Расколотая мечта. Арка 2. Великие богатырские состязания

– Что будем делать? – бодро спросил Олег, почёсывая костяшки кулаков.

– Даже и не думай! – сурово зыркнул на него Стоян. – Мы представляем московское княжество. Надобно блюсти лик благолепен!

– Зато оставим им тягателей малоросских, – сказал Савелий. Он тоже выглядел возбуждённо. Глаза парня так и блестели, когда смотрел на пирующих казаков.

Сзади раздался тяжкий вздох Наума. Его явно не радовала перспектива двигаться дальше со своими.

– Все же надо обратить на себя внимание и поздороваться, – неуверенно сказал Стоян, запустив пальцы в бороду. Любимка не услышал противного хруста волосков, настолько сильно шумели казачки.

– Я могу вдарить, – тут же предложил Савелий.

– Нет! – разом набросились на него Стоян и Фёдор. – Казаки осерчают, будем потом неделю отношения выяснять.

– А потом ещё две мировую пить, – добавил бронированный калика.

– Хм, я вижу у тебя опыт, – поглядел на него Савелий.

– Скорей неприятные воспоминания, – буркнул тот.

– Что же тогда делать? – проговорил Стоян озадаченно. Их по-прежнему никто не замечал.

– Давайте я, – шагнула вперёд Пелагея. Лицо девушки лучилось счастьем, меж глаз залегла сосредоточенная морщинка. Она вынула походные гусли и занесла над ними свои белые тонкие пальцы.

– Начнём…

Она ударила по струнам, музыка полилась неожиданно громкая и плотная. Казалось, вибрировал сам воздух.

– Как за Чёрный Ерег, ка-а-ак за Чёрный Ерег… Е-ехали ка-азаки сорок тысяч лошадей…

Её нежный девичий голос чудесным образом перекрыл грубые крики и ор. То тут, то там удалые витязи стали затихать и прислушиваться. Последним очнулся здоровенный казак с живыми усами у самого большого костра. Его ткнул товарищ, казак вскинулся, замахнулся на него левым усом, но тот указал на Пелагею. Казак обернулся, да так и застыл.

А над поляной лился уже припев:

– Любо братцы, любо, любо братцы жи-ить, с нашим атаманом не приходится тужи-ить…

И вот уже вся поляна дружно подпевает, отчего пламя костров колышется и испуганно проседает, а деревья хрустят и расступаются ещё шире.

– Любо-о-о-о-о! – последняя пронзительная нота, и Пелагея умолкла.

– Здравы будьте казачки! – звонко выкрикнула девица. – Приветствую вас я – Пелагея, лучший менестрель шести княжеств и московские воины, идущие на богатырские состязания.

– Дивися! Дивчина, а туда ж в перши менестрели! – громко хлопнул по животу огромный казак. Усы его хищно раскачивались. – Що, казачки? Спробуем дивчину?

Ему тут же отозвался хор голосов.

– Худосочна, дрибна!

– Пищит, як ципленок!

– Я б за такую и малого Борьку не отдал бы.

Пелагея ни капли не смутилась. Наоборот, она расхохоталась звонко и как закричит в ответ:

– Кто тут цыплёнка помянул? Сам не шибко орёл, так ищешь по себе? Это тебе не ко мне, сына атамана вона поищи. Он одевается, как птаха заморская, попугаем звать. Может, приглянется тебе!

Хохот грянул такой плотный, что Любимке показалось, будто его снесёт с поляны в лес. Громче всех хохотал сам Остап, успевший уже вернуться к кострам в обнимку с казаком, с которым они только что дрались.

– А про голос мой кто гутарит не подумав? Я так запою, у вас порты спадут и ухи захлопают. А коли пожелаю, так и души в комок соберутся, а потом развернутся как паруса и понесут в небеса!

Глаза девицы сияли.

