Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел

Шли тихо, укрываясь за уцелевшими домами и заборами. Но их заметили с дерева, и тишину разорвал пронзительный свист.

Мервин бешено выхватил пистолет и выстрелил на звук. Смутно различимое в кроне пятно тяжело покачнулось и стало опускаться, падать.

– Досвистелся! – заржал кто-то за спиной Мервина, всаживая для верности ещё две пули в повисшего на ветвях подростка.

– Вперёд! – заорал Мервин. – Пошёл вперёд! Дави черномазых!

– Мартин, сзади лезут! – заорал кто-то неузнаваемый.

– Эркин, – Мартин схватил Эркина за плечо. – Бери десяток и туда. Там раненые рядом.

Эркин ткнул его кулаком в грудь и, свистнув, побежал за посланцем. Последовал ли кто за ним, он не посмотрел. Мартина слышали все. Каждый сам за себя решает. Но сзади чьё-то дыхание и топот. Так что он не один.

– В бок бьём! – крикнул он на бегу топавшим рядом.

Ударить свору, отвлечь на себя и увести сволочей от домов с ранеными. Его поняли. У всех уже не первый бой, а последний… ну так… один конец. Всё-таки в бою…

Эйб Сторнхилл сидел рядом с хрипящим полуседым негром, когда где-то совсем рядом захлопали выстрелы.

– Спрячьтесь, святой отец, – сказал кто-то из раненых.

– А то с нами и вас, – поддержали его остальные.

– Нет, дети мои, я не могу сделать это, – просто ответил Эйб. – А сейчас помолимся все вместе, ибо душа одного из нас уже восходит к Отцу нашему.

Он громко молился и слышал, как многие вторят ему.

Алиса сидела на кровати со своим баульчиком, когда в спальню вбежала Маша.

– А что это хлопает? – спросила Алиса, собирая разложенные лоскутки.

– Это стреляют, – спокойно объяснила Маша. – Ну-ка, одевайся быстренько.

– Мы к Эрику пойдём? – уточнила Алиса, закрывая баульчик.

– Там видно будет, – Маша помогла ей застегнуть ботики и пальто, обвязала шалью. – А теперь главное – молчи. Что бы ни увидела, молчи.

Алиса кивнула, прижимая к себе баульчик.

Стрельба у Цветного далеко разносилась. И въезжающие в город машины оцепления разворачивались на шум боя.

Они отвернули свору от домов с ранеными, но увести за собой не смогли. И пошли в рукопашную. Их десять, но и своры не так уж много. И… Эркин увидел того, белоглазого, с которого всё началось, и теперь пробивался к нему, уже не думая ни о чём.

– Два очага!

– Слышу! Капитонов, пошёл туда. Всех разоружить и сюда.

– Есть!

Первым заметил вырвавшийся из проулка бронетранспортёр Мартин и его отчаянный крик: «Ложись!» – перекрыл шум схватки, бросив на землю всех без разбора. А прошедшая над головами лежащих очередь довершила объяснение. Во внезапно наступившей тишине зазвучал механически ровный голос.

– Не двигаться! Руки на голову!

И как эхом откликнулось на другом конце квартала.

Наступившая тишина застала Женю, миссис Стоун и Рози на полпути к Цветному. Они остановились, и миссис Стоун, поглядев на побледневшую Женю, сказала:

– Они всё-таки успели, – и в ответ на их вопросительные взгляды улыбнулась: – Теперь можно не спешить. Русские в Цветном. Я думаю, нам лучше вернуться, сейчас нас туда не пустят.

Женя упрямо покачала головой. Миссис Стоун пожала плечами и твёрдо взяла её под руку.

Они пошли дальше.

Чьи-то руки, ухватив за плечи, потянули назад и вверх и оторвали Эркина от уже хрипевшего беляка. Он дёрнулся, стряхивая их с себя, но держали крепко.

– Озверел парень, – сказал кто-то рядом.

– Озвереешь от такого, – ответил сочувственно другой голос.

