Контракт на два дня. Трилогия. Книга первая. Солдаты другой страны

Лёша в это время учился на втором курсе Национального исследовательского университета МИЭТ по специальности «инфокоммуникационные технологии и системы связи». Туда его определили родители, имея, видимо, какие-то планы на Лёшино будущее, в которые его самого не посвятили. Лёша достаточно долго упирался и не хотел туда поступать, но сдался под натиском родителей, так как упорства и настойчивости ему явно недоставало. В качестве компенсации морального ущерба родители купили ему однокомнатную квартиру в Москве.

Учёба ему сначала не нравилась, но на третьем курсе его пригласили в научный кружок. И, так как увлечений у Лёши в то время не было – старые закончились, а новые ещё не появились, – он согласился больше от скуки, чем из интереса. Но преподаватель, который вел кружок, оказался одним из тех одержимых наукой бессребреников, на которых и держится российская высшая школа, и случилось чудо: Лёша увлёкся наукой по-настоящему.

Это увлечение вылилось в кандидатскую диссертацию, которую он успешно защитил в 24 года, получив учёную степень кандидата технических наук. Это был успех, казалось, Лёша оправдал ожидания родителей, добился результатов, пусть не лучших, чем Дима, но хотя бы таких же. Но нет, обстоятельства опять восстали против него. Диму назначили зампредом правления банка, в котором тот работал, его карьера была просто ошеломительной. И Лёша впал в уныние: перспектив хотя бы в чём-то догнать Диму не просматривалось никаких.

Конечно, ему предлагали работу, он рассылал резюме, болтался по собеседованиям, но всё, что ему предлагали, казалось не тем и не таким. Хотелось чего-то необыкновенного, а чего именно, Лёша и сам не знал. Это был явный кризис в его жизни, причиной которого стала вечная гонка за лидером.

Поэтому, когда очень вежливый, скорее даже слащавый мужской голос в трубке пригласил его на собеседование по поводу одной вакансии, на которую Лёша ранее отправлял резюме, он уже чисто автоматически поплёлся на встречу. Эта вакансия сразу вызвала у него подозрение: слишком заманчивым представлялось предложение по оплате и очень расплывчатыми должностные обязанности. Но требования к кандидату были сформулированы чётко, и он под них идеально подходил.

Подозрительным Лёше показалось и то, что в ответ на его резюме пришло письмо с просьбой заполнить анкету, и содержание этой анкеты выглядело весьма странным, совершенно не касающимся работы. Там были вопросы довольно личного характера: «Делали ли вы когда-нибудь пирсинг, татуировки?», «Какого вероисповедования ваши родители и близкие родственники?», «Были ли у вас операции?». Он ответил на все вопросы честно, подумав, что работодатели бывают разными, у всех свои тараканы в голове, и отправил анкету назад.

Когда Лёша приехал на собеседование, прошёл жёсткую медкомиссию и выслушал то, что ему предложили, это оказалось похожим то ли на ненаучную фантастику, то ли на бред шизофреника. На такое мог согласиться либо отпетый авантюрист, либо человек, для которого жизнь кончена, терять ему больше нечего и осталось только броситься под машину или прыгнуть с моста. Но его убедили, что это не фантастика, а реальность, и он поставил свою подпись под контрактом. Оценивая потом своё состояние, когда подписывал этот злополучный контракт, Лёша окончательно пришел к выводу, что крыша у него тогда съехала.

Лёша, как говорят в народе, был одержимым бабником. Покорять девичьи тела стало его единственным хобби, этаким бесконечным марафоном от одной юбки к другой. Эта одержимость походила на страсть филателиста, только вместо коллекции марок он собирал коллекцию смазливых личиков, круглых попок, стройных ножек и бюстов различных размеров и форм. Отношения его не интересовали, ему хотелось только секса, причём бурного, эмоционального, развратного. Он всегда испытывал острые ощущения от обладания женщиной, от своего физического и сексуального превосходства над ней.

Увидев понравившийся объект, Лёша прилагал все усилия, выдумывал кучу изощрённых способов и уловок, чтобы затащить жертву в постель. В ход шли прогулки, кино, рестораны, деньги, дорогие подарки и поездки за границу и даже участие в ненавистном шопинге. Деньги у родителей были, и он их регулярно спускал на секс, не считая, а родители делали вид, что этого не замечают, возможно, заглаживая свою вину за дефекты воспитания перед ним.

