Сила смысла. Создай жизнь, которая имеет значение

Когда принц возвращается к розовому цветнику, он, понявший мудрость Лиса, говорит розам: «Вы красивые, но пустые. Ради вас не захочется умереть. Конечно, случайный прохожий, поглядев на мою розу, скажет, что она точно такая же, как вы. Но мне она одна дороже всех вас. Ведь это ее, а не вас, я поливал каждый день. Ее, а не вас, накрывал стеклянным колпаком. Ее загораживал ширмой, оберегая от ветра. Для нее убивал гусениц, только двух или трех оставил, чтобы вывелись бабочки. Я слушал, как она жаловалась и как хвастала, я прислушивался к ней, даже когда она умолкала. Она – моя».

Иными словами, роза была для принца вложением времени, сил и заботы – это и сделало ее особенной, и это придало смысл их отношениям.

Сказанное выше – не просто красивые литературные или философские слова. Социологи также обнаружили, что, когда мы вкладываем усилия, созидая нечто, то, как правило, начинаем больше ценить свое творение. Этот феномен психологи назвали «эффектом ИКЕА». Как вы помните, мебель фирмы «ИКЕА» нужно собирать самостоятельно. Этот процесс сборки заставляет нас полюбить ее больше. И то, что относится к немудреной и недорогой шведской мебели, в равной степени применимо и к жизни вообще. Когда мы посвящаем себя трудному, но стоящему делу – выращиваем розу или движемся к благородной цели, – наша жизнь наполняется смыслом.

Разумеется, верно и обратное. Самые важные дела и задачи требуют труда и жертв. Это урок, который многие из нас усваивают еще детьми, когда только пробуют себя в незнакомом виде спорта, учатся в школе, осваивают музыкальный инструмент или постигают секреты настоящей дружбы. К сожалению, с годами мы, как правило, забываем эти уроки. Во взрослой жизни у нас столько дел, что постоянно возникает соблазн решать сложные проблемы легкими и простыми способами. Но, чтобы жить осмысленно и хорошо, нужно сберечь в своем сердце ту мудрость, которую мы усвоили в юности. Только сражаясь с трудностями лицом к лицу, мы можем отыскать подлинный смысл жизни.

Может показаться, будто смысл жизни – слишком абстрактное явление, но тем не менее все мы можем и должны отыскать собственные источники смысла в самой жизни. Именно в этом и заключается величайшее открытие мыслителей-экзистенциалистов, в числе которых был Камю. И за десять лет до того, как был опубликован «Миф о Сизифе», Уилл Дюран пришел к такому же заключению. Прочитав ответы на свое письмо, которое он разослал коллегам и друзьям, Дюран обнаружил, что каждый из них обретает смысл жизни по-своему. Ганди ответил, что обрел его в служении всему живому. Французский священник Эрнест Димне постиг смысл, выйдя за пределы собственных интересов: «Вы спрашиваете, что жизнь сделала для меня? Она дала мне несколько шансов подняться над собственным природным эгоизмом, и за это я ей глубоко благодарен».

Кинорежиссер Карл Леммле, один из основателей кинокомпании Universal Studios, упомянул в ответе своих детей: «Вы спрашиваете, в чем заключается главное сокровище моей жизни? Думаю, что в яростном желании видеть счастье и благополучие детей и внуков».

Оуэн С. Миддлтон, который отбывал пожизненное заключение в тюрьме, обрел смысл жизни просто в ощущении себя частью мира: «Я не знаю, к какому великому финалу нас ведет Судьба, да меня это и не очень волнует. Задолго до этого финала я сыграю свою роль, скажу свои строки и пойду дальше. Как именно я сыграю эту роль – вот единственное, что меня волнует. Знание о том, что я – неотъемлемая часть этого огромного, чудесного, устремленного ввысь движения под названием „жизнь“, понимание того, что даже бедствия, телесные недуги и депрессия – и тюрьма! – не отнимут у меня мою роль в общей огромной картине, – вот что утешает и вдохновляет меня, вот чем я дорожу».

В 1930 году к Уиллу Дюрану обращался не только потенциальный самоубийца – похожие вопросы ему задавали в письмах еще несколько человек, собиравшихся покончить с собой. Дюран ответил всем, как можно понятнее разъяснив, почему сам верит, что жизнь стоит того, чтобы жить. Позже он объединил свои ответы, создав текст, которым завершается его труд «О смысле жизни».