И тут до Эркина дошло, что говорят по-русски. Он рывком вывернулся из державших его рук, обернулся и оказался лицом к лицу с русским солдатом.

– Спокойно, парень, спокойно, – сказал солдат по-английски. – Руки вверх.

Эркин медленно поднял руки.

Его обыскали. Складной нож в кармане и второй, что носил за голенищем, оба полетели в общую кучу. Нет, куч две. В одной ножи, палки, топор, в другой – пистолеты, тоже ножи…

– Туда, иди туда.

Его подтолкнули к группе цветных. Вот оно что. Все с руками на затылках, всех обыскивают, кидая оружие в кучу. Нашёл взглядом недобитка. Хрипит и дёргается. Ладно, не здесь, так… если поп не врал про тот свет после смерти, то там встретимся.

Эркин встал к остальным цветным. Стояли молча, не рискуя перешёптываться. Стояли долго, затекали руки, но все привычно терпели.

– Капитонов! Если закончил, давай этих к остальным, раненых подберут.

Эркин невольно напрягся. С той минуты, как его поставили к остальным, он, не отрываясь, смотрел на свой нож. Не складной, а второй. Нож сделал ему Андрей. В Бифпите отобрал на Балу у какого чмыря, заново наточил и сделал новую рукоятку. И научил, как носить в сапоге, быстро доставать и мгновенно прятать обратно. И… и это всё, что осталось от Андрея, что останется ему до конца, до его конца… «Давай к остальным», – сказали. В Овраг? Всё равно. Ну… И когда им скомандовали: «По трое становись!» – возникла мгновенная сутолока, он, уже не помня себя, одним прыжком кинулся к оружию, схватил свой нож, ударом о колено переломил, швырнул клинок в общую кучу и, зажимая в кулаке рукоятку, метнулся обратно. Но его перехватили.

– Смотри, какой прыткий, – офицер покатал по ладони собранную из разноцветных полупрозрачных кусочков рукоятку, поднял на Эркина зеленовато-серые спокойно насмешливые глаза. – Нашёл из-за чего головой рисковать. – И по-английски: – Сам делал?

– Нет, сэр, – Эркин говорил тихо, глядя не в лицо офицера, а на лежащую на его ладони рукоятку. – Брат.

Офицер кивнул. Двое солдат, державших Эркина за заведённые за спину руки, ослабили хватку, но не отпустили.

– А… брат твой где? – так же медленно спросил офицер.

– Его убили, сэр. Эти… – у Эркина вдруг перехватило дыхание. Он не ждал, что эти слова достанутся ему с таким трудом и, не договорив, мотнул головой, указывая на стоящую невдалеке свору.

Офицер шагнул к нему, вложил рукоятку в нагрудный карман его рубашки и застегнул пуговичку.

– В строй. Руки за голову. И больше не дёргайся.

– Да, сэр, – выдохнул Эркин, вставая к остальным.

– Сержант, ведите, – распорядился по-русски офицер.

– Есть! – ответили по-русски.

И зазвучали уже по-английски привычные и хорошо знакомые бывшим рабам команды пешего перехода.

В двух кварталах от Цветного их остановил патруль.

– Туда нельзя. Назад. Идите назад.

– У меня там муж, дочь, – стала объяснять Женя сразу на двух языках.

Но солдат, словно глухой, монотонно повторял по-английски одно и то же:

– Надо вернуться, Джен, – тихо сказала миссис Стоун.

Женя глубоко вздохнула.

– Поймите, – заговорила она по-русски. – Я ничего не знаю о них. К кому обратиться?

Солдат посмотрел на неё уже с живым интересом, но отвечал по-прежнему по-английски.

– Всё к коменданту.

– Где он? Где его найти?

– В центре.

– Где в центре?

– В центре, – повторил солдат. – Назад. Нет прохода. Всё к коменданту.

Миссис Стоун за локоть мягко, но сильно оттащила Женю.

– Лучше пока вернуться к вам, Джен.

– Нет, – покачала головой Женя. – Пойдём в обход.