На самом деле большие траты возникали у Лёши редко, только на особо привередливые натуры, которых не удавалось завлечь доступными средствами. Доступные же средства у него имелись, и даже в избытке. Высокий, метр восемьдесят пять, блондин с идеально правильными чертами лица, накачанными мышцами, рельефными кубиками на животе, упругими ягодицами и стройными ногами, он всегда привлекал к себе внимание девиц. Большие голубые глаза, прямой нос идеальной формы, тонкие нежные губы – казалось, что он сошёл с обложки мужского модельного журнала.

Он выглядел моложе своего возраста, года на двадцать два, не старше, при этом растительности на его стройном теле не было. Она поселилась на Лёшином лице лишь участками. Легкий белый пушок на верхней губе и подбородке превратился в островки щетины после того, как он начал бриться.

Его очень низкий голос создавал удивительный контраст с юной внешностью, не заметить который было невозможно. Он прилично играл на гитаре и пел, что открывало перед ним двери всех молодежных тусовок, где он всегда становился душой компании и, что самое главное, предметом вожделения женской половины.

Был у Лёши в наличии и ещё один очень важный в любовном хобби секретик – природа наградила его приличным мужским достоинством, и не просто приличным, а, по словам некоторых его поклонниц, огромным. Когда он был подростком, эта особенность организма ему сильно мешала. Он стеснялся любопытных и навязчивых взглядов сверстников в душе бассейна, иногда дело доходило даже до откровенных насмешек. Но, повзрослев, понял, что это вовсе не недостаток, а очень даже большая ценность, и начал использовать его по полной.

Говорят, что женщины никогда не обсуждают между собой физические особенности мужчин, а занимаются этим только мужчины, обсуждая физические особенности женщин. Наверное, так оно и есть, но молва про Лёшин секретик циркулировала в тусовке постоянно и создавала ему неплохую сарафанную рекламу. Неважную репутацию ему создавала другая привычка – он бросал своих партнёрш, часто после первой же встречи, реже после нескольких. Никогда и ни с кем он не заводил отношений, весь его пыл был всегда направлен только на достижение одной цели – секса, после чего Лёша терял к партнёрше всякий интерес. Это не могло не сказаться на его репутации, и со временем добиваться своей цели становилось все сложнее и дороже, девушки стали его сторониться, на тусовки стали приглашать редко. К моменту подписания контракта полноводная река поклонниц и воздыхательниц обмелела и превратилась в крошечный ручеёк, который тоже обещал вот-вот пересохнуть.

***

В тот день он проспал. Слышал будильник, но поддался сладкому искушению поваляться ещё минуток десять – и проснулся, когда на часах было уже семь. Явиться на сборный пункт на другом конце города требовалось к восьми. Для москвичей, к которым он себя уже давно относил, это – форс-мажорная ситуация, так рано на работу никто из уважающих себя людей не ездил. Он вскочил, быстро оделся и, не умывшись и не выпив кофе, выбежал из дому. С собой разрешалось взять только ключи от квартиры, паспорт и сотовый телефон. Опаздывать было нельзя, но он оказался на сборном пункте двадцатью минутами позже, когда все уже, как ему показалось, собрались. Однако следом за ним прибежали ещё четверо запыхавшихся парней – видимо, организаторы сделали допущение на непунктуальность участников. И всё началось. Началось то, что буквально перевернуло его жизнь, разорвало в клочья его представления об окружающем мире и изменило для него всё.

Так как Лёша окончил военную кафедру и являлся офицером запаса, его зачислили в Военную академию имени М. В. Фрунзе на специальность «управление общевойсковыми частями и соединениями». На дворе стоял 1994 год, и, хотя Лёша уже считал себя москвичом и знал город неплохо, Москву он не узнал: это был совершенно другой город, не тот, из которого он телепортировался сегодня утром. Одет он был в военную форму, на погонах красовались две лейтенантские звёздочки, и всё казалось каким-то непривычным.

