Десять рассказов

Мне всё казалось знакомым и понятным. И было бы оно совсем замечательным, если бы не мучила духота в плохо проветриваемом здании. Оно тогда широкомасштабно ремонтировалось. Всюду стояли высоченные козлы, кое-где были рассыпаны опилки. Повсюду горячий воздух был пересыщен испарениями всевозможной краски. Меня от неё мутило.

Изнывая от духоты и совершенно дурного запаха, я вышла на улицу. Именно там я рассчитывала дождаться нужного объявления от вездесущего радио. Ничего страшного в моём выходе наружу не предполагалось! Не космос же! Обычно все объявления достаточно громко дублировались не только в основных залах, но и на улице вблизи аэровокзала, и в его туалетах, и в кафе, и в ресторане… Трудно было их где-то не услышать – об этом позаботились!

Но, видно, тот пакостный ремонт многое в работе аэропорта всё же нарушил. Может, и радио где-то отсоединили. Потому случилось самое ужасное! Самое невозможное! Я всё-таки, не знаю как, пропустила своё объявление! Причем, как водится, неоднократное! И на регистрацию, и на посадку! И начало, и конец!

Уже потом мне работники аэропорта внушали, видимо, для самооправдания, будто я чрезмерно увлеклась изучением петуний на клумбах перед аэровокзалом… Придумали же!

Что-то же они могли ещё придумать, выставляя меня маленькой глупенькой девчонкой? А я тех петуний даже не видела! Зато меня постоянно тошнило от густых испарений разнообразной краски.

Хорошо хоть для самооправдания ко мне инопланетян не приплели! Ведь в те годы, судя по частоте разговоров об этих существах, они буквально кишели вокруг нас. Может, и впрямь кого-то тогда похищали… Но уж не меня в тот раз!

Сказали бы ещё, будто и процесс посадки в мой самолет именно из-за тех инопланетян начался раньше обещанных экипажем тридцати минут! И как-то чересчур скоропалительно он завершился. Уж сказали бы честно, что сами зачем-то сильно торопились! Так нет же – всё свалили на меня!

Возможно, для кого-то все эти подробности воспринимаются как мелочь? Это мне понятно! Это для тех, кто не отстал от своего самолета!

А ещё кто-то может усомниться, будто всё, произошедшее со мной, только от меня и зависело, но никак не от Аэрофлота! Мол, сама и виновата! Только, что с нее возьмёшь? Взбалмошная девчонка!

Да уж! Да уж! Особенно если учесть, что в Аэрофлоте, этой самой крупной пассажирской авиакомпании мира, невероятные события во все времена происходили довольно-таки часто! Все и всюду рассматривали их как невероятные, а в аэрофлоте они, тем не менее, происходили регулярно! Потому и мой самолет, улетевший от меня досрочно, можно было бы включить в перечень этих невероятных событий!

Как знать? Кто же пассажирам скажет? Кто сознается? Допустим, по неведомым причинам тот рейс понадобилось выпроводить из Минвод чуть раньше! Такое у них случается. И для этого все добросовестные служаки настолько постарались, что меня слегка забыли!

С тем злополучным рейсом Аэрофлот вообще оказался не совсем в ударе! Обычно бортпроводницы весьма тщательно пересчитывают пассажиров – сначала до посадки, ещё один раз при регистрации, потом на борту, и дополнительно считают уже не пассажиров, а зарегистрированные корешки билетов. Потом подсчитывают свободные места. Всё должно абсолютно совпадать!

В случае любых расхождений, стюардессы дотошно докапываются до истины. Ведь всякое случается! Кто-то, зарегистрировавшись, не явился на посадку. Кто-то, зазевавшись, случайно ушёл за чужой стюардессой, более красивой, но не к своему самолету. Бывают лишние пассажиры, и даже пассажиры-двойники, то есть, двое или трое на одно место. Но если уж человека не досчитались, то хлопоты бортпроводниц обязательно заканчиваются беспрекословным извлечением багажа пассажира, отсутствующего в самолете. И независимо от времени, на которое приходится для этого задерживать рейс. Вопрос даже не в том, чтобы чей-то багаж не улетел или не пропал, и его обязательно когда-то вернули владельцу. Куда хуже, если в самолете окажется взрывное устройство или ещё что-то чрезвычайно опасное, умышленно подложенное в бесхозный багаж.

