Десять рассказов

– Хорошее у вас место! – уверенно, без тени зависти или сожаления, ответила она.

А я продолжал испытывать неудобство, налегке следуя рядом с женщиной, несущей две тяжёлые сумки. Потому опять предложил:

– И всё же я вам помогу… Неловко мне смотреть на это! Я пока в силе, а вы со мной, как со стариком! Обижаете! – и сделал движение, чтобы взять её груз.

– Вот ещё! Ничуть не беспокойтесь! Я сама! Мне это полезно!

– Прямо не могу понять, почему вы так противитесь? И меня ставите в неловкое положение. Не могу я спокойно смотреть, как вы надрываетесь!

Она продолжала тяжёло продвигаться вперёд, а я шёл рядом!

«Картинка для фельетона», – подумал я. И, не зная, как мне быть дальше, спросил:

– Можно хоть узнать, как вас зовут?

Она, наконец, остановилась, тяжело перевела дух и, не выпуская сумок, ответила совсем просто:

– Нина Ивановна я. И мы почти пришли. Пустяк остался – шагов двести. Я ведь только от остановки троллейбуса сюда хожу, не всю дорогу.

– А я Александр Иванович! Стало быть, отцы наши, где-то встретившись, ещё и тезками бы оказались!

Я так и дошел с ней до конечной точки её маршрута. И совсем не потому, что меня интересовало, чем же она здесь занимается. Скорее всего, меня заинтриговала и притянула какая-то её внутренняя сила, источника которой я не мог уяснить. Чтобы разобраться хоть в чём-либо, я пошутил:

– Вы, Нина Ивановна, так решительно отклонили мою помощь, будто с этими сумками к соревнованиям по штанге готовитесь… Может, тренируетесь…

Она не приняла моего юмора:

– Оттренировалась я! Прошло моё время! А здесь я просто собак кормлю. Муж мой покойный любых собак любил самозабвенно. А держать их дома условий никогда не было. Вот он и пристроил их в гараже. Сам-то, когда на пенсию вышел, неделями здесь жил безвылазно. Всё выгуливал их, кормил да нянчился вволю. С ними в обнимку и спал, как Маугли! И смех, и грех! В общем, душу отводил за все годы, когда собак у него не было. Так и жили мы последние годы. Я терапевтом на полторы ставки весь день пропадаю, а он здесь со своими собаками… Конечно, и свои мужские дела в гараже не забывал. То строгал что-то, то пилил. Что-то для квартиры пригодилось, что-то на дачку пошло. Машина тогда ещё была. И с ней много возился. Ведь старушка, а не машина. Потом я её сама уже продавала.

В это время мы остановились у ворот одного из гаражей. Нина Ивановна опустила те сумки, которые мне так и не доверила, и открыла замки.

Что тут началось! Две громадины-собаки бросились к ней из тусклого пространства с бурным проявлением радости, но, будучи остановленными властным окриком, припали к полу и стали с благодарностью подползать к хозяйке, поскуливая и не обращая внимания на меня.

Нина Ивановна выгружала варево и прочую еду, и мне сказала, будто уже неодобрительно:

– Теперь вы сами видите этих прожорливых обормотов! Стоит позволить им опереться на себя, чтобы лизнуть в лицо, чего они и добиваются, так и устоять на ногах будет невозможно! Вон, только Мишка (она указала на черное ласковое и невероятно лохматое чудовище с глазами, потерявшимися где-то в кудрях) больше, чем полцентнера! Зверюга! Я его и выгуливать потому прекратила. Лишь на прочном ремешке привязываю на улице с запасом метров десять, не далее. Иначе, мне не справлюсь! В последний раз он меня так поволок, что я сухим листом сзади трепыхалась. И ведь слушать меня не перестал, зверюга! Нет, решила я, больше за тобой летать не стану!

А зверюга-Мишка в это время следил за хозяйкой преданными глазами-кудрями, всё понимая и ожидая заветной прогулки на привязи и обеда.

– Ну, что? Слышишь, что о тебе я чужим людям говорю? То-то же! Стыдно?

– Вот, оказывается, почему вы всякий день здесь! Таких песиков прокормить – задача не из легких! – посочувствовал я.

