bannerbanner
Остановиться, оглянуться… (Поэтический дневник)
Остановиться, оглянуться… (Поэтический дневник)

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 5

«Скользит расстоянье к эпохе конца…»

* * *

В деревне Ляличи (Суражский район Брянской области), бывшей усадьбе графа П.В. Завадовского, фаворита Екатерины Великой, я видел руины некогда прекрасного дворца – творения знаменитого Кваренги, который был разрушен во время революции.

* * *Скользит расстоянье к эпохе конца,Огромные сосны малы и никчемны.Отыщется адрес забытой деревни —И проповедь в церкви, и крики мальца.Расшитый монистом, сей август грядёт;И в дыры церквей, что ушли под амбары,Нечаянный луч на икону падёт,И грянет частушка на площади старой.Руины. Кваренги всё кажется жив,И парк выцветает до жёлтых сомнений.И кто-то, тяжёлые ставни закрыв,Придумает ночь, словно боль во спасенье.

1998

«На пределе возможного…»

* * *На пределе возможного,На обрывках времен,Откровение прошлого,Неприкаянный сон.Ничего не оправдано,И шаги далеки,Не молитвой оплакано,Не теченьем реки.Роковая сумятица,Где лишь окрик немой,Что ушло,Что останетсяМежду векомИ мной.

1997

«Юрьевский переулок…»

* * *Юрьевский переулок,Старый панельный дом,Брошенный грязный окурок,Ящик почтовый – навзлом;Голос подавленный скрипки,Бой не уснувших часов;Память – ступенькою зыбкой,Старый чердак – на засов;Непроходящая полночь,Кухонный табурет —Века негромкая повесть,Века, которого нет…

2018

«Что ни крест…»

* * *Что ни крест —То крест.Что ни боль —То боль.Из далёких местМы пришли с тобой.В облаке ночномСтихла суета.Сотканы судьбой, —Нет на нас креста.

1997

«Певчая птица…»

* * *Певчая птицаИ странник.Месса и чопорный смех.Дикое чистописаниеЛевой рукою, наспех.Гончие, словно слепые,Гонят добычу вперёд.За поворотом – Россия,На полустанках – РоссияЗагнанным зверем ревёт.

1997

«Всё забывается…»

* * *Всё забывается,Всё исчезает,Из многоточий —Одна запятая.Из постоянства —Одни невозвраты.Вечные мысли,Круглые даты,Долгие споры,Горькие слезы.Мчится нескорый,Ливни и грозы.Рельсовый скрежет,Крик привокзальный,Беглая нежностьВстречи случайной.

2015

Евгений Леонов

В городе Клинцы, где мы провели своё детство, всегда была потрясающая атмосфера праздника, когда приезжали артисты столичных театров или оркестр под управлением Эдди Рознера. Так однажды в одной программе в нашем небольшом городке встретились народный артист СССР Евгений Леонов и молодая, как теперь говорят, не раскрученная, Ирина Аллегрова. Это был творческий вечер Леонова, где она пела между номерами. До сих пор помню то розовое платье, которое было ей мало, равно как и программа, в которой ей было тесновато. Позднее, выступая в одной из моих программ в городе Брянске, она была уже узнаваемой и очень популярной.

А тогда, в конце 70-х, в Клинцах состоялся замечательный творческий вечер поистине народного артиста, после которого робко и неумело я взял первое в своей жизни интервью у настоящего мастера.

Когда я вошёл, постучав, к нему в гримёрку, он ел винегрет, и после первого же вопроса общался со мной так, как будто бы я спрашивал о чём-то самом главном, будто я должен был писать самую важную статью о его творчестве.

Всю последующую его биографию, его новые блистательные вершины в профессии я буду видеть через призму тех лет и дней, того незабываемого разговора. Вот самые памятные для меня слова, сказанные тогда великим актёром.

