Темногорск

Сиротливый холмик никто не посмел потревожить, хотя и всех примет у могилы – камень без надписи да скромная оградка. Кто-то недавно приходил на могилку, прибрал после зимы да оградку покрасил. Неужто мать вернулась в Пустосвятово?

Роман постоял минуту-другую возле камня, потом прошептал:

– Надеюсь, ты вовремя меня предупредил, деда.

Сдвинуть самому камень колдуну было не под силу, пришлось плеснуть на гранит пустосвятовской воды из серебряной фляги и прошептать нужные заклинания. После чего Роман легко, почти играючи, поднял камень весом не менее двух центнеров и понес с кладбища. Плохо было лишь то, что рука с оберегом все больше немела – значит, времени изменить судьбу оставалось впритык. А надобно было еще добраться до перекрестка.

Загрузив камень в багажник, колдун поехал назад – к пересечению узенького колдобистого шоссе с почти непроходимой грунтовкой. Мысленно Роман уже не в первый раз прокручивал недавний разговор с Аглаей Всевидящей: не промелькнуло ли нечаянное указание на точное время? Впрочем, знала ли роковой час сама Аглая?

«Итак, заключим соглашение сейчас, до рассвета», – всплыло в памяти.

Проговорилась все-таки!

До рассвета оставалось еще несколько часов. «До рассвета»… Сегодня? Или через две недели? Какой рассвет станет последним? На его расписке срок был проставлен в три месяца. «Вы ничем не рискуете!» – со змеиной улыбкой заявила Аглая. Значит, трех месяцев у него точно нет.

Ну, это мы еще посмотрим! Знаете, господа прорицатели, меня уже один раз хоронили!

Колдун наконец добрался до перекрестка, хотя казалось – не доедет шикарный «Форд», увязнет в какой-нибудь луже по самую крышу.

Два или три раза колеса начинали буксовать, приходилось Роману подталкивать тачку магическими заклинаниями. Оставив машину у обочины, колдун вытащил надгробье на середину дорожного перекрестья, камнем оберега провел на могильном граните крест, шепнул заклинание, полоснул ножом по руке. Кровь брызнула, зашипела. С громким треском камень распался на четыре части, От разбитого камня пахнуло тлением.

Каждый осколок теперь надлежало закинуть на свою часть пути, перегородить злобной Судьбе дорогу. Хватит ли дедовой силы, накопленной в камне, чтобы спасти внука, Роман не ведал. Но другого способа уберечься от смерти до срока не было.

Колдун швырнул первый осколок на восток. Тот яркой звездой вспыхнул в ночи, рассыпался искрами и пропал. На юг камень летел неохотно, вспыхивал несколько раз, прежде чем исчезнуть. Брошенная на запад четвертушка упала в сотне шагов и догорала уже на земле. Зато на север в сторону Темногорска камень умчался метеором, его падение и агонию Роман так и не сумел узреть. Замается теперь смерть искать колдуна по всем четырем дорогам, пропустит назначенный час.

Роман вернулся к машине. До рассвета он в Темногорск не вернется: сейчас на реку любимую Пустосвятовку отправится водный колдун – искупаться, силы восстановить и набрать впрок воды.

* * *

Лед все еще сковывал буйные воды Пустосвятовки, но под мостом река не хотела смиряться, и даже в самый сильный мороз здесь бурлила и плескалась чистая вода. Колдун не стал раздеваться, не стал входить в воду потихоньку. Ринулся, как был, в одежде, с моста. В первый миг, в тот миг, когда тело его входило в воду, Роман ощутил жгучий смертельный холод, от которого на миг замерло сердце. Никогда прежде, с той самой минуты, как повелитель воды надел свое волшебное ожерелье с живой нитью, с ним такого не бывало.

Роман сумел пересилить холод, устремился в бегущий поток, проплыл под мостом, потом развернулся и ушел на дно. Там, в глубине, горячая волна пробежала по телу, подаренная водой энергия наполнила каждую клеточку его тела.