Такое случалось! Даже в газетах писали, как какой-то нехороший человек захотел расправиться со своей женой именно так – подорвав в воздухе целый самолёт! Но его самодельное устройство не сработало! Жена по прилёту в санаторий кое-что поняла и сразу заявила в милицию! Негодяя быстренько нашли и надолго обезвредили!

Но я же говорила, что именно мой рейс стал каким-то ненормальным во всём! Потому-то он, несмотря на столь строгие меры аэрофлота, сумел-таки улететь без меня, увозя в Алма-Ату лишь мой чемоданчик. Между прочим, с привязанным к его ручке багажным ярлыком, по которому его должны были обнаружить и извлечь из самолета. И никто из пассажиров, спокойно улетевших в Алма-Ату, так никогда и не узнал, насколько же он тогда рисковал! Если бы я действительно имела замысел расправиться с этим самолетом, то всё бы удалось! Тем не менее, улетевшим без меня пассажирам, как ни странно, со мною очень повезло! Ведь у меня не было никакого коварного замысла!

Потому не повезло лишь мне! Без денег и вещей, никому ненужная, я осталась в пропахшем испарениями краски аэропорту чужого города!

Через короткое время, осознав непоправимое, я сбивчиво изложила всё-всё аэропортовскому милиционеру, который с самого начала вызвал у меня безусловное доверие. И не ошиблась! Он всерьез озаботился моей бедой и чуть ли не за руку отвел к начальнику смены аэропорта.

Для начальника смены подобные случаи являлись рутинной работой – пассажиры часто опаздывают, и разбираться с ними он умел. Но теперь-то перед ним стояла транзитная пассажирка, что не оставляло сомнений в вине авиакомпании, как следствие, и его собственной.

К тому же пассажирка оказалась ребенком! Последнее обстоятельство для начальника смены оказалось самым неприятным. Он хорошо понимал, что в Алма-Ате всё тихо лишь до той поры, пока самолет находится в воздухе. Но на самом деле уже зреет весьма опасная ситуация, которая может перерасти в трагедию с инфарктами и инсультами, когда родители не обнаружат свою девочку среди прилетевших пассажиров! Уж это начальник смены хорошо знал по личному опыту.

Вообще-то тот злополучный день у начальника смены выдался чересчур суматошным. С утра его издергали туда-сюда, отвлекая на решение всяких нервирующих задач. Они валились на него в том огромном количестве, которое нормальный человек едва мог переварить. Как результат, начальник смены не только быстро зашился, но и слегка обалдел, соображая и хуже, и медленнее. А тут ещё эта девчонка поиграла на нервах, и без неё натянутых словно струна! Но он был обязан реагировать.

И, конечно же, среагировал! Сразу распорядился выписать девочке новый билет – на ближайший рейс в Алма-Ату, уже завтрашний, и немедленно отвести её в гостиницу аэропорта, отдав под присмотр и под личную ответственность директора гостиницы. Ведь ребёнок же! К тому же – склонный где-то теряться!

В общем, о девочке позаботились в полной мере, как и следовало, но – что за денёк, всё-таки! Почему-то об отставшей пассажирке никто не сообщил в аэропорт прибытия, то есть, в Алма-Ату. И ведь тот, кому надлежало это сделать, хорошо знал, что следует сообщить, как обычно в подобных случаях! И указания от начальника смены на это получил, но… Так уж вышло, – замотался, переключился на другое, забыл!

Хорошо помню, после всего, что я пережила в тот день, уже не решилась гулять ни по незнакомому для меня городу со странным названием Минеральные Воды, ни по району аэропорта. Впрочем, у меня не было ни копейки даже на автобусный билет! И как же куда-то ехать? Да и дежурная из гостиницы меня не отпускала, потому я улеглась с припасенной в Одессе книжкой, чудом оставшейся в руках, а не в самолете, и незаметно для себя проспала как убитая до утра. Сказалась сильная нервная перегрузка!

Странно, но о родителях я не волновалась. Мне казалось, будто они и сами без лишних нервов во всём разберутся, что произошло со мной. Я была уверена, что за два дня до этого им вручили мою одесскую телеграмму с датой и рейсом вылета. И они, конечно, ждали меня с нетерпением. А когда встреча не состоялась, их в аэропорту обязательно отыскали и успокоили. Ещё вчера. Ведь диспетчер в Минводах не напрасно же взял мой алма-атинский адрес и пообещал всё немедленно сообщить родителям.