– Ничего! Я прокормлю! Когда муж умер, у меня из родственников только эти собаки и остались. Живу я далеко отсюда. Больше часа на троллейбусе добираюсь. Вот и встал тогда передо мной вопрос, что с ними делать? Отпустить на все четыре стороны? Так ведь они не приучены к свободе! Пропадут напрасно животины! Усыпить? Я этого не смогу. Да и муж мой с того света мне не позволит! Это кем же надо быть, чтобы такую гадость тварям учинить? Вот и варю им ежедневно, что могу. И сюда ношу. Так мы и живём на этом свете: я их поддерживаю, а они меня… Не станет меня, не будет и их! И наоборот, пожалуй…

«Ничего себе! История! Да и заботы-хлопоты какие, однако!» – подумал я.

В это время Нина Ивановна дала понять, что ей стало не до меня. Да и я надумал погулять в другом месте, ибо настала пора выгуливать её огромных собак. «Мало ли что! Настоящие звери! Они лишь с её подачи и бывают ласковыми к незнакомцам!»

От зародившегося к Нине Ивановне уважения я тепло распрощался, искренне пожелал ей здоровья и неторопливо двинулся вдаль. Туда, где ещё можно подобраться к оврагу и струящемуся внизу маловодному ручью. Там бывает безлюдно. Там едва слышен шум города… Там мне хорошо думается.

Помню, я шёл не спеша, размышлял и удивлялся.

– Вот ведь, как бывает! Кто-то легко родных детей оставляет на произвол судьбы. Или бросает без поддержки немощных родителей, выискивая для себя подходящие оправдания. И вот передо мной Нина Ивановна, добровольно возложившая на себя столь тяжкую ответственность перед этими собаками, лишь потому, что они тоже живые и разумные существа! Добровольно и осмысленно она отдает им часть своей жизни, чем предельно усложняет себе оставшуюся её часть! Но иначе она себя и не мыслит! Ни одного выходного, ни одного праздника… Независимо от погоды… В жару и мороз! Невзирая на свои очевидные недомогания… Всё её существо настроено лишь одно: «Надо! Должна! Значит, могу! Значит, сделаю!»

Потому она регулярно что-то варит своим прожорливым питомцам, потом опять, превозмогая боли в суставах, добирается до далекого гаража, кормит псов, выгуливает… И всякий день они ждут её словно бога. И преданы только ей, и любят как никто другой!

Вспоминая её категоричный отказ от моей помощи, я опять подумал о невероятной внутренней силе и решимости русской женщины в лице Нины Ивановны. Решимости исполнять то, во что она верит, в чём убеждена. Потому-то добровольно и взвалила на себя этот тяжелый крест, лишь бы не допустить несправедливости к живым существам; сама его и несёт. Безропотно! Никого, не виня… Гордо несёт, но как-то естественно. Как-то обыденно. Натужно для тела, но естественно для души…

«Вот он – передо мной, былой, не без оснований воспетый характер русских женщин! – запоздало удивился я. – Надеюсь и сегодня такие ещё встречаются… Почему сомневаюсь? Да, потому что жизнь в стране радикально изменилась по всем направлениям! А в ней изменились и всевозможные обстоятельства! Потому стали другими потребности и желания. И как следствие, сильно изменилось само существо людей, выросших в новых условиях… Вроде они те же? Ан, нет! Совсем другие! По-другому видят, к иному стремятся! Иначе добиваются!

Или это я настолько изменился с годами, что всё мне не так! Ведь подводят и глаза, и мозги, и, пожалуй, некоторые выводы. Жаль, если суть нынешнего бытия я действительно недопонимаю… А, может, это мне и ни к чему? Живу ведь! Пока живу…

А за моей спиной где-то далеко звенел прерывистый мощный лай крупных собак, носившихся, наверное, друг за другом наперегонки. Они были совершенно счастливы, несмотря на трудные времена и любые земные обстоятельства, никак не сознавая, что их безбедное существование им обеспечила их добродетельная хозяйка, совсем обычная и необыкновенная русская женщина».

2018 г., декабрь.

Опять случайность?

Совсем не пожилые супруги прогуливались с двенадцатилетней дочерью Светланой по родной Алма-Ате. Они специально выбирали наиболее тенистые улицы, но жара всё равно их преследовала. В какой-то мере от неё спасал лишь полноводный азиатский арык. Он мощным ледяным потоком гудел вдоль проспекта. По своей сути, он являлся бурной, хотя и неширокой речкой. Этому легко поверят люди, бывавшие в Алма-Ате или иных азиатских городах и знающие подобные арыки. Они бывают как реки, бывают и мелководными ручейками. Этот же арык лишь на перекрестках, чтобы не затруднять движение транспорта, нырял под свод железобетонных перекрытий, а потом, ничуть не замедляясь, продолжал стремительное движение. Клокочущий, шумный, прозрачный и заманчиво холодный в любую жару, он начинался где-то в ледниках всегда заснеженных гор.