Лишь когда полностью рассвело, колдун выбрался на берег.

«Может, заглянуть к Аглае на чаек? – усмехнулся Роман, загружая в багажник канистры с чистейшей водой. – Поглядеть, сильно удивится предсказательница, увидев меня живым этим утром, или не очень?»

* * *

Но в гости к Аглае он не поехал.

Подъезжая к Темногорску, Роман увидел столб густого черного дыма над крышами. Горело где-то на Ведьминской. Ветер сносил черные клубы в сторону реки Темной. Роман опустил стекло в машине, прислушался, пытаясь уловить звук пожарных сирен. Но не услышал. Придется водному колдуну заняться пожаром. Что призвать на помощь? Дождь? Снег? Ни одной подходящей тучки поблизости не было, а гнать издалека – успеет разгореться и перекинуться на соседние дома… Глядишь, и пожарные к тому времени подъедут. Можно, правда, выплеснуть воду из колодцев и из реки, но для этого придется подобраться к пожару поближе.

Роман надавил на газ.

Но, выехав на Ведьминскую, увидел, что дым уже жидкими кляксами расползается по небу, огня нигде не видно, хотя тошнотворный запах горелого ощущается в воздухе. А дым… Дым струился из окон особняка Гавриила Черного.

Колдун затормозил у соседнего дома – ставить «Форд» у горящего особняка было по меньшей мере глупо, даже если машина от огня и от пуль заговорена. Роман все еще сидел в машине, когда огненный колдун Максимка Костерок вылетел из дверей Гаврилова дома и кинулся к своей «девятке». Максимка был весь в саже, на почерневшем лице огненного колдуна в радостном оскале сверкали белые зубы. Похоже, Романа Костерок не заметил – нырнул в машину, «девятка» рванула с места, плюнув грязью из-под колес. Стальная дверь особняка снова лязгнула – на пороге возник сам хозяин, с лицом таким же грязным, как у Максимки, в бархатном халате, а за спиной главы Синклита болтался изодранный в лохмотья черный плащ.

– Гавриил! – окликнул его Роман и направился к дому.

Хозяин отступил в глубь особняка, прикрыл дверь.

– Помощь не нужна? – спросил водный колдун (сизые струйки дыма все еще текли из окон первого этажа).

– Нет… ничего не нужно… порядок… – ответил из-за двери Гавриил.

– У вас же пожар.

– Уже все погасили! – выкрикнул Гавриил.

– Можно войти?

– Нет! – Теперь дверь захлопнулась, лязгнул замок. Из-за двери послышалось: – Ничего страшного, ковер загорелся.

Водный колдун пожал плечами – мол, хозяину виднее, сильно у него там внутри горит или нет, и вернулся к своей машине. Уже когда отъехал, сообразил: изодранный черный плащ очень походил на переломанные кожистые крылья повелителя Темных сил…

Ничего себе! Кто же так главу Синклита сил обломал?

Неужели Гавриил Черный подрался с Максимкой Костерком? Предположение само по себе казалось нелепым: Максимка считался слабеньким колдунишкой, тогда как с главой Синклита могли соперничать лишь Роман Вернон да повелитель воздушной стихии Данила Большерук. Спору нет, Костерок выбежал из дома Гавриила как ошпаренный, но при этом не было похоже, что огненный колдун серьезно пострадал. Это значит…

Никаких выводов Роман делать не стал – почувствовал, что палец с оберегом опять онемел, а руку от запястья к локтю начало ломить. Неужели он так и не сумел переменить судьбу?

Глава 2

Братья

– Эй, второгодник, – крикнул Землемеров, проскакивая мимо Юла Стеновского, – взглядом убить могешь? – Он пнул стоящий на полу рюкзак Юла, отпихнул второклашек, что толпились возле доски с расписанием уроков, и попытался проскочить на лестницу, но Юл извернулся и ухватил обидчика за полу куртки.

