Полная версия
Всё, что от тебя осталось
Я попытался вырваться, но хватка усилилась, и раздалось глухое «ч-ч-ч-ч».
Где-то впереди послышался шелест сухой травы. Эти шаги звучали невыразимо странно. Мне показалось, что кто-то надел лыжи и решил прогуляться на них по лишенному снега лесу. Над туманом между размытыми стволами возвысились закрученные рога. Маленькая голова с глазами из черного блестящего стекла повернулась в нашу сторону. Мое сердце заколотилось, а лоб обильно вспотел. Из его животных ноздрей вырвались струи пара, и я прекратил дышать вовсе, опасаясь, что он услышит или увидит нас.
Мы замерли. Он сделал пару тяжелых шагов своими массивными копытами и повернул в противоположную от нас сторону. Руки онемели. Я больше не пытался вырваться, и мой спаситель ослабил хватку. Затаившись еще на несколько секунд, я все же не выдержал и резко обернулся. На меня спокойным взглядом голубых глаз смотрел немолодой мужчина. Его волосы тронула седина, а немолодое лицо покрыла сетка морщин. Одетый в охотничью толстую куртку, он держал в руках автомобильный клетчатый плед.
– Ты кто? – забыв о такте, выпалил я.
– Алексей! – коротко ответил он и протянул руку.
– Антон, – пожал ее я. – Ты его тоже?..
– Да, видел.
– Твой телефон?..
– Разбился в машине…
Я тяжело вздохнул.
– Кто он такой? Или точнее, что он такое?
– Я не знаю, на самом деле, – ответил мне не уступающим по глубине вздохом незнакомец.
– Одно радует, что я не сошел с ума.
Алексей встал, отряхнул колени и протянул мне свой плед:
– Я вижу, ты замерз. Можешь набросить.
Укрывшись коротким дорожным покрывальцем, я вдруг почувствовал, что продрог до костей. Это место оказалось в разы холоднее, чем я предполагал. Да и предполагал ли? Выходить из машины где-то в горах ночью никак не входило в мои планы.
– Что ты тут делаешь? – обратился я к новому знакомому.
– Ищу внука, – огляделся старик.
– Что случилось?
– Я забирал его на праздники. Судьба разделила нас странами, и единственный путь увидеться лежит через эти горы и пограничный пункт. Я часто здесь езжу и знаю, какие сюрпризы выдает на этой дороге погода. Мы ехали с предельно допустимой скоростью, он задремал. На перевал опустился туман. Только я подумал притормозить, как вдруг что-то огромное выбежало на дорогу. Рванув руль в сторону, я даже не понял, как нас закрутило и выбросило с трассы. Когда я очнулся, его уже не было рядом. Ни о чем не думая, я поспешил за ним в лес. Я кричал, что есть сил, но он не отозвался. Зато мои крики привлекли кого-то другого. Убегая и прячась, я нашел наш автомобильный плед прямо здесь, у этого дерева. Им укрывался мой внук, когда спал в машине.
– Сколько ему?
– Двенадцать.
Я с досадой наклонил голову и почесал затылок:
– Ты не думал, что этот монстр мог…
– Я стараюсь об этом не думать, – подняв подбородок выше, он сжал зубы, словно сопротивлялся сильнейшей внутренней боли. – Нам надо двигаться, мы можем здесь замерзнуть. Я неплохо знаю этот перевал – тут в девяти километрах деревня.
– Идти? Куда? Мы просто заблудимся в этом тумане!
– Я думал, такой взрослый парень сможет отличить по деревьям север от юга. Неужели ты совсем не ориентируешься в лесу? – с укором в голосе вопросил он.
Отчего, собственно, я должен был уметь ориентироваться в лесу? Я никогда не бредил стать бойскаутом.
– Мой внук все знает, – продолжал Алексей, купаясь в волнах нахлынувшей гордости. – Мы частые лесные гости, и этот смышлёныш впитывает все как губка. Видишь стрелку на дереве? – он повернулся и показал мне выцарапанную в коре толстую стрелу и заглавную «А» под ней. – Это он мне оставил. Мой внук идет на север!
Я растерялся. Радость от встречи с кем-то сильнее, смелее и опытнее меня на данной местности в сложившихся условиях сменилась смущением. Я не думал, что мы пойдем вглубь леса. Отходить от дороги казалось лишенной смысла затеей. Надо лишь сделать крюк и вернуться к машинам, туда, куда скоро подъедут оперативники и врачи.