По мнению Дюрана, жизнь наполняется смыслом, когда мы переступаем границы своего «Я». Он пишет: «Если нечто имеет для нас значение только как часть чего-то большего, то, хотя мы и не можем наполнить метафизическим и вселенским смыслом всю жизнь на Земле в целом, все же можем сказать о чьей-то конкретной жизни, что ее смысл заключается в связи с чем-то большим, чем она сама». Дюран верил: чем меньше человек сосредоточен на себе, чем крепче он связан с тем, что находится за пределами его собственной личности, тем осмысленнее его жизнь. Для самого Дюрана «чем-то большим» были работа и семья.

Поскольку то были времена Великой депрессии, некоторые из тех, кто писал Дюрану, определенно находились без работы. Эти люди были не единственными, от кого тогда отвернулась удача. В период Великой депрессии уровень безработицы резко вырос и к 1933 году достиг пика в 25 %. В то же самое время уровень самоубийств в США достиг небывалой ранее высоты. Исследователи обнаружили, что в истории человечества наблюдается отчетливая тенденция: уровень самоубийств возрастает одновременно с уровнем безработицы – и легко понять почему. Работа – один из главных источников смысла, помогающий человеку чувствовать себя значимой личностью, которая живет ради определенной цели. Работа позволяет людям целенаправленно расходовать время, чувствовать, что жизнь проходит не зря, а также дает возможность вносить лепту в развитие общества и кормить семью. Теряя работу, люди теряют не только источник доходов, но и мощный источник смысла жизни.

Людям, которые не верили, что их жизнь имеет смысл, Дюран посоветовал найти хоть какое-нибудь подобие работы, даже если это будет работа батрака на ферме в обмен на стол и кров. Хоть что-то – это лучше, чем ничего, пока не подвернулась работа получше. Жить продуктивно и помогать другим – первый шаг к воссоединению с жизнью. «Вольтер однажды заметил, – пишет Дюран, – что мог бы покончить с собой, если бы не был так занят работой».

В 1988 году, спустя более полувека после того, как Дюран выпустил свою книгу, похожее исследование предпринял журнал Life. Издатели написали более чем ста выдающимся личностям своего времени, в том числе далай-ламе, Розе Паркс, доктору Рут, Джону Апдайку, Бетти Фридан и Ричарду Никсону. Их спросили, в чем они видят смысл жизни. Информацию о проекте Дюрана редакция журнала обнаружила с опозданием, когда уже собрала и готовила к печати ответы выдающихся современников, но, как и Дюран, редакция выяснила, что респонденты черпают смысл жизни из самых разных источников.

Например, психолог и микробиолог Джоан Борисенко поведала журналу историю одной из своих пациенток. Женщина внезапно открыла для себя смысл жизни едва ли не на пороге смерти, когда все ключевые эпизоды жизни пронеслись у нее перед мысленным взором. «Она была потрясена тем, как мало значили ее профессиональные достижения юриста, – писала Борисенко. – А главной в этом „фильме“ оказалась случайная встреча, которая у нее произошла в магазине, – с подростком, укладывавшим в пакет ее покупки. Мальчик был так печален, что женщина потрепала его по руке и сказала несколько слов утешения. Взгляды их встретились, и оба моментально забыли, что совершенно не знакомы – между ними протянулась ниточка духовной связи». Для этой женщины смысл жизни, как она выяснила, заключался в проявлении любви, сострадания и понимания, которые она испытала на кассе в магазине.

Джейсон Гэс, двенадцатилетний онкологический больной, прислал в журнал трогательное объяснение того, что наполняет смыслом его жизнь. «Когда-то я гадал, почему Бог выбрал именно меня и послал мне рак. Может, потому, что хотел, чтобы я вырос в доктора, который лечит других ребят от рака. И когда они скажут: „Доктор Джейсон, мне так страшно, что я умру“, – или: „Вы не знаете, как тяжело быть единственным лысым на всю школу“, – я бы им говорил: „Я знаю, и еще как. Когда я был маленьким, то тоже болел раком. А теперь погляди на мою шевелюру. Когда-нибудь и у тебя волосы снова отрастут“». Этому мальчику противостояние смерти помогло обрести смысл жизни.