Тот рванулся, потерял равновесие, упал, вновь вскочил. Но вырваться не удалось: юный чародей держал его крепко.

Девятиклассники, наблюдавшие за краткой потасовкой, заржали. Если бы не отлучка длиною в год, Юл бы сейчас учился с ними. А теперь он вновь постигал азы химии и физики в восьмом. Не так страшно, учитывая, что в школу он пошел в шесть лет. Все равно – и в девятом, и в восьмом, – найдется парочка идиотов, способная отравить тебе жизнь.

– Слышь, Земля, разговор есть, – сказал Юл, так и не отпустив полу куртки обидчика.

Тот рванулся снова, – с прежним неуспехом.

– Ну, чего тебе? – буркнул недовольно.

– Роман Васильевич велел спросить: хочешь к нему на уроки ходить?

– Чего-чего?

– Колдовству, грю, учиться не желаешь?

Землемеров, сообразив наконец, о чем речь, весь скрутился от смеха.

– Ой, не могу…ой, колдун…

Потом выпрямился, глянул на Юла вроде как сверху вниз и кивнул:

– Бородавки сводить, геморрой лечить… новый самый сильный колдун Земля Первый… ой, не могу… – Он опять прыснул.

Говорить с ним было теперь бесполезно. Если «Земля» вот так начинал смеяться, он мог ржать до самого вечера, и каждый новый вопрос лишь провоцировал приступы хохота. Так что юный чародей отпустил его – пускай бежит, куда бежал.

– Учти, Семенова, с колдуном нельзя целоваться, – сказал Матюшко, тощий восьмиклассник, чьи щеки сплошь покрывали алые прыщи. – Слюни у него ядовитые.

Все опять захихикали. Стоящая рядом с Матюшко Семенова кисло улыбнулась.

Юл, сделав вид, что не слышал дурацкой шутки, принялся зашнуровывать кроссовки.

Да, прав был Роман Вернон, когда говорил, что колдун бессилен перед толпой. Всех не заколдуешь, не наведешь на каждого порчу. Впрочем, Роман даже толпу может заставить встать на колени. Роман – да. Но не Юл. А почему собственно не Юл? Он слабее? Моложе? Меньше знает?

«Я просто не ощущаю в себе такой силы», – уточнил для себя начинающий чародей.

Внезапно он почувствовал на себе чей-то взгляд – столь пристальный, что кожу на лице стало покалывать, жечь… Юл шевельнул губами, пытаясь поставить защиту, но кожу продолжало жечь все сильнее. Он тряхнул головой, привычным жестом откинул упавшие на лицо волосы и поднял глаза. На него смотрела Иринка Сафронова. С осени Юл учился в гимназическом классе. Класс был платным, на обучение деньги (и немалые) присылал Алексей. Но и здесь Юл чувствовал себя чужаком. Впрочем, как везде. Вот только Иринка была как будто своя. Все знали, что отец ее – один из самых богатых людей в Темногорске. «Принцесса», – называли ее одноклассники за глаза. А в глаза многие льстили. Особенно противно было смотреть, как заискивают перед Иринкой учителя, как меняется голос у литераторши, когда она начинает фразу: «Ирочка, а нельзя попросить твоего папу…» Самое странное, что никто не находит нужным даже вести подобные разговоры конфиденциально.

Иринка обычно отвечала при этом холодно и высокомерно:

«Я передам».

Но Юлу иногда казалось, что она – не наследная принцесса, а такая же, как он – неприкаянная.

Ко всему тому Иринка – красавица. И прикинута шикарно. Девчонки говорили, что шмотки ей отец привозил из Парижа.

Но с Юлом Иринка всегда говорила так, будто он был ее единственным другом. Он не обижался, когда Сафронова его называла Цезарем, хотя на других за это прозвище злился.