Светлане, в силу её неугомонного темперамента, совсем не нравилось степенно следовать рядом с родителями. Потому временами она забегала вперед, что-то рассматривала, куда-то заглядывала, опять возвращалась, опять убегала.

«Хорошо бы поплескаться!» – вертелось в её шаловливом мозгу.

Но подобраться к арыку не позволяли весьма крутые бетонные берега. Ан, нет! В одном месте нашёлся-таки крохотный уступчик, с которого девочка решила рискнуть.

Ловко подобравшись к воде, Светлана победно зачерпнула её ладошками, от чего руки мгновенно закоченели, гордо развернулась к родителям, чтобы плеснуть и на них приятную воду, и… вдруг, взмахнула руками в поисках несуществующей опоры, беспомощно покачнулась и рухнула в арык.

Ледяной поток вздыбился фонтанчиком хрустальных брызг, налетев на новую преграду, и без промедления накрыл девочку с головой. Потом развернул её и понёс, словно свою законную добычу. Светлана больно ударялась о камни перекатов, сдирала кожу с пальцев, без надежды пытавшихся хоть за что-то зацепиться – всё напрасно!

Безмятежность родителей вытеснил ужас. Они вполоборота бежали вдоль арыка, что-то кричали дочери и людям, призывая их на помощь, но всё больше отставали. Они со страхом сознавали, что не в силах соперничать с водным потоком в скорости, и потому скоро не смогут даже следить за происходящим.

Чудовищная случайность вершила судьбу трёх близких людей. И никто не знал, как вырвать у неё инициативу?

А течение не переставало кувыркать Светлану и тащить всё дальше. Она уже превратилась в одно-единственное стремление за что-то ухватиться, удержаться – в этом её спасение, но пальцы предательски скользили по шелковистым водорослям старых бетонных плит.

С первых секунд ледяная вода сковала мышцы, сделав их бессильными. Одновременно перехватила дыхание. Непрерывное кувырканье спутало сознание, нарушило ориентацию в пространстве. Глаза, залитые водой и слезами страха, не успевали выделить вокруг себя хоть что-то, к чему следовало стремиться ради собственного спасения.

Хотя поток на всём своём пути злорадно буйствовал, был он мелковат, чтобы удалось как-то выровняться и поплыть. Потому девочку больно тащило по дну. Но и подняться на ноги из-за мощного напора воды ей не удавалось. В неравной борьбе с горной водой, давно закованной людьми в бетон и, как им казалось, приручённой, силы Светланы быстро истощались. И с каждой секундой истончалась та ниточка надежды, которая ещё связывала девочку с жизнью.

«Сейчас перед глазами пронесётся моя жизнь, – уже безвольно предположила Светлана, ни на миг не оставляемая безжалостным потоком, – как проношусь мимо этой жизни и я…»

Всё произошло настолько не прогнозируемо, настолько внезапно и кратковременно, что она совсем не подготовилась к гибели! Ведь никогда не думала о такой для себя участи! Потому ещё не смирилась со своей трагедией, но уже вполне допустила, что она возможна как никогда. И это слабое допущение, столь безобидное на первый взгляд, сразу разрушило важнейшую преграду, удерживавшую девочку в жизни. Она фактически сдалась. Сдалась потому, что тело, которое обязано бороться за жизнь, больше не слушалось её, и, окоченевшее, нисколько не помогало и не способствовало спасению. И тогда её сознание смирилось с поражением тела, смирилось со своей участью…

После такого смирения финал трагедии, казалось, предопределился.

Но именно в тот миг девочку, ко всем её несчастьям, пронзил чудовищный удар. От боли ей показалось, он разорвал её в нескольких местах, но не убил, а вырвал из лап бушующего потока, бессильную, искалеченную.

Светлана, конечно, уже ни в чём не давала себе отчёт, но посторонние наблюдатели сразу заметили, как под напором воды тело девочки безвольно распласталось на вертикальной арматурной решетке, перегородившей арык на входе в тоннель. При этом потоки ледяной воды прижали её к решётке и продолжали давить, давить и охлаждать почти безжизненное тело.

