Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел

– Что вы хотите? – спросила она и улыбнулась. – У нас есть всё.

Тим ответил сдержанной улыбкой.

– Я ищу игрушки, мэм. И украшения.

– Сюда, пожалуйста.

Широкий уверенный жест провёл его вдоль прилавка с грудами белья, рубашек, пиджаков, юбок, жакетов, россыпью туфель и ботинок на край с пёстрыми коробками, пакетами и коробочками.

– Для мальчика, девочки?

Тим улыбнулся немного сердечнее.

– Да, мэм. Для обоих.

– Пожалуйста, – и новый приглашающий жест.

Зная, что если он что-то тронет, то ему придётся это купить, Тим рассматривал игрушки, засунув руки в карманы куртки. А старушка, отлично знавшая эти же неписаные, но всеми соблюдаемые правила, показывала ему прозрачные пакетики, открывала и закрывала коробки, показывала ярлыки с ценами.

– Цены старые. Сегодня вдвое дешевле.

– Да, мэм, – Тим быстро прикидывал в уме, сколько и на что он может потратить. – Вот это, мэм. И это.

Маленькая, длиной с его ладонь, куколка в платье с длинной пышной юбкой и в шляпке с цветочком на светлых волосах. И блестящая машинка, тоже с его ладонь, с открывающими дверцами и капотом. Неплохая модель линкор-люкса. Очень точная и детальная. И всё вместе почти десять кредиток.

– Теперь украшения? – понимающе улыбнулась старушка. – Колечко?

Тим кивнул. На свадьбу, вернее, на помолвку – он знает – положено дарить кольцо.

– Какой размер?

Тим смутился. Он хоть и видел руки Зины, но… а, ладно! Он медленно, чтобы не напугать ненароком, вынул левую руку и показал старушке.

– Как мой мизинец, мэм.

Она закивала.

– Конечно-конечно, – отодвинула игрушки и высыпала перед ним целый ворох пакетиков. – Или вот, возьмите комплект. Кольцо и серьги. Или с брошкой. Вот посмотримте.

Серьги? Но он не видел у Зины серёг, даже не обратил внимания на её уши. А брошка… вот эта если? В женских украшениях он чувствовал себя очень неуверенно. Комплект из серёжек и колечка ему очень понравился, и по деньгам как раз, но… но, если у Зины не проколоты уши… и всё же… это колечко очень красивое. Золотое, тоненькое, с цветком из мелких искрящихся камушков. И серьги такие же. Тоненькие крючки с цветками. И… уши можно и проколоть, а брошку в лагере куда цеплять, к куртке?

– Вот эти? – поняла его взгляд старушка. – Очень изящно. И недорого. Всё?

Тим кивнул.

– Двадцать две кредитки. Упаковать всё вместе?

Тим покачал головой и достал деньги. За его спиной звякнул колокольчик, и радостно прощебетала девушка.

– Добрый день. Что вы хотите?

И опять этот взгляд на щеке и плече. Тим положил на прилавок две десятки и ещё две кредитки, быстро рассовал по карманам покупки и повернулся к вошедшему одновременно с его словами:

– Я сам посмотрю.

Тим узнал его сразу. Джус Армонти. Вот… некстати.

– Спасибо, мэм, – машинально поблагодарил он, настороженно проверяя взглядом, насколько плотно Армонти перекрыл ему выход.

– Пожалуйста, приходите ещё.

Их взгляды встретились. Тим понял, что узнали и его. Так… так что, следили за ним? Случайные встречи всегда готовятся. Армонти подошёл к прилавку, освобождая проход, но, когда Тим проходил мимо него к двери, то услышал негромкое, но по-хозяйски властное:

– Подожди на улице.

Выйдя на улицу, Тим отошёл на несколько шагов в сторону, встал так, чтобы спина оказалась прикрытой, и закурил, внимательно, но с максимально равнодушным выражением на лице, оглядывая улицу и прохожих. Сразу уйти он не рискнул: Армонти мог быть с прикрытием, а драки со стрельбой никак не нужны. Но, похоже… похоже, говорить придётся один на один. Уже легче. Игрушки он спрятал в накладные карманы на штанинах, а коробочку с колечком и серёжками во внутренний потайной кармашек на куртке. Так что карманы с ножом и катетом свободны. Заранее доставать и показывать не стоит, а там… ну, посмотрим… послушаем… если Армонти действительно один, то ещё не так плохо.