– А кто замуж меня брать не желает – и то верно, слабак сынок – рази сдюжит с такой как я? Горюшка хлебнёт, жить не смогёт. Лучше пущай у мамки под юбкой дальше сидит!

Хохотали уже все. Пелагею приветствовали уже дружелюбно. Она ступила в сторону, будто место освобождала. Казачки тут же вцепились в следующего.

– А это кто у нас?!

– Никак Фёдор калика.

– Все такой же толстый!

– Свои тупые зубочистки все таскает!

– А кожа то на лице, погляди?! Как у бульдога!

Фёдор взрыкнул и заорал в ответ, надувая жилы на висках.

– Не вам с моим животом меряться, а зубочистками моими кому угодно готов потроха пощекотать. С любого расстояния и в любую цель?! Выходи, кто смел?! А коли моя кожа кому не по душе – ой не знал, что казацкие воины нынче как бабы измельчали, за лицом с пудрой бегают да благовониями ублажают…

– Благовониями! – грохнули хохотом казаки.

– Ха-ха! Есть тут у нас один вония! Вы подружитесь!

Фёдор отступил в сторону. На всеобщее обозрение попал Ярополк. Парень тут же смешался и испуганно зыркал по сторонам.

– Утю-тю, кто этот малыш?

– Лапти за чемпионами таскает?

– Нужник убирает?

– Горницу метёт!

– Аха-ха! Холоп никак?!

Любимка распахнул синие глаза во всю ширь. Словно видел себя со стороны. "Холоп! Ты грязный холоп! – кричал ему Ярополк с друзьями. – Никогда тебе не бывать богатырём!"

И вот теперь друзья сына воеводы сделались друзьями Любима. Сам он стал тягателем куда более умелым, а Ярополка самого теперь подозревают в холопстве. Вот так фортель выкинула жизнь. Отрок расхохотался и закричал с казачками, выкрикивающими оскорбления Ярополку.

Аха-ха! Как славно видеть, что мир справедлив. Вот оно – возмездие. Бессердечный идиот, который любит издеваться над беззащитными, сам попал, как кура в ощип.

– Так его! Так!

Ярополк пытался что-то блеять в ответ.

– Не холоп я! Не таков… Сын… Воеводов…

Но казаки не ждали оправданий. Казачки ждали дерзкого ответа и меткого словца.

– Ха-ха-ха! – они разевали пасти в хохоте, блестя белыми зубами и являя алое нутро зева. – Аха-ха-ха! Слабы ныне московские тягатели! Ой, жидковаты!

Любимка перестал ржать и нахмурился.

– Эй, кто тут плохо говорит про московских тягателей?

Кап-кап! Перед глазами завертелись черные кляксы. Отрок отпихнул Ярополка. Тот полетел в сторону, округлив глаза. Любимка промчался мимо казаков. Одному сдёрнул кушак, второго дёрнул за нос, третьему дунул в ухо. Когда подобрался к главному казаку, тот вдруг сдвинулся и попытался ухватить Любима за рукав. Едва ускользнул – отпрыгнул, не рискнув больше никого трогать.

Пух! Время приняло обычный ход.

– Уй! – один казак ошалело тёр нос.

– Ай! – второй держался за ухо.

– Ой! – у третьего упали штаны.

Лишь главный казак поднял сжатые пальцы. В них торчал клок овечьей шерсти. Любимка глянул на свой рукав и увидел, откуда он выдран.

– Ну ты наглец! – сказал казак. Глаза его сверкнули. Остальные казаки вдруг посерьёзнели и подобрались.

– Что ты творишь, – прошипел за спиной Любима Стоян. – Одно дело зубоскалить, другое дело трогать. Они могут посчитать это нападением.

– Разве может вести себя иначе человек, – в наступившей тишине молвил Любим, – который станет сильномогучим богатырём и превзойдёт всех прочих богатырей!

Он вскинул руку и выкрикнул:

– Это мой путь богатыря!

