Отныне и в Вечность. Червивое яблоко 3

– Благодаря наблюдательности моей собеседницы, – продолжала контрразведчица, – мы имеем словестный портрет спутника преступницы. У нас есть все данные полагать, что он проводил техническое, в том числе разведывательное обеспечение преступной акции. По нашим данным, этому человеку не удалось еще покинуть Город. Всем, кому хоть что-нибудь о нем известно – его имя, местопребывание и все такое – следует немедленно связаться с органами санации.

На экране появилось изображение мужчины, и Эни внутренне ахнула. Это был абсолютно точный портрет молодого барона Гольденцвикса… ай, да уралочка, портрет-то рисовался с ее слов! Барон был обречен, и меры на его счет следовало принимать незамедлительные.

Эни, стараясь не привлекать к себе внимания, осторожно выбралась из толпы. В одном месте ей пришлось пережить несколько крайне неприятных минут, когда она оказалась притиснута к тому самому "восхитному" герою-бизнесмену, что прилип к ней хуже липучки во время прошлого посещения Бродвея. К счастью, "восхитный мэн" был так увлечен происходящим на экране, что не удостоил соседку даже беглого взгляда.

В первом же укромном туннелине Эни немедленно связалась с бароном по коммуникатору, благо контактный номер в ее базе данных нашелся мгновенно. Физиономия у барона была перепуганной до крайности, и кретинская радость, нарисовавшаяся на ней при виде Эни, вызвала у нее даже не столько презрение, сколько раздражение и откровенную злость. Эни резко прервала его восторженные вопли и жестко заявила:

– Собирайтесь. Быстро. Я вытащу Вас с Азеры, но, как Вы, надеюсь, сами понимаете, если Вы не совершенный идиот, вытащу я Вас не бесплатно. С этого момента Вы будете принадлежать мне душою и телом. Безраздельно. Весь. Мне и только мне. Согласия Вашего я не спрашиваю, я даже подписку с Вас брать не буду. Просто раздавлю как червяка, если что. Все понятно?

Кретин, не скрывая радости, прижал руки к груди и энергично закивал головой.

– Куда мне ехать? – рявкнула Эни. – Скорей! Где мне найти Вас, черт побери?!

Ячейка Гольденцвикса располагалась на шестом уровне, однако в совершенно противоположном конце от места, где находилась сейчас сама Эни, да еще на пару десятков этажей выше. Добраться до него эскалаторами или лифтами нечего было и думать. Эни, ругаясь с экспрессией даже не гидропонщика, а эстрадного элитария – Аба отдыхает! – помчалась к стоянке, на которой еще с прошлого посещения Азеры находилась ее "лайма". Спешить следовало изо всех сил. Было совсем не исключено, что уже сейчас кто-нибудь из бдительных горожан сообщает остроглазой полковнице место, где скрывается незадачливый заговорщик. Взять его могли в любую минуту, а это означало немедленный выход ненормального Рекса на Его Всегда Правое Величие, допускать чего было никак нельзя. Разумеется, каждый псих во вселенной догадывался, кто стоит за покушением, но догадываться и иметь тому неоспоримые доказательства есть совсем не одно и то же.

Разумеется, она не полезла в ячейку Гольденцвикса очертя голову. Гордясь собой, Эни проверила все подступы к ней, и лишь после этого снова связалась с ним по коммуникатору.

– Вы готовы? – взревела она, как только увидела на экране баронову кретински счастливую рожу.

– Да, да, – завопил барон. – Говорите, куда идти…

– А отпечатки пальцев в ячейке уничтожены?.. Нет?.. Вы идиот, милейший!.. Кто говорит про вытирать, у Вас, что ли, облучателя нет? Нет? О чем ты думал, болван, когда ехал сюда? Открывай ячейку, я сама ее облучу.

Огромный как дверной портал примитивных миров, люк широко распахнулся. Эни шагнула внутрь и с острым наслаждением посмотрела в лицо барону.

– Что это у тебя со щекой, милейший? – спросила она, потом вскинула руку с зажатым в ней кулоном-иглометом и разрядила его прямо в застарелый уже полуистлевший синяк под бароновым глазом.

Ну, вот и все, – сказала она себе и, подумав, добавила историческую фразу как бы за грядущих биографов. – Сейчасные дела на Азере ей можно было считать завершенными полностью и успешно.