– Хорошо, – помедлив, согласилась миссис Стоун.

Рози молча взяла Женю под руку, и они опять пошли.

Русские патрули будто не замечали их, а прохожих не было. Джексонвилл ещё не опомнился от ужаса Хэллоуина.

Их больше не обыскивали, а когда обе группы соединились, разрешили опустить руки и сесть. Эркину удалось пробраться к Мартину, которому кто-то дал рабскую шапку, чтобы его светлые волосы не так кидались в глаза.

– К раненым они не прорвались.

Мартин молча кивнул.

– Меченый, не говорили, куда нас? – шепнул кто-то.

– Не слышал, – ответил Эркин. – А вам?

– Молчать! – прикрикнул часовой.

Но относилось это не к ним, сразу сообразил Эркин: подслушать камерный шёпот солдат не мог, а к уцелевшей своре, так же сидящей на земле в двух десятках шагов от них.

– Мартин, – зашептал по-камерному Эркин, – ты тихо говорить не умеешь, молчи. Я сейчас на край переберусь, послушаю, – и ответ на вопросительные взгляды Мартина и сидевших рядом Арча и Одноухого улыбнулся: – Я понимаю немного.

Они кивнули, и Эркин, не вставая с земли, поменялся местами с Грошиком, потом ещё с одним из ватаги Арча, и ещё… пока не оказался на краю. Мартин смотрел на его бессмысленно-тупое лицо… Неужели это маска? А у остальных? Он не додумал, потому что от Эркина шёпотом от одного к другому прилетело: «Увезут на фильтрацию». И зашелестело, заметалось:

– Фильтрация – это чего?

– А хрен их знает…

– Меченый говорит, навроде сортировки.

– Ни хрена себе!

– Да откуда ему знать?

– Врёт, думаешь?

– Да на хрена ему врать?

– Говорит, стоящий мужик объяснял.

– Мартина спроси.

– Мартин, ты не говори, услышат, головой только…

– Врёт Меченый?

Мартин молча мотнул головой, словно муху отгонял. И полетело всем понятное – сортировка.

Из-за завала робко выбирались женщины, мальчишки уже давно расположились по гребню и склону завала. Походить к сидящим на земле мужчинам не решались. Женщины, многие с детьми на руках, переходили с места на место, выглядывая своих. Мужей, братьев, любимых… Сыновья: подростки и мальцы совсем – их русские сразу отпустили, отобрав только у кого что было из оружия – сидели на завале. Найдя, выглядев своего, старались как-то незаметно привлечь внимание и, встретившись глазами, уже оставались так стоять. На свору никто не смотрел. Добить же не дозволят, так и нечего душу травить.

Было уже совсем светло. Забегали, засуетились русские, и Эркин передал:

– Грузовики пришли. Сейчас повезут.

И вдруг из-за завала выбежали Маша и Даша. В своих курточках, косички торчком из-под беретиков. Они тащили большую корзину, наполненную нарезанным хлебом. Поставили корзину на землю, подбежали к часовому и затараторили так быстро и напористо, что Эркин, оторопело моргая, не мог перевести и даже не соображал, чего они прыгают вокруг часового. Подошёл офицер, и Даша с Машей переключились на него. Они выхватывали из корзины ломти хлеба, вертели ими перед его лицом и бросали обратно. Наконец офицер рассмеялся и кивнул.

– Пускай их.

– Да уж чего там, – отозвался часовой, – когда ещё бедолаг накормят.

Даша и Маша подтащили корзину к сидящим на земле и стали раздавать им хлеб. Толстые ломти, склеенные попарно тонким слоем жира.

– Не вставайте! Мы подойдём! Вставать нельзя! Всем хватит! – звонко выкрикивала Маша.

Ловко протискиваясь между сидящими, они раздавали хлеб, успевая шептать:

– Твои целы… Жена выжила… Раненые в безопасности… Держитесь…

Протягивая хлеб Эркину, Даша шепнула:

– Ешь осторожно. Там для тебя.

И тут же отошла.