– Алексей, понимаешь, тут какое дело. Мы с друзьями остановились, чтобы помочь именно тебе. Мы вызвали спасателей, а затем трое из нас покинули авто. В тумане развернулась драма, – мой голос дрогнул на этом слове, – и я побежал в лес на поиски своей подруги… детства, – почем-то нелепо добавил я. – Мне хотелось бы помочь и пойти за твоим внуком, но самое разумное, что мы можем сделать, – это выйти обратно к дороге и попросить помощи у специалистов, знающих свое дело.
Он почему-то потупил взор и выдохнул в сторону прозрачной струей пара. Я сразу заподозрил неладное.
– Что? – нерешительно спросил я. – Что такое?
Он еще минуту молчал, ворочая головой и что-то неясно бормоча. А затем, так и не взглянув мне в глаза, произнес:
– Твои друзья мертвы.
Мои уши сдавило гулом. В следующее мгновение голова закружилась. Взрывной волной информации меня прибило к дереву. Грудь сковал спазм. Я открыл рот от недостатка воздуха, а Алексей продолжал резать по живому.
– На дороге нет ничего, кроме их растерзанных тел. Блондин, рыжая и девочка в шапке? Ведь так?
– А-а-а-а-а-а-а-а,– закричал я, глуша себя скомканным пледом.
Все рушилось. Земля уходила из-под ног. Еще час назад я уверенно шел по своей дороге жизни, не имея ни малейших подозрений, что вскоре все мои мечты растворятся в этом коварном тумане. Ничто из прежних ценностей теперь не имело значения. Все было сметено, разбито и растоптано за одну ночь. Да за какую ночь? За один час! Ну почему? Почему я не проехал мимо? Старик и его внук живы, один из них так точно. Мои же трое друзей мертвы…
– Мне жаль говорить об этом, но, пройдя полкилометра от дороги и зная, что мой внук где-то впереди, я не собираюсь возвращаться туда, где сторожевой собакой бродит это существо.
Теперь меня кинуло в жар. Со злостью бросив плед в сырую землю, я вскочил на ноги и судорожно принялся рассеивать белую мглу. Она сводила с ума. Мне казалось ещё чуть-чуть, и я покончу с собой! Выбившись из сил, я повернулся и посмотрел на своего чудовищного информатора. Он стоял, прислонившись к дереву, и спокойно смотрел на мой бессмысленный акт паники.
– Послушай, моя подруга… детства, – снова невпопад добавил я, – она из очень влиятельной семьи. Если только она еще жива, – я сделал паузу, словно взывал об этом ко всем богам сразу, – то ее отец озолотит нас. Твой внук, скорее всего, погиб, либо это вопрос времени. Ты же взрослый человек, ты должен уметь смотреть правде в глаза! Прошу, вернемся к дороге! – взмолился я. – Скоро там появится реальная помощь. Впереди только смерть, как ты не поймешь!
Надо признать, я слегка блефовал. У меня не было особого выбора, если Женя мертва. Таким образом, если я не умру от рук этого жуткого существа, то сгину в тюрьме по ложному обвинению, которое ее семья мне обеспечит. Алексей видел своими глазами монстра, и потому он мне был необходим. Жизненно необходим. Так же необходим как воздух.
Но вместо согласия мой спутник выпучил глаза. Его челюсть заметно выдвинулась вперед, и уже в следующее мгновение он прорычал сквозь зубы словно зверь:
– В каком бредовом сне тебе привиделось, что я променяю внука на вознаграждение. Что я пойду спасать твою шкуру вместо него? Помощь будет здесь не раньше, чем через час, а у меня нет часа. Мой внук – моя кровь и плоть. Он все, что у меня осталось. Решив помочь тебе, я просто зря потратил драгоценные минуты, – переполненным презрения голосом выпалил он.
Почувствовав себя полным ничтожеством и смотря, как Алексей тяжелыми шагами отдаляется, скрываясь в тумане, я понял, что мне при любых обстоятельствах лучше сейчас последовать за ним.
Под ногами хрустели сухие ветки, звучно сообщая ему о моей немой компании. Я не умел извиняться. Любой промах я всегда старался перевернуть в свою пользу, чтобы только не произносить пресловутого «прости». Порой я набирался наглости и просто переводил разговор на другую тему. Иногда я даже мог перекрутить диалог и заставить извиниться невиновного. Сам же торжествовал, каждый раз выходя из ситуации победителем. Однако кто и когда научил меня тому, что просить прощения – значит прослыть проигравшим, признать собственное несовершенство, я не знал.