«Когда началась война, работал на заводе учеником токаря, учился в авиационном техникуме, и вроде внешне не предполагалось, что я когда-нибудь стану актёром. И всё-таки где-то там, в сердце, в душе, горел огонёк, росло неистребимое желание стать актёром, и я своего добился. Поступил в театральную студию и закончил её в 1947 году. Моими педагогами были прекрасные, талантливые люди: Андрей Александрович Гончаров, ныне народный артист СССР, главный режиссёр театра Маяковского, и народный артист СССР Михаил Михайлович Яншин. Яншин – сам прекрасный актёр, отдавая часть сердца своим ученикам, учил нас заглядывать вглубь той литературы, того характера, который ты пытаешься создать, а не просто пользоваться фактурой. Играешь доброго, – ищи, где он злой; играешь умного, – ищи, где он глупый. Перемешай все краски и, может быть, тогда ты и станешь хорошим актёром.


Попутно с театром у меня складывалась и какая-то судьба в кино. Всем казалось, что я актёр комедийный, но Яншин зародил во мне желание быть разным в каждой роли. Не только смешить, но и найти в характере грусть, драматичность. В театре уже были сыграны Лариосик в булгаковских «Днях Турбиных», царь Креонт в «Антигоне» Ануя. И так это перешло в кино, когда В. Фетин предложил мне, комедийному актёру, сыграть психологическую роль Якова Шебалка в фильме «Донская повесть» – глубокая, многогранная литература Михаила Шолохова. В кино это была для меня переломная роль, она перевела меня на другие рельсы и в драматическом театре.


Мне повезло с педагогами, с режиссёрами, повезло и с товарищами по искусству. В каждом фильме я обязательно встречался с каким-то крупным мастером. Встреча с Эрастом Петровичем Гариным в фильме «Джентльмены удачи» – это встреча с целой эпохой советского кино. Какой самобытный актёр, какая личность, какая индивидуальность. Я всегда примечал: чем талантливее человек, тем он щедрее, он всегда стремится как можно больше отдать молодому, ещё не опытному, поделиться своим талантом с другими.


Анатолий Смирнов – режиссёр фильма «Белорусский вокзал», очень интересный человек, сумел вокруг себя организовать всех актёров. Разбирая сценарий, он сумел призвать нас соединиться с этими людьми, прекрасными, необыкновенными людьми, прошагавшими через всю войну, сохранившими память о ней в своём сердце.


В этом фильме каждый из нас старался влить в главную тему сценария тему своей роли. Мой герой – вроде бы невзрачный, вроде и не герой даже, Ванька Приходько, слесаришко. Но это человек особой доброты и правды. В нём запас человеческой прочности огромен, а такой человек тебе всегда и поможет, и всё отдаст. Настоящий герой, настоящий русский человек. Это счастье, когда актёру попадается такая литература, талантливая и многогранная.


Актёру нет-нет, да и надо взглянуть в глаза тех, для кого он трудится, играет спектакли, снимается в кино. Каждая поездка актёра в другой город, к своим зрителям, – это всегда новое общение, новое впечатление. Клинчане любят искусство, видно, что они народ добрый, гостеприимный. Я уже успел побывать и в колхозе, и на заводе, успел подружиться, познакомиться со многими.

Самое главное – это радость встреч, это останется в моём сердце как память о Брянской земле, о её людях.

Мне хочется сказать спасибо за то, что вы такие сердечные, что вы так любите искусство, умеете своим приёмом всколыхнуть в актёре нечто такое, очень глубокое, что трудно выразить словами. После таких встреч хочется сыграть что-то совершенно особенное, чтобы приехать и увидеть, как люди смеются в зале от души и плачут от души. Я думаю, что такая возможность у меня представится: снова приехать к вам и снова сказать вам спасибо и поклониться вам за ваш труд, вам, прекрасным людям, вам, клинчанам».

Смоленский этюд

* * *

Смоленск – один из моих любимых городов. Потрясающий собор с остатками старинной крепостной стены в центре. В пригороде Талашкино, бывшем имении княгини Тенишевой, выдающегося деятеля культуры Серебряного века, – церковь Святого Духа, которая когда-то была украшена уникальными росписями и мозаикой Николая Рериха.

