые я сейчас произнесу. И вместе с тем вид у нее был такого счастливого человека, что с каждым пролетающим мгновением я ненавидел себя все больше и больше.

– Танечка, ты извини меня, дурака, за вчерашнее, – пряча от нее глаза, произнес я, проглотив лекарство. – Не знаю, как это получилось… виноват… не помню… – и, видимо, ничего более глупого найти не смог, добавил: – Может, забудем все, что произошло этой ночью? – Она изумленно смотрела на меня, а придурка уже несло во всю прыть. – Мы же взрослые люди, так, давай, не будем ничего усложнять, просто постараемся вычеркнуть из памяти мимолетный эпизод…

Я видел, как улыбка медленно сползала с лица моей бывшей жены, как выключается некий чудотворный свет, который еще совсем недавно горел в ее глазах.

– Вычеркнем? – медленно произнесла она, – эпизод? По-твоему, это ничто иное, как эпизод?

У меня не хватало духу посмотреть на нее, но, казалось, даже физически можно было ощутить, каким невероятным усилием воли она брала себя в руки. И ей это удалось, и голос, которым она заговорила со мной, был уже совсем иным.

– Что тебя смущает? Что соблазнил бывшую супругу? Эх, ты, Стас! Слишком ты занят собой, собственной персоной. Это у тебя непреходящее. Жаль, но ничего-то ты не понял! Ищешь любви, уюта и понимания? А здесь всего этого нет? Скажи, нет? – На миг она запнулась. – Да, я давно ждала этого, и то, что произошло, было необходимо и тебе и мне. Не спеши с оправданиями и извинениями, подумай лучше, разве нам плохо вместе?

– Танюша, – презрение к себе достигло критического предела, – я уважаю тебя, нет, не то, я очень тебя люблю! Но я уверен, нельзя возвращаться в прошлое, настоящее его отравит. Я рассказывал тебе вчера о своих чувствах к Дине. Это счастье мое и моя беда. А то, что случилось этой ночью, не может иметь для нас большого значения и, по сути, не нужно ни тебе, ни мне. Извини. – Я потупил глаза.

Она пододвинула ко мне тарелку с яичницей и тихо произнесла всего лишь одно слово: – ешь!

Я поковырял исходящее паром блюдо и отложил вилку. Аппетита и вообще не было, а чувство вины усиливалось с каждой минутой, затянувшееся молчание угнетало и положение становилось безысходным. Я наскоро собрался, еще раз извинился перед застывшей Татьяной и покинул ее квартиру.

Ну почему, размышлял я, спускаясь в лифте, ничто и никогда не идет по задуманному плану, почему обязательно должна возникнуть масса осложнений в делах, почему в итоге все начинает выворачиваться и протискиваться через одно, известное всем место? Вот и сегодня, в очередной раз, я, исключительно по собственной глупости, приобрел массу новых проблем. Кто может сказать, почему?

У подъезда я немного постоял, обдуваемый свежим июньским воздухом прохладного московского лета, от которого стало чуть светлее в тяжелой, чугунной голове. Больше ничего здесь меня не задерживало, кроме чувства вины, и я медленно побрел к автомобилю. Но, уже открывая дверцу, подумал, что не стоит накручивать себя больше, чем оно уже есть, а проблемы для того и создаются, чтобы их решать. Люди мы взрослые, все понимаем, жизнь на месте стоит, бывает в ней всякое, в том числе и такое, чему лучше бы и не случаться вовсе. Все это так, но сейчас мне нужно узнать, что накопал Виктор.

Пока я, усмиряя свою совесть, усаживался за руль, Вите, по всей видимости, тоже приспела надобность связаться со мной, и стоило мне потянуться за телефоном, как он отреагировал виброзвонком.

– Привет, Стас, – прохрипел его голос в трубке, – есть новости, от которых у тебя мурашки по коже побегут. Всё же компьютер отзывчивый аппарат, если, конечно, подходишь к нему с умом. Стас, бросай все и приезжай немедленно.

– Уже еду! – Занервничав, ответил я, трогаясь с места. – Жди, буду через полчаса.

Как ни странно, но именно столько потребовалось времени, чтобы я оказался у порога его берлоги. Открыв дверь, он сделал шаг назад.