Эркин осторожно разлепил ломти. Между ними лежало завёрнутое в целлофан его русское удостоверение.

– Прикрой.

Сидевший рядом Кот слегка сдвинулся. За его спиной Эркин быстро развернул и засунул удостоверение под куртку в нагрудный карман рубашки, обёртку скомкал и бросил на землю.

– Облизал бы, – хмыкнул Кот.

– Обойдусь, – невнятно ответил Эркин, засовывая хлеб в рот.

Даша и Маша, раздав хлеб, подхватили пустую корзину, улыбнувшись и ещё раз поблагодарив офицера и часового, направились к завалу. И тут…

– Эй! А нам? – крикнул кто-то из своры.

– А вам… – Маша выстрелила такой фразой, что цветные дружно и злорадно заржали.

Некоторые даже подавились и закашлялись, соседи били их по спинам.

– Шлюхи! Подстилки черномазые! – заорала свора.

Эркин торопливо дожевал и подобрался перед прыжком. Зашевелилась свора – так сейчас и добьём.

– Бегите, девки, – отсмеялся часовой, – я их сам успокою.

И повёл автоматом. Свора послушно осела и замолчала. Затихли и цветные, но злорадные ухмылки на их лицах, смешки и перешёптывания стали более откровенными.

Урча моторами, въехали два больших крытых грузовика. Подошли ещё русские, разговаривая между собой. Эркин не успел перевести, но все и так поняли. Загрузка. Да, откинули задние борта, встали двумя коридорами солдаты.

– Встать. По одному марш.

Эркин встал со всеми и протиснулся к Мартину. Его работа переводчика закончилась. Мартин устало улыбнулся ему и кивнул. Рядом в другой грузовик так же грузили свору. Ладно, не на этом, так на том свете встретимся и сквитаемся.

С другого конца в Цветной въехала санитарная машина забрать раненых. Маша и Даша помогли их загрузить, попрощались с ними, успокоили, что в русский госпиталь везут, не в местную больницу, русские врачи хорошие, как доктор Айзек, земля ему пухом, всё хорошо будет, до встречи, до встречи, до встречи…

Маша и Даша помахали вслед машине, переглянулись и стали прощаться с женщинами, помогавшими им и принимавшими их помощь. Ещё ночью, вернее вчера всё было решено, а показывая русским раненых, объясняя и рассказывая, девочки выяснили заодно и всё для себя. Они зашли в дом и через минуту вернулись. Даша вела за руку Алису, одетую и закутанную в шаль, а Маша несла чемоданчик доктора Айзека.

– До встречи.

– Всем до встречи.

– До встречи, – вежливо повторила за ними Алиса, крепко сжимая ручку своего баульчика.

И они ушли. На выходе из Цветного их догнал русский солдат. Офицер сдержал слово дать им провожатого. Теперь домой, собрать вещи и сразу к коменданту. А уже он отправит их в беженский лагерь, и там они спокойно дождутся визы и уедут.

Немолодой солдат расспрашивал их, как они тут жили, не забывая зорко оглядывать улицу. Алиса семенила рядом, крепко держась за Дашину руку. Они миновали пожарища в ближних к Цветному кварталах. Трупы уже убраны, но улицы пустынны. Редкие прохожие, видя их спутника, сворачивали в проулки. Расспрашивая провожатого, в какую область им лучше уехать, Даша и Маша ни на что не обращали внимания. Вдруг Алиса замедлила шаг и тут же, выдернув ладошку из руки Даши, устремилась вперёд.

– Мама!

И они все увидели бегущую к ним женщину в сером плаще и ещё двух, растерянно бегущих за ней.

У Жени не было сил кричать. Она молча упала на колени и обхватила, прижала к себе Алису.

– Слава Богу, – еле слышно сказала миссис Стоун.

Рози кивнула.