Поутру меня прилично накормили, напоили и чуть ли ни за ручку проводили на регистрацию моего нового рейса, 5060. С усмешкой пригрозили, чтобы я опять не вздумала отстать от самолёта, – и с глаз долой! И без меня всем неразберихи хватало!

Уже в полёте я принялась считать часы-минуты до окончания своего приключения, до возвращения домой. И всё старалась угадать, какой будет встреча. Я так сильно соскучилась!

Мама моя, невероятная аккуратистка, конечно же, заранее всё спланировала. И я хорошо представляю, как она после работы до самой ночи возилась с моим любимым «Наполеоном». А папа по пути домой закупал нужные продукты, основательно загрузившись, а потом стерильно, как из нас умеет только он, убирал, вытряхивал и перетряхивал всю квартиру.

Теперь уже вчера, как я себе представляла, в день ожидаемого моего прилета, он, раскидав на своей кафедре неотложные дела, автобусами на перекладных добрался до аэропорта. Маму он, конечно же, предупредил, чтобы сразу после работы тоже мчалась домой, а меня он и встретит, и сам домой доставит в целости и сохранности. Так они, конечно, и сделали бы.

Но теперь-то я знала, что папа меня, оставшуюся в Минводах, встретить никак не мог! Ему, конечно, всё объяснили, и он, сильно расстроенный, вернулся домой, где и рассказал мою историю маме. Они, конечно, оба сильно расстроились и до следующего дня не находили себе места.

Но я не угадала. В действительности всё получилось иначе.

Иван Иванович, конечно же, встречал дочь в аэропорту. И самолет из Одессы и Минвод приземлился вовремя. Всё это было! И вот уже из галереи повалил шумный поток пассажиров, возбужденных завершением путешествия. И встречи, и поцелуи, и возгласы – всё как обычно при встречах… Вот только дочка где-то зазевалась…

Он всё ждал.

Но скоро из зала получения багажа схлынули и прибывшие, и встречающие. Они, перегоняя друг друга, устремились к такси, к автобусам – в общем, поскорее бы домой. В небольшом зале никого, кроме человека в форменной голубой рубашке, не осталось. И лишь один-единственный и хорошо знакомый чемоданчик дочери совершал на пустом багажном транспортере круг за кругом.

Ивану Ивановичу сделалось жутко. Стало понятно, что дочь своим рейсом не прилетела! Не прилетела тем самолетом, в багаже которого оказались невостребованными её вещи… Которые она сама сдала в багаж при регистрации. Но не прилетела! Что это значит? Где дочь? Что с нею случилось?

«Где искать начальника смены? Где кабинет начальника аэропорта?» – стал нервно соображать Иван Иванович.

Разве он мог предположить, что его тревога вызвана целой чередой нелепых случайностей и служебных нарушений в авиакомпании. И разве такое объяснение могло его успокоить?

Он, разумеется, не знал, что вся логика полетела вверх тормашками, когда начальник смены в Минеральных Водах, оперативно решив вопрос отправки отставшей от своего рейса юной пассажирки завтрашним рейсом в Алма-Ату, но закрутился, и не зафиксировал это в должностной книге, как положено. Уже вечером, убедившись на всякий случай, что девочка находится в аэропортовской гостинице под присмотром надежных должностных лиц, он сменился и ушёл домой.

Потому-то, когда заступивший на дежурство вслед за ним другой начальник смены, уже в Алма-Ате, подключился к поиску дочери Ивана Ивановича, там, в Минеральных Водах, не смогли сразу отыскать концы этой истории.

У них не осталось никакой информации, будто с рейсом случилось что-либо необычное! Формально – всё в полном порядке! Никаких замечаний! Вся бухгалтерия в норме. Даже не понять, что следует искать? Ведь по документам все пассажиры, вылетевшие из Одессы через Минеральные Воды, без происшествий доставлены своим рейсом в конечный пункт – в Алма-Ату.

«У нас по вашему рейсу всё в порядке! И девочка у нас, конечно же, не осталась! Она, если доверять документам, благополучно улетела в Алма-Ату! И её багаж по прилёту к нам, в Минводы, не выгружался! Оно и понятно – ведь она транзитная! Ведомости пассажиров этого борта тоже в полном порядке!» – уверяли по телефону работники аэропорта Минводы.