Романистка Мадлен Л’Энгле сообщила, что ее жизнь наполняется смыслом благодаря писательской работе и рассказыванию историй, в которых она из множества нитей, из разных впечатлений, сплетает ткань повествования. Отчасти вторя Камю, она написала: «Единственное, что я знаю наверняка, – мы здесь, в этом моменте, в „сейчас“. Только от нас зависит, жить ли полной жизнью, осознавая каждый ее миг, чувствуя всей кожей и всеми фибрами души, оставаясь зрячими к миру. Каждый из нас здесь, чтобы написать свою собственную историю, – и какие завораживающие истории мы создаем!»

Раввин Вольф Кельман написал об историческом марше за гражданские права, который в 1965 году прошел от Сельмы до Монтгомери. Перед Кельманом шел сам Мартин Лютер Кинг-младший, и, когда большая группа людей пересекла мост Эдмунда Петтуса в Сельме, они запели хором. «Мы ощущали себя единым целым, мы соединились в песне и в высшем смысле, – писал рабби Кельман. – Мы ощущали триумф и торжество. Чувствовали, что мир меняется к лучшему и прогресс неостановим. Это был вдохновляющий, трансцендентальный и духовный опыт. Смысл, цель, миссия наша не укладывались в конкретные слова: смыслом было само победоносное чувство, песня, момент, когда мы ощутили единение и духовное удовлетворение. Мы переживали то, что рабби Абрахам Иегошуа Хешель называл смыслом за пределами тайны».

Каждый из ответов, полученных Дюраном и редакцией журнала, был вполне конкретным, поскольку рассказывал о личных ценностях, впечатлениях и индивидуальности. И все же некоторые темы всплывали в ответах снова и снова, объединяя их между собой. Когда люди объясняют, что наполняет их жизнь смыслом, они описывают чувство единения с себе подобными в позитивном ключе. Они рассказывают, как нашли нечто, достойное затраченного времени и усилий. Они отмечают создание историй, которые помогают понять самих себя и окружающий мир. Они упоминают о мистическом опыте утраты своего «Я».

Проводя научные изыскания в ходе работы над этой книгой, я замечала, что эти темы снова и снова всплывают и в моих разговорах с людьми, чья жизнь полна смысла, и с теми, кто все еще продолжает его поиски. Эти же понятия мы встречаем и в тех определениях смысла жизни, которые предлагались как Аристотелем, так и психологами, которых я упоминала в предисловии. Все они, каждый по-своему, утверждали, что жизнь наполняется смыслом при условии, что у нас складываются добрые отношения с окружающими, что у нас есть жизненная миссия, направленная на помощь другим и улучшение мира, если мы живем не только ради себя, но еще и ради чего-то большего, и если наши впечатления и истории имеют определенную значимость. Эти же повторяющиеся темы я обнаружила, изучая все изобилие социологических исследований, призванных выяснить, в чем смысл жизни и как обрести его. Они же проступают в философских трудах, литературе, религии и массовой культуре – в буддийских учениях, американском транцендентализме, романах, кино.

Четыре опорных принципа, на которых держится смысл жизни: сопричастность, цель, рассказывание историй и трансцендентность.

Например, для кинорежиссера Карла Леммле и для пациентки Джоан Борисенко смысл жизни открылся в любви к ближнему и сострадании. Для Ганди, как и для маленького Джейсона, смысл жизни был в том, чтобы творить добро и улучшать жизнь окружающих. Писательница Мадлен Л’Энгле обрела смысл жизни, воспринимая ее как историю. Рабби Кельман и Миддлтон нашли смысл жизни, растворившись в духовной реальности, в тайне самого материального мира.

Четыре опорных принципа – сопричастность, цель, рассказывание историй и трансцендентность – служат фундаментом для религиозных и духовных учений и являются причиной, по которой эти традиции являются источником смысла жизни для людей. Они помогают личности влиться в некую общность, даруют людям цель, ради которой стоит трудиться дальше. Например, целью может быть попасть рай, стать ближе к Богу или помогать другим. Эти четыре принципа дают людям объяснение тому, почему мир устроен так, а не иначе, и почему люди такие, а не другие. Наконец, эти четыре принципа открывают людям возможность подняться над бытием через ритуалы и церемонии. Каждый из четырех принципов присутствовал в жизни суфиев, среди которых я выросла, и именно поэтому их жизнь была исполнена смысла.