Пару мгновений казаки молчали. Потом главный разинул рот ещё шире и захохотал.

– Аха-ха! Это по-нашему! Это по-казацки! А ты Остап умеешь так скоро двигаться?!

– Умею, батьку Панас! Умею! – закричал Остап. Пух! Клочок шерсти оказался уже у него в руке. Любимка распахнул глаза. Ничего себе. Без темных каплей он даже не приметил, когда сын атамана перешёл в режим земной тяги и выхватил шерсть.

– Добро! И наши парни горазды!..

И потешное приветствие продолжилось.

– А это кто у нас там? Пузо, словно тыква, а голова, как свёкла. Красная и с хвостом?

– А это Наум, сын Прокла, – влез Остап. – Сколь не учится, все тот же увалень. До сапог не дотянется – живот мешает.

Наум вспыхнул. Он разинул рот, чтобы ответить что-то гневливое, но ничего не мог сказать.

– Я… Я…

Любимка не утерпел:

– Ёшь-матрёшь! Он золотыми вратами прошёл! В отличие от некоторых!

Панас на миг нахмурился и глянул на Остапа. Тот сделал вид, что не расслышал, продолжая ржать и кричать.

– Я, кстати, тоже, – сказал Любимка, выступив вперёд. – Так что если среди вас есть мастера умелые, станете меня… – он постучал себя по груди, – …тренировать. Отказаться – не выйдет. Золотые врата они есть золотые!

Казаки опешили от такой наглости. Потом переглянулись и вновь отозвались громовым хохотом.

– Сойдёмся, парень! Наш человек!

– А це хто там худий як древо? – казак с двумя мечами ткнул пальцем в подошедшего урядника. Все оживились, чуя поживу. – Одяг до чого дивна! Може як виродка его казать будемо?

После этой реплики все притихли, ожидая ответа Фрола. Болт за его спиной положил руку на меч, Розг оглянулся на Стояна.

Сам Фрол как будто даже не заметил насмешек. Лицо отсутствующее, глаза смотрят сквозь казаков.

Те попробовали ещё пару заходов, били по самому больному. Любимке даже стало жаль урядника, чего он молчит? Лицо того кривилось, но на миг отроку показалось, что это чувство никак не связано с криками казаков. А они перекинули внимание на следующую жертву, ведь какой смысл зубоскалить, коли жертва никак не реагирует? Скука смертная.

– Не похоже на дядьку Фрола. Чего это с ним? – шепнул Любимка, но малороссы уже дербанили следующую жертву, им оказался тот самый трусоватый мужик Коря.

Так они перебрали всю московскую делегацию от наставников до последнего конюха. Кто отвечал дерзко и находчиво – встречали хохотом одобрения, кто терялся и тушевался – злым и издевательским.

А потом казаков словно подменили. Гостей позвали к кострам и принялись угощать всем, что было. Пару минут назад злые и хохочущие люди сделались добрыми и обходительными, готовыми отдать последнюю рубашку.

Любимка наслушался в тот вечер историй о великих подвигах казаков, ранешних и нынешних. В прошлом подвиги касались битв с одержимниками, ныне сражались в основном с западными королевствами и вообще со всеми соседями, до которых могли дотянуться.

Глава делегации Панас рассказывал столь интересно, что Любимка и прочие тягатели заслушались, не смея вздохнуть.

Так прошла ночь.

***

После смерти Кунгура Фрол ходил сам не свой. Ему было совестно, за своё предательство, он переживал из-за того, что ослабил княжество в преддверии тяжёлых времён. Но все это отходило на второй план, когда он вспоминал о приказе привратника.

– Ты должен поехать на состязания вместо князя! – грохотали в голове страшные слова. Урядника трясло от ужаса, едва он вспоминал, насколько ему повезло. Если бы Харитон послал с известием не юного Топотка, если бы у того не оказалось непутёвого братца, если бы произошедшего в Новгороде не хватило, чтобы заинтересовать князя?!. Сколько всяких если.