Сейчас все было иначе. Сами обстоятельства и мое поведение, полное низости и эгоизма, не давали мне возможности беззаботно сравняться с Алексеем и пошутить на тему погоды. Это самое «совершенство» камнем висело на шее, притягивая к земле, словно червя, где мне было самое место. Я был омерзителен, и это чувство, словно кислота, разъедало изнутри. Все еще стараясь выйти сухим из воды, я прокручивал раз за разом произнесенные слова, но никак не находил им оправдания.
– Алексей, постой, – догнал я его, – прости!
– Ладно, проехали, – послышалось в ответ.
Тяжелый камень в миг упал на землю. Он упал и остался где-то позади в гнилой листве. Вот и все! Так просто! Я уже свободно дышу и даже могу посмотреть ему в глаза. Невероятно, но я давным-давно не чувствовал такого внутреннего облегчения, которое давало всего одно слово. Оно вовсе не уничтожало меня как личность, а, напротив, возрождало во мне человека. Почему-то здесь и сейчас признать себя оступившимся, но, по сути, неплохим человеком было в разы прекраснее, чем оставаться безупречно проворной сволочью.
– Ты еще не познал, что есть дети и внуки, оттого этот первобытный страх за их жизнь тебе не ясен, – прервал мои мысли смягчившийся голос Алексея. – С их появлением все в мире меняется. Больше не существует тебя, стоящего в центре Вселенной. Теперь есть только он, твой потомок, лучшая часть тебя самого. Белый незапятнанный лист бумаги, где ты записал все самое прекрасное, что знал в этой жизни. Все то, что хотел бы оставить в вечности бытия. Ты оберегаешь его от дождя жестокости, не даешь вступить в грязь лжи, осторожно обводишь вокруг болота боли и разочарований. Ведь самое невыносимое для родителя – это увидеть страдания и страх в глазах своего ребенка. И чтобы мой внук никогда не познал их, я готов положить здесь свою жизнь. Слышишь?
По моим рукам пробежали мурашки. Я бережно развернул скомканное покрывало и виновато им укрылся.
– Ты замечательный дед. Хотел бы я, чтобы мой был таким же, – выдохнул я, словно извиняя свое поведение неправильным воспитанием. – Я никогда не слышал от него подобных слов. Единственное, что ему хорошо удавалось – это рассказы про войну!
– И чем тебе не угодили эти рассказы?
Подобный вопрос завел меня в тупик, ведь я старался сделать Алексею комплимент, никак не ожидая в ответ нападок.
– Вместо этих рассказов он вполне бы мог мне говорить слова заботы и любви.
– Слова заботы и любви могут звучать по-разному. Думаю, твой дед желал тебе всего самого прекрасного в жизни, что именно для него означало «жить без войны». Лишь только прошедший этот ужас может знать истинную цену миру. И пока человек помнит, что такое война, он никогда не сможет развязать ее вновь.
Алексей явно намеревался поставить меня на место, и теперь любое мое высказывание оборачивалось критикой. Мне ничего не оставалось, как смириться с его настроением и немного помолчать. Но уже через минуту он заговорил сам.
– Ты боишься?
– Да, боюсь…
– Страх за свою неповторимую шкуру обезображивает человека.
«Ну вот, опять он за свое, можно было бы и в самом деле уже проехать эту тему…» – только подумал я, но он продолжил нравоучения.
– Больше всего в жизни таких как ты пугает неизвестность, хоть она и является неотъемлемой частью бытия.
«Да что мы всё обо мне да обо мне…»
Меня явно начинало раздражать это копание в собственной персоне, и на этот раз я решил парировать.
– А тебе, Алексей, страшно?
– Кто был в бою, тот черта не боится, – горделиво ответил он, произнося слово черт с особой осторожностью, словно убирая из него букву «ё».
«И этот туда же!»
– Да и знаю я немного больше твоего про здешние места, поэтому страх не гонит меня в ложном направлении и не мутит разум.
Это был уже далеко не первый камень в мой огород, после которого я даже пожалел, что извинился. Признавая себя лишенным достоинства и смелости, я буквально подписал приговор к словесному распятию, которое, вполне возможно, продолжится до самой деревни. Я вдохнул холодный воздух, полный влаги, и решил поставить точку на нравоучениях.