Эти принципы прекрасны тем, что доступны каждому. Верующие и неверующие в равной степени способны внедрить их в свою жизнь. Все четыре служат источником смысла, который пронизывает любые аспекты нашего существования. Можно обрести сопричастность в работе и в кругу семьи, испытать возвышенные чувства на прогулке в парке или на выставке в музее. Можно избрать карьеру, которая позволит нам помогать другим, или записать свою историю жизни, чтобы понять, как ты стал именно таким. Можно переезжать из города в город, менять работу, утрачивать связь с друзьями, но при этом продолжать наполнять свою жизнь смыслом, реализуя четыре принципа среди новых людей и в новых обстоятельствах. И если мы помним об этих четырех принципах, то будем обретать смысл жизни даже в самых неожиданных местах – в общественном транспорте, в тюрьме, на вершине горы или на крошечном острове посреди морской бухты.

Глава 2

Сопричастность

В штате Вирджиния есть остров Танжер, и там, куда ни поверни, повсюду будут могилы: и перед маленькими домиками, какими застроен остров, и на задних дворах. Местные жители хоронят там своих усопших. Кладбища есть возле пляжа, рядом с церковью, в тени голубой водонапорной башни. Могилы расползаются по узким дорогам, надгробия теснятся друг к другу. А ведь есть еще старое кладбище, которое ушло под воду почти на двадцать метров. В сильные шторма к берегу прибивает скелеты и остатки гробов.

В современном городском и сельском обществе кладбища маргинализованы, то есть вынесены за пределы повседневной жизни. На Танжере они в силу вынужденной необходимости стали частью обыденного существования. Кладбища служат постоянным напоминанием о прошлом. Население островка составляет примерно пять сотен человек, и они уверены, что именно так все и должно быть. Обитатели Танжера говорят, что их община состоит не только из живых, но и из мертвых. Многие нынешние жители острова способны проследить свою родословную до первопоселенцев, прибывших на Танжер в XVIII веке. Некоторые из них до сих пор носят фамилии этих первопоселенцев: Крокет, Прюитт, Парк, Томас.

Танжер расположен посреди бухты Чесапик, в часе путешествия на пароме от побережья штатов Вирджиния и Мэриленд. Площадь острова составляет всего 19 квадратных километров, и он поднимается над уровнем моря не выше песчаной отмели. Его бухту окружает настоящий лабиринт доков, где местные рыбаки держат свои суда. Тут же, на пристани, снуют лихие сорванцы с ловушками для ловли крабов, или «горшками», как их называют местные. Танжер – мировая столица добычи бурых крабов, но в то же время одна из последних общин такого рода.

Духовным, физическим и общественным центром Танжера является методистская церковь Суэйн Мемориал. Утром по воскресеньям вокруг ее беленого дощатого здания выстраиваются ряды электрических тележек для гольфа – на острове это самое распространенное средство передвижения. Паства, которая с годами становится малочисленнее, но все еще бодра, заполняет половину скамей. Я побывала на службе в надежде понаблюдать за общиной в действии, и в то воскресное утро проповедь началась с поминовения недавно ушедших. Священник говорил о «первом дне рождения на небесах» одного из прихожан, а затем предложил пастве вспомнить своих усопших. При этом все присутствующие называли и друг друга, и своих покойников по именам, а не по фамилиям.

Служба была камерной, домашней и больше напоминала семейную встречу, нежели религиозное собрание. Будучи чужой на острове, я чувствовала себя не в своей тарелке и стеснялась. Под конец службы я попыталась незаметно ускользнуть из церкви, не привлекая к себе внимания. Но не успела, потому что ко мне подошли сразу человек шесть и выстроилось в шеренгу. Все они протягивали руку, желая поздороваться. «Вы, наверно, остановились в гостинице „Морской вид“, – сказала одна женщина. – Мы так рады, что вы к нам сюда приехали». Приезжие не остаются на острове незамеченными, и принимают их очень радушно.

