Отныне и в Вечность. Червивое яблоко 3

– Ага! Дальше, дальше…

– Всякий запрет, конечно, подстегивает. Студиозусы народ настырный, из кожи вон лезут, чтобы побывать и приобщится, но все такие попытки пресекаются самым жестоким образом. Мой друг Генрик по прозвищу Палаш однажды пробовал и чуть не был схвачен ректорской стражей. Только благодаря своему фехтовальному мастерству и спасся. Отбился и убежал. Впрочем, ходили слухи и про относительно удачные походы. Рассказывали об одном парне, которому некогда удалось пробраться в тайное книгохранилище, где он обнаружил целую систему ходов, ведущих под землю. И что характерно – ходы были, как он уверял, обжитые и явно используемые. Так вот парня этого на следующий день нашли в трабулах с перерезанным горлом. И еще был один, утонувший потом в Водосборной башне. Тебе самому-то по поводу библиотеки ничего вчера не вспомилось?.. хотя бы смутно? Нет?.. эх, жалко нету с нами Манон! Очень уж ловко она с тобою в этом смысле управлялась… извини…

Люкс дернул щекой и отвернулся.

– Одно совершенно точно, – поспешно перебил сам себя Кувалда, – лезть в библиотеку очертя голову никак нельзя. Обе возможные группировки, может быть, и противоборствуют, но это еще не значит, что хотя бы одна из них желает тебе добра. Да и противоборствуют ли они? Может, мы чего-нибудь не понимаем? Нет ничего опаснее, чем оказаться в плену у собственных ошибочных гипотез. Из неверных гипотез следуют неверные выводы, провальная стратегия и неминуемое поражение.

– Язык нам нужен, вот что, – сказал Люкс.

– Что-что? – удивился Кувалда.

– Пленник, – пояснил Люкс. – Но не рядовой серый кнехт, а кто-нибудь из верхних. Знающий. Какое-нибудь значительное лицо. Ладно. Прибудем в Вупперталь, найду способ побеседовать с деканами факультетов, а то и с самим ректором.

– Там охрана. Поднимется шум, весь университет переполошим вместе с пришельцами. Нет. Университетское руководство трогать нельзя и пальцем. Но раз уж что-то известно верхним, то и внизу должен быть осведомленный народ. Те же библиотекари должны бы… хоть некоторые. Взять, к примеру, сотрудников отдела раритетов. Есть у них там такой дед. Старший хранитель книжных фондов, очень хороший человек. И ему что-то определенно известно. – Кувалда смущенно покрутил головой. – Видишь ли, если честно, мы с Генриком собирались старый Генриков поход повторить. Но моя тогдашняя подружка, звали ее Крошка – девчонка была чуть ли не с меня ростом, но хороша до полного мужского одурения – так вот она в перепуге от этого моего намерения притащила хранителя в трактир для беседы с нами. От него мы и узнали историю пропавших студиозусов. Нет, слухи среди студиозусов ходили, но тут сведения были уже достоверные. Хранитель сказал еще, что после того бесследно пропадали все, кто даже говорил, что хочет попытаться там пошарить. И что, слава богу, хватило Генрику ума держать свою выходку в тайне.

– Как твоя Крошка умудрилась притащить к вам, да еще в трактир, такое высокопоставленное лицо? – удивился Люкс.

– Хранитель был ближним другом Крошкиного деда, а саму ее в детстве на коленях качал, – пояснил Кувалда. – Так что уговорила. А нам с тобой за этим, как ты говоришь, языком лезть в Вупперталь совершенно ни к чему. Мы и тут имеем, кого спросить. Уж его-то, сволочь этакую, и пришить в случае чего будет не жалко. Лис, поганец! До сих пор он за нами охотился, так вот теперь пусть и сам побудет в шкуре дичи.

– Что ты имеешь в виду? – оживился Люкс.

– Надо поменяться с охотничком местами. Вычислить, где находится пресловутый аббат Изегрим – а дальше уже дело техники. Ах, жалко Зернышко остался в Монпари! В смысле разведки ему цены не было бы.