Эни вышла из ячейки и захлопнула за собою люк.

Функционирование фантома можно было бы пресечь прямо здесь… что и очень хотелось сделать, если по правде. Но тогда вблизи от ячейки с трупом сообщника покушантки остался бы ее скриммер, а это, если и не улика, то ниточка. Нет-нет, скриммер надо было поставить обратно на стоянку. Эта полковница выглядела очень-очень компетентной. Рекс стремительно обрастал соратниками, и это не то чтобы вот так уж прямо до полусмерти пугало, но беспокоило, надо сознаться. Да. Тревожило даже. Со времени последнего посещения Азеры времени прошло – всего ничего, а какая разница поразительная!

Эни села в скриммер, набрала координаты места назначения и включила внутренний телетаксерный экран. На экране продолжалось обсуждение чрезвычайного происшествия. Какая-то девица – особа довольно вульгарная, на взгляд Эни, но позиционирующая себя как шоу-герл из телесериала "Моя прекрасная Маня"… это что еще за сериал?.. – взахлеб рассказывала довольно симпатичному парню… очень даже, пожалуй, симпатичному парню в форме капитана санации подробности из жизни клона-убийцы, с которым оказалась накоротке знакомой. Ну, все. Хватит. Пора. Эни, не дотерпев до прибытия скриммера на место, перевела его на автоматическое управление и выключила фантом. В конце концов, даже если лайма будет поставлена на стоянке не в ее обычной наглой манере… ну так и черт с ней.

3

С восходной стороны небо начало понемногу светлеть. Было по-утреннему прохладно и росисто. Над песчаным обрывом нависали неподвижные разлаписто иглистые кроны сосен. Невдалеке над черной и тоже абсолютно неподвижной водой заводи вздымалась темная громада замка Монпари. Дорога к замку шла по искусственной насыпи поверх песчаной косы, намытой Луарой. Уткнувшись в Монпари, дорога круто сворачивала влево, огибала замок и прямо под нависающим над нею донжоном – основным укреплением замка, мощной башней, сложенной из огромных валунов – упиралась в подъемный мост, за которым находились въездные ворота. Строители свое дело знали. С одной стороны Луара. С остальных трех заводь – широченная и глубокая, чуть ли не озеро. А дорога идет вдоль замковых стен, и идти тебе по ней, повернувшись к стенам правым боком, так что от подарков, что будут тебе оттуда валиться, даже щитом не прикроешься. Замок казался абсолютно неприступным.

Манон, напряженная как струна, стояла на краю обрыва и молча смотрела на свой дом, путь к которому был так труден и долог. Руки ее, прижатые к груди, нервно вздрагивали. Друзья стояли рядом и озабоченно переглядывались. Дело выглядело абсолютно тухлым… да почему, собственно, выглядело? Оно и было тухлым. Тухлее некуда.

– М-да, – сказал, наконец, Кувалда и с надеждой посмотрел на Люкса. – Может, что-нибудь придумаем? Хитрость какую-нибудь?

Люкс повернулся к Скаврону.

– Там за воротами есть еще стены? Укрепления, рвы, ловушки?

– Нет-нет, – поспешно зачастил Скаврон. – Раньше там от задней стены донжона отходила еще одна стена, и образовывала как бы внутренний дворик, и в нем тоже были ворота с надвратной башенкой, как снаружи. Так что если бы кто ворвался через внешние ворота, то оказался бы в ловушке. Но еще в прошлом веке после семилетней войны, начавшейся, как потом дружно утверждали обе стороны, по недоразумению, тогдашние Гегемон с Франконом во всех прилуарных провинциях организовали объединенную администрацию. Во избежание. А все феодальные замки были из крепостей превращены в чуть ли не в простые жилища.

– Ага, – хмыкнул Нодь. – Совсем простые. Проще некуда.

– Так ведь от шаек разбойничьих обороняться надо, или как ты считаешь? Опять же, если вдруг бунт какой-нибудь? Главное, чтобы бароны и пакаторы не могли за стенами укрыться от властей. При мятеже, я имею в виду. Так что внутреннюю стену разобрали, разломали все баллисты и катапульты. Никакой тебе смолы. Никаких камней. Теперь у обороняющихся есть только луки и стрелы.