«Мы тут все как одна большая сплоченная семья, – сказала мне Пегги Гордии, которая прожила на Танжере всю жизнь. – Когда у кого-то горе, мы горюем вместе с ним. Когда у кого-то праздник, празднуем тоже вместе. Если собирают деньги, вкладываются все. Если собирают приданое невесте перед свадьбой[2], принося ей подарки, то участвуют все. Пусть даже человек даст всего двадцать долларов, но он вносит свою лепту». Для жителей острова кажется диким, что на материке люди могут годами жить рядом и не знать имена соседей. «У нас на острове всего 480 человек, – рассказала Гордии, – и мы все друг друга знаем».

Все прихожане изъясняются на мелодичном англо-ирландском наречии, нетипичном для США и свойственном только населению Танжера. Хотя с годами гостям острова удалось определить, что этот говор – остатки наследия елизаветинской Англии, все же практическое объяснение проще: физически изолированные от остального мира, жители острова сохранили свой самобытный язык и культуру, которые унаследовали от первопоселенцев, и при этом не впитали никаких внешних веяний.

Однако, как бы ни был изолирован остров Танжер, прибой культурных и экономических влияний в последние годы добрался и до его берегов. Расстояние от острова до материка преодолеть теперь куда легче, чем в былые времена, во многом благодаря беспроводному Интернету и спутниковому телевидению. Влияние СМИ не только расширяет кругозор островитян, но и знакомит их с другими вариантами хорошей жизни. Младшее поколение видит сверстников, которые ездят на автомобилях и посещают торговые центры, а молодежь, хоть и любит родной остров, часто решает, что хочет жить по-новому, и уезжает. К худу ли, к добру, но Танжер вступает в современную эпоху.

Экономическая ситуация также складывается не в пользу острова. Основная статья дохода Танжера – рыболовство и добыча бурых крабов. Однако штат Вирджиния, контролирующий выдачу рыболовецких лицензий, установил определенные ограничения, чтобы сохранить уменьшающиеся популяции рыбы и крабов, – и тем самым практически лишил начинающих рыбаков возможности вступить в бизнес. Мэр Танжера, Джеймс Укер Эскридж, поведал мне: «Молодежь не в состоянии получить лицензию на ловлю рыбы или добычу крабов, если только кто-то из старших не уходит на покой: количество лицензий жестко ограничено, а браконьерство, естественно, исключается».

Поэтому молодые разъезжаются с острова. Юноши оканчивают школу и, как правило, находят работу на буксирных судах в прибрежных городах вроде Балтимора, а девушки главным образом поступают в колледж. На Танжер возвращаются лишь немногие. Раньше уроженцы Танжера проживали на родине всю жизнь. Но с каждым годом остров все дальше уходит от традиционного уклада жизни. Пятьдесят лет назад на острове было около девятисот жителей, а в единственной школе учились около ста детей. Теперь население острова насчитывает менее пятисот человек, а школу посещают всего шестьдесят учеников.

Танжер называют «исчезающим островом» – вследствие эрозии, которая за последние годы размыла более семи метров суши. Но остров исчезает и в ином смысле. Община Танжера – его народ и уклад жизни – постепенно пропадает. Эдвард Прюитт – один из коренных обитателей Танжера, который покинул остров. Но в 2013 году он приехал на День Памяти. На Танжере этому празднику придают огромное значение: все жители острова собираются и отдают дань памяти тем землякам, которые служили родине и погибли за нее. В то утро американские флаги развевались в узких улочках. Кто-то раздавал всем прохожим домашний лимонад в бумажных стаканчиках. В толпе мелькали детишки, одетые в цвета национального флага – синий, белый и красный, а толпа собралась перед церковью. Прюитт, армейский старшина флота, который недавно вернулся со Среднего Востока, стоял на крыльце церкви в белом мундире и офицерской фуражке, смотрел на лица нескольких сотен соседей и друзей. Казалось, все островитяне ловили каждое слово его речи.

Эдвард Прюитт говорил о том, как важна община и сплоченность. Когда он собирался уехать в колледж, то школьный библиотекарь – ныне уже директор школы – дала ему наставление. Она сказала: «Не бойся говорить окружающим, что ты с острова, не бойся сообщать, что ты с Танжера. По твоему акценту они все равно поймут, что ты родом из необычного места, а когда тебя спросят, что это за место, гордо скажи, что остров Танжер – совершенно необыкновенный».

Эдвард процитировал ее слова: «Не стесняйся своего происхождения, потому что твоя родина уникальна, и она достойна того, чтобы о ней рассказать».