– Фу, ну и видок! Выглядишь отвратительно. Тебя пытали всю ночь? – Виктор потянул носом, – О, какой великолепный, божественный перегар! Мечта гаишников! Судя по скорости прибытия, добрался без приключений? Заходи, – он посторонился и поспешно захлопнул за мной дверь, – и проходи. Раз уж ты смог доехать сюда в столь, скажем, не совсем приличном состоянии, то наверняка сможешь адекватно оценить информацию, которая в ближайший час выльется на твою не здоровую голову.

– Ой, ладно, Витя, прекрати издевки, ей Богу, не до того. Сделай лучше кофе и давай всё, что ты там накопал. Кофе желательно побыстрее, а то умру и не узнаю дурных новостей, – пропыхтел я, пробираясь на кухню.

Кофе был готов за пару минут, и Витька приступил к рассказу.

По мере его повествования, все предыдущие события теряли свою остроту и отходили на задний план. Собственно, я уже принял их, прошел через них, смирился с ними, а вот от услышанных только что новостей у меня и головная боль прошла, и волосы на ошарашенной голове поднялись дыбом. Мир потерял свои привычные краски. Эх, люди, люди…

Как оказалось, драгоценный наш Павел был продажной шкурой, предателем по призванию и от рождения. Виктор вскрыл компьютер и по множеству записей, по обрывкам, по клочкам восстановил его переписку с неким абонентом, которому Павел сливал всю информацию о наших планах, контрактах и переговорах. Некто, мистер «Икс», был в курсе моих командировок и даже деталей намечаемых переговоров. Знал он и о раскрывающихся перед фирмой перспективах. Мистеру «Иксу» были переданы все копии прорабатываемых нами контрактов, деловой переписки, ведущейся в офисе, все наработки и даже черновые наметки юристов. Данные финансовой отчетности были списаны с общего сервера и отправлены таинственному «Иксу» путем копирования на электронные носители. Мы еще только прорабатывали свою стратегию, а кто-то уже с легкостью головокружительной пользовался в своих целях плодами наших титанических усилий, этот кто-то «слизывал» всю секретную информацию, как паршивый кот, дорвавшийся до горшка со сметаной.

Да… Павел был для «Икса» прекрасным источником закрытых сведений, «жучком», подсаженным в фирму. Но зачем он это делал, что ему было нужно? А Виктор продолжал говорить и воспроизводил ошеломляющие картины на мерцающем экране, а в моей, в один миг просветлевшей голове, отчетливо складывался ребус.

– Кстати, и что самое интересное, – захлебываясь продолжал Виктор, – я «нарыл» переписку, касающуюся открытого против нас уголовного дела. А именно, информацию по тому самому оттиску, который при обыске нашли в офисе. Думаю, что если отследить все звонки с Пашкиного телефона, то можно было бы привлечь кое-кого к уголовной ответственности, а также…

– Стоп, ты пока не сказал главного, – предостерегающе поднял я руку, прерывая его пространное сообщение. – Кому Пашка сливал информацию? То, о чем ты мне сейчас повествуешь, ты сумел откопать еще до того, как позвонил мне на мобильный вчера. А нужно было выяснить, кому он сливал все наши данные. Кто же этот самоубийца, подписавший себе приговор?

– Ну, Стас, ты уж не торопи меня, позволь рассказать все по порядку, – с гордостью приосанился Виктор.

– Чёрт меня забери, Витя! – резко оборвал я рьяного докладчика. – Я уже схватил всю картину. Сейчас же мне требуются факты, факты и еще раз факты. Я уже все понял, теперь я хочу увязать воедино всю информацию и вывести эту поганую тварь на чистую воду. Мы же все под ударом! Пока на мне висит это уголовное дело, и я не в курсе кто играет роль кукловода, исправить ситуацию практически невозможно. Так что, говори конкретно, не томи и не тяни кота за хвост.

