Камешек в жерновах

– Подожди! – остановил Люка Хейграст. – Почему – танке? Тан умер только сегодня! И стражник на пристани, как его… Урм, он тоже о том, что танка управляет вастами!

– Управляет, – мрачно кивнул Люк. – Впрочем, об этом слухи давно ходили, только ведь болтать можно всякое, а что на самом деле происходит, одному Элу известно. Нари нас тогда на Горячем хребте порубили. Порубили у своих каменных крепостей, на которые мы с мечами полезли, а потом и с постов на перевалах сбросили. Тогда командир моего варма и сказал, что с ума сошла танка. Меня перед этим лигская стрела насквозь прошила, я два года кровью потом плевался, поэтому и в походе на восток не участвовал. Вот и спросил я, лежа на повозке, командира, с каких это пор жена при живом тане распоряжается. А он мне ответил так: «Кому живой, а кому полумертвый».

– Живой, значит, был, если только сегодня умер? – предположил Хейграст.

– Я эти два года, что с раной маялся, тоже живым считался, – махнул рукой Люк. – А соображать начал, только когда мать в Эйд-Мере у Кэнсона снадобья дорогие заказала.

– Эх, не к тому ты лекарю обращался! – горько сказал Хейграст.

– А к кому бы ни обращался, живой я, как видишь, – усмехнулся Люк. – Правда, бежать долго не могу, кровью плеваться начинаю. Да и некуда теперь бежать – всё, загнали нас нари в угол. Это все в наказанье вастам. За то, что танка в Азре заправляла больше четырех лет, за то, что на нари полезли, за то, что Лингер сожгли…

– Вот он из Лингера, – кивнул Хейграст на притихшего Дана. – Всю семью его порубили. Один он и остался.

– Я уж понял, – вздохнул васт. – Таких скуластых плежцев даже в Плеже теперь не встретишь, только на равнине Уйкеас они и жили. Подожди, паренек, еще неделька-другая – тебе даже мстить некому будет!

– Я не мстить сюда с Хейграстом пришел, – прошептал мальчишка, невольно касаясь сокровенного мешочка на груди.

– Нам в крепость надо, – поспешил объяснить нари. – Элбана одного увидеть, о семье моей справиться, понадобится – рассказать, что в Эл-Айране творится. Мы же от Заводья и Мерсилванда весь Силаулис прошли, Сварию, Индаин! Вот ты говоришь, что вас в угол зажали, а у меня уже и угла не осталось. Захвачен Эйд-Мер, и тот враг ничуть не слабее этого!

– Тяжелы твои слова, – согласился Люк. – Не то что мне легче стало, но вот теперь уже кажется, что не в вастах дело. Не одних нас Эл наказывает! Хотя разве Эл может хотеть этого для своих детей?

– Не знаю. – Хейграст опустил голову.

– Ладно! – расплылся в улыбке Люк. – Вот немного вина для вашего коротышки и мясо. Салла! Дай друзьям блюдо поглубже, все одно последние дни доживаем!

Дан поймал наполненный болью взгляд вастки и вдруг понял, что порхание по маленькому дому, добрая улыбка, быстрота, угодливость – все это прощание с ними, с Люком, с домом, с молодостью, с Алателем, самой собой.

– Пошли, – поднялся Люк. – Эх, как припекло, даже вино меня не берет! Мне сейчас в дозор идти. Там все одно хмель схлынет. Как эта тварь неизвестная завоет – лошадки наши только что на землю не садятся.

– Что за тварь? – спросил Дан.

– Я не охотник, – пожал плечами васт. – Но следы волчьи. Лапа в два моих кулака. Прошлой ночью зверь еще одного стражника сожрал. Так вот на крупе лошади следы от зубов остались. Хотя какие там следы, половину крупа тварь эта отгрызла! Я даже сначала подумал, что кто-то ночью освежевал лошадку… Знаешь, нари, народ-то с надеждой на твою собачку смотрел, да только слаба она против того зверя. Чую, слаба!