Прюитт не сразу проникся мудрыми словами наставницы. Он уехал с Танжера в 1998 году поступать в Университет Кристофера – государственный гуманитарный университет, расположенный в городе Ньюпорт-Ньюс, штат Вирджиния. Это в трех часах пути от острова. То был первый отъезд Прюитта с родного острова – и перемена далась ему нелегко. Город Ньюпорт-Ньюс по сравнению с Танжером показался юноше огромным, к тому же Эдвард не привык к такому широкому спектру возможностей и такой свободе. «У нас на Танжере выбирать особенно не из чего. Магазин всего один. А в других городах их миллионы», – вспоминал он.

Но труднее всего ему было научиться заводить друзей. В детстве и юности Эдвард знал всех детей на острове, они ему были все равно что братья и сестры. В школе он чувствовал себя как дома – там была уютная и располагающая обстановка. Одноклассников у него было всего лишь семеро, а поскольку все танжерские дети учатся в одном школьном здании, то в выпускном классе Эдвард обучался у тех же учителей, что и в первом. «Это было все равно что вырасти в многодетной семье с множеством родителей», – говорил он.

Такое тесное окружение обладало массой достоинств, но и одним недостатком: у Эдварда совершенно не было опыта завязывания новых знакомств. «Я ужасно стеснялся, – вспоминал он, – и особенно стеснялся своего необычного акцента, потому что большинство окружающих начинали меня поддразнивать». Благодаря соседу по комнате в общежитии – тоже уроженцу Танжера, но на год старше, – первокурсник Эдвард завел несколько новых знакомых, но подружиться ни с кем из них не сумел. Поэтому время от времени на него нападала «студенческая хандра» – он чувствовал себя одиноко, скучал по дому, семье и по острову Танжер в целом.

На Танжере, объяснял Эдвард, всегда легко найти, с кем пообщаться. По вечерам островная молодежь обычно собирается в местной мороженице или в кафе, которое славится блюдами из даров моря. Ничем особенным они не занимаются: немного перекусывают, болтают, затем гуляют по острову. Однако в колледже Эдвард не нашел ни подобной компании, в которой ощущал бы себя своим, ни таких заведений. «Даже не осознаешь, насколько важно это ежедневное общение, пока его не лишишься, – говорил он. – А потом скучаешь по этим будничным разговорам – по мелочам, которые, казалось бы, не представляют собой ничего важного. И по будничным беседам в школе я тоже скучал. В колледже ничего подобного не было, и я не знал, как и чем заполнить образовавшуюся пустоту».

В колледже Эдвард так и не научился заводить друзей, но после выпуска поступил во флот, и здесь ситуация изменилась. «В армии быстро со всеми знакомишься, – рассказывал Эдвард. – Вас все время перебрасывают с места на место, раз в год или два, не реже, поэтому приходится все время знакомиться с новыми людьми». Взрослея и набираясь уверенности в себе, Эдвард больше не страдал от застенчивости, как раньше, когда только выехал с острова.

«Многие из покинувших Танжер, – рассказывал Эдвард, – стараются избавиться от своего акцента и не привлекать к себе внимания. Но после колледжа я понял, что неповторимое танжерское наречие, наоборот, служит удобным предлогом для начала разговора и помогает растопить лед в общении с незнакомцами. Люди слышат твой акцент и спрашивают, откуда ты родом. Кто-то принимает танжерское англо-ирландское наречие за австралийское или британское. И тогда я объясняю, что происхожу родом с уникального острова Танжер, рассказываю о родном доме – так и завязывается наш разговор».

Ближе всего Эдвард до сих пор дружит с уроженцами Танжера, но ему удалось найти компанию и за пределами тесной островной общины. Во флоте он служит уже больше десяти лет, и там у него появилось много друзей. «Флотское товарищество – совершенно уникальные дружеские узы, – рассказывал Эдвард. – Каждый понимает, как много товарищ оставил на берегу, понимает, как трудно было уехать из родных мест, но все знают, что они вместе, плечом к плечу, и их объединяет общая миссия». Когда Эдвард встречается с бывшими сослуживцами из предыдущей дислокации, то, даже если на судне между ними не было особой дружбы, он все-таки ощущает товарищество, потому что у них есть общее прошлое.