– Ладно, хотя, мне кажется, именно на это я и нацелен. Фактов в наличии достаточно. Переписка велась из офиса Ильдара. Его имя, точнее обращение к нему, я поймал лишь в одном документе. Но восстановил адресата по адресу сервера. Это, конечно, их упущение, конспирации, по сути, не было никакой. Но, может быть, ими владело такое ощущение безопасности, что они даже не позаботились хоть каким-то образом засекретить свою переписку. В общем плане она выглянет безликой, поскольку велась без конкретных обращений. Нам еще крупно повезло, что я напал на след, потому что Пашка, хотя и не предполагал, что мы влезем в его компьютер, но подсознательно подстраховывался и время от времени чистил систему. Однако, по всей видимости, он так радовался возможностям своего новенького компьютера, что не влезал капитально и не рубил диск напрочь. Это и оказалось нам на руку.

– Ильдар? Да… – я сразу вспомнил, что именно он звонил мне несколько месяцев назад. – Вот, значит, кто исподволь интересовался нашими контрактами. С какого же момента началось это грязное проникновение в тайное тайных фирмы?

– Переписке между ними чуть больше месяца, но она велась очень активно. Скорее всего, Ильдар просто купил Пашка. Ты же знаешь, этому сопляку всегда не хватало денег, а тут вдруг подвернулась легкая нажива.

– Да, заглотнул крючок. И наверняка, по молодости и дури, понадеялся на свой ум, да на традиционный авось, вот вам и результат. Как бы и смерть его оказалась не такой уж случайной. Знаешь же, мавр сделал свое дело и пошел вон. Ладно, проехали, дай-ка я еще гляну, что ты там нашел, – я передвинул к себе ноутбук и углубился в просмотр найденной информации.

Я смотрел на экран, а перед глазами стоял образ Ильдара. Этого типа мне совсем не хочется описывать, Ильдар Алпаров всегда вызывал во мне противоречивые чувства. По большому счету, когда-то он был мне симпатичен: умный, успешный, прагматичный… мерзавец! Какой-то период времени я ему бесконечно доверял, и мы даже запланировали несколько совместных проектов, но, как ни странно, ни один из них не был реализован. Это сейчас я страшно доволен, что не ввязался в рискованное сотрудничество, а тогда, помнится, это изрядно расстраивало меня.

Ильдар владел фирмой, которая поставляла нам комплектующие для компьютеров. Бизнес, если его можно назвать таковым, ограничивался рамками «купи-продай», ничего общего с интеллектуальным трудом, зато в загашниках Ильдара прятались такие финансовые средства, которые могли бы сослужить моим проектам отличную службу. Теперь я понимаю, почему мы так и не пришли к сотрудничеству: ему не нужен был я, как компаньон, ему нужны были лишь мои идеи. Вот же, паразит! Вовсе даже не зря, еще тогда, у меня несколько раз возникало подобное ощущение, но я отгонял эти мысли, наивным еще был, не опытным, и очень уж легкомысленно полагался на людскую порядочность.

Я просматривал добытую Виктором информацию, и с растущим раздражением убеждался, насколько был доверчив и близорук. Оказывается, все можно купить и продать, не только близких друзей, но и честь, и совесть. Вот как раз господин Алпаров весьма и преуспел в искусстве подобного маркетинга.

Теперь-то и я, с чистой душой и отбросив всякие сантименты, «запродам» Ильдара следователю.

Просидев у Виктора еще около двух часов, скопировав всю информацию на флеш-карту, я отправился домой. Было над чем поразмышлять…

Амур шутить не любит

Еще один день был на исходе, день весьма непростой, принесший, прежде всего, понимание происходящего, в результате чего все неизвестные, более или менее, но определились. Дело оставалось за малым, – завтра, явившись к следователю, все показать и рассказать, ну, а уж потом, уповать на справедливость отечественного правосудия. Ха, а в принципе, есть ли она, эта справедливость? Взять хотя бы Пашка! Ну, чего ему не хватало? Я взял этого желторотого птенца на работу, платил ему неплохие деньги, в коллективе его ценили и уважали, а он такую свинью подложил! Во имя чего? Неужели все люди настолько порочны? И я, значит, не лучше? Тьфу, тьфу, прости Господи, конечно же, нет! По крайней мере, мне такого никогда не сделать, ну, не смог бы, подох бы, но не сделал! Так ведь не один же ты такой правильный, посмотрите на него! И без тебя таких хватает, однако, кого ж тогда все-таки больше на грешной земле?