Лёша шёл заселяться в офицерское общежитие, куда его определили. Вещи у него отсутствовали, так что заселение было чистой формальностью. На следующий день начались занятия. Учиться оказалось очень трудно, особенно Лёшу бесила строевая подготовка, которую он ненавидел. И за это в апреле следующего года его определили в парадный расчёт академии на параде Победы в честь 50-й годовщины окончания Великой Отечественной войны. Лёша тогда промаршировал по Поклонной горе и попал в объективы всех телевизионных камер на все главные телеканалы страны, но тогда никто бы не узнал его в высоком стройном лейтенанте.

В течение всего периода обучения он несколько месяцев провёл на учебно-тренировочной базе группы специального назначения «Вымпел» в Балашихе, где проходил ускоренный интенсивный курс обучения по программе этого спецподразделения. Там познакомился с другими бедолагами, подписавшими контракт и обучавшимися в военных академиях и военных училищах. Их собирали вместе и учили такому, о существовании чего они раньше никогда не подозревали.

Но самым сложным в обучении для него стали специальные языковые курсы, на которые его зачислили вместе с другими парнями-контрактниками: немецкий, английский и итальянский языки. Требования и условия казались ребятам просто запредельными. Обучение проходило методом погружения с носителями языка и с участием различных специалистов – от психологов до сантехников. Где руководство проекта выискивало этих людей и как доставляло в Москву, осталось для него тайной.

Темы разбирались, а зачеты проводились в виде ролевых игр, где учащиеся должны были по заданию разыграть любую, мыслимую и немыслимую, ситуацию, причём по ходу выполнения задания постоянно менялись условия. Оценивалось всё – и грамотность, и произношение, и жесты, и даже мимика. При любой мелкой оплошности выполнение задания не засчитывалось, а участники отправлялись на повторное прохождение темы. Их заставляли слушать и понимать любую речь: бессвязную – пьяного человека, детскую, больного человека с нарушением произношения. Они читали и пересказывали наизусть кучу книг, журналов, газет, учили стихи, песни, поговорки и пословицы. Им показывали незнакомые предметы, которых ребята в жизни не видели, и просили назвать их на иностранном языке. Проучившись год, Лёша решил, что из них готовят профессиональных разведчиков – и, как потом оказалось, был не слишком далек от истины.

Учёба занимала всё время, приходилось даже постоянно учиться по ночам. Свободные часы выпадали редко. Передвигаться разрешалось только в пределах Москвы. Выезд за пределы города категорически запрещался и являлся нарушением условий контракта. Ребятам платили небольшую стипендию и выдавали лекарство, которое требовалось обязательно принимать всё время службы по контракту. Иногда Лёша с ребятами всё же умудрялся вырваться на свободу. Они ходили в рестораны и на дискотеки. На лейтенантские погоны он даже сумел поймать несколько миленьких девушек и пополнить свою коллекцию.

Два года пролетели как одно мгновение. Экзамены в академии Лёша сдал на отлично. Программу спецназа – на хорошо. С экзаменами по языкам возникли проблемы, как и у большинства ребят, но он их всё же сдал, и его направили на первую стажировку.

***

Германия 1937 года встретила канонира Александра Адлера (в немецком языке нет имени Алексей) угрюмо. Он служил в Штеттине в 1-м дивизионе 48-го артиллерийского полка 12-й пехотной дивизии вермахта под командованием генерал-лейтенанта Людвига фон дер Лейена наводчиком орудия. Служба у Лёши не заладилась с первого же дня. Его раздражало всё – и эта немецкая педантичность, и дисциплина, которую он не переносил в таких количествах, и этот жирный унтер-вахтмейстер Герхард Шульц, который гнобил его каждый день и придирался по малейшему поводу.

Но хуже всего был страх, настоящий животный страх за свою жизнь. Он сковывал каждую минуту, не давал расслабиться ни на мгновение. Лёша контролировал каждое своё слово, каждый жест, каждое движение, лишь бы не выдать в себе русского. Любая ошибка стоила бы ему жизни. Помощи ждать было неоткуда. Эвакуация на центральную базу предстояла только через год. В душе он был благодарен всем преподам немецкого языка, которые учили его и, как ему тогда казалось, мучили. Теперь, если бы он смог их увидеть, всех бы расцеловал. Он замкнулся в себе и старался меньше разговаривать. Страх был такой, что он боялся даже что-то подумать на родном языке. Приходилось вытравливать из себя русского каждую секунду. Навязчивым желанием стало раствориться в окружающем мире. Понятно, что сослуживцам Лёша казался необщительным парнем со странностями. Наверное, его всё же спасала арийская внешность, и на него просто перестали обращать внимание.