Вечерние улочки Багзы оказались странно пусты. Разбитые деревянные тротуары змеились вдоль глиняных заборов вниз – к воде, к причалам.

– Прячутся, – хмуро объяснил Люк, поправляя перевязь. – Будет на то воля Эла, утром свидимся, а нет, так не поминайте злым словом. Советую на ночь на полварма локтей отойти от пристани. Как Алатель сядет – помощи не дозоветесь. Никто и носа на улицу не высунет.

– А стражники? – не понял Хейграст.

– Тоже прячутся, – сплюнул Люк. – Дозорные уходят в степь, надеясь вернуться живыми, остальные прячутся по домам, благо жителей в Багзе и половины не осталось. Одно дело с лигскими нари сражаться, другое – с поганой тварью, демонским отродьем. Тут ни доблесть, ни храбрость, ни воинское умение не помогут!

– Доблесть, храбрость и воинское умение всегда помогут, – твердо сказал Хейграст. – Хотя бы для того, чтобы достойно встретить смерть.

– Вот на эту встречу я и отправляюсь каждый вечер, – заметил Люк, хлопнул Хейграста по плечу, потрепал Дана по щеке и пошел в гору, где его уже ожидали несколько вастов с лошадьми.

– Эй! – окликнул Хейграст просиявшего Баюла, который уже твердо решил, что ночевать ему в джанке вдвоем с псом. – Если ты думаешь, что мы забыли о вине и мясе, то ошибаешься. Вот только для Аенора ничего нет.

– Аенор в порядке, – расплылся в улыбке банги. – Как только я сказал, что пес ест рыбу, каждый житель деревни счел свои долгом принести ему по рыбине. Не скрою, кое-что и мне досталось, только ты мясо и вино все равно сюда давай. Место в животе у банги еще есть!

Дан запрыгнул на палубу и обнаружил пса блаженно развалившимся на боку. Рядом стоял котел.

– Замучился воду ему подавать! – пожаловался Баюл. – Отчего это собак после рыбы так на питье тянет?

– Что же васты? – поинтересовался Хейграст, отвязывая джанку. – Накормили пса и разбежались? Ты же вроде как нас охотниками назначил? Неужели на охоту никто смотреть не будет?

– Я бы охотиться не стал, – замялся банги. – Демон меня за язык дернул с этой охотой! Тут, говорят, ночами зверюга больше нашего Аенора шныряет. Врут, может, да только вон, едва Алатель к западу пошел, всех словно смерч унес!

– Да, – согласился Хейграст. – Язык – это единственный враг элбана, победа над которым невозможна, но бороться с которым приходится всю жизнь. Ну-ка, Дан, Баюл, помогите оттолкнуть джанку от пристани!

– Плывем, что ли, куда? – спросил банги, упираясь веслом в дощатый настил.

– Нет, подальше от берега отойдем, – объяснил Хейграст. – Кто его знает, что это за тварь? Другое меня занимает, отчего жители не торопятся укрыться в крепости?

– Завтра, – с готовностью ответил Баюл. – Сегодня на закате должны сжечь тело тана, а завтра жители Багзы, которых не так уж много осталось, и стражники укроются в крепости. Правда, многие собираются уходить в топь. На крепость тоже не все надеются.

– Крепости годны для спокойного сна, но не для безмятежной жизни, – проворчал Хейграст, бросая в воду якорь.

Джанка шевельнулась на течении Риласа и замерла. Крепость перегораживала часть темнеющего неба в двух вармах локтей.

– Смотрите! – поднял руку Хейграст.

На верхушке крайнего бастиона вспыхнул костер. Самого огня друзья не видели, но на черных зубцах башен и стен подрагивали его отсветы.

– Утром пепел тана развеют по ветру над водами Индаса – и ворота крепости откроются, – прошептал банги.

– Посмотрим, – сухо бросил Хейграст, укладываясь под боком у пса. – Дан, Баюл, караулите первыми. Разбудите меня… Впрочем, я сам проснусь.