Юл встал со скамейки, неспешно направился к отлетевшему в угол рюкзаку. Будто ненароком тронул водное ожерелье на шее. Нить начала пульсировать чуть сильнее. Перед Иринкой он не мог ударить в грязь лицом.

– Достали дебилы? – довольно громко спросила Сафронова, зная, что ее и пальцем никто не посмеет тронуть.

Сочувствие девчонки легкой тенью коснулось его души.

– Ничего, лет через пятьдесят поумнеют… – Юл тряхнул головой так, что длинные светлые волосы окончательно пришли в беспорядок. С тех пор как осенью после посещения Беловодья они отросли до плеч, Юл немного их укорачивал, но никогда не стриг коротко, хотя в школе его за это ругали. Но его теперь часто ругали в школе. Он не обращал внимания. Роман носит длинные волосы. И ученик чародея – тоже.

– Эй, Цезарь, ты кровь человечью пить пробовал? – хмыкнул Матюшко. Не имея возможности ответить Иринке, он всю злость обратил на Стеновского. – Ну и как? Вкуснятина?

Юл поднял рюкзак, неспешно просунул руки в лямки.

– Говорят, ты прыщи ходил лечить к Тамаре Успокоительнице. Тамара велела пить по утрам урину, то бишь мочу. Свою. Или чужую. – Чародей демонстративно повернулся к Матюшко спиной.

– Цезарь! – крикнула Иринка.

Но он и сам уже ощутил опасность. Подался в сторону. Удар кулака пришелся в пустоту. Юл развернулся, схватил Матюшко за руку. На миг замешкался. Настрой не надо было менять – Юл и так ожидал драки и готов был к изгнанию воды. Матюшко завизжал и отдернул руку. Ладонь пошла пузырями там, где кожи коснулись пальцы юного колдуна. Юл ощущал его боль. Она была не слабой. Именно так. Ее можно было вытерпеть – но на грани.

– Сука! Да вас всех мочить надо… всех! – завизжал“ смельчак”, тряся обожженной рукой и подпрыгивая на месте в попытке сладить с болью.

Юный чародей глянул на Иринку. Склонив голову, она наблюдала за происходящим: Матюшко она тоже терпеть не могла.

– Я же говорил: не трогай меня. Или русского языка не понимаешь? – пожал плечами Юл.

– Не понимает, – хмыкнула Иринка. – У него по «русишу» двойка.

– Ну ты и прикололся, Цезарь, – заржал Землемеров, возникая будто из-под земли. – Класс!

– Так нельзя! – запротестовала Семенова. К Матюшко она была неравнодушна. – Ему же больно.

– Если он скажет: “Дорогой Юл, будь добр, сведи язву с руки. Пожалуйста”, я ему, так и быть, помогу, – пообещал юный чародей.

Ощущение власти над другим походило на хмель после выпитой кружки пива.

«Могу лицо ему сжечь, могу обездвижить… Или заставить на коленях ползать. Попробовать, что ли?» – победитель хищно усмехнулся.

– Я все расскажу… боссу вашему… – прохрипел Матюшко, катаясь по полу.

– Нет, чувак, не те слова, – покачал головой Юл. – Ты что-то напутал. В самом деле, русский учи.

Он шагнул к двери.

– Стой! – заорал Матюшко. – Рука горит. Помоги…

– А-а… – чародей повернулся. – Так лучше. На троечку. Но «пожалуйста» забыл.

– По…жа… – прохрипел Матюшко.

Юл скинул рюкзак, вытащил бутылку с пустосвятовской водой.

– Всем отойти, – велел и недругам, и доброжелателям. Взял обидчика за запястье, прошептал заклинание на снятие порчи и плеснул водой на ладонь. Пузыри тут же смыло. Осталась лишь краснота.

– Больно, – заскулил Матюшко.

– Остаточный эффект, – заявил ученик чародея, схватил рюкзак и кинулся к двери.

«Роман точно убьет, когда узнает», – мелькнула мысль.

* * *

Юл выскочил на крыльцо и остановился. Здесь был простор для маневра – подобраться близко к нему никто не мог Можно было без помех подождать Иринку.

Ну почему у него все так по-дурацки получается? Почему?

«Они тебя ненавидят?» – спросил как-то Роман Вернон своего ученика, имея в виду одноклассников из 8 «а».

Юл задумался. Ненавидят? Разве можно назвать это ненавистью?

«Да нет вроде. Нормально относятся».

«Тогда почему на тебя все время кто-нибудь нападает?»

«А что, не должны?»

«Такое впечатление, что ты чужой для всех. Почему?»

Юл не знал ответа. Откуда эти вспышки антипатии, совершенно неожиданные, яростные, неукротимые? Все вдруг начинали его отторгать. Вот верное слово. Отторжение. Ребята отталкивали его. Причем, все. Юл не понимал, почему. Нет, не так, как сегодня. Сегодня был всего лишь приступ ненависти у Матюшко. Матюш завидовал Юлу во всем, даже в самых ничтожных мелочах. Выходка Землемерова не в счет. Это обычное школьное баловство. Но иногда Юлу казалось, что вся школа, весь мир ополчается против него. Отторгает.

«Это из-за дара, – говорил Роман. – Так всегда будет, и с этим ничего не поделаешь. Они чувствуют и защищаются. Они должны защищаться».

«От кого?» – не понял тогда Юл.

«От нас. В принципе это даже хорошо. Сами того не понимая, они дарят нам одиночество. Необходимое одиночество».

Рядом с Романом Верноном Юл всякий раз ощущал свою избранность и свою значительность. Водный колдун заражал его своей внутренней уверенностью, своим ощущением избранности. Учитель все умел объяснить. Одной фразой.

«Человек, обладающий даром, уже счастлив, – запомни это», – повторял Роман.

И Юл верил. Но лишь в те минуты, когда находился рядом с водным колдуном. Стоило им расстаться, как ученика охватывали сомнения.

Дар есть счастье? Как бы не так! Какое тут счастье! Нет, может, тот, кто наделен какой-то другой способностью, не такой, как у Юла, счастлив. Да, возможно. Непременно даже. А Юл… Что за нелепый талант ему достался – чувствовать других, ощущать чужую любовь, чужую ненависть, ложь, обман, и с каждым днем все сильнее и сильнее. Так, что порой внешние эмоции начинают заслонять его собственные.

«Сильнейшая эмпатия», – объяснял Роман.

Ну и зачем эта дурацкая эмпатия Юлу? На кой ляд сдалась? Какой-то девчачий дар – всем сочувствовать, всех понимать.

Чародей ходил по крыльцу взад и вперед, ожидая, выйдет ли Иринка.

Но девчонка не выходила. Стоять дольше было по меньшей мере глупо. Не хочет – не надо! Юл сбежал с крыльца и тут увидел, как из-за угла соседнего дома выезжает новенький синий «Форд».

Роман приехал?!

Вообще-то колдуны близ школы не появлялись – таково было обязательство Синклита, которое все, без исключения, блюли строго. Лишь однажды – и то по приказу директора – к ним в школу пожаловал старый огненный колдун Пламенюга. В тот день директору позвонил неизвестный и глухим измененным голосом сообщил, что здание заминировано. Учеников срочно эвакуировали, менты под конвоем привезли Пламенюгу, он мельком осмотрел первый этаж, сказал: «Ничего нет», а потом назвал имя «минера». Бедняга до смерти испугался срезовой по русишу, вот и позвонил, пригрозил «все взорвать на хрен».

Но сегодня, насколько было известно Юлу, никто школу не угрожал взорвать.

Дверца машины распахнулась, и из нее вышел… Алексей Стеновский. Ну конечно! Подарив Роману свой «Форд», Алексей купил себе точно такой же. Страсть у него была к этой марке. Преданность старшего брата можно было порой назвать фанатичной, упорство – нечеловеческим.