Лёша подружился с долговязым очкариком Паулем Майером из Вюртемберга, страшным недотёпой, – редкий случай для немецкого юноши, что вызывало всеобщее порицание. На этой почве они и сошлись. Пауль был начитанным мальчиком двадцати лет из интеллигентной семьи. В общем, ботаник, но по-немецки. Он любил стихи, очень много знал наизусть, увлекался музыкой, живописью, хорошо рисовал.

Примерно через полгода Лёша почувствовал себя свободнее. Напряжение начало спадать, он приобрел некоторую уверенность в себе и начал осматриваться по сторонам. Окружающий мир не радовал. Из каждого утюга раздавались пространные речи Геббельса, слушать которые было тошно, а не слушать – опасно. Особенно опасно было не слушать редкие выступления Гитлера и не принимать активного участия в их обсуждении на политзанятиях, которые проводились регулярно. Муштра раздражала. Щёлкать каблуками и выбрасывать руку в приветствии научился, но постоянная строевая подготовка приводила его, как и раньше, в уныние. Шаг в германской армии оказался другой, приходилось высоко тянуть ногу.

Здесь Лёша попал в почётный караул, когда в Штеттин приехал Гиммлер. Мало этого, он угодил вместе с рейхсфюрером в кадры кинохроники Die Deutsche Wohenschau1, где диктор говорил об истинных арийских солдатах, выполняющих свой долг перед великой Германией, а оператор показывал его, стоящего в почётном карауле в качестве наглядного примера. Фильм крутили после этого месяца два, и Лёше это показалось даже забавным. Но это имело и другие последствия – сослуживцы стали относиться к нему более дружелюбно.

Душа требовала, чтобы его тело расслабилось. И два немецких солдата – стройный блондин и высокий и худой очкарик отправились в увольнительную за приключениями в город. Друг Пауль не был Казановой, это Лёша понял сразу. Но дело в том, что Пауль был ещё и девственником и совершенно не умел ни знакомиться, ни общаться с девушками, однако очень сильно хотел стать мужчиной. Хуже того, Пауль не умел пить, а потому первое же знакомство с местными красавицами закончилось для друзей комендатурой и гауптвахтой.

Лёша понял, что оставшийся срок службы в Германии будет безалкогольным. Но очень хотелось приключений на любовном поприще. У него просто зудело: и когда они сидели на гауптвахте, и когда вышли, и чем дальше, тем сильнее. Тем более он всё же хотел помочь Паулю осуществить его мечту – стать мужчиной. Они разработали грандиозный план стоимостью в двести рейхсмарок, которые сумели накопить. Деньги потратили на подарки девушкам и организационные расходы. В следующую увольнительную гуляли с девушками по городу до полуночи, а потом остаток ночи провели у них. Силы и средства потратили не напрасно – Лёша своего добился, и Пауль остался очень доволен, так что потом обсуждал с ним это любовное приключение до конца службы.

А служба тянулась бесконечно долго. Год показался ему десятилетием. Он ощущал, как часы прилипают к минутам, минуты – к секундам и каждое мгновение растекается в огромный, необъятный и вязкий океан времени. Как назло, перед самым окончанием этапа объявили учения с техникой и боевыми стрельбами. Эта неделя учений унесла все его силы, а унтер-вахтмейстер Шульц высушил ему все мозги. Лёша проклинал тот день и час, когда подписался под контрактом.