– Прекрасно понимаю, как я звучал со стороны в тот шоковый момент, однако прошу тебя прекратить мое публичное бичевание.
– Я и не думал тебя бичевать. Это сделало за меня твое собственное самолюбие, – продолжал он в том же духе. – Представь, что твоей истерики не было вовсе, показались бы тебе мои слова обидными или уничижительными?
Он был опять прав. Но, черт возьми, не извиняться же мне перед ним еще один раз?!
В стороне послышалось шуршание листьев. Алексей надавил на плечо, принуждая меня опуститься к земле и замереть. Чуть правее раздалось тяжелое дыхание. Недалеко среди деревьев кто-то крался, вдыхая, словно зверь, капли нашего холодного пота, разносимые ночным воздухом. Поверх тумана проплыли острые кривые рога. Теперь меня бросило в жар, и я прижался к дереву.
– Постарайся даже не думать о них, – еле слышно прямо на ухо шепнул Алексей. – Они приходят на твой зов.
Просидев больше пяти минут в полной тишине и убедившись, что монстр прошёл мимо, я вкрадчиво переспросил:
– Только на мой?
Он как-то странно посмотрел на меня и произнёс:
– Ну я их уже как с прошлой осени не зову, стало быть, сейчас только ты из нас двоих этим занимаешься…
– Что значит зову? И кого их?
– Господи, я думал, ты более смышленый! Тех самых, хвостатых и рогатых… Ну! Догадываешься?
– А если позвать Господа Бога, он тоже придет?
Алексей впервые с момента нашего знакомства разразился хриплым смехом:
– Нет, не думаю. Не подходящее тут для него место.
Я, окрыленный маленькой победой в демонстрации искрометного юмора, с улыбкой добавил:
– И чем же ему место не угодило?
На что мой спутник снова нахмурился и почесал затылок.
– Как-то раз я ехал здесь один, – хриплым голосом начал он. – Была осень, и вдоль обочины немного выше по склону я заприметил мясистые шапки боровиков. Остановил машину и собрал два больших мешка. Почуяв, что могу раздобыть больше, я спустился в лес и продолжил сбор. Чем глубже я продвигался, тем больше этот лес походил на гиблое место. Когда, наконец, я поднял голову, то увидел заброшенную избу. Это был срубленный из необработанных бревен домик, огороженный по периметру частоколом. Моя находка не была бы столь примечательной, если бы не ее странный вид. Все бревна от частокола до стен сооружения были исцарапаны длинными когтями. Земля вокруг местами была вскопана, а от засохших земляных булыжников в разные стороны отходили все те же царапины, сделанные человеческой пятерней. Все выглядело так, словно из-под земли время от времени кто-то выбирался и нападал на дом. В глухом лесу много всякой живности, но я не знаю ни одного зверя, способного оставлять такое. Любопытство одолело страх, и я зашел в хижину. Ее земляной пол был сырой и дурно пах. Сквозь единственное окно попадало не так уж много света. Я включил встроенный в мобильном телефоне фонарик. От увиденного мои руки задрожали, и я выронил аппарат на землю. Тот, упав экраном вниз, простер свой яркий луч сквозь темноту. Он тускло озарил бревенчатые стены и обнажил их жуткие портреты. На меня смотрели безобразно изуродованные лица, вырезанные острым предметом по мягкой сосне. Они подобно негативам на пленке навсегда отпечатались там, покрывая избу от самой крыши до вязкой земли. Из темного угла на меня смотрел безумный старик, справа от него, оголив ряд острых зубов, хищно улыбался завсегдатый житель преисподней. По другую сторону удлиненное лицо с мертвецки закатившимися глазами. Кто-то дыхнул мне в затылок, и я почувствовал, как могильный холод пробежал по спине. Я резко обернулся, наткнувшись на бездонный взгляд из самого темного угла, который заставил мои руки похолодеть от ужаса. Не помня, как поднял свой телефон, я выбежал на улицу. Оставив все грибы у частокола, я уносил ноги как можно дальше от этого места. Однако, отбежав не так далеко, я вдруг остановился. Отдышавшись, я решил все же вернуться…
Я пытливо заглянул Алексею в глаза, пытаясь понять врёт ли он, но тот не ответил на мой взгляд.