Тогда Алма-Ате стали гадать на мякине. Может, девочка всё же прилетела в пункт назначения, но не покинула самолет? Это, конечно, маловероятно, но всё-таки возможно. Например, ей стало плохо, упала, а между стесненных кресел её не заметили. Стюардесса, конечно, осмотрела салон, как делала всегда, но по какой-то причине могла проглядеть? Могла! Или ребёнок остался в туалете. Возможно даже какое-то непонятное против него преступление…

Срочно нашли и осмотрели салон интересующего всех борта, хотя он опять находился в воздухе. Уже на пути в Сыктывкар. Но с него получили ответную радиограмму, что лишние пассажиры, в том числе и девочка, которая может быть без сознания, или где-то запрятана, не обнаружены.

Оставалось проверить, а не пропала ли девочка на пути от самолета до галереи прибывающих пассажиров уже в Алма-Ате? Проверили! Буквально перевернули весь аэропорт и опросили свидетелей. Похоже, и этот путь оказался ошибочным.

«По всему видать, – решили в Алма-Ате, – девочка всё-таки могла остаться в Минводах. Возможно, она случайно где-то отстала уже после регистрации. Возможен и некий криминал. Стало быть, надо немедленно подключать розыск, транспортную милицию и прокуратуру».

И скоро все службы были поставлены «на уши»!

На каком-то этапе, так и не обнаружив следа юной пассажирки, решили допросить сменившегося начальника смены аэропорта Минводы. Домашнего телефона у него, отродясь не было, и дома его не оказалось. Пришлось через весь город мчаться к нему домой на аэропортовской машине. Уже на месте стало понятно, что с женой у них тянутся давние семейные неурядицы. Потому на вопрос «где ваш муж?», от неё услышали:

– Да кто же знает, где он теперь таскается?

Учитывая сложные семейные отношения, ответу жены не очень-то поверили. Потому, в конце концов, уже поздней ночью, отыскали нужного человека в доме его матери, куда он ушёл сразу после работы, даже не думая направляться в свою опостылевшую квартиру.

Вот и всё! Со слов сонного начальника смены всю картину сразу восстановили. И стало ясно, что девочка спокойно спит в гостинице аэропорта Минводы. А в Алма-Ате её следует встречать рейсом 5060, который будет вылетать из Минвод через несколько часов. И произойдет это уже сегодня, если учесть глубокую ночь и трехчасовую поясную разницу во времени. Сразу позвонили в Алма-Ату и всё объяснили. Теперь все неизвестные стали известными!

Но Иван Иванович-то этого не знал даже тогда, когда со всей путаницей и в Минводах, и в Алма-Ате, всё же разобрались, и загадок, связанных с потерявшейся пассажиркой больше не осталось.

Иван Иванович этого не знал, поскольку ещё вечером начальник аэропорта посоветовал ему ночью здесь не маяться, а успокоиться и вернуться домой:

– Не волнуйтесь вы так! Утро вечера мудренее… Мы обязательно во всём разберемся и дочку вашу отыщем! Разумеется, живой и здоровой! У нас, уж поверьте мне, целые самолеты, бывало, терялись. И ничего – всё как-то обходилось! Жаль, что у вас нет домашнего телефона, но вы сами звоните начальнику смены из автомата. В любое время дня и ночи. Звоните каждый час! Нас это нисколько не затруднит!

И Иван Иванович с тяжелым сердцем уехал домой. Дорога отняла полтора часа, после чего он позвонил из первого же телефона-автомата. Новостей не было.

Тревога Ивана Ивановича нарастала, и оснований для неё с каждым часом прибавлялось. Он что-то солгал жене про задержку рейса по метеоусловиям, сумев подавить хоть её тревогу. Потом часто выбегал в ночь, чтобы позвонить в аэропорт.

Но обстановка не прояснялась.

В трудные времена Иван Иванович всегда становился предельно собранным и решительным, как и сейчас. Но теперь-то всё зависело не от него, а полная неопределенность с дочкой подстрекала воображение на самые страшные картины. Бездействие и ожидание превратили каждое мгновение в бесконечно тяжелое испытание. Хорошо, хоть жена не понимала истинную причину его волнений, полагая, будто рейс всего-то сильно задержался в Минводах из-за непогоды.

Очередной звонок в аэропорт, когда верхушки заснеженных алма-атинских гор озарились пламенем поднимающегося солнца, дал-таки долгожданный результат!