Все вокруг с тревогой заглядывали вниз, охали и причитали, глядя на девочку, что-то советовали, неизвестно кому, суетились… Вполне возможно, девочку удерживали в жизни последние секунды, но никто её не спасал! Но вдруг все потеснились. Оказалось, что высокий парень, примчавшийся сюда с другой стороны улицы, без каких-либо размышлений и прикидок уже оттолкнул всех, бросился вниз и тогда грубо закричал:

– Ну, что вы стоите… «Скорую» вызывайте! – а потом засуетился, выискивая место, на котором смог бы сам удержаться и достать несчастную.

У него ничего не получалось! Края арыка забетонированы слишком гладко, на совесть. К тому же, они мокрые, покрыты скользкими тёмно-зелёными водорослями… На них не удержаться!

Тогда парень спустился вниз по арматуре, ловко как обезьяна. Но и там его сил оказалось недостаточно, чтобы вырвать несчастную из ледяного потока.

От отчаяния он спрыгнул в воду и, упершись спиной в арматуру, онемевшими от жгучего холода руками всё-таки оторвал девочку от решётки, удерживая её за подмышки и выискивая наверху место для эвакуации. Но выбраться наверх с таким грузом не смог бы никто.

Время уходило, силы таяли. Окоченевшие мышцы держали жертву, казалось, лишь собственными судорогами. Вены в ногах выкручивали неизвестные ранее боли.

«Только бы не упасть! Только бы её не выронить! На второй раз меня не хватит!» – соображал он, всё ещё не зная, каким образом спастись обоим.

Наконец, и наверху стали активно действовать. Двое мужчин образовали из себя цепочку. Один из них, распластавшись на краю арыка, как-то закрепился и удерживал за ноги другого, а уж он пытался дотянуться до девочки, свесившись в арык. Им не хватало с полметра. Тогда державший девочку парень сумел-таки приблизиться к протянутым рукам и передать в них свой груз. Поначалу общего усилия, чтобы победить злую судьбу, явно не хватало, тогда рядом образовалась ещё одна цепочка из человеческих тел.

Совместными действиями обессиленную Светлану подняли наверх. Она оказалась в сознании, даже попыталась привстать, но не удержалась и рухнула на тротуар, дрожа всем телом и сжимаясь в клубок от судорог во всём теле. Даже укрыть её оказалось нечем – жаркое лето всех давно раздело почти догола.

Наконец, подкатила «Скорая». Расторопная бригада быстро и молча организовала носилки, на которые переложили девочку. Через минуту машина лихо развернулась, описав дугу через всю проезжую часть, и с завыванием умчалась в какую-то больницу, не захватив с собой даже растерявшихся родителей.

Для них от любимой дочери осталось лишь большое мокрое пятно на разогретом асфальте, да и оно очень быстро таяло. Родители завороженно глядели на него, потом стали рассеянно вращать головами во все стороны, понимая, что самое страшное отступило, но, ещё не зная, что им предпринять, где искать дочь, помогут ли ей врачи?

Отец девочки первым вышел из оцепенения и неопределенно обратился в пространство:

– А парень… Где тот парень?

И все стали активно помогать ему в поисках спасителя, добросовестно вращая головами во все стороны.

Но парня не нашли. Лишь на краю арыка осталась его мокрая тенниска, с которой будто крупными слезами стекали капли воды, ставшие безопасными…

– Ой, её же надо вернуть… – запричитала мать девочки, найдя себе какое-то занятие, но супруг её остановил:

– Оставь… Оставь себе, мать! Оставь на долгую память! Не всякий день с настоящими героями встречаемся!

«Вот ведь, как случается! – вспомнила однажды Светлана ту давнюю историю, будто произошедшую не с ней самой, тогда ещё девчонкой. – Насколько часто нас губит случай! Пустячный, на первый взгляд, но сильный и коварный в действительности! И насколько редко он нас от чего-то спасает! Но тогда уж, на радостях, мы возводим его в ранг чуда! Впрочем, моё спасение иначе тогда и не воспринималось. Но главное, что мне тогда удалось понять, можно сформулировать совсем коротко: «Огромный мир удивительно безразличен к борьбе за жизнь одинокого существа! Потому-то и ему, и всем нам, в беде обязательно следует помогать!»