– Солнце садилось, – продолжал мой спутник. – Оно бросало свои косые лучи сквозь сосны, в которых довольно быстро растворился весь страх. Вскоре я снова подошел к избе и, подняв перед собой телефон, увидел бордовую липкую грязь. Она тянулась мерзкими жилами от пальца к пальцу и извергала невыносимое зловоние. Это была чья-то кровь. Воздушный шар терпения оторвался в моем животе и моментально подлетел к горлу. Все это было непонятно, жутко и противоречиво – меня чуть не стошнило. Но я прошел войну, мальчик. Я проплыл свое море крови, понимаешь?
Я молчал, даже не зная, что ответить на это. Чем дальше мой спутник уводил свою историю в мистические дебри, тем больше мне хотелось найти всему логическое объяснение. Сию же секунду мистер страх превратился в рассудительного скептика, занырнувшего в глубины памяти в поисках объяснений и ответов.
– Записав координаты перевала, я отправился в путь, – выдержав драматическую паузу, продолжил он. – По приезде домой, я загрузил координаты на компьютер и нажал кнопку поиска. На мониторе отобразилась всего одна ссылка, содержащая фотографии интересующего меня характера. Статья была сделана неким Рыцарем Ирвином – заядлым любителем реконструкционных игр. Бородатый мужчина лет сорока глядел на меня из небольшого прямоугольника в правом верхнем углу экрана. В своей статье он вел повествование о таинственном месте, которое облюбовал себе для аскетства. Позже я узнал, что имя этой долины Гленамар.
– Так у этого места даже есть имя? – недоверчиво прошептал я. – И что оно означает?
– Переводится с кельтского как Долина Мертвых.
В моей груди снова потяжелело.
– Что ты сказал?
– Это место называется Гленамар, что означает с кельтского Долина Мертвых, – спокойно повторил для меня Алексей.
– Но почему они его так назвали? – мой голос дрогнул. И в тщетной попытке скрыть свой страх я закашлялся.
***
В статье было написано следующее: «Отказавшись от новомодных гаджетов и социального общения, я построил себе избу из бревен в глубоком лесу. Пока я занимался строительством и навещал свою будущую обитель в дневное время суток, это место казалось мне настоящим пристанищем покоя и гармонии», – рассказывал Ирвинд. – «Но однажды, задержавшись с покрытием крыши, я досидел дотемна. До того вечера я никогда в своей жизни не страдал необъяснимыми приступами страха. Отлично ориентируясь и спокойно чувствуя себя в темноте, я вдруг стал ощущать постороннее присутствие, а вместе с ним и пристальное наблюдение со стороны. Это был не зверь, потому как я словно знал, что существо мыслит, прячась там, под покровом ночи. Мне стало очевидно, что оно с неким своим интересом выслеживет меня. Лишь только успокоив свои нервы и повернувшись к предполагаемому наблюдателю лицом, я внезапно ощутил еще один взор со стороны спины. Под футболкой пробежала рябь, которая тотчас заставила меня сложить инструменты и спуститься на землю. Поляну окружал ряд сосен, между которыми в поглощающей темноте мелькали красные огоньки чьих-то любопытных глаз. Оставив строительство, я со всех ног бросился сквозь лес к машине. Я точно слышал, что за мной кто-то бежал, а несколько из них даже поравнялись метрах в пяти по правую, а затем и по левую руку. Наконец очутившись в машине, я взглянул в свое бледное, как лист бумаги, лицо и дал слово никогда больше сюда не возвращаться. Но вот уже через пару километров ужас сменился радостным волнением. Чувства переполняли меня, ведь я вполне мог стать одним из первых свидетелей потустороннего с реальными доказательствами, заснятыми на видео. С этими мыслями пришла идея об установке камер наблюдения на крыше хижины.
Немного отойдя эмоционально, я вдруг стал застывать на зеркале заднего вида. Отчего-то мне казалось, что кто-то настойчиво смотрит на меня сквозь него. Вполне возможно, это был обычный человеческий страх, но именно так, под пристальным невидимым взглядом, я добрался домой. Повернув ключ в замочной скважине, я зашел в квартиру. И, если это был страх, что преследовал меня, то он зашел в мою обитель вслед за мной. Пока я копался в компьютере, записывая все увиденное, на кухне пару раз что-то брякнуло. Я остановился и прислушался, но после снова принялся набирать текст. Внезапно, сквозь клацанье клавиатуры, раздался отчётливый стук в стену. Далеко не единственный стук. В ту ночь я слышал шорканье в коридоре, постукивание занавесочных колец, перебирание обуви у входной двери и еще много мелких приветов из невидимого человеческому глазу мира.