А в 80-е – 90-е годы на смоленском кладбище появилась целая аллея могил совсем молодых парней, погибших в так называемых бандитских разборках, – одна из печальных примет того времени.

Смоленский этюдВыброшено кладбище на улицу,Празднество пасхальное взахлёб.Лишь трамвай испуганно сутулится,Словно ношу тяжкую несёт.По Руси, по звёздной отрешённости,Как слепцы с надеждою прозреть,Мертвые с живыми в обречённостиПродолжают, мучаясь, терпеть.

2001

«Послушницы мои…»

* * *

90-е годы. Коломна. Только-только стали восстанавливаться храмы. Духовная школа. Гул соседствующей железной дороги. Семинаристы живут по-спартански. Очень много знаковых встреч. В женском монастыре трепетный разговор с послушницами.

Послушницы мои,Дороги беспокойные;В дворах, как в закромах,Полно иконных чуд.Под куполами – снегИ тишина покойная,Божественно светлоОт боговых минут.Послушницы мои,Забвения минувшие;Подстриженный погостИ непорочный сан.И хлеба каравай,И помыканье дружное,И талая вода,Что льётся через край.Послушницы мои,Печальные монахини;От света до судьбы,От боли до тревог —Коломенской верстойПрошедшее распахано,Коломенским КремлемОтмеренный порог.

1989

«Николо-Сольбинская участь…»

Настоятельнице игумении Еротииде

* * *

Из останков мужского монастыря, бывшего мусоросборника, за 18 лет матушка Еротиида создала чудо Николо-Сольбинского женского монастыря – с послушницами, школой, театром, колледжем и надеждой быть услышанными Богом.

Монастырь в 50 километрах от Переславля-Залесского.

Ехать недалеко, но трудно. Дорога совсем разбита. Но чем тяжелее – тем ближе к Богу.

* * *Николо-Сольбинская участьНиколо-Сольбинская честь,Где от источника – живучесть,Где от небес – благая весть.Где по дороге, в прах разбитой,Где по тропинке до концаВдруг открывается обитель,Как лик знакомого лица.Где глина на кругу гончарном,Где времени твердеет бег,Где у послушницы печальнойВ руках такой забавный век.Где детский голос колокольцемМольбу внезапно оборвёт,Где матушка к тебе придет,Где к вечеру заходит солнце.Забытый лес, забытый сад,И храмовое воскрешенье.Николо-Сольбинский обряд,Николо-Сольбино спасенье.Когда на веру присягнём,Когда от веры отречёмся,Мы постучимся в этот дом —И мы всегда ему придёмся.

2016

«Был рассвет. За окошком…»

* * *Был рассвет. За окошкомПромчалась река.Утро. Родина. Хата. Равнина.И загадкой летелиВ ночи облака.Словно думы былогоС повинной.

1997

А. Галибин: Ростов. Дивеево

Несколько лет тому назад вместе с друзьями я посетил Иоанно-Богословский монастырь под Рязанью. Это место подарило мне удивительную встречу: там меня неожиданно остановил монах и предложил пройти вместе с ним к святым мощам. Он долго говорил со мной и оставил на память молитву Кресту Животворящему с изображением Креста в Дивееве. То была молитва-знак, молитва-благословение.

И вот наконец-то я еду в Дивеево. Путь лежит через Ростов Великий. Со мною рядом булгаковский Мастер – Саша Галибин. Народный артист России А. Галибин. Я, как человек театральный, постоянно слышал это имя. Десятки ролей в кино, режиссёрские работы в театре, телепроекты – яркие, запоминающиеся. Его персонаж Пашка-Америка из «Трактира на Пятницкой» стал культовым для целого поколения. Тогда, в конце 70-х, то был для нас обычный, «проходной» фильм А. Файнциммера, а сегодня ясно видишь, какая это по-настоящему добротная режиссёрская работа. Как рассказывал Саша, на трехминутный эпизод иногда уходило несколько дней. Жители Ростова Великого, где снимался этот фильм, до сих пор вспоминают те недавние, давние съёмки. Галибина сразу узнают, подходят к нему, благодарят.