Этот страх мешался со страхом будущего дня. Что ещё от него потребуют?! Уже ясно, что цель привратников – отрок Любим и тёмная волна в нем. И теперь он, урядник Фрол, стал главным инструментом в чужих руках, чтобы помочь врагу завладеть Любимом.

А что делают с инструментом после достижения цели? От него избавляются, как от улики. И самое страшное – он ничего не может с этим поделать. Никто во всем мире не способен ему помочь.

– Может быть, пойти к Харитону? Харитон мудр, он наверняка мог бы…

Но едва он начинал думать об этом, как тело начинало ломать, а мысли путаться. Он вспоминал тёмную бездну колодца потерянных душ, вспоминал крики, что неслись снизу. Вспоминал, как сам едва не бросился вниз, следуя за волной блаженства.

Его передёрнуло, одновременно потянуло вновь испытать это ощущение. Все мысли о предательстве, о ничтожности себя, о свободе отдалились, осталась одна лишь страсть.

Повторить! Он жаждал ещё раз испытать это чувство! Вкусить! Ощутить, как по жилам течёт истинное блаженство! И пусть потом будет колодец душ, или смерть… Главное перед ней испытать…

– Болт, Розг! – резко каркнул он – Покиньте шатёр! Проследите, чтобы никто меня не беспокоил!

Как молния пронзает мрак ночи, вспыхнула надежда. Болт! Ты такой понимающий! Угадай мои мысли! Спаси меня!

Болт не глядя откинул полог и вышел. Похоже, все ещё дуется на его резкий тон. Розг и раньше не отличался пониманием, зато всегда очень педантично исполнял все распоряжения.

– Отойдите на десять шагов! – каркнул он вслед воронёным. – И пусть никто не подходит ближе! Это важно!

Полог задёрнулся, урядник остался один. Тело содрогнулось от боли и безысходности. Отведённый ему период подходил к концу, если он немедленно не вернётся в пещеру аудиенций, он попросту подохнет от боли и страха. Страха, что его никогда больше не допустят до вожделенного ощущения блаженства.

Убедившись, что полог надёжно задёрнут, а охранники отошли от шатра на достаточное расстояние, он повернулся к ларцу, под резной крышкой которого ждал его тёмный камень сжатый золотой четырёхпалой лапой.

***

Дальше ехали единым пёстрым табором. Любимка пребывал в полном восторге. Лес был припорошен тонким слоем свежего снега, земля под ним промёрзла и превратилась в надёжную плотную опору. Дорога шла через лес широкая и просторная. Места хватало всем.

Отрок сразу попытался вызнать, кто от казаков примет участие в состязаниях. То, что это будет не дядька Панас – ясно. Во-первых, он командует всеми, а командиров туда не берут – это отрок худо-бедно запомнил. Во-вторых, дядька Панас уже скорее дедко Панас. Вон кончик оселедца и живых усов подёрнулись серебристой паутинкой.

Как он и думал, участниками были назначены старшие казаки. Они держались вместе и выглядели как отец и сын. Тот, кто вчера рубил огонь, как бумагу звался Свистун. Оно и ясно – его мечи свистели почище Сойки.

– Оберукий, – сказал про него Остап. – Мало кто устоит против него на мечах. Разве что сам Тарас да ещё Прокл…

– А второй кто же?

– Второй-то? – сын атамана явно был рад похвастать своими боевыми товарищами. – Мастер тяжестей. Можешь звать его Сипуном.

Он указал на человека, который ночью летал и оставлял глубокие следы в стылой земле.

– Свистун, Сипун… Да будут ли у вас имена настоящие?! – возмутился отрок.

– Настоящие только для своих. Для чужаков – клички.

Любимка словно по носу получил. Заморгал обиженно.

– А мы тогда кто?

– А мы, братец, ноне соперники!

Кроме участников состязаний с казаками ехали обозные. Помогали с конями, готовили еду, занимались припасами. Из них Любимка запомнил лишь Тетёру, единственную женщину, необъятную и приятно пахнущую хлебом. Совсем юного помощника Треха, который напомнил мальчику Прутика, и Басурму – самого молчаливого из виденных им казаков. Любимка ни капли не удивился узнав, что тот охотник и следопыт.

Ещё был конюх Пахом и трое молодых ребят: Вьюнок, Поскок и Ватруша. Все задиристые и смешливые. Все готовы в рот смотреть Остапу.

В этот день проехали совсем немного, как лес закончился и впереди показался указатель:

"Тула. Три версты"

Сказ 7 – Тульские чудеса

Тульские земли. Граница.

Тульские земли выглядели крохотным пятнышком на карте шести княжеств, но теперь Любимка воочию видел, что Данила-мастер сделал из этого клочка настоящую сказку. И началась эта сказка прямо на границе.

Впереди дорогу обрамляла резная арка. Со всех сторон она была утыкана замысловатыми флюгерами, ветряками, странными бренчащими и щелкающими штуками. Сверху все это венчал великолепный домик, из которого выглядывал острый клювик.

– Ку-кук! Ку-кук! – ожил клювик, едва они вышли из леса. – Гости! Гости!

Справа от арки высилась большая доска, размерами никак не меньше двери в княжьи покои. На доске сероватыми буквами было размашисто начертано: "Путник! Добро пожаловать в Тульские земли". Под приветствием располагалась карта, где эти самые земли были разрисованы крупно и во всех подробностях.

Любимка шагал в голове обоза, поэтому прибавил шагу и оказался у приветственной доски первым.

– Ёшь-матрёшь! Вот так диковина!

Он разинул рот, разглядывая изображение. В центе был показан крупный, едва ли не в четверть всех земель город. Большую часть его занимал кремль, напоминающий московский. Только поменьше башенок и река лишь одна. Рисунок был выполнен столь искусно, что Любимка увидел, как развиваются на ветру крохотные флажки на башенках, а маленькие тележки на колёсиках перемещаются по тёмным жилкам дорожек.

– Слыхал о чуде, но не верил, – проговорил Стоян, вставая рядом с Любимом.

– А я и видывал, – с другой стороны подошёл калика Олег. – Данила-мастер достиг воистину волшебных возможностей. То, что мы видим на этой карте, и правда происходит сейчас в Тульских землях.

Он указал пальцем, на северной границе у малюсенькой арочки собрались, как мураши на тропинке, повозочки. Любимка поглядел наверх и помахал рукой, косясь на доску.

– Ты слишком маленький! – рассмеялся Олег. Пуф. Любимка вошёл в режим земной тяги и подскочил выше арки. На карте рядом с арочкой словно бы блоха скакнула.

– Видели, да! Видели! – запрыгал Любимка, уже просто так, без тяги.

Пока обоз выползал из-под сводов леса, Любимка все разглядывал рисунок. Чем дольше смотрел, тем больше деталей примечал. Город как будто находился в низине, но одновременно возносился ввысь. Множество крохотных домиков, связанных многочисленными мостиками, переходиками и тоннельчиками. Везде сновали крохотные точки и ездили малюсенькие повозочки. Некоторые дома подрагивали и как будто меняли форму. Сколь Любимка не приглядывался, не мог поймать их на этом, но стоило лишь на миг отвести взгляд, и что-то неуловимо менялось.

Так вот какая она Тула – город-государство, резиденция князя Данилы-мастера, хотя сам правитель предпочитал, чтобы его звали просто мастером. Ещё этот град кличут городом мастеров. Ибо Данила собрал под своим крылом лучших мыслителей, лучших работников и лучших мастеров. Многие из них владеют земной тягой не хуже богатырей, поэтому творят настоящие чудеса. Эта доска с дивным изображением тому свидетельство.

Женой Данилы мастера была Василиса Премудрая, внучка той самой знаменитой умницы и красавицы. Она любила привечать талантливых ораторов, философов, богословов и менестрелей. Отчасти поэтому Пелагея вызвалась узреть нынешние состязания – очень уж девице хотелось встретиться и произвести впечатление на известную меценатку.

Пока Любимка охал над картой, Шестерён подошёл к доске и громко и внятно проговорил, глядя куда-то в воздух:

– Коропейко, здорово! Это ведь ты?

Любимка переглянулся с каликой Олегом. Похоже, тульский тягатель двинулся при виде родного княжества.

Шух! Шух! Шу-ух! Звуки были такие, словно песок сыпался по доске. Тягатели и обозные вытаращили глаза. Богатыри невозмутимо молчали. Лишь хмыкнул Стоян: "Какое расточительство!"

Слова на доске изменились. Теперь там было начертано:

– Шестерён! Ты ли это?! Живой, чертяка!

– Не дождёшься, Коропейко! Я теперь умней тебя буду! Такие вещи видал!

– Чему ты мог научиться в отсталом княжестве? – сложились слова. – А меня Данила лично обучал. Я теперь тоже тягатель и участник состязаний!

– А разве так можно? – воскликнул Любимка, глядя на Стояна.

– Считается, что владению тягой лучше всего обучают в нашей школе. Но Данила-мастер – не хуже Буслая в части владения тягой. Коли бы тебя сызмальства Буслай или Микола обучал, школа бы тебе не потребовалась.

Любимка надулся. Ярополк спросил:

– Чего этому Коропейко такие послабления?! Это не честно.

Рядом дулся Шестерён. Любимка глянул на него, потом на Ярополка и захохотал:

– Ёшь-матрёшь! Ещё один избалованный мальчик. Мы с такими на раз управимся!

Ярополк взвился было по старой привычке, но тут же сник и замолчал.

– Посторонись! Казачки прибыли! – рявкнуло позади. Панас вышагивал во главе обоза, земля подрагивала под его сапогами.

Шух, шух, шу-ух! – тут же поменялись буквы.

– Приветствуем вас, доблестные воины Сечи. И вам привет, люди московского воинства.

Панас нахмурился. Доблестные воины или люди воинства. Нет ли урона казацкой чести? Нет, как не крути – доблестные воины звучит лучше. Он расплылся в улыбке.

– И тебе привет, доска стоеросовая! – и захохотал, хлопая по животу.

– Небось заскучали в долгом пути, – игриво поинтересовалась доска. Даже начертание слов поменялось на более легкомысленное. – Предлагаем вам похвастать силушкой и ловкостью. Кто горазд?! Подходи!

На доске появилась стрелка. Все дружно поглядели туда и ахнули. Словно из тумана проступили странные сооружения. Рядом с ними стояли в ярких разукрашенных тулупах люди.

– Знаменитая тульская маскировка, – восхищённо прицокнул Стоян. Любимка таращил глаза. Только что в этом месте не было ничего, кроме снега.

– Как это?! Ёшь-матрёшь! Как они это делают?

– Данила-мастер изобрёл искусство создавать миражи, – объяснил калика Олег. – С помощью потоков воздуха и пространственных линз он перенаправляет изображение из одной части земель в другую. Так он может скрыть даже…

Он запнулся и замолчал.

– Не буду портить вам впечатление. Сами все увидите.

У высокого столба застыл здоровенный мужик с деревянным молотом. На голове косо сидит шапочка менестреля с бубенцами.

Мужик размахнулся молотом и – раз! – бахнул по пню у столба. От удара вдоль столба подскочило яркое кольцо. На нем проступили цифры.

– Подходи не зевай, силушкой поиграй! Чем сильнее вдаришь, тем выше подымется кольцо!..

Чуть дальше стоял маленький паренёк, руки перекрещены, меж пальцами с десяток острых стрелок.

Шух! Он взмахнул руками, дротики усыпали мишени.

– Подходи, не робей! Прямо в цель бей!

Третий человек оказался девицей, она танцевала на пеньках высотой в человеческий рост. Их была целая роща, разновеликих и разной высоты. Она передвигалась по ним с лёгкостью белки, вихрем перелетая туда и обратно.

– Подходи и не жди, какой ловкий покажи!

У казаков тут же загорелись глаза.

– Батьку, можно!? – как дети запрыгали вокруг Панаса Свистун и Остап. Сипун с виду остался невозмутим, но глаза блестели.

– Покажите на что способны, казаки! – сказал огромный казак.

Сипун тут же очутился перед столбом с пнём и почти силой вырвал молот из рук богатыря.

– Гляди как надо!

Он размахнулся и… Граум! Дрогнула земля, Любимка видел, как все вокруг подскочили. Кольцо взвилось по столбу и достигло самого верха.

Свистун уже взлетел на столбы рядом с девицей.

– Давай поглядим, на что ты способна, красавица!

Они побежали друг вокруг друга, постоянно ускоряясь. Вскоре оба превратившись в размытые силуэты.

– Ну-ка дай!

Остап решил попробовать дротики. Он отнял у человека десяток и начал кидать по одному. Все летели точно в цель.

– А?! Вишь как!

Он взял десяток дротиков тем же хватом, что и тульский парень и выкинул вперёд руки. Тык, тык, тык! Дротики усеяли мишени и все торчали точно в центре каждого отдельного сегмента.

– Видали? То-то же!

Остап оглянулся на московских и расхохотался.

– А вы чего встали? Кажите, на что способны!

Любимка с Ярополком одинаково ревниво всхрапнули и ринулись вперёд.

– Стоять! – кнутом стегнул голос Стояна. Они замерли, занеся ногу над землёй.

– Но почему?! – завопил отрок.

– Отставить баловство! – рявкнул наставник и добавил, уже тише. – Негоже свои умения раньше времени демонстрировать.

– А как же честь княжества? – не сдавался Любимка. – Они вона, а мы?..

– Честь княжества защитим на состязаниях. Там и зрители будут. А тут только свои секреты раскроем…

Тягатели проследили за его взглядом и оглянулись на Шестерёна. Тот внимательно смотрел на них и тут же отвернулся. Свистун уже скользил снизу, меж столбами. В руках мелькали два меча, поражая столбы и так и этак. Сверху за ним следила тульская девица.

– Уходим, – Стоян махнул рукой.

Их караван двинулся дальше, казаки надолго залипли у состязальных машин, бахвалясь друг перед другом и перед тульскими.

Когда миновали арку с механизмами, увидали очень странную дорогу, которая вилась между деревьями. Любимка присел и постучал рукой.

– Ёшь-матрёшь! Она гладкая, как доска. И твёрдая!

– Когда я уходил – это была экспериментальная технология, – с не меньшим восхищением сообщил Шестерён. – Очень перспективная. Земля спекается с помощью земной тяги до состояния камня. Такую дорогу не размоет даже ливень, и смена жары и холода ей не страшны.

Стоян прищурился, глядя на покрытие, потом качнул головой.

– Это наивысшая степень владения земной тягой. Данила настолько мастер, что способен влезть в саму суть рыхлой и мягкой земли и преображать её в твёрдый камень.

– Не просто камень, – принялся объяснять Шестерён. – Она пористая, пропускает воду и не трескается. И колёсами её можно тереть сколь угодно – не повредится…

Он ещё что-то говорил, но его никто не слушал, кроме вежливого Савелия.

– Эх, какие бы богатыри вышли, пробурчал Фёдор. – А они только и умеют, что землю печь…

– Богатырь – один, – тихо сказал Стоян. – Это Данила-мастер. Все остальное – суть его любимцы, а управляющие чужими любимцами люди особыми талантами могут и не отличаться.