Ждать ему не пришлось. Он и двух затяжек не сделал, как Армонти вышел из магазинчика с пустыми руками, огляделся и подошёл к Тиму, остановившись в шаге. Для тихого разговора достаточно, но и дистанция соблюдена. Оглядел Тима с настороженным вниманием.

– Не ждал увидеть тебя.

– Я тоже, сэр, – спокойно ответил Тим, бросив и растоптав сигарету.

– Ты… ты вернулся или…? На кого ты сейчас работаешь?

– Ни на кого, сэр.

Армонти медленно, испытывающее глядя на Тима, перевёл дыхание.

– Так. Хорошо. Ты давно в Атланте? Я не видел тебя раньше.

– Завтра неделя, сэр.

Армонти кивнул, улыбнулся.

– Хорошо ты залёг, если за неделю не засветился. И где такое местечко?

Тим ответил по-прежнему спокойно и вежливо, позволив себе еле заметную насмешливую нотку:

– В Сейлемских казармах, сэр.

– Что?! – Армонти так удивился, что не заметил насмешки. – Что ты несёшь?! Там же русские!

– Вы правы, сэр, – почтительно согласился Тим.

И Армонти снова, уже совсем по-другому оглядел его.

– Однако… Ловко ты устроился. Сменил хозяина, значит. В обслуге или охране? Или…? Уезжаешь?

Тим решил кончать разговор. Зла на Армонти он не держал, но, кажется, его вежливость неправильно поняли.

– Для мертвеца вы слишком любопытны, сэр.

Армонти замер с открытым ртом, как от удара под дых. Тим смотрел ему прямо в глаза, готовясь при малейшем движении вырубать уже намертво. И Армонти первым отвёл взгляд, медленно выдохнул.

– Что ж, я не видел тебя.

– Я вас тоже, сэр.

И, поймав момент, оба одновременно отвернулись друг от друга и разошлись.

Тим ещё попетлял по улицам, проверяясь. Но за ним никто не шёл, и взгляда на себе он больше не чувствовал. Потому, высмотрев маленькую фруктовую лавку, рискнул туда зайти. Обслужили его не слишком приветливо, но без обсчёта и подсовывания гнилья. Два апельсина, два больших яблока, две груши, два банана, гроздь винограда. И пакет-корзинка, куда ему всё это уложили. Тим расплатился и вышел. С таким пакетом ему уже только домой. Да и деньги кончились. Больше полусотни фрукты стоили. Ну, теперь ноги в руки, в темпе и не оглядываясь. Хотя, это только говорится так, а смотреть надо вперёд, назад, по сторонам и под ноги. Если хочешь дойти куда надо без потерь и задержек. Везёт же ему на встречи… как утопленнику. Мордатый, теперь Армонти… ещё на Старого Хозяина нарваться осталось. Как раз главный особняк здесь. Тима передёрнуло при этой мысли, и он прибавил шагу.

Идти опять через развалины Тим не рискнул. Хоть ещё и не вечер, но у него руки теперь связаны пакетом. Он шёл быстро, стараясь не раскачивать пакет. Всего по два, а гроздь такая большая, что и Зина поест. Как там со временем. Ага, к концу молока он успеет. И до ужина они посидят у себя – он невольно улыбнулся – отпразднуют. А после ужина… да, с Морозом поговорит. Всё-таки по этой части парень поопытней его. Русские ведь не такие, как остальные белые, не совсем такие. Он не хочет обижать Зину, а женщины обижаются легко и на сущие пустяки. А вдруг серьги и кольцо не понравятся? Или кольцо не подойдёт по размеру, а уши не проколоты… И она обидится, что он такой невнимательный, не заметил. Но… но ничего изменить уже нельзя. Ладно, как-нибудь…

Миновав угловой магазинчик, он оглянулся, проверяясь в последний раз. Нет, всё чисто. А вон и ворота видны. Тим переложил пакет в левую руку, и достал пропуск. И толкнул дверь проходной с чувством, что вернулся домой.