«Иван Иванович! Не волнуйтесь! Ваша дочка нашлась! Она действительно отстала от своего самолета. Её разместили в гостинице Минеральных Вод, где она теперь спокойно спит под надёжным присмотром. Она прилетит в Алма-Ату сегодня рейсом 5060. То есть, в 14.25 Москвы, как и полагалось ей вчера! Тьфу-тьфу! Не дай бог, как вчера! Впрочем, встречайте! И извините нас за это происшествие! Знаете ли – лето во всём виновато! Всем куда-то надо… Пассажиропоток возрос в пять раз! Это, конечно, не основание, но всё-таки… До свидания!»

«Такие свидания с вами могут до инфаркта довести!» – подумал Иван Иванович, хотя ему, наконец-то, следовало обрадоваться.

«Только на следующий день я благополучно прилетела в свой город! – вспоминала Светлана. – Подавленная необычным приключением, я шла к отцу, без вины виноватая, и не знала какому чувству дать волю – радости от встречи, слезам от пережитого волнения или боли за родителей, на которых обрушился весь ужас изматывающей неопределенности этих суток. Я ведь тогда и не знала, что мой мудрый и заботливый отец сумел все от матери скрыть. Она ничего страшного так и не узнала. Ведь у неё больное сердце.

Не отпуская руку отца, на которой я повисла, будто боялась, что теперь и он может внезапно улететь, уточнила:

– Папуль, а мой чемодан нам в каком самолете искать? В том или в этом?

Отец, наконец-то, ощущая меня рядышком, расслабился и счастливо засмеялся:

– С чемоданом-то, как раз, полный порядок! Он от своего рейса не отставал! Он со вчерашнего дня дожидается тебя в багажном отделении! Среди невостребованных вещей. Если багажный талон до сих пор не потеряла, лягушка-путешественница, то пошли твой чемодан из плена выручать! Мама нас дома заждалась!

– Пойдем! Но не с лягушкой, а со Светланой-путешественницей!

– Согласен! – ответил Иван Иванович, и они засмеялись так легко и так счастливо, как способны смеяться лишь родные и любящие друг друга люди.

2019 год, январь.

Слава богу, обошлось!

Официантка неожиданно выбрала меня, одиноко сидящего в глубине полупустого аэропортовского ресторана. Неожиданностью это стало именно для меня, ибо я никогда не числился здесь в постоянных посетителях; лишь пару раз в год появлялся здесь на часок, другой. И причиной сего всегда становилось утомительное ожидание моего ашхабадского рейса.

Таких рейсов из Домодедово ежесуточно улетало четыре-пять, а иногда и больше! Вроде бы вполне достаточно, покажется непосвященному, чтобы купить билет заранее и улететь, как положено «белому человеку»! Но я всегда был транзитным, не москвичом! То есть, появлялся здесь наскоком! К тому же всегда летал без брони. Иначе говоря, меня здесь никогда не ждали с распростертыми объятиями и заготовленным местом в желанном самолете!

Для получения заветной брони транзитные билеты следовало заказывать заранее. Хотя бы за два-три дня! Именно это «заранее» у меня никогда не получалось, поскольку вырваться со службы на несколько дней к своей невесте всегда удавалось лишь внезапно, ещё вчера даже не догадываясь о счастливой завтрашней возможности.

Надо пояснить молодым Читателям, в то далекое время не было современных компьютерных систем, не было сетей и быстродействующих средств связи. Даже по телефону поговорить сразу, как только вздумается, удавалось лишь в некоторых случаях, технически для этого подготовленных. Потому согласование брони с другими аэропортами занимало у кассиров много времени. Часто они сами делали это с помощью сравнительно медленных телеграмм. А чтобы улететь без проблем из пункта пересадки, не имея брони, и с множеством жаждущих вокруг, нужно вообще родиться в рубашке или быть на одной ноге с великой удачей.

Где скрывалась та удача? Очень редко, почти никогда, её встречали непосредственно в билетной кассе. Но чаще всего, если речь вести о транзитниках, она покоилась в руках милых женщин в синей форме Аэрофлота, регистрировавших пассажиров и их багаж перед самым вылетом. Потому соискателям удачи приходилось перед всяким интересным им рейсом, уже готовившимся к вылету, битый час отираться у стойки, где велась регистрация тех, у кого на этот рейс были все права (это были не транзитные пассажиры)! И приходилось всеми правдами и неправдами активно оттеснять конкурентов-транзитников! Лишь для того, чтобы постоянно быть в первых рядах и неназойливо обращать на себя внимание судьбоносной регистраторши. Чтобы запомнила, чтобы понравится ей, чтобы втереться в доверие, используя всё своё обаяние, чтобы выбрала и сделала под конец регистрации счастливчиком именно тебя.