Следующую стажировку Лёша проходил в армии США морским пехотинцем, рядовым 1-го класса Алексом Иглом. Попал в горячую точку, а точнее, в самую жаркую точку планеты – Аравийскую пустыню, где коалиционные силы во главе с США проводили показательную порку иракскому лидеру Саддаму Хусейну за плохое международное поведение. Лёше довелось стать участником боевых действий операции «Буря в пустыне». Это была первая в истории человечества сетецентрическая война, Лёша приобрёл на ней бесценный опыт, который в дальнейшем очень пригодился. Случались небольшие перестрелки с иракской Национальной гвардией, но это мелочи, всё как-то обошлось. Единственной неприятностью, которая ему запомнилась на этом этапе, стала ракета «воздух-земля», выпущенная самолётом F-16 ошибочно по своим, но Лёху только контузило, и после недели лечения его выписали и наградили медалью ВМФ и Корпуса морской пехоты. За что именно, он так и не понял, видимо, в качестве возмещения вреда здоровью.

Случай был торжественный: над головами гордо реял звёздно-полосатый флаг, а награды вручал лично командир Корпуса морской пехоты седовласый генерал Джеймс Конвей. Он вручил Лёше медаль, пожал руку и немного небрежно отдал честь. Это стало первой в жизни наградой, и несмотря на то что она американская, его всё же распирала гордость за себя. В этот момент Лёша почувствовал себя настоящим мужчиной.

Служить в морской пехоте ему очень даже понравилось. Физподготовка, на которой американцы помешаны, не стала для него проблемой, а строгая дисциплина, про которую он смотрел фильмы ещё в студенческие годы, оказалась просто ерундой по сравнению с дисциплиной в вермахте. Тут никто не следил за Лёшиными привычками, и никому в голову не приходило сравнивать его внешность с каким-либо эталоном. Здесь было сборище всех наций и народов мира. Никто не замечал его лёгкого акцента, который так и не смогли победить преподаватели, как ни старались. Если он делал свою работу, как любят говорить американцы, и не нарушал правил, то всем было совершенно безразлично – откуда он, какой и какие у него дефекты речи.

Лёша подружился со всеми морпехами из своего подразделения. Ребята оказались весёлые и, узнав, что он играет на гитаре, откуда-то достали инструмент. После завершения операции их перебросили на базу в Калифорнию, где Лёша спокойно дослужил свой срок. Когда уезжал, ему устроили прощальную вечеринку: всю ночь стояли на ушах и веселились, как дети. Расставались очень трогательно, как с родным. Ему даже не хотелось уезжать, но этап был завершён.

***

Жизнь непредсказуема, но для Лёши после подписания злополучного контракта жизнь стала фантастически непредсказуема. Прямо из Калифорнии он вновь попал в Москву на углублённые курсы французского языка. Как ему объяснило руководство – по причине отсутствия для него места в итальянской армии и наличии места во французском Иностранном легионе. Эта передышка показалась Лёше неплохим поводом для возобновления амурных делишек. Он взбодрился и начал наверстывать упущенное на любовном фронте. Четвёртый иностранный шёл неплохо. Через год он сдал экзамен и телепортировался на последнюю третью стажировку.

Если на земле и есть рай, то именно туда Лёша попал на службу. А служил он на Корсике в городе Кальви командиром минометно-артиллерийский роты 2-го парашютно-десантного полка французского Иностранного легиона в звании капитана. Как руководство проекта его туда устроило, он так и не понял, да это было и не важно. Радости Лёши не было предела. Во-первых, наконец-то он командовал сам. Во-вторых, у него появилось личное время. И в-третьих, форма офицера французского Иностранного легиона так элегантно сидела на нём, так живописно контрастировала с его внешностью, а его низкий голос с прононсом, который ему трудно давался на курсах, но которым Лёша всё же овладел, создавал такую брутальность, что все корсиканские красавицы были сражены наповал. Личная жизнь наладилась. Лёшина коллекция пополнялась всё новыми и новыми экземплярами. Душа пела, и вместе с душой пел сам Лёша, в основном французский шансон под гитару, но без хрипотцы, а как-то мягко и таинственно.