– Но у нас есть Бим с Маунтином, – возразил Люкс. – План твой отличный, у меня будто гора с плеч свалилась, а эти два циркача отличные мужики. Думаю, что с разведкой они справятся не хуже Зернышка. Несправедлив ты к Маунтину, друг, имей это в виду.

Кувалда похекал. Кувалда помекал. Кувалда, пряча глаза, покрутил головой и сказал, круто меняя тему разговора.

– Вот еще что я хотел с тобою обсудить, Люкс. Думаю, пришла пора нам ставить перед собой настоящую серьезную цель. Темная в беде. И совершенно не важно, бог ты или не бог, важно, что люди готовы за тобою идти.

Глава седьмая

1

Стратег находился в полном и совершенном раздрае, и старательно уговаривал себя, что все идет прекрасно, замечательно и, может быть, даже превосходно. Ну, не получил он полковника, что делать… хоть и досадно, конечно, но, как заявил сквозь свое лошадиное ржание Жарко, "какие твои годы, к тридцати еще генералом будешь… если, конечно, опять ничего такого не учудишь! "

Стратегу полагалось работать меморандум по разведданным с Темной, он его и мусолил, обвиртуалив все пространство вокруг себя экранами компьютеров и инфоров. Точнее, делал вид, что мусолит. Еще точнее, даже вида такого он, собственно говоря, не делал, просто тупо пялился в добрую дюжину экранных окон, назойливо маячащих перед глазами… развиртуалились тут! А сбоку еще подпрыгивал от нетерпения новый сотрудничек с диким прозвищем Отнюдьнет, так ему хотелось вывалить на бедную Стратегову голову все, что сумел нарыть о Темной в эфире и сети. Сотрудничек этот был подарком лучшего друга Дюбеля, давшего о нем наилучшие референции с некоторым, впрочем, не понятным оттенком в голосе. То-есть, это тогда не понятным. Сейчас-то все с ним было до предела ясным, век бы глаза его не видели, самого бестолкового изо всех подчиненных гениев… или наоборот, самого гениального из всех подчиненных придурков. Нет, инты – это что-то, инты это тихий ужас, интов он, Стратег, что ли не видел, мерзавцев, сам инт!

С одной стороны, все сбывается, как по заказу, самые дурные курсантские мечты. Работа в непосредственном подчинении Черного Барона: начальник особого оперативного отдела стратегических операций – обалдеть, работенка – по любым понятиям мечта, если задуматься. Звездочки на погоны сыплются как иглы с сосен в ураганный ветер. Если бы Банзай с Чуваком догадались держать язык за зубами о его приключениях на Дининой свадьбе, уже был бы полковником, даже Гронкса обставил бы в смысле чинов. Но уж очень Черный Барон рассвирепел, кореша потом говорили, что – кранты, думали, с целой мордой ему, Стратегу, "с разбора полетов" не уйти. Собственноручно приказ о производстве в полковники – подписанный приказ! – порвал в мелкие клочки. Высокое звание офицера – орал – позоришь!.. а что тут позорного? Вокруг, вон, у всех слюнки текут и выражение морды лица у каждого при одном его, Стратеговом виде делается масляное и завидущее. А главное – не было ничего такого, о чем треплются на каждом углу. Ну, приласкал девочку по-быстрому, раз уж приспичила ей на собственной свадьбе такая блажь, с чего Черный Барон так рассвирепел, думается, ни один мужик понять не в состоянии. Не был бы ты мне так нужен – орал – сгноил бы тебя на болотах, ты бы у меня там сейчас – орал – движение регулировал, и не важно, что кроме коркоделов и прочей мерзости там ничего движущегося нету! Не место таким в рядах – орал. Если честно, то страху нагнал по самое не могу… да и звания неполученного жалко чуть ли не до слез. Жарко потом еще за ухо дергал, но видно, что это он так… и даже завистливо. Глазки веселые, блудливые, руки потирает, хихикает, и уж выражение на его-то морде лица – у корешей такого не было. Ладно, – сказал, – не переживай. Все утрясется. Потихоньку. Ты, – сказал, – главное, давай сейчас успех в своей работе. Как там у тебя сотрудничество с аталанской разведкой? Все путем? Госпожа Дуна говорит, что ты для анализа разведданных всякие заумные высоколобости подключаешь? Очень, говорит, правильно идут дела. Она и докторскую ученую степень обвешает в случае чего успешного… А после не утерпел генерал, хлопнул по спине, ну, – сказал, – ты ходок! Ничего подобного никто и отродясь! Не только на Азере, в имперских анналах, – сказал, – ничего такого нигде никогда и никто! Чтобы в день свадьбы, чуть ли не в присутствии законного, так сказать, молодожена оприходовать невесту, да еще в той самой коечке, где оному акту и надлежало, чтобы все у девочки было в ажуре и шито-крыто в смысле надлежащих пятнышек! Ну, ты – да-а! Ну, ты – что-то!.. И удалился, ржа во всю глотку, и слушать, как все на самом деле было, желания никакого не проявив.