Проблема была нешуточной. А состояла она вот в чём. Если уж нужных билетов в кассе не оказалось, а это всегда норма, то уповать приходилось либо на чьё-то опоздание. Либо на ликвидацию обязательной, но часто всё-таки ненужной именно на этот рейс брони для всяких там депутатов Верховного Совета, Совмина, директоров, представителей КГБ и прочих деятелей, возвышенных над нами, обычными и ничем не примечательными пассажирами. Если перечисленные «великие» перед вылетом до установленного времени не объявлялись, то несколько мест, которые держали для них, быстро заполняли счастливчиками.

В важной процедуре превращения транзитника в счастливчика с вполне законным местом была особая тактика, выстраданная печальным опытом тех, кто часто ею пользовался. Начинать штурм стойки следовало немедленно после того, как на весь аэропорт разносился милый женский голосок. Он извещал о начале регистрации на желанный вам рейс и сообщал номер стойки, где начинается эта регистрация. До того даже самые милые женщины в синей форме, и даже те, которые преисполнены необъяснимым желанием вам помочь, не имели документов для обработки рейса. Стало быть, помочь всё равно не могли!

Но как только объявляли рейс и номер стойки, к ней, опережая друг друга без всяких церемоний, ломились пассажиры с полноценными билетами, опасаясь, что их каким-то образом оттеснят бесправные пассажиры – транзитные – и потому их, которые уже с местами, всё же не посчитают, не зарегистрируют, не посадят. При этом у транзитных, пока ещё бесправных, тоже имелись такие же билеты для продолжения полёта. Но в них пока отсутствовали отметки о конкретном номере рейса и номере места в самолете, что лишало их права улететь именно сейчас.

А когда? Этого никто не знал, не сообщал и даже не обещал.

«Подходите к регистрации очередного рейса! Если будут места, мы вас обязательно отправим!» – типовой ответ всем страждущим.

Потому транзитники всеми силами и средствами старались удержаться у стойки, вцепившись в неё, буквально, обеими руками и налегая всем телом. Лишь бы постоянно быть на виду у вершащей судьбы девушки в синей форме аэрофлота.

Упираясь, все упорно ждали, напрягаясь и волнуясь… Кто-то толкался, грубо оттесняя конкурентов от стойки. Кто-то интеллигентно отступал, доверяя свою судьбу неведомой удаче; кто-то молча сопел, внимательно отслеживая ситуацию и потихоньку впихиваясь всё ближе и ближе; кто-то бурчал и сдержанно возмущался… Но все были во власти не справляющегося с огромным пассажирооборотом нашего единственного на всю страну Аэрофлота. А он, словно в насмешку, призывал нас летать только его самолётами, самолётами Аэрофлота, размещая на безоконных стенах некоторых городских зданий свою бессмысленную рекламу, всего лишь в виде красивых картинок! Действительно! Какая же это реклама, если летать иными самолётами не было никакой возможности! Не военными же!

Впрочем, в ту советскую пору реклама ещё не обрела свою нынешнюю и весьма безобразную сущность, потому она воспринималась снисходительно, без раздражения, чаще с беззлобной насмешкой. Из того, что ещё в те времена рекламировали, мне вспоминается лишь томатный сок! Если следовало украсить пустующую стену дома, то на ней появлялся ярко разукрашенный оживший стакан, который наивно всех призывал: «Пейте томатный сок!»

Кстати, пассажирооборот Аэрофлота, утомлявшего нас ожиданиями, был самым большим в мире. Ни одна авиакомпания на планете не могла к нему даже приблизиться! Но в определенные периоды желающих летать оказывалось куда больше воистину огромных возможностей Аэрофлота, потому, как теперь говорят, резервы для его развития имелись немалые!

Тем временем все транзитники у стойки только и ждали, когда королева с серебристой птичкой Аэрофлота на лацкане форменного приталенного пиджачка, управившись с последним законным пассажиром, наконец, милостиво протянет свою руку к некому счастливчику, которого сама и выберет, с заветными словами: