Контракт на два дня. Трилогия. Книга первая. Солдаты другой страны

Но приказ есть приказ, он погрузился в самолет и отбыл на учения. Эта неделя показалась ему вечностью. Хотя дел было много, его всё время дёргали, что-нибудь да где-нибудь случалось то с техникой, то с личным составом. Но все его мысли были о Софи. Он стал злым и нервным. Обругал капрала Жирара, что являлось нарушением устава. С остервенением устроил роте марш-бросок в полной боевой укладке, хотя это планом учений и не предусматривалось. Правда, в марш-броске Лёша участвовал вместе со всеми, но казалось, он сам себя истязал специально, чтобы притупить тоску по Софи. В те редкие часы, когда мог позволить себе отдохнуть, как только Лёша закрывал глаза – видел только её, грезил ею, сходил с ума без неё.

Заключительный этап учений принимал командующий Иностранным легионом, который прилетел из Марселя. К удивлению Лёши, его рота лучше всех десантировалась и выполнила боевую задачу. Его же роль в этом была минимальна. Скорее всего, руку к этому успеху приложил его заместитель лейтенант Патрик Бертран – толковый парень, истинный француз, весёлый и дружелюбный. Зная толк в чувствах, он понимал состояние Алексея и по-дружески подстраховал его. Но лавры достались Лёше. Его похвалил командующий и вручил благодарность от командования. Когда в конце, на импровизированном параде, Лёша шёл под звуки марша Le Boudin во главе своей роты, его распирало от счастья, что всё это закончилось и завтра он увидит её.

Она встречала его на аэродроме. Они обнялись, будто не виделись целую вечность, и всю дорогу от аэропорта до дома непрерывно целовались на заднем сиденье машины её отца. Полковник смотрел вперед на дорогу и пытался завязать длинный и бессвязный разговор с водителем. Они сразу проскочили в спальню, сбрасывая по пути одежду. Они наслаждались, сливались в одно целое, они утопали друг в друге. Их тела, его более светлое и ее более тёмное, извивались в удивительном танце. Эта нагота красивых молодых тел, эти эмоции, эта безудержная страсть казались неземными. Он несколько раз обильно кончил, но возбуждение всё не проходило. Оно превратилось в бесконечное наслаждение, и хотелось, чтобы это продолжалось вечно.

Лёша открыл глаза. Светало. Он лежал на середине кровати на спине, широко раскинув ноги, эрекция так и не прошла. Одна его рука утопала в роскошных волосах Софи, другая лежала на её груди. Она спала, положив голову ему на грудь и свернувшись калачиком, одной рукой держась за его член, другой обняв его за шею. Он нежно, кончиками пальцев, начал гладить её по спине, по ягодицам, по бёдрам. Она проснулась.

– Alexis, je ne peux pas vivre sans toi, c’est insupportable quand tu n’es pas là, j’ai tellement peur de te perdre,2 – прошептала она.

У Лёши защемило сердце, он вдруг наконец-то понял, в каком положении они оказались. Через два месяца истекает срок службы, его вернут на центральную базу, и в этот мир он больше никогда не вернётся. Понятно, что Лёша знал об этом и раньше, но сначала его природный эгоизм мешал осознать всю серьёзность ситуации. Тем более что полковник отправил уже два рапорта командованию с просьбой продлить контракт с Алексеем, и поэтому он отмахнулся от этой проблемы, мысленно переложив её на отца Софи.

Алексей даже не задумывался о том, что его и полковника командование находится не просто в разных странах, а в разных мирах. И потом он был так ослеплён любовью, что просто загонял эту мысль в подсознание и не выпускал оттуда. Сейчас эта горькая правда вырвалась и разрывала его душу. Как он станет жить без Софи? Это будет просто невыносимо! В голове путались мысли, разум искал выход. Эх, если бы можно было позвонить своему отцу. Тот мог бы ему помочь. Как? Ну, его отец умел разруливать сложные ситуации. Например, договориться о расторжении этого ненавистного контракта, заплатив неустойку. Деньги у отца были… Подождите, неустойка в контракте не предусмотрена! А какая она могла быть? Тут у Лёши перехватило дыхание. Даже если бы неустойка и была, то такой суммы в Нижнем Новгороде никто вообще в жизни не видел. Лёша понял, что влип. Его мир рушился, и что-то с этим поделать он был не в состоянии. Но он любил и вдруг впервые в жизни понял, что его мир – это вообще ничто по сравнению с её миром. И ему стало совсем плохо.