Не помня, как уснул, я по сей день помню, как проснулся. Он дышал мне прямо в лицо, наклонившись так близко, что его жуткий зловонный запах серы сковал мое горло и осел омерзительным привкусом на нёбе. Я подскочил на кровати, включил ночник и осмотрелся. Ничего вокруг не выдавало потустороннего присутствия, и, сметая с лица ужас со своего лица, я попытался избавиться от этого первобытного страха. Сию же секунду задребезжало стекло. Лишь только я повернулся к нему, то увидел исчезающий отпечаток дыхания. Со сном было покончено. К восходу солнца все камеры были упакованы, батареи заряжены, а страхи перебороты».
Так заканчивалась статья Рыцаря Ирвина. В немногих комментариях к ней я обнаружил один весьма любопытный. Уже другой такой же бородатый плотного телосложения «рыцарь» оставил свой номер телефона для любого, кто видел Ирвина, слышал от него вести или что-то о нем знает. Я позвонил. Никто не поднял трубку. И мне даже сделалось легче, что история закончилась сама по себе. Но спустя пятнадцать минут с таинственного номера перезвонили.
– Добрый вечер. Вы недавно набирали мне, – прозвучал низкий голос.
Я на секунду растерялся, не зная с чего начать.
– Это по поводу Рыцаря Ирвина, – отрывисто начал я, ожидая реакции на другом конце.
– У вас есть о нем новости? – нерешительно отозвался собеседник.
– Эм, нет. Но я был на перевале. Видел его недостроенный дом. Мне бы хотелось знать больше о том, что ему удалось узнать.
– Как и всем нам… – тихо произнес разочарованный голос. – Миша пропал. До сих пор его не нашли ни живым, ни мертвым.
Теперь мне стало действительно не по себе. Но вместе со страхом росло любопытство.
– Значит, эта статья – все, что на сегодня известно?
– У меня есть его последние звуковые сообщения, записанные, вероятно, для очередной статьи. Его телефон – вот все, что мы нашли, прочесывая лес. Он лежал в траве оврага, примерно в километре от брошенной машины.
Мой собеседник проговаривал это ни в первый, ни во второй и даже ни в третий раз.
– Простите, что омрачаю ваш вечер. Я не знал подробностей. Думаю, он был вашим хорошим другом, и я своим звонком лишь дал почву ложным надеждам. Возможно, я льщу себе, что смогу разгадать загадку этого места, но мне все же очень хотелось бы попробовать.
– Понял. Вышлю вам файл. Слушать перед сном или утром, решайте сами. Но если бы я знал вас лично, то настоятельно бы посоветовал выбрать утро.
Уже через пару минут после того, как я отправил сообщением свою электронную почту, на нее прилетел таинственный документ с четырьмя звуковыми дорожками. Руки нерешительно застыли на клавиатуре, но уже скоро я услышал бархатистый голос, даже не заметив, как мои пальцы сами включил звукозапись:
«Лес приветствует меня душистым ароматом и яркими солнечными зайчиками. Как я мог вчера чего-то здесь бояться? Птицы трещат наперебой (они и вправду там чирикали, как ненормальные, окружая рассказчика со всех сторон) приятный теплый ветер где-то высоко мотает хвойные лапы, сквозь которые дружелюбно синеет небосвод. Да и мой неспокойный гость, кажется, отбился. Я уже не чувствую на себе его пристальный взгляд. Все переживания ушли, я закончил крышу и установил четыре камеры – все, что смог привезти из дома. Мне остается только подняться к машине и вернуться сюда завтра!»
Первая звуковая дорожка прервалась, и сквозь неприятный скрежет началась вторая:
«Минуту назад я вышел из леса и взглянул на свой пикап, до которого еще нужно было докарабкаться из низины. Вдруг в окне заднего сидения блеснула пара глаз, высматривающих меня среди сосен. Волна ужаса прокатилась по телу, а ноги напрочь отказались продолжать путь к дороге. Я хлопнул по карманам: ключи от дома и бумажник к сачстью оказались со мной. Сейчас я удаляюсь в лес, меняя направление движения и свои планы на сегодня…»
Услышав уже знакомый скрежет, я распознал чьи-то шаги в высокой траве. Началась третья запись:
«Мой друг должен меня подобрать на машине. Он еще в пути, а мне осталось с полкилометра. Я встретил интересного собеседника, который много знает о здешних местах», – относя звукозаписывающее устройство в сторону, Ирвин обратился к кому-то: «Представьтесь!»