Графство ДурбанСпрингфилдЦентральный военный госпиталь

Пошатываясь, Крис вышел на крыльцо и сел на ступеньки, устало закрыл глаза. И снова белые, чёрные, смуглые тела, зияющие красные раны, потёки крови, стоны, крики, команды…

…Молочно-белый парень с развороченным животом шепчет синими губами:

– Ведь я не умру, нет, я не хочу…

…Седой негр с торчащими из голеней ярко-белыми обломками костей…

…Беременная женщина умирает на столе, и похожая на куклу доктор Барби – её длинное сложное имя Варвара Виссарионовна никто из парней не может выговорить – прижимаясь ухом к огромному трепещущему животу, командует неожиданно резким и сильным голосом:

– Ребёнок жив. На кесарево!..

…Сумасшедший бег рядом с каталкой с капельницей в руке. Успеть, лишь бы успеть и не тряхнуть…

…Бешеный крик Андрея:

– Я эту сволочь перевязывать не буду!

И не менее бешеный рык доктора Юры:

– Вон отсюда, п-подонок!..

…И они все стоят в крохотной дежурке, и перед ними доктор Юра в забрызганном кровью халате с болтающейся на груди повязкой. Смотрит на них жёстко, как никогда не смотрел, и говорит, как стреляет:

– Или вы медики, и для вас нет ни расы, ни… ничего, слышите, ни-че-го, кроме страдающего человека, и вы обязаны ему помочь и будете помогать, или уходите. Идите охранять ограду, убирать двор, просто спать… к чертям свинячьим. Решайте сейчас и сразу.

И он слышит свой собственный голос как со стороны.

– Я остаюсь.

И голоса остальных:

– И я… И я… И я…

– Тогда пошли, – кивает доктор Юра, и они следом за ним вываливаются из комнаты…

…И опять нескончаемый поток стонущих, хрипящих, кричащих людей…

…Мужчина в чёрной изорванной форме кричит:

– Нет, уберите их, – отталкивает руки Клайда и Сола. – Они убьют меня!

– Стану ещё мараться, – ворчит Клайд, разрезая рукав мундира. – Локоть вывернут, а крику…

…Седая маленькая женщина в плоской шляпке с цветочками не хочет отойти от носилок с неподвижным мужчиной.

– Нет, нет, я не уйду, дайте мне умереть рядом с ним.

Он, невежливо отталкивая её, быстро разрезает на мужчине одежду, отбрасывая окровавленные лоскуты. Всё в крови, кровь струёй, не толчками.

– Венозное.

– Жгут, – командует доктор Юра. – Убери кровь, я же не вижу ни черта!

Он торопливо стирает кровь тампоном с перекисью.

– Крис, выведи её и валерьянки влей, не до инфарктов сейчас.

Он охватывает хрупкое тело и не выводит, а выносит её в соседнюю комнату, кто-то даёт ему в руку мензурку с тёмно-коричневой жидкостью.

– Мой сын, он…

– Пейте, – он усаживает её на жёсткий диван, суёт мензурку, – это лекарство.

– Спасите его…

Она вдруг гладит и целует его руку, придерживающую мензурку, он растерянно не понимает, что она делает, выдёргивает руку и убегает к доктору Юре…

…Тётя Паша ловко орудует тряпкой между их ногами и носилками. И когда он переступает, чтобы не мешать ей, его пригвождает к полу крик доктора Юры:

– Не отвлекайся!

И русское ворчание Тёти Паши, которое он неожиданно понимает:

– Ты стой, стой, у тебя своё дело, о нём думай…

…Страшно изувеченный молодой негр рыдает, захлёбываясь кровью и слезами.

– Тихо-тихо, парень, – он накладывает лёгкую повязку, закрывая изрезанный низ живота. – Сейчас полегчает.

– Что делают, сволочи, а? – горестно качает головой на соседних носилках трёхкровка с охватывающей грудь самодельной повязкой.

– Ладно, – обрывает он, – не трави душу, – и подходит к нему. – Пулевое?

– Ну-ка, – доктор Роман ловко отстраняет его и осматривает входное отверстие. – Молодец, хорошо держишься.