Когда он вышел на плац, из дверей столовой вываливалась детская гомонящая толпа. Общий гомон прорезал крик:

– Пап-ка-а-а-а!!!

И Тим увидел. Бегущих к нему Дима, Катю и Зину. Он сглотнул, сталкивая вниз подскочивший к горлу комок, и, улыбаясь, пошёл навстречу. Дети с разбегу ткнулись в его ноги. Зина как-то очень ловко взяла у него пакет, и он смог их обоих по очереди поднять и подкинуть в воздух. Он видел, как Мороз и некоторые другие мужчины в лагере делали так со своими детьми, и все это одобряли, так что… Дим упоённо визжал и заливался смехом, даже Катя заулыбалась.

– Пап, а это чего? – оказавшись на земле, Дим обратил внимание на пакет. – Это ты купил, да?

– Да, – кивнул Тим, забирая пакет обратно у Зины. – Пошли домой, там откроем.

– Ну, не здесь же, – солидно сказал Дим, беря Катю за руку. – Налетят ещё, проугощаемся.

Зина уже совсем свободно взяла Тима под руку и пошла рядом, гордо оглядывая встречных. Но сегодня опять два автобуса пришло, знакомых совсем не видно, даже обидно. Ну, ничего, завтра она стирать пойдёт, и уж там-то…

Они пришли в свой отсек. Тим поставил пакет на тумбочку и стал расстёгивать куртку. Зина, очень ловко управляясь в тесноте пространства между койками, раздела Катю, помогла Диму повесить пальтишко и шапку, разделась сама. В этой суете Тим переложил коробочку с кольцом и серёжками в нагрудный карман рубашки, а кастет… все его вещи были убраны и разбираться, что теперь где, некогда, так что кастет остался лежать в кармане куртки.

– Ну вот, – сказала Зина. – Мы готовы.

Она сидела на койке Кати, обнимая Катю и Дима, сидящих по обе стороны от неё, и все трое, улыбаясь, смотрели на Тима. Он ответил им улыбкой и спросил, как, ещё до всего, мальчишкой, домашним рабом, видел раздачу хозяином подарков на Рождество:

– Съедобное или несъедобное?

Дим ахнул:

– Вот здоровско! А сразу?

– Нет, – сказала Зина. – Сразу нельзя, да?

Тим невольно кивнул.

– Съедобное, – пискнула Катя.

Тим открыл пакет и достал лежащий сверху белый лоток с виноградной гроздью.

В наступившей тишине Катя тихонько спросила:

– Мам, а оно настоящее?

– Конечно, настоящее, – вздохнула Зина. – Это же виноград. Я сейчас помою…

– Это ещё не всё, – остановил её Тим.

Его словно несло. Все страхи, что он скажет и сделает что-то не так, куда-то исчезли. Он доставал и выкладывал на тумбочку фрукты, и ахи, вздохи и взвизги – даже Катю стало слышно – восхищённых зрителей только пьянили его. Опустевший пакет он положил на свою койку. Горка фруктов на тумбочке была яркой и словно светящейся. Победно оглядев Дима, Зину и Катю, Тим повторил:

– Это ещё не всё.

– Теперь несъедобное, да? – догадался Дим.

– Да.

Тим отстегнул клапаны на накладных карманах на брючинах чуть выше колен и достал куклу и машинку. Протянул их детям. Но если Дим сам подставил ладони, принимая прозрачный пакетик, то Катя, словно испугавшись, только крепче уцепилась за Зину, и Тим положил куклу ей на колени. Улыбнулся Зине и достал из кармана рубашки коробочку, протянул ей.

– Это… – у него вдруг пересохло в горле, а вся смелость куда-то улетучилась. – Это тебе.

– Ой, – Зина растерянно смотрела на него, – как это?

– Это тебе, – повторил Тим и, как Кате, положил коробочку ей на колени.