С Сашей я познакомился у известного музыканта Ю. Розума. После этого мы встретились в гримёрке театра «Школа современной пьесы», где я попросил его прочитать на камеру мои стихи к 90-летию мамы моего друга, которая живет в Иерусалиме. Потом со студентами его ГИТИСовской мастерской я готовил вечер, посвящённый памяти Беллы Ахмадулиной, где он великолепно читал стихи поэтессы.

…Но вот Ростов остаётся позади. Там остаётся его сказочный древний Кремль, где сегодня можно снимать кино о России, о её жизни, о её правде, о её силе. Остались за спиной и люди, продающие у обочины грибы и ягоды, которые всё ещё помнят Пашку-Америку. И вот наконец поворот на Дивеево.

Чудный дивеевский храм, явление Креста Христова, записки для молитв за близких, и всюду нас сопровождает матушка Силуана – удивительной красоты женщина. Потом мы недолго трапезничали в маленьком домике, вокруг бегали детишки, была шумная гроза, весёлый дождь, и вдруг всё стихло. Мы шли счастливые, будто кто-то окликнул нас в толпе, и мы были вместе с матушкой, к которой всё время обращались за советом, за помощью и дети и взрослые.

…И снова километры бегут обратно. Но окружающий пейзаж для меня исчезает; перед глазами всё стоит Дивеевский Крест, а у порога обители матушка Силуана.

Август 2017

«Мы крещены одним рассветом…»

А. Галибину

* * *Мы крещены одним рассветом,Но разной осенью при этом,Проселочною пылью лет.И ямб забытого поэтаНастигнет дуновеньем ветраВ жару, где сил как будто нет.Поддёрнутся литые ставни,И новый день в миру представлен —Его рассвет благословил.Таким он в вечности оставлен,Чуть-чуть художником исправлен,Но это чудо – он ведь был.

2017

«Каруселит площадь…»

* * *Каруселит площадь,Завывает ветер,Ничего нет проще —Жить на белом свете.Ничего сложнее —Думать, что всё просто.Ветер всё сильнееЗадувает вёсны.Высыхают крыши,От снегов сутулясь,День проходит, слышу,В вечности швартуясь.А потом по небуДни придут дождямиИ одарят хлебом,И ещё – стихами.Каруселит площадь,Завывает ветер,Ничего нет проще —Жить на белом свете.

2015

«На Благовещенье – сегодня Благовещенск…»

Свете

* * *На Благовещенье – сегодня Благовещенск.Ветра метут и нет пока тепла.И был наш мирНадолго нам завещан,Но календарь шепнул своё «пора».То скроется, то воцарит ненастье,До солнца час,До праздника чуть-чуть,И столько возникающих напраслин,И где она, не найденная суть.И грянет утро в стылом поднебесье,Раскидывая вечные крыла;Я прошепчу тебе: «Христос Воскресе». —«Воистину» – чтоб ты произнесла.

1976, 2018

«Забреду за тишиной…»

* * *Забреду за тишиной,Или попросту – уеду.Дом над тихою рекой,Ни тропинки, ни соседа.Покрывало паутин,Воздух, как струна, натянут.Я один, и мир один,И вот-вот дожди нагрянут.Окна ставням вопреки,Аромат печного дыма,И дыхание строки,Что течёт неутомимо.Старый город, дивный сад —Всё из памяти тревожной.Ливень столько дней подрядВысыхает осторожно.И дорога за спинойУбывает, убывает…Забреду за тишиной.Ночь прошла. Уже светает.