– Qu’est-ce qui ne va pas, Alexis3? – спросила она, как будто уловив его мысли и почувствовав его смятение.

– Tout va bien, Sophie,4 – прошептал он пересохшими губами, отчего ответ получился каким-то неубедительным, и крепко прижал Софи к себе.

Она отстранилась и посмотрела ему в глаза.

– Y a-t-il quelque chose que tu ne me dis pas, Alexis5? – в её глазах блеснули искорки подозрительности.

– Pas maintenant,6 – уже уверенно пробасил Лёша. – Allons prendre le petit déjeuner, je dois aller au service7.

Служба в этот день не заладилась, как и все последующие дни. Он лихорадочно искал способы решения проблемы – и не находил. Он не мог остаться в этом мире, так же как и не мог даже поговорить с теми, от кого это зависело. Всё было просто и ужасно. В оговоренный момент времени Лёша исчезнет из этого мира без следа и окажется в другом мире на Центральной базе. Конечно, он должен находиться в нужное время в конкретной точке, чтобы не рассекретить миссию. Но знание об этом ничего в его судьбе не меняло, а только порождало чувство безысходности. Лёша впал в уныние. Это заметил даже полковник и позвонил в Марсель, но ему вежливо ответили, что капитан Алекси Арнетт должен прибыть в Марсель, и только после этого может быть рассмотрен вопрос о продлении с ним контракта. Из чего Лёша понял, что обратная связь с руководством операции всё же существовала – в Марселе сидел их агент и, вероятно, координировал прохождение стажировок участниками. Но это ничего, по сути дела, не меняло. Лёша не знал, кто этот агент, как его найти и если бы, о чудо, он его всё же нашёл, то что ему сказать в попытке убедить оставить Алексея тут навсегда. Да и вообще, возможно ли такое технически.

Решения не было. И хотя наличие проблемы понимали и Софи, и полковник Дюваль, они её воспринимали по-другому. Они не знали, что он не вернётся из Марселя никогда и это никак невозможно изменить. Сказать им об этом он не мог, да и не имело смысла. Лёша умирал изнутри. Он, как приговоренный перед смертью, пытался надышаться Софи, запомнить её образ, запах, голос, найти какие-то тонкие грани, которые раньше не замечал. Близость с ней превратилась в средство поддержания жизни в нём, а сам он обернулся вампиром, который с жадностью пожирал её чувства и эмоции. Всё свободное от службы время они проводили вместе, Лёша не мог оставить её ни на мгновение и чувствовал, что начинает терять разум.

Это был последний день службы. Завтра утром он должен будет вылететь в Марсель. Лёша сдал дела Патрику, построил роту и начал прощальную речь. Во рту пересохло, мысли путались, он говорил отрывочно, как бы очередями, с губ слетали вдруг ставшие незнакомыми слова. На чужом языке ему стало трудно передать свои чувства и эмоции. Боялся ошибиться, сказать как-то не по-французски. Наконец Лёше удалось справиться с собой, и он закончил говорить. Отпустил роту, пожав руки командирам. После чего покинул расположение полка, забрав свои вещи. До дома полковника добрался на попутке. Специально не поехал с полковником, потому что ему не хотелось ни с кем разговаривать.

Наступила последняя Лёшина ночь с Софи. Он выпил эту ночь одним глотком. Ни о чём не думал, а только наслаждался ею. Что будет дальше, его не интересовало – будет он жить или умрёт, жизнь без неё не имела смысла. И Софи, понимая его, не сказала ни слова. Это была ночь безмолвной любви. Уже под утро, когда светало, а они, уставшие, лежали, обнявшись, она тихо прошептала ему на ухо:

– Alexis, mon amour, on va avoir un bébé8.

Сознание Лёши пронзила страшная боль. до него дошло, что он теряет вообще всё – её, себя и весь мир. Его как будто парализовало. Он понял, что нужно сказать ей правду в нарушение всех инструкций, правил и запретов. Да какое они вообще теперь имели значение? Он медленно, подбирая слова, словно пробираясь через густой лес, начал говорить. Она слушала, глаза её стали мокрыми, из них хлынули слёзы. Софи обхватила его, прижалась к нему, как будто хотела защититься от этой горькой правды. То, что он русский, она поняла по-своему. Она подумала, что русские хотят забрать его у неё навсегда.

– Tu es à moi, tu es à moi9! – кричала она в истерике. – Je ne vais pas te perdre10!

У него на глаза тоже навернулись слёзы, но, сделав над собой неимоверное усилие, он попытался её утешить. Целовал и шептал:

– Chérie, je ne veux pas te quitter, c’est de ma faute11!

Прощание для них оказалось очень тяжёлым. Софи всё время рыдала, а у Лёши тоже из глаз катились слёзы, он не мог их сдержать и даже этого не стыдился. Зачем? Ведь для него всё было кончено, он чувствовал себя последним негодяем и подлецом. Сломал жизнь любимому человеку и не только. Софи сказала ему, что родит его ребёнка и малыш будет ей напоминанием о нём. Он никогда не увидит своего ребёнка и даже не узнает, кто это – дочь или сын. Лёше хотелось отойти за угол, достать пистолет и выстрелить себе в голову. Если бы не Софи, которая просто прилипла к нему и не отпускала ни на шаг, он бы так и сделал. Причём на полном серьёзе, как он вспоминал уже позже, настолько был в тот момент не в себе.

Софи стояла у трапа самолёта и смотрела на него большими, красными от слёз глазами, в немом отчаянии. И это горе расставания он запомнил навсегда. От самолета убрали трап, и Лёша крикнул ей последние слова, заглушаемые рёвом двигателей:

– Au revoir, pardonne-moi, Sophie12!

Самолет взлетел и взял курс на Марсель, последняя стажировка закончилась для него печально.

***

На центральной базе Лёша получил предупреждение за нарушение условий контракта из-за звонка полковника в Марсель и направление на лечение к психотерапевту. Там он познакомился с товарищем по несчастью – Вовкой Лещёвым родом из небольшой деревни под Рязанью. Вовка был студентом третьего курса Рязанского государственного университета и старшим ребенком в многодетной семье, поэтому подписал контракт по стеснённым семейным обстоятельствам.

За пять дней до окончания стажировки в вермахте Вовка умудрился уронить себе на ногу снаряд и при этом смачно выматериться по-русски в присутствии оберлейтенанта, за что тут же загремел в гестапо. Его спасли два обстоятельства. То, что до возвращения оставалось всего пять дней, и то, что Вовка, пока его везли, судорожно вспоминал школьный курс истории. На допросе он сочинил небылицу про то, что в детстве играл с соседским мальчиком – сыном эмигрантов из России – и у него научился так ругаться. Из гестапо направили запрос по его фиктивному месту жительства, но ответ не успел прийти, и Вовка вернулся живым. Только со сломанной ногой, разбитой мордой и пошатнувшимися нервами. За это он, так же как и Лёша, схлопотал предупреждение и направление на лечение, но уже к двум специалистам – травматологу и психотерапевту. Из этого Лёша сделал три заключения: во-первых, разведчиком может стать не каждый, во-вторых, разведчик может провалиться на сущей мелочи, в-третьих, в разведывательных ведомствах, похоже, очень большие потери кадров.

Вовка ходил на костылях и с гипсом на правой ноге, из-под которого торчали пальцы-сосиски фиолетового цвета. Под обоими глазами красовались два очаровательных фингала, нижняя губа была рассечена и аккуратно зашита на два шва, а левое ухо разбито. А в общем-то Вовка остался доволен, что легко отделался, и с немецкой педантичностью, которая в нём откуда-то взялась, посещал все процедуры и сеансы психотерапии. Из чего Лёша сделал ещё одно заключение: в гестапо, видимо, нашли тайную точку акупунктуры, куда нужно врезать, чтобы сделать из рязанского деревенского парня заправского немецкого бюргера. Самое интересное, что две остальные стажировки, в итальянской и британской армиях, Вовка прошёл без эксцессов. Ему даже понравилось, особенно в Италии, где он ходил с разинутым ртом и глазел на всё как придурок: Вовка кроме своей родной деревни и города Рязани в жизни нигде не был и если что и видел, то только по телевизору. Но ни в Италии, ни в Британии его причуд никто не заметил.

Самочувствие Лёши оставалось поганым, несмотря на сеансы психотерапии, которые посещал, и кучу таблеток, которые принимал. И во всём, что у него случилось с Софи, винил только одного себя. Он по-прежнему любил её, скучал по ней, а жизнь без неё превратилась в какую-то бессмыслицу. Лёша задавал себе вопросы, на которые не было ответов. Зачем жить? К чему стремиться? Те деньги, из-за которых он подписал этот контракт, давно потеряли для него ценность. Он понимал, что совершил в жизни огромную ошибку, ввязавшись в это дело, но что-либо изменить было уже невозможно.

Ему вручили документы капитана, выдали форму РККА13 с одной шпалой в петлицах и назначили командиром 1-го батальона связи. Начались занятия. Он познакомился с личным составом. Рядовой и сержантский состав сформировали из студентов-связистов различных вузов и техникумов, а все офицеры были инженерами-связистами. Ребята, все без исключения, прошли обучение в военных училищах и академиях, стажировки в германии, Италии, Великобритании, США и Франции в различные периоды и в различных родах войск, званиях и должностях. Также все имели опыт участия в боевых действиях.

Занятия были теоретическими и практическими. На теоретических занятиях изучали структуру РККА и вермахта на дату начала Великой Отечественной войны, систему управления и организацию связи в войсках. Разбирали новую схему организации связи и радиоэлектронного противодействия средствам связи противника, новую схему организации управления войсками с использованием имевшегося в их распоряжении новейшего оборудования и технических средств. В мельчайших подробностях разбирали устройство приборов и систем связи. Даже Лёша, кандидат технических наук, удивился высочайшему уровню техники, которую они получили. Одни только интегрированные стратегическая, тактическая и локальная системы управления боем чего стоили. Конечно, функционал этих систем сильно страдал из-за отсутствия глобальной спутниковой навигации, но даже без неё они прекрасно позволяли управлять боевыми действиями на всех войсковых уровнях.

На практических занятиях учились использовать средства связи и приборы, вооружение и технику. Постоянно проводили учения по боевой слаженности и стрельбы. Лёша всё время был занят, и это отвлекало его от тяжёлых мыслей. Спали по четыре часа в сутки. Учения и стрельбы проводились днём и ночью с приборами ночного видения, в полной боевой укладке и при любой погоде. Создавалось впечатление, что из них готовят спецназ. Но командовать оказалось нетрудно, никого ничему учить не требовалось, ребята уже стали настолько опытными, что могли сами научить кого угодно. Все относились к службе очень серьезно, видимо, полученный жизненный опыт не прошёл даром.

Наконец настал день отправки. На огромном поле разместили всю технику – самолёты и вертолёты, танки и БМП, средства ПВО, системы залпового огня, грузовики и платформы с боеприпасами, оружием, горючим, приборами, оборудованием и провизией. Перед этим грандиозным скоплением военной техники и автотранспорта построился весь личный состав, примерно восемь с половиной тысяч человек. Все в боевой экипировке «Ратник-2», каждый с автоматом АЕК-973М и пистолетом Beretta 92FS.

Внешний вид у всех был немного странный и, чтобы хоть как-то соответствовать форме Красной армии, руководство оставило знаки отличия в виде петлиц и нарукавных галунов, форму касок и красную звезду на них. Но сами каски были сделаны из композитных материалов и титана и усилены русаром – параарамидным волокном колоссальной прочности. Слева сбоку на них смонтированы камеры широкого обзора и высокого разрешения. Внутри каски оказались оборудованы наушниками, микрофонами и защитными очками с интерактивным экраном. лицо прикрывалось прозрачным пуленепробиваемым щитком, откидывающимся поверх каски. Камуфляж комбинезона и каски – «вертикалка». В такой форме и с таким вооружением они больше напоминали американских рейнджеров.

Наступил момент телепортации. Алексею всегда не нравилось это состояние. Вокруг всё начало как бы обволакиваться туманом, потом туман стал густеть и темнеть, свет совершенно исчез, и наступила полная темнота. Гравитация пропала, закружилась голова, сильно тошнило. Через пару минут гравитация вернулась, и вокруг начало светлеть.