Вскоре нари чуть слышно засопел.

Дан присел возле Баюла, оглянулся на крепость. Темная громада словно плыла в отражающей звезды воде. Все так же поблескивали отсветы погребального костра да вспыхивал иногда свет в бойницах.

– Звезды в небе и звезды в реке, – неожиданно сказал Баюл. – Крепость словно повисла в небе. Как тебе Багза?

– Обычный городишко, – пожал плечами Дан. – Даже меньше Лингера. Дома глиняные. Зимой в них холодно. Топят по-черному.

– Я не о городишке, – отмахнулся Баюл. – Как тебе крепость?

– Странно как-то, – подумав, сказал Дан. – Эйд-Мер или его же северная цитадель – настоящие крепости, там в горах материала много. Да и в Кадише то же самое. А тут… Болото кругом. Река. Вот в Азре белая крепость построена из известняка, его много в долине Уйкеас. В любом овраге. Целые семьи… в Лингере пилили известняк на продажу. А эта крепость словно последний зуб во рту у старика.

– Так и есть, – кивнул Баюл. – Последний зуб, который, впрочем, лигских нари вряд ли сможет укусить. Слышал я о ней раньше, да не приходилось в Багзе бывать. В Азре пару дюжин лет назад работал. Внутреннюю крепость, что внутри большой ладили. Тогда я еще в подмастерьях ходил. Камень в кладку Парк клал. Мне не доверял, хотя я хорошим каменщиком уже был. Известняк – камень мягкий, но белая крепость тоже так легко врагу не сдастся. Стены там до двух дюжин локтей толщины. Только большую крепость, если защитников мало, оборонить трудно. В одном месте навалятся, потом в другом, осадные орудия расставят – и возьмут. Здесь же нари трудно придется. Самый ближний берег – три варма локтей. Хотя хорошее орудие добьет, конечно. Но уж больно камень хорош! Такой просто так не обработаешь. А высота стен? Бастионы на полварма локтей вверх сложены! Нет, парень, в такой крепости можно и месяц, и два пересидеть!

– А потом? – спросил Дан.

– Потом? Потом вот так. – Банги поднял руку и выразительно провел ладонью по шее. – Рано или поздно. А уж если лигские нари с магией дружат, может, и раньше возьмут крепость.

– Что там… происходит? – спросил мальчишка, кивая на юг. Сейчас, ночью, он не видел ничего, но, стоило ему закрыть глаза, казалось, что тягучие темные потоки заползают под веки.

– Магия, – спокойно ответил Баюл. – Или магия нескольких колдунов, которые работают слаженно, как артель умелых каменщиков, или магия одного колдуна. Но в этом случае тягаться нам с ним все равно что пытаться в одиночку взять вот эту крепость.

– Барда? – спросил после паузы Дан.

– Разве ты не помнишь, что сказал ари Матес? – удивился Баюл. – Ты же сам передавал мне его слова! Барды уже давно нет в этом мире. Но кто-то воспользовался древней легендой. Кто-то очень могущественный. Тот, кто в силах гнать нари на чужие земли, которые им вовсе не нужны.

– Значит, если колдовство остановить, нари тоже остановятся? – спросил мальчишка.

– Если бы все было так легко! – вздохнул банги. – Кто-то, может, и остановится, но кровь, в которой выпачканы руки зеленокожих из Лигии, останется. Мне тоже показалось, что злая магия застилает небо над войском нари, но не только она ведет воинов вперед. Она как соль в супе. Как листья лугового тамина, что придает блюдам остроту. Как вино сной, которым раддские командиры опаивают своих воинов. Если бы магия была всесильной, колдунам не понадобилось бы войско. Крепости сами сдавались бы на их милость. Нет, колдовство не всесильно. Оно лишает сомнений. Оно добавляет злобы в сердца. Оно заставляет умолкать их совесть. Но не всякая совесть соглашается ему подчиниться! – Баюл невесело усмехнулся. – Так что никакое колдовство не может служить оправданием мерзости, что творят некоторые элбаны. В Азре мы окунулись в нее с головой, и ничего не почувствовали, кроме тяжести в сердце. Тебе пришлось, правда, нелегко. Но ты сам виноват. Ты попытался сопротивляться. А нужно было уклониться. Разве Хейграст не учил тебя обращаться с мечом? Разве он не говорил, что, когда противник сильнее тебя втрое, глупо пытаться противостоять ему, не сходя с места? Нужно уходить от его ударов, стараясь обратить его же силу против него самого.

– Я помню, – прошептал Дан. – Но что значат слова без упражнений? Я же не колдун!

– Всякий, кому Эл послал хотя бы одну руку, способен стать мечником, – твердо сказал Баюл. – Кому-то это удается легче, кому-то труднее. Кому-то не удается, но не потому, что у него не было такой возможности. Шаахрус открыл в тебе способность видеть. Это великий дар, которым награждены немногие. Все остальное в твоих руках.

– Сейчас я могу думать только об этом. – Мальчишка сжал рубин у себя на груди. – И еще о друзьях. О Леганде, о Саше, о Линге. Об Ангесе и Тиире. Хейграст рассказывал тебе о них. Помнишь? Живы ли они? Знают ли, что Лукуса больше нет?

– Никогда не оглядывайся, – жестко сказал Баюл. – Судьба посылает радость встречи тем, кто шел вперед и не оглядывался. Смотри-ка, парень, лучше на нашего пса.

Аенор приподнялся на передних лапах, уставился во тьму, опустившуюся над притихшими глиняными домами, и зарычал. Шерсть поднялась у него на загривке дыбом, задние лапы нервно задрожали и начали подтягиваться для прыжка.

– Держи его, если не хочешь загубить дело! – раздраженно прошипел Баюл. – Да не руками! – воскликнул банги вполголоса, когда мальчишка обхватил шею встревоженного пса. – Так не удержишь. Эх, колдовать нельзя!.. Проси его успокоиться! Нельзя нам ни охоты, ни схваток никаких устраивать, пока у тебя камень на груди.

Мальчишка обнял пса, чувствуя напряженные, окаменевшие мышцы, и зашептал, заговорил ему в ухо какие-то слова, просьбы, начал рассказывать о себе, о об отце, о матери, о старике Труке, о тетушке Анде. И постепенно пес успокоился. Опустился на палубу, повернул морду и лизнул Дана в лицо.

– Теперь и ты рыбой провоняешь, – сочувственно поморщился Баюл. – А ведь колдовал ты, парень. Может сам того не осознавая, но колдовал! Ладно, надеюсь, не заметит никто. Я и сам едва почувствовал…

И в это мгновение на спящей Багзой пронесся вой. В нем не было волчьей тоски или злобы. Он обдал холодом, наполнил ночь ужасом и улетел куда-то за крепость, сгинул в топи.

– Эл всемогущий! – пытаясь унять дрожь, прошептал Баюл. – Будь я дозорным, мне уже этого воя хватило бы, чтобы умереть от страха!

Дан посмотрел на Аенора. Пес вновь напрягся, но теперь, подняв уши, просто всматривался во тьму.

– Уснуть невозможно, – раздраженно пробормотал, ворочаясь, Хейграст. – То болтают, то прыгают по палубе, то воют! Сколько можно?

Глава 4

Ари-Гард

Мост через Ману показался к полудню. Тиир сходил на разведку, потолкался среди стражи, вернулся и решительно тронул подводу с места. Сытые лошадки привычно напряглись, дернули, с помощью погонщиков стронули с места тяжелый груз, вытащили его на дорогу и влились в разномастный поток повозок, телег и пеших носильщиков. К мосту вдоль бурлящей в крутых берегах Маны подходила дорога от Ургаина, по ней везли камень, руду, вели лошадей и пленников. Последних было много. Едва ли не треть от общего количества народа. Мужчины, женщины, дети, старики шли пешком, стянутые между собой веревками и цепями, ехали на телегах, сидели на лошадях. Дерри, салмы, свары, анги… Кьерды, перекрикиваясь на своем языке, ругались со стражниками, щелкали плетьми, презрительно поглядывали на дарджинских крестьян.