Сказано это раненому или ему – непонятно, но он улыбается, и раненый отвечает ему улыбкой…

…Белобрысый парень в новенькой чёрной форме, правая нога неестественно вывернута в бедре. Перелом, вывих? Он взрезает брюки и трусы, обнажая бедро и живот, и неожиданный крик, от силы и – главное – беспричинности которого он теряется.

– Ты чего? Разве больно?

И жаркий умоляющий шёпот:

– Нам сказали… вы кастрируете белых… лучше убей сразу…

– Дурак, – доктор Юра, не возмущаясь, а называя как диагноз, ощупывает выпирающую тазовую кость. – Переломы. На рентген…

…Крис сидел, уткнувшись лицом в колени, спал – не спал… Его тронули за плечо. Он с трудом поднял голову, заморгал. Люся? Чего ей?

– Я кофе принесла, Чёрного. Выпей.

Он послушно взял кружку, отхлебнул, не разбирая вкуса, не замечая, что она говорит по-русски, а он понимает её.

– И вот, поешь, – она почти насильно всовывает ему в другую руку… дощечку?

А! Это же шоколад. Он ест, пьёт, и вроде красный туман перед глазами редеет.

– Спасибо.

– На здоровье.

Крис допил кофе и бездумно отдал кружку Люсе.

– Раненых много?

Крис пожал плечами.

– Я не считал. Наверное, много.

За его спиной стукнула дверь. Преодолевая вяжущую боль во всём теле, Крис обернулся и медленно, оттолкнувшись рукой от холодного камня, встал.

– Устал? – Аристов курил, оглядывая его покрасневшими глазами.

Крис кивнул и, тяжело ворочая языком, спросил по-русски:

– Сейчас… затишье?

– Да. Через четыре часа новая партия из Джексонвилла. Много тяжёлых.

– Юрий Анатольевич, – вмешалась Люся, – вам же надо поесть. И я кофе сварила.

Он улыбнулся.

– Спасибо. Кофе – это хорошо. А Крису дала?

– Да, я кружку выпил, – Крис улыбнулся. – С шоколадом.

– Совсем хорошо, – рассмеялся Аристов.

На их голоса из дверей стали выходить остальные, разговор стал общим и на английском.

– Доктор Юра, это не конец?

– Нет. Через четыре часа новый поток. Идите отдыхать.

– Вторая смена?!

– Ошалел совсем? Какие тут тебе смены?!

– Парни, в душ пошли.

– И потянемся, болит всё.

– Помнёмся ещё…

– Доктор Юра, – набрался смелости Эд. – Давайте с нами.

– Да, – подхватил Крис. – Мы бодрящий массаж знаем.

Остальные радостно заговорили одновременно, не слушая и перебивая друг друга.

– Ага…

– Точно…

– После него хоть две смены сразу…

– Ты заткнёшься со своими сменами?

– Давайте, доктор Юра.

– От душа до зала в простыне…

– На фиг зал, забыл, как прямо в душе?

– Точно, там же скамьи…

– Спасибо, парни, – вклинился в их гомон Аристов. – А остальным врачам?

– А что? – сразу ответил Крис. – Нас вон сколько.

– Точно, – кивнул Сол. – Всем сделаем.

– Хорошо, – кивнул Аристов. – Пойду, скажу остальным.

– Доктор Юра, – Андрей счёл момент подходящим. Он уже давно крутился вокруг них, выжидая случая. Вроде, доктор Юра успокоился, улыбается… – Простите меня. Я его узнал просто. Это он меня зимой мордовал.

– Это ты следователям расскажешь.

– Ага, – кивнул Андрей. – Всё расскажу, доктор Юра. Разрешите мне работать.

Аристов, насмешливо щурясь, оглядел толпившихся вокруг парней, ожидая их решения.

– Пусть со мной в паре будет, – сказал Клайд. – Если что, я его сам пришибу.

– У него руки ловкие, – кивнул Люк, – голова только…

– Голова дерьмовая, – засмеялся Сол.

– Да и молодой он, – вступил Эд. – Чего с малолетки взять?