История, случившаяся на свадьбе, чем дальше, тем больше обрастала самыми фантастическими подробностями и – как подозревал сам Стратег – не без Динки-чертовки деятельного участия. Во всяком случае, насколько он знал, виновница торжества у себя на Фабрике Звезд стала вдруг самой популярной курсисткой и прославилась черт знает как. У парней от одного ее вида балдело в глазах. Курсистки зависть скрывать даже и не пытались. Вокруг засуетилась всяческая продюсерская шушера с весьма заманчивыми предложениями, причем отнюдь не насчет постели – "вы знаете, кто ее приходует?.. кто ей кровь пустил в день свадьбы на супружескую белоснежную простынку и трахнул?.. вот и не суетитесь, целей будете!". В "Прекрасной Мане" предлагались ей уже вполне приличные роли, режиссеры эпизодов землю рыли копытами. А она еще и кочевряжилась, выбирала, на него, Стратега, смотрела глазами невинными до полной голубизны – что, мол, поделаешь, я тут ни при чем, в шоу-бизнесе свои законы, дорогой…

Отнюдьнет, меж тем, заглядывал шефу через плечо, привизгивал, постанывал, спокойно ему не стоялось, стервецу, аж ноженьками сучил от нетерпения.

– Ладно, показывай, что ты такое там откопал? А то, гляжу, извелся весь, даже рожа вон заострилась.

– Я уговорил доктора Сальма позволить мне прокачать все, что нарыл о Темной в сети и в эфире, через вычислительные комплексы Научного Центра. Смотри, шеф, что получается.

– И как же тебе это удалось? – удивился Стратег.

– Ну, как, – бездарно скромничал Отнюдьнет, – попалась мне парочка посланий с очень интересным именем у адресата – расшифровывается как Дух. А-абсолютно невинная болтовня, но! Нюхом чую – что-то не то. Во-первых, размер файлов – это что-то, каким идиотом надо быть, чтобы за передачу подобной… э… фигни платить сумасшедшие деньжищи? Но это еще куда ни шло, мало ли на свете богатеньких идиотов? Но язык, шеф, язык – вот это, как раз и есть, которое – во-вторых. Потрясающий язык, шеф! Мало того, что он, как Лизон говорит, изысканно-рафинированный и вообще. Да кто ж поверит, чтобы таким языком изъяснялись богатенькие гламуры? Они и слов таких не знают. А главное – чувствую я, что есть в этих посланиях некая, как бы сказать, подлянка. Повозился я с этими текстами, покопался, и преобразовались они у меня…

– В новый осмысленный текст?

– Ну, шеф, я ж не господь бог, – укоризненно вздохнул Отнюдьнет. – Отнюдь, конечно, не в осмысленный, а в числовые ряды, разбитые на аккуратненькие такие а-абсолютно одинаковые группы. Это двойная шифровка, шеф, запредельной сложности.