И отступил, вернее, отступать ему здесь некуда, просто остался стоять, упираясь лопатками в край своей койки. Дим и Катя смотрели на него, потом Дим повернулся к Зине и удивлённо спросил:

– Мам, ты чего плачешь?

– Ничего, – Зина, всхлипнув, вытерла бегущие по щекам слёзы и встала. – Тима, спасибо тебе, Тимочка, – протянула ему коробочку. – Кольцо, оно ведь обручальное, да? – Тим кивнул. – Ну, так по обычаю, надень мне.

Тим взял коробочку и достал кольцо. Коробочку положил на тумбочку, а кольцо… Зина подала ему правую руку, и Тим надел ей на палец кольцо, как раз на безымянный впору пришлось.

– Ага, – вздохнула Зина, – и поцелуемся.

Тим нерешительно наклонился к ней и её губы, тёплые и мягкие, чуть солоноватые от слёз, прижались к его губам. Всего на несколько секунд, но ему и этого хватило. Он впервые целовался с белой женщиной. Да и вообще… Зина оторвалась от него, но не отошла, конечно, как понимал Тим, просто потому, что некуда. Её руки лежали у него на плечах, и Тим осторожно обнял её. Она сразу подалась к нему, и они поцеловались ещё раз. И опять застыли, глядя друг на друга…

– Пап! – ворвался к ним голос Дима. – Я пакет не могу открыть. И Катька… И чего мы сейчас есть будем?

– Сейчас, – сразу откликнулась каким-то новым певучим голосом Зина. – Сейчас всё будет, Димочка.

И всё было. Как-то сразу решили, что сейчас они поедят винограду, а остальное может и полежать, нечего всё зараз заглатывать. Зина заложила фрукты обратно в пакет, коробочку с кольцом и серёжками убрала в тумбочку и побежала в уборную мыть виноград, а Тим сел на койку Дима и аккуратно, по шву, вскрыл пакеты с машинкой и куклой. Дим обнаружил, что дверцы, капот и багажник открываются, а Катя – что шляпа снимается и у платья есть застёжка. И когда Зина вернулась, неся завёрнутую в полотенце гроздь, Дим и Катя сидели на коленях у Тима, втроём исследуя игрушки. Зина развернула полотенце и выложила обмытый и обсушенный виноград в лоток.

– Ну-ка, убирайте всё, чтоб не испачкать. И руки мыть, – весело скомандовала Зина и улыбнулась вскинувшему на неё глаза Тиму.

Помедлив, Тим кивнул и снял малышей с колен.

– Пошли, Дим.

– Ладно, – согласился Дим, кладя машинку на свою подушку.

Катя так же положила куклу и вопросительно посмотрела на Зину.

– Ну да, – кивнула Зина. – Пошли.

Тим, взяв полотенце, уже вышел, ведя за руку Дима.

В уборной было сравнительно тихо и малолюдно. Так что управились они быстро. Но когда вернулись, Зина с Катей уже были в отсеке.

– Ну вот, – удовлетворённо вздохнула Зина, когда все расселись. – Тима, а как же делить-то? К ней и подступиться страшно.

– А так!

Тиму снова стало легко и весело. Он поднял гроздь за черешок, аккуратно оторвал и раздал четыре маленьких кисточки, а остаток положил обратно на лоток.

– И вот так, за кончик держишь и по ягодке.

Длинные полупрозрачные, желтовато-зелёные ягоды так и таяли во рту, косточки и кожица глотались сами собой. Тим и Зина ели медленно, смакуя, а Дим с Катей управились быстро, и уже Зина оторвала им ещё по кисточке. И ещё раз.

Приканчивая третью кисточку, Дим посмотрел на отца.

– Пап, а ты ешь?

– Ем-ем, – успокаивающе кивнул Тим. – И… и мама ест.

Зина улыбнулась, помогая Кате справить с лопнувшей в пальцах ягодой.

– Вот так, Катюша, – и тут же утешила. – Ничего страшного, отстираю.

Оставшиеся виноградины Зина поделила опять на четверых. И теперь уже все ели, растягивая удовольствие. Доев, Дим вздохнул:

– Хорошо, но мало.