***

Когда туман рассеялся, Лёша огляделся. Они стояли на огромном поле, поросшем дикой травой. Далеко позади виднелась опушка довольно густого соснового леса. Был вечер, солнце клонилось к закату. Минут двадцать ничего не происходило. Он видел, как вдалеке собралась группа старших командиров и пытается сориентироваться на местности. Наконец поступил приказ: системам ПВО занять боевые позиции и приступить к отслеживанию целей, все цели на расстоянии 10 километров уничтожать; всем подразделениям начать передислокацию в лес вместе с техникой; технику замаскировать и развернуть лагерь; вокруг лагеря организовать боевое охранение.

Лёша выделил в охранение одну роту. Она выдвинулась вперёд по полю метров на пятьсот и скрытно заняла позиции. Остальные погрузились на машины и поехали к лесу. Через час, когда ему с ребятами наконец-то удалось более или менее разместить и замаскировать в лесу технику и имущество, а также установить палатку центра управления связью, поступил новый приказ: развернуть системы связи и радиоперехвата; организовать запись всех радиосообщений на центральный сервер командования; интегрироваться в местные системы связи; установить системы видеонаблюдения за периметром.

В кромешной темноте они отправились устанавливать антенны и ретрансляторы, монтировать камеры и тянуть кабели на своем участке ответственности. Когда наступило утро, практически всё было сделано. Лёша вошёл в палатку, начал соединять кабели и настраивать оборудование. Замигали индикаторы приборов, и он включил сканирование эфира – в наушниках оглушительно раздался голос Левитана:

– От Советского информбюро! В течение ночи на третье июля продолжались ожесточённые бои наших войск с мотомеханизированными частями противника на Борисовском направлении и в районе Кременец, Зборов, Тернополь. На остальных участках фронта происходили ночные поиски разведчиков и бои местного значения.

Так для Лёши Орлова началась Великая Отечественная война. Утром в лагере возникло оживление. Очень быстро распространился слух, что из Москвы приехала делегация, и не кто-то там никому не известный, а легендарные генерал Жуков и нарком Берия. Эти фамилии были на слуху у всех, кто родился и вырос в России в XX и даже в XXI веке. Эти фамилии стали легендарными, причём одна со знаком плюс, а другая – со знаком минус. Если бы не приказ всем оставаться на своих местах, который благоразумно отдал комендант лагеря генерал-майор Урманцев, то все бы точно побежали посмотреть на героического Жукова и ужасного Берию в одном флаконе.

Но судьба оказалась благосклонна практически ко всему личному составу лагеря. Гости задержались у них надолго. Их везде сопровождал заместитель руководителя операции по безопасности комиссар госбезопасности 2-го ранга Емельянов. Вместе они ездили по лагерю на автомобиле, ходили пешком, осматривали технику, разговаривали с командирами и всё фотографировали. Для этого привезли с собой фотографа, обвешанного камерами с ног до головы. Зашли они и к ним на пункт управления связи.

– Товарищи командиры! – объявил полковник Валерий Вадимович Зайцев, командир их полка связи.

Все встали по стойке смирно.

Жуков и Берия начали расспрашивать Зайцева про оборудование, как оно работает, его возможностях. Зайцев подробно рассказывал о каждой системе. Лёша, как и все другие офицеры на пункте управления связи, внимательно наблюдал за гостями. Жуков выглядел довольно хмурым, очень серьёзным на вид и немногословным; каких-либо признаков героической личности Лёша в нём не обнаружил, сколько ни искал. Берия же, наоборот, казался очень живым, общительным и весёлым человеком, очень приятным в разговоре, и никаких злодейских черт в нём почему-то не наблюдалось.

«До чего же могут извратить реальность народные легенды! Буквально всё наоборот», – подумал Лёша в конце, когда посетители ушли.

По его мнению, Жуков больше подходил под описание злодея, а Берия – под образ положительного героя.

Гости обошли и объехали весь лагерь. Сначала им показали бронетехнику. Завели танк Т-14М, в него сел генерал Жуков, и его катали на танке по опушке леса. Затем Жукова и Берию посадили в БМП и тоже довольно долго катали по полю. Жукову дали автомат АЕК-973М с голографическим прицелом, и он начал стрелять по птицам, сильно проредив местную колонию ворон. Последние остались крайне недовольны, но вынуждены были быстро ретироваться из-под обстрела, неся страшные боевые потери.