Физиономия Отнюдьнета сияла счастьем, но, как счел Стратег, оное счастье было изрядно замутнено самодовольством, и следовало над этим гением-идиотом провести некие воспитательные мероприятия в сугубо назидательных целях.

– Понятно. С шифром ты… гендиот… стало быть, покопавшись и не осилив, кинулся к Лизе. Она даже возиться не стала… ах, все-таки, повозилась?.. ну, не важно, сказала она тебе, короче, чтобы шел ты к доктору Сальму и договорился с ним… сама пошла? Вот, неугомонная баба! Ну, Сальм объяснил вам обоим, что даже его машинам для вскрытия ваших шифровок потребовалось бы парочка тысячелетий непрерывного счета, правильно? И тогда кому-то из вас, гендиотов, пришла в гениальную идиотскую голову идея прогнать через Сальмовы машины все файлы с расширением "тем", чтобы выявить еще и другие шифровки… в твою голову?.. все шифровки?.. ну, разумеется! Лиза, конечно, гений, но уж точно не настолько идиотка!

Отнюдьнет увял и сдулся, как проткнутый воздушный шарик. Смотрел он теперь в сторону и подозрительно дергал губами. Пожалуй, из тех же воспитательных соображений его следовало теперь поддержать, и не то чтобы поднять, но хотя бы приподнять ему дух.

– Вот одного только я не понимаю, на кой черт отрывать от дела вычислительный комплекс, если и так понятно, что расшифровкой посланий мы заниматься не будем? Разве что, на всякий случай… Ах, для архива? Как это только доктор Сальм не отправил тебя вместе с неугомонной Лизой к чертовой бабушке. Это, знаете ли, достижение! Это из рук вон и, вообще, сплошной восторг, я балдю!

Отнюдьнет тут же воспрял духом и засиял, как надраенный медный таз. Переход от крайнего самодовольства к столь же крайнему самоуничижению и обратно происходил у него с поразительной скоростью и завораживающей полнотой.

– Ладно, с Сальмом все ясно. Но ведь вы поперлись и к Спиросу, скажешь, нет?.. так и что вам Спирос сказал?

– Ах, так ты и это просек, шеф?.. или ты общался с Лизон?.. Она вот не сразу просекла, что Спирос – он и есть Дух, но в переводе с древнего! А Спирос, думаешь, удивился? Ха! Вот он точно обалдел. Я ему объяснил, что мы… в смысле – что я… отнюдь, короче, нет претензий на тексты посланий его темницких шпионов, но есть просьба подготовить для нас список персоналий тамошней элиты с должностями и краткой характеристикой, если ему не трудно. Зачем – ему и объяснять не пришлось, что ли он дурак? А вот сейчас я тебя шеф, по-настоящему удивлю, – Отнюдьнет с хихиканьем потер руки, – уж вот этого ты, шеф, просечь отнюдь не сможешь, это шок, это блеск, это черт знает, что такое, и нарушение всех имперских порядков. Знаешь, кто на Темной сидит во всепланетных имперских наместниках? Держись за стул, шеф, сейчас ты шлепнешься!

– Тут и гадать нечего, – хмыкнул Стратег, – бывший верховный санатор Азеры сэр Ричард Фетмен, правильно?

Отнюдьнет опять увял.

– Нет, шеф, с тобой даже не интересно, право-слово. Он, сволочь! И когда я понял, что искать, доктор Сальм по моей просьбе профильтровал сеть на предмет, так сказать, Фетмена. Так что теперь я голову даю на отсечение, все, что нас интересует – там. И клон вице-короля там, возможно, и подруга его, которая Сурия Бюллер, тоже там. На Темной действует крупнейшая научная лаборатория Координатора по делам колоний, во главе которой находится не какой-нибудь вшивый лабораторный шефуля, а главный научный актуализатор проекта! Фетмен как Наместник есть ее главный снабженец, и его-то переписка вовсе даже не шифрованная, понял? Там есть некая Трасса, для которой Фетмен пачками закупает беспилотные следящие устройства… ага!.. за кем бы они там могли наблюдать, как думаешь? Вообще-то, в главных шишках и всеобщий бугор там координаторов информант, но последнее время туда зачастили чуть ли не в полном составе высшие координаторовы чинуши, в том числе – вот тут уж точно держись за стул, шеф… – Эни Боди там днюет и ночует!

Стратег глубоко задумался. Отнюдьнет тотчас замолк, не решаясь нарушать мыслительные процессы в голове своего шефа – первого и единственного в его жизни человека, к умственным способностям которого с первого дня знакомства он относился с пугливым пиететом. Даже к Лизе не испытывал такого почтения, хотя в каком-то смысле Лизон была о-го-го, что такое, и вообще! Были, правда, еще вице-король или сам Кулакофф, но это небожители, что о них говорить? Стратег же был в доску свой, но чтобы инт еще и кулаками орудовал не хуже Шульца с Лансом… уникум, другого такого нету вообще. Разве что Дюбель.

– Вот что, парень. Есть для тебя еще одно задание. Тебе нужно снова идти к доктору Сальму. Весь твой массив данных надо опять прокачать…

– Шеф! Да ты что?! К какому Сальму? – заорал Отнюдьнет в ужасе. – Ты с ума сошел?! …простите, шеф… Он меня по стенке размажет так, что останков и в нейтринный микроскоп не рассмотришь! Прокачать…А то я не знаю, что надо прокачать и на что надо прокачать, да вот только он еще после прошлого раза мне заявил, чтобы духом моим на парсек от Северной шахты больше не пахло!

– А ты сам не лезь, ты Лизу пошли, она убеждать умеет… Парень! – тон у Стратега был совершенно категорический и всякие возражения пресекающий в зародыше. – С начальством не спорят. Все. Все, я сказал. Кулакоффа уговорите подключиться, если сами никак. Мне совершенно необходимо знать, над сколькими объектами работали в Темницкой лаборатории. Одним? Двумя? Тремя? Над сколькими? Хоть втроем на него насядьте. Все те выводы, что ты тут вывалил на мою бедную голову, они, может, и верные, но косвенные и не подкрепленные… почти. А из них самих вывод, практический вывод, он может быть каким? Какие наши действия он за собою влечет? Неужто, невдомек? Налет на Темную, гендиот, и ошибиться тут нельзя! Все понятно? Выполняй. Пошел вон.

Я пойду. Я, шеф, пойду. Вот только мой растерзанный холодный труп будет на вашей совести, шеф!

– Ладно, ладно. Хоронить тебя будем на орудийном лафете со всеми воинскими почестями. Беру на себя такое личное обязательство.

На физиономии Отнюдьнета нарисовалась покорность судьбе и вся мировая скорбь в полном объеме и составе, впрочем, тут же и сменившись на обычное для нее плутовато-вдохновенное выражение.

– Шеф! Приговоренный к казни, как известно, имеет право на последнее желание. Так вот, мое последнее желание, чтобы ты ответил на парочку нахальных и немоёдельных вопросов. Можно?

– Тогда это будет не одно, а два желания, – сварливствовал Стратег. – Давай сюда свои вопросы, но это совсем не значит, что я тебе на них отвечу. Это всего лишь значит, что я, выслушав, тебя тут же не убью на месте – и только.

– Мне интересно, вот если, допустим, кто-нибудь имеет замужнюю любовницу, и он ревнивый. Как тогда? Или кто любовницу имеет, тот точно не ревнивый?

– Не понял? – удивился Стратег.

– Чего тут не понимать? – в свою очередь удивился Отнюдьнет. – Ты же знаешь, что она не только с тобой ножки раздвигает. С мужем-то у нее отношения тоже отнюдь не платонические. Муж-то ее уж точно кувыркает когда хочет и как хочет?

– Ну и что? Муж… прерогатива, можно сказать… Не муж вторгается в область преимущественных прав любовника, совсем наоборот. А что это тебя вдруг заинтересовало? Подцепил какую-нибудь, а теперь ревнуешь? С тебя, гендиота, станется.

– Нет-нет, я не к тому, – у Отнюдьнета даже голос задрожал в предвкушении. – Шеф, правда, что эту новобрачную, которую ты на свадьбе разложил и невинность ейную на супружеской постельке оприходовал, правда ли, что ты ее затрахал там до полуобморока, пока кореша, что на шухере стояли, не взмолились?.. э, э… только не надо меня по стенке размазывать, шеф, я спрашиваю, что рассказывают!

– Да уж, – сказал Стратег, беря себя в руки чудовищным напряжением воли, – умный ты пацан, Отнюдьнет, умный, может, даже гениальный, но дура-а-ак! Дурак. Пошел вон, потому что за любой твой второй вопрос я тебя точно убью.

2

Отряд потихоньку двигался по тракту в направлении столицы, а в авангарде, несколько опережая прочих, как всегда, тряслись на своих гиппах Маунтин с Бимом. Так уж оно последнее время повелось, что в дорогу они отправлялись непременно и только вдвоем – парочка была настолько колоритная, что присутствие здесь любого третьего было бы даже не лишним, но – как выражался Кувалда – "просто противопоказано по чисто медицинским соображениям". Впрочем, позади, но в пределах видимости трясся вестовой – связующее звено между разведкой и отрядом.

Задача перед ними стояла простая: обеспечение безопасного движения по тракту, подбор места ночевок, отдыха и пунктов питания. Одним словом, авангард пополам с разведкой. Но… вот то-то и оно, что "но"! Разведка дороги перед основным отрядом дело, конечно, важное, однако Кувалда поставил перед ними еще одну задачу – самую главную! – искать мерзавца Изегрима. На совете отряда решено было единогласно брать стервеца живьем, а уж допросить его со всем возможным пристрастием брался сам Кувалда, и лицо его не обещало будущему пленнику ничего хорошего.

– Я его, гада, насквозь и поперек! – рычал Кувалда, для которого уже безо всякого сомнения личность пресловутого аббата ассоциировалась со старым корешем Лисом. – Я ему только кулак покажу, он тут же все, что знает, и выложит.

– А если не знает? – спрашивал скептик Скаврон, покачивая головой с унынием. – Такое, видишь ли, вполне возможно. Невелик чин аббат Ордена, что лично шмыгает по трактам и ловит. Может, он и не простая шестерка, но явно не тянет на обстоятельный чин.

– Тогда наведет на знающих, – упорствовал Кувалда. – Пусть только попробует не навести.

Маунтин с Бимом уже несколько дней старательно шарили по попутным странноприимным домам и "ямам" – заведениям, где путешествующие с государственной подорожной меняли лошадей – но Изегрим будто сквозь землю провалился. Нет-нет, о них совсем не забыли: расспрашивающие о Светлом появлялись с завидной регулярностью, как же в нормальном государстве без настырников, оч-чень любопытствующих сунуть нос в чужие дела, но обходились они по большей части без Изегримова рвения и крови.

К полудню друзья въехали в… поселок, не поселок… при тракте в трогательном соседстве расположились парочка частных странноприимных домов и большуший казенный ям.

Конкуренты стояли чуть ли не ограда в ограду. Впрочем, удивляться этому обстоятельству особо не приходилось. Большие города были далековато, но поблизости находилось множество сел, причем довольно крупных, и несколько богатых высокоблаголепных поместий, в том числе, и аж пара баронских замков. Тракт был оживленный, путешествующих хватало, с собою они привозили как деньги для хозяев странноприимных домов и яма, так и свежие новости и моды для окрестных обывателей. Так что эта троица заведений в "культурно-массовом " аспекте были в округе не только центром собраний разной степени благолепности, благопристойности и пьяности. Одновременно они служили и местом отдохновения для аборигенов особо тонкой и чувствительной душевной организации, вау-как измученных отвратно-возмутной провинциалитетностью окружающей жизни вообще, окрестных компатриотов в частности, и – ах! – волнительно тоскующих по гламурно-восхитной столичной тусовальности.

Во всех трех заведениях Бим с Маунтином были люди известные с тех самых пор, когда несколько лет назад, возвращаясь с каникул с пустыми карманами, дали они в "яме" по договоренности с хозяйкой оного три небольших цирковых представления.

Шуточки Бима и особенно силовые трюки Маунтина имели среди окрестной публики такой сумасшедший успех, что уже во время второго представления оба соседние трактира были полупустыми, а при третьем у соседей не оказалось вообще ни одного посетителя.

В конце каждого представления, уже в сумерках, когда разбудораженная зрелищем и горячительными напитками публика вслед за артистами вываливалась из яма на свежий воздух, там, на берегу крохотной речушки, на общественном выгоне у заранее разожженного костра начинался кульминационный номер – Маунтин с помощью Бима принимался жонглировать раскаленными утюгами с горящими в них углями.

Зрелище было не для слабонервных – зрители в чаянии душевных потрясений и сладких ужасов притаскивали этих самых утюгов огромное количество и разжигали их самым тщательным образом. В сумеречном воздухе раскаленные, шипящие и фырчащие и рассыпающие облака искр утюги прочерчивали вокруг Маунтина замысловатые огненные траектории. Отклоняясь от уже привычного маршрута, они то и дело стремительно неслись к рассеянному Биму, увлеченно откалывающему почтенной публике сногсшибательные шуточки. Публика замирала и ахала, однако заболтавшийся Бим все так же рассеянно и даже, вроде бы, случайно и собственных действий совсем не заметив, умудрялся переправить пылающие и пыхающие огненные чудища обратно Маунтину. Публика выла от восторга, а хозяева двух других странноприимных домов стонали от бессильных сожалений – опять эта гренадерша с издевательским прозвищем Крошка провела у них указательным пальцем под носом… но кто ж мог подумать, что на двух нищих бродяжках можно обтяпать такое выгодное дельце?

Ах, как повезло дураку-соседу с женой, – говорили они друг другу, качая в сожалениях головами, – ах, как же повезло! Сидел на захудалом яме, в котором даже проезжающие с государственной подорожной только лошадей и брали. Даже спать уходили к ним в частные странноприимные, а уж жрать у него не садилась ни одна душа, кроме запредельных бедняков. Правда, гиппы в его яме всегда были высший сорт, сам разводил, и в этом деле, в отличие от гостиничного, разбирался в тонкостях от и до. Великолепные гиппы, оттого и терпели его начальствующие лица на таком месте.

Вообще хозяева яма в классические каноны супружеских отношений укладываться никак не желали. И хотели бы соседи называть хозяина подкаблучником, да ведь у каждого зубы-то свои, а не казенные. Сам характер имел вспыльчивый и даже бешеный, что, надо признаться, гостиничному бизнесу совсем не способствовало. На его счастье, жена, несмотря на кавалергардский рост и весьма даже приятные мордашку с фигурой, оказалась редкостной умницей… что супруг весьма быстро и обнаружил, пару раз – не иначе, как в помрачении ума! – последовав ее советам. Убедившись, что у супруги странноприимные дела идут не в пример лучше, он с легкой душой перевалил на нее все эти нудные ямские заботы, сам же смог, наконец-то, всецело отдаться своей всепоглощающей страсти – коневодству, и целыми днями пропадал на коневодческих фермах, которых в окрестностях имел аж целых три штуки. Так что он теперь конями снабжал чуть ли все ямы тракта и всех окрестных пакаторов. Да что там окрестные пакаторы! За его конями приезжали из самого Вупперталя. Даже прославленный дуэлянт и забияка Брандис более чем охотно покупал у него гиппов свенской кавалергардской тяжеловозной породы для своих малиновых гвардейцев.