– Ага, – так же со вздохом согласилась Катя.

– Так уж заведено, – улыбнулась Зина. – Хорошего всегда мало.

Мокрым полотенцем она вытерла Кате руки и губы, потом Диму.

– А теперь одевайтесь и идите гулять до ужина.

Она быстро одела и закутала Катю, проверила, правильно ли застегнулся Дим или опять петли перепутал. Катя потянулась к кукле, но Зина покачала головой.

– Нет-нет, потеряешь. Так поиграйте. И машинку не бери.

– Это «линкор-люкс», а не машинка, – возразил Дим.

– Ну вот, – сразу нашлась Зина. – А ты её на двор, в грязь. Нет уж.

– Ладно, – подумав, согласился Дим. – Мы пошли, – и посмотрел на Тима, ожидая его слов.

– Идите, – улыбнулся Тим.

Когда Дим и Катя ушли, они с Зиной продолжали сидеть напротив друг друга. Зина подалась вперёд и взяла его руки в свои.

– Тима… – он поднял на неё глаза. – Тима, это… это очень дорого? Сколько… сколько ты потратил?

Тим улыбнулся, и помимо его желания в ответе прозвучало хвастовство.

– Семьдесят пять кредиток.

– Господи! – охнула Зина, не выпуская его рук. – Господи, Тима, это же… у меня всего двадцатка отложена, а ты… ты все деньги потратил, спасибо, такой подарок сделал, но… – её глаза наполнились слезами.

Тим вдруг ловко пересел к ней, не разнимая рук.

– Зина, – неожиданно легко получилось у него, – у меня есть деньги. Я не все брал. Ещё… есть ещё. Я хорошо зарабатывал, – и, видя её недоверчивое удивление, улыбнулся. – Я шофёр. И автомеханик. Ну? Показать деньги?

Зина покачала головой, неотрывно глядя на него.

– Нет, нет, Тима, ты что, я верю тебе, ты ведь… но… столько фруктов…

– Детям нужны фрукты, – просто ответил Тим. – Я… когда у меня были деньги, я покупал Диму. Яблоки. Или ещё что. Но было лето. И солнце. А сейчас солнца нет. И врач говорил, что Диму нужны фрукты. А Катя, она же ещё меньше… – он замолчал, переводя дыхание.

В казарме стоял ровный дневной шум: голоса людей, смех и плач детей, шаги, скрип кроватей, хлопанье дверей. Когда Тим замолчал, Зина улыбнулась.

– Ох, Тима… – и вдруг заговорила о другом: – Я завтра стирать пойду, всё грязное собрала, и твоё, и Димочкино. А вещи все я в тумбочку сложила. Чтоб не узлом, а аккуратно. Постираю, выглажу, в баню пойдёте, чистое оденете.

Тим слушал и кивал.

– Ты… – она запнулась. – Ты как рубашки меняешь?

– Через два дня на третий, – несколько виновато ответил Тим и вздохнул. – Я знаю, что надо каждый день, но всего три смены, я не успеваю стирать.

– Ничего, Тимочка, пока уж так, а когда устроимся, осядем, там уж заведём по всем правилам, – закивала Зина, прикрывая своё смущение. У неё и так не получалось, да и всего две смены: одна на тебе, другая стирается, это если каждый день менять, так от одной стирки разлезутся, и из прачечной тогда не вылезать, а тут и других дел полно. Да и все раз в неделю меняют, когда в баню ходят. Она опустила глаза, увидела свои руки и искрящееся колечко. Вздохнула и подвинулась к Тиму, положила голову ему на плечо. – Я только схожу, попрошу, чтобы мне серьги вдели, и постираю всё.

– Ты… ты раньше не носила серёг? – упавшим голосом спросил Тим.

– Да как угнали, – Зина снова вздохнула и закрыла глаза. – Отбирали всё, мне ещё повезло, дали самой вынуть, другим с мясом рвали. Они уж заросли у меня за столько-то лет.

– Так, – Тим осторожно высвободил левую руку и обнял её за плечи, – так тебе понравились? Серьги?