Берии решили продемонстрировать возможности противотанкового ручного гранатомёта. Долго искали муляж, чтобы он соответствовал броне танка. Наконец ребята сгоняли на свалку в пяти километрах, нашли там и привезли здоровенную металлическую болванку. Кое-как сгрузили болванку с машины и прислонили к дереву. Было бы, конечно, интересно узнать, как они её грузили на свалке и не заработали себе грыжи. Это был здоровенный ржавый кусок железа толщиной сантиметров тридцать, видимо, выброшенный с какого-то промышленного предприятия города Можайска, который находился всего в двадцати километрах отсюда.

Лаврентию Павловичу дали гранатомёт и долго рассказывали, как им пользоваться. Потом они с инструктором отошли метров на двести от болванки, и Берия, опустившись на одно колено, прицелился и пальнул. Граната попала точно в центр мишени. Раздался оглушительный взрыв, вокруг этого места зашатались сосны, и одна из них, сломавшись, медленно упала. Берия бросился к болванке, увидел в ней дыру и за ней – три ствола сосен, пробитых кумулятивной струей. Одна из них, самая тонкая, переломилась и упала. Ликованию Лаврентия Павловича не было предела.

Потом играли в учебный бой, смотрели возможности вертолёта Ка-52, который показал фигуры высшего пилотажа и снес залпом старый заброшенный сарай километрах в пяти от леса. Через некоторое время система ПВО С-400, которая находилась на боевом дежурстве, внезапно выпустила две ракеты, которые с грохотом улетели на запад. Гости тут же пошли осматривать систему. Уехали они часов около шести вечера, а лагерь продолжал гудеть, обсуждая этот визит высокого начальства.

Ночью в Москву ушёл один КамАЗ с оборудованием и охрана на «Тигре» в качестве сопровождения. Весь следующий день провели, ничего особенно не делая. Подразделения ПВО и связисты попеременно дежурили, а остальные болтались по лагерю, мучаясь от безделья. Травили похабные анекдоты, рассказывали про свои похождения на стажировках, кто-то вспоминал свою жизнь до начала службы по контракту. Ближе к вечеру Лёшу вызвал к себе полковник Зайцев. Стало понятно, что командование операции наконец-то договорилось с руководством СССР, и началось движение.

***

Лёшу назначили командиром соединения в составе его батальона связи, а также группы охранения, состоявшей из отделения мотопехоты на тяжелой БМП и двух отделений разведки на двух армейских «Тиграх» (СМП-2)14 с пулемётами «Корд» и гранатомётами АГС-30 на крыше. Он получил приказ: доставить колонну с оборудованием и техникой в штаб юго-западного фронта; по прибытии на место дислокации обеспечить командование фронта оперативной интерактивной бесперебойной связью с войсками фронта; развернуть вдоль всей линии фронта системы РЭБ15, обеспечив непрерывный радиоперехват и подавление радиосвязи противника. Из дополнительного вооружения соединение получило по двадцать пулеметов «Корд» и ПТУРС16 «Корнет», а также десять ПЗРК17 «Игла». Однако начальство настоятельно рекомендовало по возможности экономить боеприпасы, особенно ракетные, и куда попало ими не пулять без острой необходимости.

Лёша составил маршрут движения. Им предстояло проехать 1200 километров. Дорога лежала на юго-запад до Гомеля. Там начиналась прифронтовая зона, и двигаться следовало вдоль линии фронта на юг. По имевшейся на тот момент оперативной информации, линии фронта там просто не было, а существовали лишь фрагментарные очаги сопротивления разрозненных частей Красной армии. Поэтому имелась реальная угроза прорыва противника глубоко в тыл с окружением всех частей и соединений, находившихся в прифронтовой зоне. То есть почти пятьсот километров им предстояло ехать в сложнейшей обстановке.

По пути следования колонна могла в любой момент встретить наступающие части противника и вступить с ними в бой. Кроме этого, существовала реальная опасность дружественного огня по колонне отходивших частей Красной армии и частей НКВД, контролировавших прифронтовую зону, так как обмундирование, вооружение и техника не были известны красноармейцам и могли вызвать подозрение.