Алексей молча стоял у машины, не окликая брата.

Цезарь не спеша стал спускаться с крыльца. Он знал, что из окон вестибюля за ним наблюдают. Ну, так пусть насладятся зрелищем, пусть увидят, как юный колдун сядет в эту шикарную машину.

– Привет! – сказал Юл, подходя к брату.

В свои тридцать с небольшим худощавый Алексей по-прежнему сохранил в облике что-то мальчишеское. С удивлением Юл заметил, что старший брат стал носить очки в тонкой золотой оправе, которые делали его и без того тонкое лицо утонченным. Еще он имел очень неприятную привычку вдруг впиваться в собеседника взглядом, будто хотел проникнуть в душу до самого дна. Теперь очки лишь усиливали это впечатление.

Одет он был в длинное черное пальто (прежде никогда не носил такое), но брюки были, как всегда, светлые. Дорогие кожаные ботинки блестели, начищенные, будто не по нашим дорогам Стен путешествовал, а ходил по чистеньким европейским тротуарам.

– Я за тобой, – сказал Стен и внимательно оглядел мальчишку.

Если в старшем брате Юл заметил перемены, то Алексей едва младшего признал. Юл показался не похожим на себя прежнего, взрослел он не по дням, а по часам. И еще Алексею показалось, что Юлий (не Цезарь еще, но что-то проглядывает) сделался похож на Романа – манерой держать голову, улыбаться, щурить глаза. Даже в чертах лица проступило что-то общее. Только волосы у Юла были светлые, а у Романа – черные, как вороново крыло.

– В чем дело? – Юл постарался говорить небрежно.

– Ты мне нужен по важному делу в Питере, – сказал Алексей. – Матери записку оставь, что уезжаешь, или позвони…

– Не надо, – оборвал мальчишка. – Ее как раз в командировку услали на неделю, так что я свободен, как вода в половодье. Слушай, а ты раньше очки не носил. Что, зрение село из-за компа?

Юл сразу почувствовал, что Стен внутренне весь собран в комок, напряжен, как взведенная пружина. Эмпат отчетливо ощущал исходящую от брата тревогу.

«Что же ему нужно от меня? – подумал юный чародей, приглядываясь. – Зачем позвал? Не иначе, братану было видение… Что-то страшное. Но что именно – не скажет».

Внезапно мальчишка вновь ощутил на себе чужой пристальный взгляд, захотелось пригнуться, отмахнуться рукой.

Юл оглянулся. Иринка стояла на крыльце.

Стен тоже повернулся, внимательно посмотрел на девчонку, поправил очки на переносице, как будто собирался вдавить золотую дужку в кожу. Спросил:

– Твоя знакомая?

– В одном классе учимся, – бросил Юл как можно небрежнее.

И вдруг ощутил противный толчок под ребрами – но это смятение было не его собственным – заемным. Это Лешкино сердце забилось в груди сильнее, встревоженное. Вот те раз! Да неужто старший брат запал на Иринку? Ну ни фига… Она же малолетка, а он… Ну и что? Он – красивый, смелый, кирпичи может голыми руками ломать (в прямом смысле), богатый к тому же… Ревность обожгла не хуже огня настоящего.

«Да что ж это я! – опомнился Юл. – Здесь же совсем другое!»

И точно: в Лешкиных чувствах не было томления или вожделения, была лишь тревога. Но что его тогда смутило?

Юл вновь глянул на Иринку, но не ощутил ничего нового – только Лешкина тревога, истаивая, медленно сходила на нет.

Иринка спустилась с крыльца.

И тут Юл понял, что не хочет знакомить ее с Алексеем.

– Ну так чего стоим? Поехали! – почти грубо сказал юный чародей и уселся на место рядом с водительским.

* * *

Весна на улице, – последние дни апреля. Но хмурая погода и снег с дождем нагоняют осеннюю тоску.