2015

«30 июня 1985 года. Смотрю "Чужие письма"…»

* * *

30 июня 1985 года. Смотрю «Чужие письма» И. Авербаха. Пересматриваю, точно перечитываю. Для меня Ирина Купченко – прежде всего Лиза Калитина в фильме Андрона Михалкова-Кончаловского «Дворянское гнездо». Обаятельная, тургеневская, русская. Это одна из лучших её работ. И снова «Чужие письма». Дождь. Настроение. Любовь. Падающие книги, словно крушение Пизанской башни. Надрыв. Качнулись часы времени. И вот где-то рядом дворянское поместье: балкон, дождь, слёзы Лизы Калитиной. Вчера и сегодня. Вчера и сегодня. Бьют часы, быстро летит время. Чужие письма доктора Авербаха. Его «Мысли и сердце». Его «Монолог». Его врачевание временем.

«К Чудскому острову прильну…»

* * *К Чудскому острову прильну.Провинциальная привычка – всё помнить.Катер мчит обычный.Меняю долгую веснуна возвращенье и на встречу,где я однажды был замечен у времени в плену.

1995

«В том колодце…»

Е.Д.

* * *В том колодце, Где мало воды,Отражение выпью до дна.Мир замерзнёт до самой весны,До однажды забытого сна.И проснуться как будто хочу,Обжигаясь водой ледяной,И в тот самый колодец лечу,И твоё отраженье – со мной.

«И правда, не остановить…»

* * *И правда, не остановитьНи дней, ни чисел.Я так хотел тебя любить,Но в утро вышел.Сегодня так легко понять,Вчера – так трудно.Мне хочется тебе кричатьВ то утро.Но пристегну ремни,Ведь жизнь по кругу мчится.Ты в наше утро загляни —Со мной проститься.

1985

«Издалека, далёко-далека…»

****

Издалека, далёко-далека,Ко мне ты шлаВсего на три мгновенья,Когда закат выхватывал поленья,Когда рассвет не прекращал пареньяИ на ночлег сходились облака.Издалека, далёко-далека…

2016

«Вечерний храм…»

* * *Вечерний храм, Вечерняя любовь…И время это снова повторится,Но встретятся, увы,Другие лицаДругих событий и других веков.И не окликнут, и не позовут, —Движенья губ останутся немыми.Какие тайны встречи нам несут,Любимым оставляя только имя.И вензелем по краю облаков —Вечерний храм,Вечерняя любовь…

2015

«И ты была не ты…»

* * *И ты была не ты,И я – совсем не я;И тихие цветы,И пришлые друзья.Тропических дождейЕдва не занесло;И посреди путей —Вагончик. РассвелоЛениво. Впопыхах,По следу, по судьбеГоняет музу страхПо прошлой по тебе.И страх не оттого,Что всё исчезло вмиг,И душу так свело,Что не услышу крик.И страх не оттого,Что птицам не взлететь;Уйду за час всего, —Чтобы сказать не сметь.

2016

«Хрупкие коридоры…»

* * *Хрупкие коридорыНаших встреч,Долгие лабиринтыНаших дней,Как непросто возле твоихПлеч,Как божественно возле твоих Дождей.Хрупкое продолжениеТвоего дня.Тихое повторение моихШагов.Вот и не останетсяВ этой жизни меня,Только появится молитваСлов.Молитвослов.

2016

«Белый музей посреди кисловодского лета…»

Т.Б.

* * *Белый музей посреди кисловодского лета.Вот ещё шаг до вершины,Не боле.Белый музей, словно птицаНа воле.Мне бы проснуться, да силУже нету.Гулкий засов, и мы подлеУдачи.Подле сюжета, тогда ещё тайны.Мы, одержимые встречейСлучайной.Нам бы проснуться, да вышлоИначе.Вот мы летим от виденийПо склонам.Белым экраном застылаЭпоха.Месяц – какая невнятная кроха;Ты уезжаешь в соседнем вагоне…Белый музей посредиКисловодскогоЛета.