– Помоги нам Эл, – прошептал Леганд обескровленными губами.

Линга шла, не поднимая головы, но Саш смотрел во все глаза.

– Не вижу ран на их телах, – хмуро бросил Тиир. – Когда я уходил от серых, пленные прибывали с рассеченными сухожилиями.

– Значит, крови хозяину пылающий арки нужно столько, что он бережет даже ее капли, – мрачно заметил Леганд.

– Не понимаю! – раздраженно прошептал Саш. – Если демон действительно зажег арку с помощью моей крови, с помощью крови Арбана, так, может быть, там уже нет ее ни капли? Разве властен я над этим пламенем? Я не чувствую в себе сил потушить его!

– Не торопись его тушить, – процедил сквозь стиснутые зубы Леганд. – Да, я чувствую там, в городе, такую боль, которую не чувствовал, с тех пор как был уничтожен Ас Поднебесный. Но если арка погаснет, мы не попадем в Дарджи. Мы не дойдем до Башни страха. А это значит, что будут убиты еще лиги и лиги элбанов!

Между тем подвода друзей добралась до моста. Тиир, осыпая бранью носильщиков, хлопая ладонью по мордам и крупам чужих лошадей, выбрался на каменные плиты и повел подводу вверх. С древнего моста город показался во всей своей мрачной красе. Угрюмые четырехгранные башни растянули тяжелую ленту крепостной стены вправо и влево, насколько хватало глаз. Поблескивали черным металлом огромные, настежь распахнутые ворота. Лиги элбанов мельтешили под стенами, расчищая ров. Сияли под лучами Алателя белые башни внутренней крепости. А еще дальше, там, куда и пытались добраться друзья, стоял черный столб дыма. Подвода пошла вниз, Тиир стал придерживать лошадей, Саш, Леганд и Линга схватились за сучья эрна, чтобы не дать тяжелому грузу покатиться вниз, но особых усилий не потребовалось. Один из стражников толкнул под колесо камень, придирчиво осмотрел подводу, брезгливо шевельнул одеяло, под которым лежало заблаговременно замаскированное грязью оружие, взглянул на ярлык Хейграста и, что-то хрипло выкрикнув, махнул рукой в сторону.

– Чего он хочет? – напряженно спросил Саш, продолжая униженно кланяться охране.

– Сейчас узнаем, – ответил Леганд, чья голова была столь же близка от земли, как и головы Саша, Линги и Тиира. – Если я правильно понял, приказывает съехать в сторону и остановиться.

– Проверять будет, – зло буркнул Тиир, понукая лошадей. – Тебя будет проверять, Саш. Ты уж не подведи. Прыщ, что ли, ему вылечи, видишь, как ему щеку разнесло.

– Что ты ему сказал? – быстро прошептал Саш.

– Ничего, – нахмурился Тиир. – Сказал только, что не в себе ты. Что прикасаться к тебе нельзя. Его это и разъярило. Они же помешанных плетью проверяют.

– Плетью так плетью, – кивнул Саш.

Внутри у него разгоралось пламя. И не от того, что стражники у моста то и дело взмахивали плетьми, а от лиц несчастных, которых вели в город, чтобы убить их у пылающих врат. От густого дыма, поднимающегося над городом. От серого неба. От того, что именно он, Саш, по незнанию или по слабости, но впустил демона в этот мир!

Саш оглянулся на друзей, замерших у подводы, сделал шаг в сторону, другой, согнул одну ногу, уселся на вторую, как это делали крестьяне, когда усталость заставляла опуститься на землю, и замер. Он не знал, что будет делать, во что обратит закипающую внутри злость, сдержится ли, не выдернет ли невидимый меч из-за спины. Он ждал.