Полковник Дюваль – командир полка и прямой Лёшин начальник, симпатизировавший ему с первых дней службы, пригласил его на свой день рождения. Приглашены были всего пять офицеров, все старослужащие, давно знавшие полковника, и Лёша. Как он попал в эту компанию, осталось для него загадкой. Он сразу же обратил внимание на дочь полковника, которую звали Софи, – красавицу и предмет вожделения всех офицеров полка. Девушка была очаровательна, редкое качество для француженок: темные длинные волосы, тонкие черты лица, огромные карие глаза и немного курносый носик со слегка вздёрнутым кончиком, что тоже нетипично для галльских женщин. Пышный девичий бюст и округлые бедра божественно сочетались с тонкой талией и красивыми длинными ногами.

Лёша ухитрился сесть за стол рядом с ней и весь вечер изображал галантного кавалера – верх деликатности, ухаживая и обольщая девушку своими речами. Тому, что неприступная ни для кого ранее Софи оказалась в этот вечер с ним в постели, он и сам удивился. Может, всё же сыграл свою роль его большой опыт в деле обольщения слабого пола, но факт остаётся фактом. Закрывшись в спальне Софи поздно вечером, незадолго до ухода всех гостей, они вышли оттуда только поздно вечером следующего дня, на удивление всем домочадцам. Да и вышли только потому, что сильно захотели есть. Пить они не хотели, потому что в спальне было вино, которое успел с собой прихватить Лёша. То, что они вытворяли в спальне целые сутки, трудно описать, но оба оказались совершенно без комплексов и окунулись в любовь с головой.

Да-да! Это оказалась настоящая любовь, и любовь с первого взгляда. Все Лёшины принципы рухнули, как карточный домик, он влюбился по-настоящему, по самые уши и, самое главное – он был бесконечно счастлив. Они встречались каждый вечер. Время на службе замирало, и он смотрел на часы, считая минуты до вечернего отбоя. Потом летел к ней, как ракета, как метеорит. Они сливались в горячем поцелуе при всех, где бы ни оказались вместе. Все ночи стали их ночами. И он понял, что не может без неё жить.

Всё своё жалование, а оно было немаленьким, он тратил на подарки и цветы. Как-то раз, гуляя по городу, они зашли в ювелирную мастерскую. Софи понравилась пара золотых кулонов в форме сердец, и они попросили мастера выгравировать на одном её имя, а на другом – его. Кулон с именем Sophie Duval она подарила ему, а кулон с именем Alexis Arnett он подарил ей. Поползли слухи, местный бомонд пришёл в неимоверное возбуждение.

Ничего не замечал только отец Софи полковник Дюваль, как будто бы ослеп и оглох. Он делал вид, что ничего не происходит, и не реагировал на то, что Лёша на службе спит с открытыми глазами, что дисциплина в его роте упала ниже плинтуса, что он регулярно опаздывает на утреннее построение, что он не стал разбираться в деле о самоуправстве сержанта Лефевра и всё спустил на тормозах, хотя тому светил трибунал. Военная жандармерия написала на полковника два представления.

Лёше всё сходило с рук, все его служебные ляпы замалчивались. Мало того, Лёша переехал из офицерской казармы в дом к полковнику. Точнее, официально оформил переезд, так как фактически жил не в казарме с самого дня рождения полковника Дюваля, а обитал в спальне его дочери. Это возымело положительный эффект. Теперь он утром завтракал со всей семьёй полковника и приезжал с месье Дювалем в расположение полка на его машине, не опаздывая на построение. Это скверно обернулось для домашних полковника, в особенности для его жены и домработниц. Лёша обнаглел и мог запросто пройти в туалет или в ванную комнату совершенно голым, никого не стесняясь. Редкие встречи с дамами в таком виде вызывали на их лицах явное смущение, но, как заметил про себя Лёша, частота встреч стала увеличиваться.

Софи стала для него всем. Больше ему никто не был нужен и ничего его не интересовало. Но внезапно идиллия была нарушена – пришёл приказ о проведении учений. Лёша очень опечалился. Во-первых, целую неделю он не увидит Софи, и это казалось невыносимым. Во-вторых, предстояло прыгать с парашютом, а это Лёше очень не нравилось, несмотря на то что три прыжка во время обучения в академии у него было. Однако того возбуждающего эффекта от адреналина, про который говорят все парашютисты, он не испытал. А испытывал каждый раз обычный человеческий страх высоты, и поэтому, когда прыгал, старался не смотреть вниз и собирал всю силу воли, чтобы никто его страха не заметил.