– Спрашиваешь, – Зина улыбнулась, не открывая глаз. – У меня за всю жизнь такой красоты не было… – она всхлипнула.

– Ты плачешь? – удивился он.

– Это от радости, – объяснила Зина, теснее прижимаясь к нему.

Время шло неощутимо, но что-то заставило Тима посмотреть на часы. Посмотрел и тихонько присвистнул.

– Пять минут до ужина.

Зина сразу вскочила.

– Тимочка, ты иди, позови их, я сейчас уберу всё и догоню вас.

Тим кивнул и встал, взял свою куртку.

– Мы у столовой будем.

– Ага-ага, – кивала Зина.

Но когда Тим скрылся за занавеской, она бессильно опустилась на койку, прижав ладони к пылающим щекам. Господи, как же оно так получается, господи?! Ведь это ж… это ж как настоящая свадьба. И угощение, и подарки… Господи, голова кругом… господи, они же её ждут! Зина вскочила на ноги. Так… ну, веточки она выкинет, а лоток… лоток, конечно, оставит. Его если вытереть, то даже поставить на комод или куда там не стыдно. И пакет такой нарядный, как узорчатая корзинка. Полотенце на спинку, пускай сохнет. Тимочкино всё на месте… Пакет на тумбочку и лоток рядом. Куклу… от греха под подушку… нет, помнётся, ну, в тумбочку… и машинку туда же. Ну, вот, Она осмотрела – не забыто ли что на виду – их отсек, надела куртку, завязала платок и, зажав в горсти остатки от винограда, вышла.

Ветра не было, и тучи разошлись, открывая сумеречное небо. У столовой уже толпились взрослые. Бегали и гомонили дети, играя в салки, между взрослыми. Зина потуже затянула платок и огляделась: её-то где?

– Ма-ам! – позвал её Димкин голос.

И неожиданно громкое Катино:

– Мама, мы здесь!

И Зина увидела их. Тим о чём-то разговаривал с несколькими мужчинами, она их, вроде, и раньше видела, а Дима с Катей бегали вокруг них и ловили друг друга. А увидев её, побежали к ней.

Тим оглянулся на голос Дима, улыбнулся и повернулся к собеседникам.

– Мои пришли. Значит, говорите, арестовали его?

– Ну да, – кивнул Фёдор. – Только с обеда вышел, его тут и встретили. За ворота, говорят, вывели и с рук на руки местной полиции и сдали, – говорил он, как всегда, весело, но еле заметно нервничал.

– Ну да, – поддержал разговор ещё Сашка. – Говорят, ну, на кого из полиции запрос придёт, – и старательно выговорил: – задокументированный, сразу выдают.

– Много чего говорят, – кивнул Фёдор.

– Это которого, я не понял? – спросил Эркин.

– Да он только появился, – хмыкнул Роман. – Но приметный.

– Точно, – кивнул Шурка. – У него морда – во! Что в длину, что в ширину. Кувалдой не прошибёшь.

– Что ж, – усмехнулся Грег, – говорят, бог шельму метит.

– Его проблема, – пожал плечами Эркин.

Тим кивнул.

Зина скромно остановилась шагах в трёх, чтобы не мешать мужскому разговору, но Дим рвался к отцу. Тим улыбнулся.

– Ладно, у каждого свои проблемы, – и вышел из круга.

Фёдор посмотрел на Эркина, выглядывавшего в толпе Женю – она ходила умывать перемазавшуюся в игре Алису – и подмигнул Грегу.

– Это точно. Все проблемы человек сам себе создаёт.

Эркин покосился на него.

– Это ты правильно сказал. Может, потому и решает их сам.

И увидев Женю, кивком попрощался и отошёл. Грег хмыкнул.

– А тебе, Федя, все проблемы твой язык создаёт.

Роман негромко, но смачно рассмеялся. Готовно фыркнул и Шурка, предусмотрительно отойдя от Фёдора. После того случая Сашка с Шуркой теперь держались ближе к этой компании.