Рассуждая подобным образом, я ходил взад и вперед по комнате, и взгляд мой случайно упал на куклу Вуду, по-прежнему подпиравшую горшок с кактусом. Я взял чудище в руку и заглянув прямо в его омерзительный, выпуклый глаз, спросил:

– Ну, а ты? Смог бы?

Бака щерился своим шитым ртом, и было ощущение, что он откровенно смеется надо мной.

– Насмехаешься? – укоризненно вопросил я. – Друг называется! Эх, ты! Да окажись ты в моей ситуации, еще неизвестно, не вылез бы твой единственный глаз тебе на лоб! Взять хотя бы Таню…

И вновь пришла на память вчерашняя «ночь любви», и я даже застонал от чувства отвращения к себе.

– Болван! Ну, как мне теперь показываться ей на глаза? Такого намолотить! Так все шло хорошо, но уж действительно, «пришел сержант и все испортил!»

Плюнув со злости, я вернул Баку на его место и пошел в душ. Завтра меня ждет еще один трудный день, надо хоть выспаться, как следует, а иначе у следователя и лыка связать не смогу. А фирма на меня надеется…

Как ни странно, но в эту ночь бессонница меня не беспокоила, я спал сном праведника, а вероятнее всего, просто дошел до ручки. Не будет преувеличением сказать, что круговерть событий, в череде которых одно было хлеще другого, вымотала меня до предела, до пьяных постельных безумств, и… в общем, «покой нам только снился.» Да, черт с ними, с этими рассуждениями, следует просто сказать, что едва моя голова коснулась подушки, как я уснул мертвецким сном.

Когда зазвонил мобильник, я даже не сразу понял, что это такое. В темноте и с перепугу, судорожно зашарил по тумбочке в поисках будильника, схватил его и уронил, грохнуло и зазвенело, дрожащая рука ткнулась в ночник, и он улетел куда-то, а телефон все звонил и звонил. Наконец, немного придя в себя и сообразив, откуда раздается звук, я уцепил мобильник и хрипло рыкнул в него:

– Алло!

А где-то, на другом конце космической связи что-то хлюпало, хрюкало, или сопело. Сон слетел, как будто его и не было и теперь уже тревога начала заползать в душу, да ведь ночные звонки могут испугать любого. Ну, кто, позвольте спросить, будет звонить ночью, если нет крайней нужды? И я снова проорал в телефон:

– Алло! Кто это?

И тут до боли знакомый голос не то простонал в трубке, не то провыл всего лишь одно слово:

– Ста-а-а-а-с! – да с таким надрывом, что у меня волосы на голове зашевелились. Это была Татьяна.

– Боже ты, мой! Таня! Что случилось? Что-нибудь с Катюшей?

От ужаса, что с моей любимой дочерью приключилась беда, у меня, что называется, кровь застыла в жилах. Ладно, уж я, но она-то причем?

– Нет, – глухим и гнусавым, видимо от слез, голосом ответила моя бывшая жена. – Не-ет, с Катей все в порядке…

– Господи, как ты меня напугала! А с кем не в порядке?

– Ни с ке-ем! – Всхлипывая, и как-то по-детски обидчиво протянула Таня. – Со всеми все хорошо. – и уже обычным голосом уточнила, – кроме меня!

– Таня, ты что, под хмелем? – осенила меня внезапная догадка. – Ты знаешь, сколько сейчас времени?

– Не знаю… Стас, – она опять захлюпала, – Стас, мне плохо!… Приезжай ко мне!

– Что значит плохо? Сердце? Живот? Голова? Что и где у тебя плохо? – вопросы посыпались один за другим, и, не отрывая мобильник от уха, я нашарил и поднял с пола упавший ночник, включил его, потом полез за будильником. Часы, как ни странно, шли и показывали без четверти два.

– Нет, не живот, и не голова, а… да, пожалуй, сердце! – Она снова громко всхлипнула. – Стас, ты сознательно разбил мне сердце? Зачем ты это сделал? Я не могу без тебя! Прошу тебя, приезжай!

– Господи, Таня, ну… мы все это уже тысячу раз обсуждали! И утром я все сказал. Дорогая моя, пойди умойся холодной водой, прими таблетку аспирина и ложись спать. Утро вечера мудренее. Завтра проснешься, и все будет хорошо, как всегда! Ты меня понимаешь?