А ещё – нужно всегда и во всём быть благоразумными и предусмотрительными! Но молодежь бывает удивительно самоуверенной! Как часто она рискуют совершенно бессмысленно, для забавы, бросая свою жизнь на пустую карту! И даже бравирует подобной недальновидностью! Но случай, как ни странно, молодых довольно-таки часто щадит. Будто притупляет их осторожность, будто дожидается более удобного момента.

Только годам к тридцати, такова уж наша психология, к людям приходит понимание ценности собственной жизни. Не страх смерти, это совсем другое, а именно понимание ценности или, если хотите, бесценности жизни! И оно, это понимание, порождает острое желание жить всегда, потому цепляться за жизнь и предвидеть, и упреждать последствия нелепых случайностей, избегать и предотвращать их, а не создавать сознательно, для бравады, по недомыслию.

Умереть мы всегда успеем! Ведь даже без трагических случайностей нашу жизнь могут легко оборвать всевозможные болезни.

Впрочем, довольно говорить о грустном! Будем и впредь надеяться, что все наши случайности окажутся только счастливыми!

2019 год, январь.

Лягушка-путешественница

Давненько мне не приходилось бывать в милой сердцу Алма-Ате. В пору моей молодости именно так назывался тот зелёный чудесный город, который уже давно перестал быть столицей Казахстана. Да и именуется он теперь иначе. Впрочем, чтобы неугомонные людишки с ним не творили, всё равно он остаётся «Отцом яблок». Не правда ли, очень милое название? Тёплое, вкусное – из детства!

Многое в мире с тех пор раскололось. А мои воспоминания о прошлом сохранились безупречно. Они – в полном порядке. Воспоминаний много – у меня когда-то была фантастическая память на всё, происходившее со мной и вокруг меня. Автоматически записывались чужие и свои слова, имена, мысли, запахи, цвета, вкусы, радости, обиды, прочие ощущения и события. Я и теперь остро помню те чувства, возникавшие по любому, даже самому незначительному поводу. Отчетливо помню все всплески собственных эмоций и их мельчайшие оттенки, грёзы, надежды.

Я давно уверилась в том, что моя память – это сокровища, честно и трудно нажитые мной уже немалыми годами. Воспоминания – хорошие и плохие, радостные и тяжелые – все мне бесконечно дороги. Они – только мои! Хотя кое с кем могу ими и поделиться. Когда случаются приступы сентиментальности. Мои воспоминания – моя прошлая и текущая жизнь, биологически запечатанная в мозгу. Память до сих пор прочна, и всё-таки однажды, как это ни грустно, она обязательно исчезнет, сотрётся, как сотрусь, в общем-то, и я. А пока я могу её листать по своему желанию и усмотрению. Правда, иногда что-то важное, а бывает и совсем пустячное, вдруг всплывает само собой, будто бы случайно. Возможно, и случайно, но, скорее всего, ассоциативно. А в предзнаменования я не верю!

Но теперь под звук типичного объявления в аэропорту Домодедово мне вспомнилась моя Алма-Ата. И прошлое тех лет вдруг навалилось с удивительной четкостью, в мельчайших подробностях и красках… Какие чудные были годы! Какие чудные были времена!

По 70-му году я прокатилась наивной пятнадцатилетней девчонкой. Тем не менее, давно считала себя пупом Земли! И это притом, что мне не хватало целого года даже до получения самого обыкновенного гражданского паспорта.

Помню, в том году родители, решив неким образом организовать моё шальное, то есть, совсем бесконтрольное с их стороны лето, отправили меня на каникулы к бабушке. В Одессу! Само по себе, это было чудесное решение и для них, и особенно для меня. Ведь родители знали, как я влюблена в удивительное одесское Черное море! Хотя я и сама тогда не знала, насколько же сильно это чувство! Это я поняла значительно позже, когда моря мне стало мучительно не хватать!

Так вот! Они решили, и я полетела…

Подросткам разрешалось летать самостоятельно и без паспорта. Было достаточно свидетельства о рождении или ученического билета, заказываемого по необходимости в школе.

Нельзя сказать, что родители, отпуская меня далеко и на длительное время, за меня не волновались. Ещё как волновались! Ещё как переживали! Отец для подстраховки даже нашёл кого-то из попутчиков, некую приятную семейную пару. Он попросил её присмотреть за мной, словно за маленьким ребенком. Они легко согласились, тут же забыв обо мне.