– Ладно, – улыбнулся Аристов. – Под вашу ответственность.

Они дружно закивали. А счастливая улыбка Андрея только добавила веселья.

– Доктор Юра, – Крис решил перейти к делу. – Мы пойдём и подождём вас в душевой.

– Идите, – кивнул Аристов. – Сейчас догоним.

Гомоня и перешучиваясь, парни побежали к жилому корпусу. Аристов повернулся и пошёл звать остальных на душ с массажем. Бодрящий массаж… что-то новое. Итак, у них четыре часа. Душ с массажем – час, итоги по сделанному и отдых. Всё успеваем.

Аристов открыл дверь ординаторской.

– Коллеги, нас приглашают на душ с бодрящим массажем.

Спавший сидя за столом, Роман Климов вскинул голову.

– Кого привезли?

– Пока никого, – засмеялся Аристов. – Вставай и пошли.

– Юрка, – простонал кто-то. – Сейчас кофе принесут.

– Кофе потом. Давайте, давайте, живо, нас уже ждут.

– Всех? – оторвалась от заполнения очередной карточки Варвара Виссарионовна и, увидев мгновенное смущение Аристова, улыбнулась: – Всё понятно, коллега, можете не краснеть. Для ваших… парней это будет слишком большим испытанием.

– Пока да, – кивнул Аристов и улыбнулся. – Думаю, пока.

– Будем ждать, – рассмеялись остальные женщины.

– Идите, ребята…

– Такое доверие надо ценить…

– Потом нам расскажете…

– Если что, мы знаем, где вы…

Забежав к себе за мочалками, мылом, полотенцами и чистым бельём, они все собрались в душевом зале. Парни вдруг оробели, засмущались, раздевались, как-то прячась друг за друга. Неловко чувствовали себя и врачи. Но в плеске воды и общей толкотне неловкость первых минут прошла. Смех, звучные шлепки по голому телу, шутливые схватки за душ, за скамью.

– Доктор Юра, ложитесь.

– Ох, как оно…

– Андрей, пусти, потом постираешь.

– Эй, куда размахался…

– А ты под руку не подворачивайся.

– Вы расслабьтесь.

– Плечо потянул.

– Размять тебе?

– Ага, спасибо.

– К-куда моё мыло лапаешь?!

– Крис, тянуться будешь? Становись тогда.

– Ага, сейчас.

– Доктор Роман, так хорошо, вы полежите немного, ополоснитесь и всё.

– Юра, ты всё?

– Почти.

– Сейчас бы пивка…

– Оно бы конечно.

– Ну, всё, я пошёл.

Душевая постепенно пустела. Парни уже не стеснялись врачей, спокойно вытираясь и промазываясь. Сидя на скамье, Аристов невольно любовался ими, точёными совершенными телами, естественной грацией любого движения. Крис обернулся, встретился с ним глазами и улыбнулся. Аристов ответил ему улыбкой.

Графство ОлбиДарроубиЦентральная тюрьма

Свет в камере не выключали всю ночь. Утро началось с того, что в двери открылось квадратное окошко, и кто-то невидимый рявкнул:

– Подъём. Приготовиться к оправке.

Джонатан посмотрел на часы – почему-то их не отобрали – и присвистнул. Шесть ровно. Обитатели камеры, вздыхали, сопели, садились на койках. Фредди легко встал и потянулся, упираясь кулаками в поясницу. Парень в лыжной куртке самозабвенно боксировал в узком проходе между кроватями. Джонатан сел и похлопал себя по карманам, по привычке отыскивая сигареты. Фредди заметил его жест и ухмыльнулся.

– Без курева хреново, – согласился, глядя на Джонатана, мужчина со шрамом через всё лицо и неожиданно ухоженными холёными руками.

– Выходи на оправку! – рявкнули в дверное окошко и дверь распахнулась.

Фредди бросил шляпу на подушку, быстро расстегнул и положил на кровать куртку. Джонатан повторил его действия, и они, уже вдвоём, пошли к выходу.