Открылась дверь столовой, и толпа стала уплотняться, вытягиваясь в очередь. Эркин, как всегда, встал за Женей с Алисой, чтобы принимать натиск идущих сзади на себя. В двух шагах от него Тим так же шёл со своими. И, когда их взгляды встретились, оба одновременно кивнули в знак, что уговор о встрече у дальней пожарки действует.

Обычная неразбериха с новичками и уезжающими, спокойствие остальных. Ровный гул голосов, дружное звяканье ложек. Дневные аресты – говорят, чуть ли не десяток замели, да не всех вместе, а порознь, так что, значит, за дело, а у каждого своё – особо не обсуждали. Чтоб не накликать. За что, почему… а фиг с хреном и с ними, свою визу береги, а коль наследил по дурости, да так, что за тобой аж сюда пришли, так дурака и в церкви бьют. Женя, как всегда, по возможности, следила за Алисой и пыталась, тоже как всегда, подкормить Эркина. Эркин навёл её на разговор о вычитанном сегодня утром в библиотеке и, пока она рассказывала ему про Ополье, он, преданно глядя ей в глаза, переложил немного мяса из своей тарелки в её. Фокус, который он ещё в питомнике освоил, но там в обратном направлении. Женя ничего не заметила. Правда, удивилась, что и Алиса, и Эркин закончили есть раньше неё, но причины не поняла. Алиса молчала изо всех сил, подбадривая Эркина хитрыми взглядами.

В дверь нетерпеливо заглядывала вторая смена. Женя торопливо доела, Эркин, как всегда, собрал посуду и понёс её на транспортёр для мойки, А Женя повела Алису одеваться.

– Во! – гомонила очередь. – Они уже кончили, чего не пускают?!

Прорвавшись сквозь толпу во двор, Эркин перевёл дыхание и оглянулся.

– Здесь мы, здесь, – откликнулась Женя. – Фу, как эта толкотня надоела.

– Мам, я погуляю ещё? – спросила на всякий случай Алиса: вдруг разрешат.

– Нет, темно уже, – сказала Женя. – Мы дома посидим, – и поглядела на Эркина.

– Мне переговорить кое с кем надо, – сказал Эркин.

– Хорошо, – кивнула Женя. – А завтра… Завтра я опять пойду в библиотеку. Я думаю… Ополье всё-таки, я посмотрела, сельский район. Я не знаю, Эркин, я не жила в деревне никогда, я не знаю там ничего.

Эркин кивнул. Алиса висела у него на руке, и он, равномерно поднимая и опуская кулак, качал её. Алиса тихо повизгивала, не мешая им разговаривать.

– Женя, я скотником был, пять лет, и пастухом был, видел, – Эркин, досадуя на себя, что сорвался и заговорил по-английски, тряхнул головой и дальше, уже следя за собой, говорил только по-русски. – Нет, Женя, это… это будет плохо. И тебе. И Алисе. Я ещё найду там работу. Как это…? Батраком. Но это маленький заработок. Мы не проживём. И… и Алисе надо учиться. А какая в деревне школа? И этот… психолог мне говорил, что лучше не в деревню.

– Да, конечно, Эркин. А в большом городе я устроюсь. И ты там даже легче найдёшь работу. И с жильём, я думаю, будет полегче.

За разговором они дошли семейного барака. Женя взяла Алису за руку. Другой рукой поправила Эркину ворот куртки.

– Мы пойдём, Эркин. Ты… ты не очень долго, ладно?

– Я не знаю ещё, какой разговор будет, – пожал плечами Эркин. – Ты не беспокойся, Женя, всё будет в порядке.

Алиса не сразу отпустила его руку, будто пыталась остановить. Эркин улыбнулся ей. И Жене. Женя подтянула Алису к себе, и та, наконец, разжала пальцы.

– Ты недолго, ладно? – попросила она с интонациями Жени.

Женя рассмеялась и сказала ей:

– Как сможет.

– Я постараюсь, – пообещал Эркин.

Как обычно, он подождал, пока они войдут в барак, и уже тогда пошёл к дальней пожарке. Было уже темно, но прожекторы по ограде и фонари у бараков давали достаточно света. Чтобы не окликнули, Эркин обошёл обычные мужские клубы стороной.