1980

«Я хотел, чтобы дом, в котором живёшь…»

* * *Я хотел, чтобы дом, в котором живёшь,Был хотя бы немного моим.Я придумал осенний негромкий дождьИ едва просыпался с ним.Я хотел, чтобы ты спешила ко мне,Провожая мой день и час.Колокольчики, брошенные на окне,Находили музыку в нас.Находили неслышно, слегка теребя,Оглушая до боли дней.Я искал в этой музыке только тебя.И, увы, затерялся в ней.

2013

«Твой гостиничный номер закрыт…»

* * *Твой гостиничный номер закрыт.Две зимы пробежало, три лета.Прохожу – чья-то лампа горит,И ещё далеко до рассвета.Рифмы беглые ищут тайник,Где оставлено главное что-то:Фолианты прочитанных книгИ Сикстинской причудливый шёпот;Наважденье кронштадтского дня,Пруд Россетти, и тихая полночь,И старинный фонарь без огня,И бокала тосканского горечь.Ничего не дано повторить,Даже встречи понятную зависть.Только штору едва приоткрытьДа стихами себя позабавить.

2016

«Неслышно и легко…»

П.А.

* * *Неслышно и легкоПовалит минский снегГустою пеленой,Прилипчивой капелью,Неслышно и легкоУже знакомый смехИсчезнет во дворахПод белою метелью.А было ли вчераВ зашторенной мольбе,Где суток странный миг,Нелепо исчезая,Всё возвращал к тебеИ исчезал в тебе,Не дожидаясь слов,Значенье повторяя.Да, всё придумал я:И улиц разворот,И минский старый дом,Твои шаги в подъезде;Почти, как у Моне,Кромешный снег идёт…И беличьи следыВ заутренней надежде.

2018

«Сухая прошлогодняя листва…»

* * *Сухая прошлогодняя листва, —В том сентябре ты на неё ступалаИ что-то ненароком повторялаПро старый храм, молитву, острова.Тебя я останавливал, а тыПо осени, как будто по теченью,Пыталась добежать до темноты,Где грезилось забытое спасенье.Здесь никому не сбудется догнать,И по листве, от мира уходящей,Я продолжал неистово шагать,Пытаясь всё застать тебя вчерашней.И будто в назиданье грянет гром,И молния тот Дантов круг очертит,Где мы на миг случились в круговерти,Настаивая каждый на своём.А что засим? – Багрянец, свежий след,И утро всё прохладней, всё иначе.И осени давно угасший светЛиствою прошлогодней обозначен.

2019

«Не выйдешь из этого парка…»

Б. Непомнящему

* * *Не выйдешь из этого парка,Не выйдешь.Себя не услышишь, другихНе увидишь.Но вот одиночество рвётсяНаружу,В высокие сосны, январскуюСтужу.К Чудским островам и глазамТерпеливым,Где утро и город, как сон,Молчаливы.Лишь дождь постоянно грозоюТревожит.И день, словно жизнь,Так мучительноПрожит.

1997

«Открытки в тихой лавке букиниста…»

* * *Открытки в тихой лавке букиниста.Начало века: чьи-то тайны, мысли…Затерянная истина простаТак искренне, печально и наивно.А за окном рассеянные ливни,И жизнь, как будто с белого листа.

1990

«Скребется мышь по полкам…»

* * *Скребется мышь по полкамЯнваря,Съедая нерастраченное лето.Лишь крошки встреч – последняяПримета —Сметаются. Усталая заряВ бревенчатые истины уткнулась.

2010

«Метели вдруг осиротели…»

* * *Метели вдруг осиротели,Земля пошла на новый круг.Валторны голосом свирелиВесну произносили вслух.