Стражник проорал что-то в сторону шатров, разбитых у рва, дождался, когда заспанный сменщик откинет полог и вразвалочку отправится к мосту, и подошел к Сашу. Гортанный окрик прозвучал над самым ухом.

– Не понимает, – услышал извиняющиеся слова Тиира Саш.

И слова Тиира, и повторный окрик стражника донеслись до Саша как сквозь туман. В следующее мгновение засвистел бич, и боль пронзила плечо. Ужалила. Пробила, разорвала кокон, в который то ли Саш сам скручивал себя, то ли стягивало его ожидание. Но не то ожидание, пока стражник дождется смены и, самодовольно ухмыляясь, подойдет к очередной жертве, а то, которое началось, когда Саш впервые открыл глаза на краю Вечного леса, на склоне старых гор у хижины Арбана.

Боль пронзила плечо и добралась до ненависти, которая мгновенно ухватилась за конец плети, испепелила ее в прах, побежала по хлысту к рукояти, к толстым и грязным пальцам. Стражник испустил истошный крик и, отбросив в сторону пылающий бич, отпрыгнул. Растерянность отразилась на испуганном лице.

– Нельзя прикасаться! – раздельно повторил Тиир, снял с подводы жердь и ткнул Саша в плечо.

Во второй раз пришлось сделать усилие. К счастью, боль еще жила в плече, поэтому и жердь загорелась, словно была воткнута в раскаленные угли. Тиир отбросил ее в сторону и, униженно кланяясь, сунул в обожженные пальцы стражника сначала один золотой, а потом и другой. Тот мгновенно спрятал монеты за щеку, что-то сердито крикнул в ответ на вопросительные возгласы стражников, отгороженных от происходящего подводой и, отобрав у Тиира ярлык, взамен нацепил ему на шею короткую цепь с двумя каменными дисками на концах. Принц согнулся еще ниже, выудил из одежды еще один золотой, сокрушаясь, похлопал себя по поясу, затем сгреб с подводы оружие, одеяла и, поморщившись, дал понять своим спутникам, что следует убираться как можно быстрее.

– Что случилось? – спросил Саш, когда друзья обогнули шатры, спустились ко рву и смешались с толпой, медленно бредущей в направлении ворот.

– Похоже, ты перестарался, – вздохнул Леганд и повернулся к Тииру: – Может быть, следовало дождаться перед мостом этого Раббу?

– Именно что перестарался, – скрипнул зубами принц. – Мы не только лишились трех золотых, но и подвода у нас отобрана, а цепь эта означает, что нам следует идти в город к князю Борду, который в отсутствие короля-демона правит крепостью. Если ты, Саш, хотел доказать, что у тебя жар, это как раз получилось так, что убедительнее не придумаешь. Беда только в том, что больные вот с таким жаром считаются в Дарджи могучими магами и их сила должна быть направлена на службу королю. Действительно, лучше было у моста ждать, так ведь шпионов там много, я с полдюжины заметил, тоже не дело. Может быть, зря мы спешили? Рабба только на завтра встречу назначил.

– Не зря, – отрезал Леганд. – Что хочешь делай со мной, Тиир, а нет у меня веры этому Раббе!

– Я ничего не делал специально, – пробормотал Саш. – Все произошло само собой. Не колдун я, Тиир. А если и был им, и сила во мне есть, так не умею я ею управлять! Я как зрячий, который буквы видит, но читать не может.

– Да понял я! – Тиир со вздохом ударил Саша по плечу и испуганно рассмеялся. – Веришь? Хлопаю тебя по плечу и вдруг понимаю, что боюсь! Ты уж старых друзей не поджигай. Одного не пойму, кто ж тебя грамотности лишил? Или забыл, как поднимался на холм Мерсилванда?

– Теперь мне кажется, что подняться на холм Мерсилванда было так просто! – с досадой прошептал Саш.