– Ты к Роману заезжал? – спросил Юл.

– Заезжал. Но его дома не было. На калитке табличка висит «Приема нет». Так что придется к твоим услугам прибегнуть, господин чародей.

Сомневаться не приходилось: Алексей говорил правду. Не в его манере было так мелочно врать. Но при этом младший брат не сомневался: Стен не хотел встречаться с господином Верноном. А провидцу не так уж сложно избежать ненужной встречи.

– Во что ты в этот раз вляпался? В какое дерьмо? – намеренно грубо спросил Юл.

– В будущее. Как всегда. Оно, проклятое, мне жить не дает спокойно.

– Ну и что ты там усмотрел в будущем? Опасность, как всегда? Угадал?

Старший брат не ответил, но руки, лежавшие на руле, слегка дрогнули. Эмпат вновь ощутил тревогу.

– Я купил новую квартиру. В центре. Нужно, чтобы ты наложил охранные заклинания, – сказал Алексей наконец.

«Врет, – решил Юл. – То есть, может, и не врет… и квартира есть, и охранные заклинания нужны позарез. Но не это главное. Приедем – скажет».

– Пустосвятовская вода у тебя с собой? – задал Алексей ненужный вопрос.

– А то как же! Без нее – ни шагу. В рюкзаке бутылку ношу. Новая квартира, небось, большая? Если большая, литровой бутылки может и не хватить.

– Хватит, – отрезал Стен и замолчал.

«Так что же задумал братишка?» – гадал Юл. Но знал, что спрашивать бесполезно. Если Алексей захочет – сам скажет.

* * *

Стен не мог подыскать точного определения тому, что он задумал. Безумие? Скорее всего. Дерзость? Разумеется. Но если был шанс что-то сделать, Стен не мог пребывать в бездействии.

Когда-то он сломал свою жизнь потому, что на миг прозрел и увидел будущее. Впрочем, в те времена он не догадывался, что наделен особым даром. Он только ощутил нестерпимое отвращение ко всему – или почти всему – что его окружало. И еще – уверенность, почти фанатическую, – что скоро все изменится. Все сбылось так, как он предвидел.

Последующие тринадцать лет Стен жил, учитывая в своих действиях предопределенность грядущего. Теперь же он хотел угаданное будущее отменить. Ни мало, ни много.

Возможно ли такое?

Волшебное ожерелье открыло в нем дар провидца. Теперь ему нужен новый дар – менять будущее по своей воле.

Был суббота, на дороге было довольно много машин, и каждая заминка бесила Стена. Ему мнилось, что таинственные силы, с которыми он был готов сцепиться в неравной схватке, уже начали действовать.

«Нет, нет, я сделал еще только первый шаг», – уговаривал себя Алексей.

Самообман, конечно. Кости брошены, Рубикон остался позади. Алексей улыбнулся, вспоминая, как он рассказывал на уроке в лицее о Цезаре и его борьбе с Помпеем. Мальчишки и девчонки слушали, тая дыхание, будто события, которым больше двух тысяч лет, разворачивались у них перед глазами. Стен умел говорить. Да, он чертовски хорошо умел говорить. Завуч, присутствовавшая на уроке, сказала, что он не рассказывает, а околдовывает. «Да, да, вы их просто околдовали. Они никого так не слушают – только вас!» В ответ Алексей Александрович улыбнулся: «Вполне возможно!» Кто знает, может быть, волшебное ожерелье открыло в нем возможность не только предвидеть будущее, но и прозревать прошлое? Какие-то темы он просто обожал, но были события, рассказ о которых застревал в горле. Возможно, исторические труды в этих местах содержали нелепый вымысел или наглое вранье. Имел ли историк право лишь на основании своего дара, не располагая фактами, выносить вердикт?

– Впереди пост ГАИ, – сказал Алексей. – Там, где эта дылда с названием…. Но они нас раньше остановят. Вон, за тем столбом появятся.

Машина стала тормозить.