Вот и все их предосторожности! Если не считать вечных наставлений, особенно, мамы: «не заплывай, не задерживайся вечером, не транжирь деньги, слушайся бабушку во всём и тому подобное»!

В общем-то, на моём воздушном пути ничего страшного встретиться не должно. Более того, даже не могло! Но материнское сердце, всё-таки…

Самой существенной потенциальной опасностью считалась транзитная посадка в Минеральных Водах. Пустяк, конечно! Но мало ли что там я отчебучу? На этот счет меня строго-настрого проинструктировали: «Помни номер своего рейса; держись этих людей, не отходи никуда, не разевай рот; слушай объявления о начале регистрации и начале посадки; с незнакомыми в контакт не входи; документы, деньги и билет из рук не выпускай; в Одессе не забудь получить свои вещи, они не в самолете, талон на них не потеряй!» И многое иное, что я стократно от них слышала одним ухом, выпуская всё сквозь другое!

В конце концов, проводы в аэропорту заканчивались. Всхлипывая, я всё-таки сумела оторваться от плачущей мамы, и под началом симпатичной стюардессы в общем потоке пассажиров устремилась к красивому белому самолету с четырьмя, казалось, совсем крохотными двигателями на высоченном хвосте с нарисованным красным флагом.

Посадочная суета, размещение согласно билетам, непременный запах лизола в самолетах Ильюшина, подносик в руках стюардессы с традиционными конфетками «В полёт» перед взлетом – всё это скоро настроило меня на волну, устремленную в будущее.

И только тогда до меня дошло, что впереди настоящее лето! Боже мой, лето! Впереди – море! Моё море! Впереди три месяца свободы и счастья! И во мне долго-долго не иссякал восторг от маячившего впереди одесского рая!

Я ни в чём не ошиблась! И по истечении двух месяцев, перед самым убытием из Одессы и подведением личных итогов, радостно констатировала, что самые лучшие надежды на прекрасное лето оправдались с избытком. Лето получилось изумительным!

Но всему когда-то приходит конец. И обычно от этого становится грустно. Однажды закончилось и моё одесское лето. Распрощавшись со всеми до следующего года, я особенно тепло поцеловала любимую бабушку. Она только и твердила сквозь тщетно сдерживаемые слезы: «Свидимся ли ещё, мнученька (именно так, «мнученька») родненькая моя? Дай-то тебе бог счастья!» И я сделала шаг к самолету.

Казалось, совсем скоро после взлета наш великолепный Ил-62М, обязавшийся аккуратно доставить меня в Алма-Ату, на короткое время присел в «Минводах».

На обратный путь «ответственных» за меня не назначили, но я итак казалась себе достаточно опытной для подобной опеки.

По мере приближения к дому в моей душе периодически бурлило радостное волнение, взбаламученное предстоящей встречей с родителями. Я ведь так соскучилась по обоим! Но осталось вытерпеть всего три часа полета! И тогда… И тогда я обниму и зацелую их в Алма-Ате.

А пока, то есть, после посадки в Минводах и в соответствии с незыблемыми правилами Аэрофлота, все пассажиры послушно покинули самолет. Включая тех, кто собирался лететь на нём и дальше. То есть, со мной в Алма-Ату.

«Местные» засуетились, заволновались, заторопились, дабы поскорее выручить свой багаж и умчаться в город, домой. А транзитным, в том числе и мне, пришлось минут двадцать или тридцать слоняться по аэровокзалу, заглядывая от нечего делать, в каждый киоск с газетами и журналами, вычитывать просто так громадное настенное расписание, правила поведения граждан в аэропорту и прочую ерунду.

В общем, мы, транзитные, ждали приглашения на посадку всё в тот же, ставший уже как бы своим, самолёт. Для этого следовало дождаться нужного объявления по радио с очень специфической и запомнившейся навсегда приятной интонацией: «Внимание, у второй стойки начинается (продолжается, заканчивается) регистрация пассажиров на рейс 5058, следующий по маршруту «Одесса-Минводы-Алма-Ата». Повторяю…»

Чуть погодя, уже знакомая стюардесса пригласит нас под своё крылышко и без повторной регистрации проведёт в самолет. Там все займут прежние места, на которых всё это время оставались их мелкие вещички. А новые пассажиры зайдут в самолёт чуть погодя и разместятся на свободных местах.