– Ладно, – примиряюще сжал ему руку Тиир. – Что мы расстраиваемся? Или нам не надо в город? Эта цепь будет куда как лучшим пропуском, чем ярлык. К тому же я уже подумывал, куда деть подводу, так что стражник решил и эту проблему!

– За три золотых я бы дюжину подвод пристроила, – неожиданно проворчала Линга, и, как ни было тягостно друзьям находиться у самого логова врага, никто из них не сдержал улыбок.

– Послушай, Леганд, – Тиир внезапно стал серьезным, – поройся в своем мешке, не осталось ли там у тебя мази, которой мы свои лица у храма Эла мазали. Серые стоят на мосту. Очень мне не хотелось бы, чтобы кто-то из них меня узнал.

Ари-Гард словно пробудился от долгого сна, возвратился из небытия. Только непривычному взгляду казалось, что роскошный дом, покинутый гигантами, заняли мелкие лесные муравьи, которые теперь и копошились в его обширных галереях, стараясь приспособить их для своего роста. Многие здания города уже были восстановлены на скорую руку, на других трудились вармы элбанов, но уже и тут и там предлагали горячую еду, румяные дарджинки зазывали в трактиры, на площадях торговали лошадьми, сеном, зерном, овощами, кожей. Только не походил Ари-Гард ни на Эйд-Мер, ни на Заводье, ни на храмовый городок. И дело было не в том, что белый камень, который ари доставляли из Белого ущелья, что в Мраморных горах, новые хозяева города заменяли черным камнем, дело было в лицах. В обреченных, наполненных страхом и одновременно надеждой лицах пленников, которых стража гнала в сторону внутренней крепости, в исполненных ужаса лицах переселенцев, что тащились из внутренней крепости к выходу из города вместе с женщинами, детьми, домашним скотом, скарбом. На их лицах было написано, что только что, мгновение назад, они почти собственными руками убили ни в чем не повинных элбанов и с этой мыслью собираются прожить всю оставшуюся жизнь.

– Не обольщайся, – прошептал на ухо Сашу Леганд. – Все забывается. И чем страшнее события, тем быстрее элбан старается их забыть. А уж короче человеческой памяти вообще ничего нет.

– Так и век человека короток, – вздохнул Саш.

– Относись к этому как к дару Эла, – печально произнес Леганд.

Он, Саш и Линга сидели среди огромных глиняных горшков, хозяин которых согласился потерпеть путников на своем торжище за собственное чудесное исцеление. Тиир же отправился побродить по улицам. Что-то не давало принцу покоя, поэтому и повернул он решительно к рынку, где вскоре обнаружился высокий дарджинец, согнувшийся от боли в спине. Леганд помог торговцу разогнуться, чем и заработал деревянную скамью, большую миску вареных бобов и возможность отдохнуть.

– Понимаешь, – Саш теребил каменные диски, которые вместе с цепью Тиир оставил на его плечах, – все-таки я не могу забыть те слова, что сказала Йокка: «Только ты хозяин своей крови». Вот здесь, рядом, пылает арка, зажженная моей кровью. Я чувствую это. Я сижу здесь, а мне кажется, будто что-то выгорает у меня изнутри. Всеми силами я пытаюсь погасить ее, но ничего у меня не выходит! Мне кажется, что я сам могу только гореть. Как и произошло только что, у моста через Ману.

Леганд молча обнял Саша, притянул к себе другой рукой угрюмую Лингу, вздохнул.

– Брось ломать голову. Придет время и пылающей арке погаснуть. Посмотри на эти диски, Саш. На них остатки краски. Один когда-то был красным, второй лиловым. Помнишь, ты рассказывал о своих снах? Это луны Дье-Лиа. Красная – Плывущее Пламя. Лиловая – Утренний Сон. Так их называли когда-то. Если у нас все получится, мы скоро окажемся в мире, который был отделен от Эл-Лиа долгие годы. Лиги лет. Если мы все сделаем правильно, если удача от нас не отвернется, эти миры разойдутся, чтобы не встретиться больше никогда. И это будет тот редкий случай, когда разлука пойдет на пользу…