1980

«Заведомо знаю, что будет…»

Евгению Евтушенко

* * *Заведомо знаю, что будет:Придут незнакомые люди,Родные на стол соберут…Утрата наотмашь ударит,И боль ничего не исправит,Пропущенных лет не подаритОтмеренный Богом маршрут.В заведомо праведной притчеСвое откровение вычтем,Уже не пытаясь сложить.И нету мирских привилегий,И падают «белые снеги»,И хочется, хочется жить…

1990

«У зеркала, как тень…»

* * *У зеркала, как тень, мой непокорый лик,И маятник за мной кивает мне украдкой.Качаются дома, меняются дожди,А мне из облаков на землю пересадка.Я слеп, я глух, я нем, я страшно сиротлив.Душа моя юна, а возле лет – осколки.Я к зеркалу ползу – ещё немного сил,Ещё немного лет и дней иного толка.И, кажется, король, а сзади – шлейф шута.И, кажется, кричу, но голоса не слышно.И кажется, что жизнь давно уж прожита,И на стене ружье, но не раздался выстрел.

1985

«2001 год. Я живу в доме Академии наук…»

* * *

2001 год. Я живу в доме Академии наук, на стыке двух улиц – Вавилова и Ульянова, на стыке двух философий – провинциальной и столичной. В начале века, в начале новых судеб. Из наших окон видны окна бывшей квартиры Альфреда Гарриевича Шнитке. В этом микрорайоне живут учёные, переводчики. Особые лица, особая аура. Везде подчеркнуто тихо, и гармонию дней нарушают только квартиранты, которые завоёвывают Москву, быстро привыкая и приноравливаясь к новым правилам.

…Морозные ночи. Ветреное, снежное, позднее начало зимы. Долгие прогулки по огарёвским горам, выход на Москву-реку, подъём к маленькой церквушке мимо сталинских дач, возврат к университету. Там, прогуливаясь с друзьями по тихой аллее, ведущей к старому Черёмушкинскому рынку, можно было поболтать о театре, обсудить сценические версии Федерико Гарсия Лорки, помянуть стремительно уходящую в прошлое эру толстых журналов, знаменитую читающую Москву.

Спустя три года я перееду на Безбожный, он же Протопоповский, переулок и буду уже слушать другую Москву – Москву мещанскую, особняковую. И, переваливая через Садовое кольцо, оставляя за спиной Странноприимный дом – институт Склифосовского, я теперь буду прогуливаться в сторону Чистых прудов.

На этом маршруте старинные особняки словно присели в поклоне перед теснящими их небоскребами… Вот где-то за углом промелькнула бричка; совсем рядом прошелестели волнующие кринолины и почудилось будто кто-то тебя окликнул. Фантазии на тему…

Там, на Протопоповском, я как-то встретил Генриха Боровика и, совершенно не зная друг друга, мы неожиданно разговорились. Я поведал ему о премьере Академического Малого драматического театра (Театра Европы) «Жизнь и судьба» по мотивам романа Василия Гроссмана. Его чудом уцелевший экземпляр, сохранённый любимым мною Семёном Липкиным, пришёл к читателям и заново родился в додинском сценическом прочтении. На сцене был театр, ради которого мы выстаивали когда-то длинные очереди за билетами.

На сцене были актёры, проживающие каждый жест, каждый взгляд, каждую паузу.

Триумф драматургии и режиссуры, триумф человеческого опыта. Запоминающиеся уроки. Актёры и мастер в финале непостижимой человеческой драмы.

Ах, как важно понять, что театр по-прежнему жив. Жив, как штучное явление. Генрих Боровик рассказывал мне о театре 50-х–60-х, о ефремовском «Современнике», товстоноговских премьерах, о школе Зиновия Корогодского, а я делился своими впечатлениями о громких премьерах 80-х; вспоминал приезд Товстоногова в Москву, спектакль Петера Штайна, Роберта Стуруа.

Москва сопровождала и вела по жизни, дарила неожиданные и важные встречи, разыгрывая свой увлекательный спектакль сплетения эпох. Она стала близким мне городом. Здесь живут мои дети, внуки, мои друзья. Мы вместе ходим в театр. В это непростое время он дарит радость творческой мысли, актёрской самоотдачи. Туминас, Серебренников, Додин, Бутусов, Погребничко, Женовач, Могучий, Бородин – разный театр, который жив.

На страницу:
2 из 5