– Интересно, чем же это бунт отличается от мятежа? – ехидно осведомился Нодь.

– Ну, это-то, как раз, проще простого, – усмехнулся Джон Ячменное Зерно. – Бунт, это когда жрать нечего, а мятеж, это когда зажрались.

– Вот видишь, только луки и стрелы, – Кувалда ободряюще подмигнул Манон. – Стрелами они нас не достанут, а ворота мы с Люксом уж как-нибудь вышибем.

Скаврон с сомнением покачал головой.

– Как-нибудь не получится. Вот, разве что, если Люкс молнией шардарахнет, как тогда, в Ахероне…

Друзья переглянулись и дружно повернулись к Люксу.

– А что, – оживился Люкс. – Чертов кнут у нас есть. Зарядиться есть чем.

– …но это опасно, я думаю, – закончил свою мысль Скаврон.

– Ничего опасного, – весело заявил Люкс. – Потому что уже дважды испытано. Доспехи работают как универсальный накопитель и преобразователь энергии. Энергия аккумулируется, сосредотачивается в концентраторе напряжений – наиболее узкой и заостренной части доспеха. Если в руках палаш, как раз в нем… почему это так – долго объяснять, вы уж поверьте на слово. А разряжается в виде энергетического импульса… ну, молнии… от малейшего толчка. Так что достаточно направить палаш острием в нужное место и топнуть. Пошли, друзья. Все, кроме тех, у кого костяные доспехи, остаются на берегу у начала насыпи… Тихо, тихо, – Люкс поднял руку, прерывая поднявшийся гам. – С сувереном не спорят. И вообще, кто, по-вашему, будет держать нам тыл и охранять Манон?

– Что я в тебе больше всего ценю, дорогой… суверен, так это умение ясно выражаться. "Универсальный накопитель и преобразователь"… "концентратор напряжений"… С ума сойти! – со всей возможной язвительностью заявила Манон. – И вообще, с сувереном, естественно, никто и не спорит, однако у меня есть костяные доспехи. Так что никакая особая опасность мне под стенами не угрожает. И я бы хотела, чтобы суверен принял во внимание одно существенное обстоятельство. Кто вы все для обитателей замка без меня? Налетчики и даже, возможно, разбойники и убийцы. А со мной? Друзья и защитники интересов и прав законной владелицы замка от узурпаторов и преступников. Для замковых кнехтов сопротивляться вам, когда вы без меня – священный долг. А вот сопротивление мне – преступление. Так что, миль пардон, уважаемый суверен, я иду с вами… разумеется, все бездоспешные должны оставаться на месте, держать тыл, как ты изящно выражаешься, ну и ждать дальнейших… развития событий, одним словом.

– Это очень важное дело, – сказал Кувалда, обращаясь к новым соратникам. – Правильно, Люкс? Никто вас не отстраняет от дела, упаси боже. Чего нам сейчас не хватает для полноты удовольствия, так это оказаться зажатыми между замком и двумя – тремя десятками кромешников.

– Старшим среди остающихся я назначаю Джона Ячменное Зерно, – сказал Люкс. – Перегородите дорогу баррикадой у самой кромки воды, никого к замку не подпускайте, и оружие держите наготове.

Люкс оглядел остающихся. В основном – кроме зеленых, присоединившихся к друзьям с Джоном – это были окрестные крестьяне, которых новый хозяин уже успел совершенно замордовать. Так что теперь, узнавши Манон, в похвальном стремлении вернуть во власть старую хозяйку они схватились за топоры, вилы и – что было очень даже неплохо – охотничьи луки и арбалеты.

– Баррикаду сооруди поосновательнее, Джон, – сказал он. – Чем черт не шутит, принесет нелегкая не орден, так кромешников. И вот еще что. Запаситесь-ка вы дубинами, друзья. Против кромешников ни вилы, ни стрелы, вообще колющее оружие не работает. Их надо бить чем-нибудь потяжелее. Причем, непременно поперек тела. Опыт у тебя есть, Джон, вот и займись обучением новеньких. И озаботься защитой от игл. Тут что угодно сгодится. Помнишь, как тебя самого книжка спасла?

Диспозиция, как говорят военные, была совершенно ясная – действовать по обстановке. Впереди неторопливо шагал Люкс, Следом шла Манон, а за нею, держась как можно ближе к ее спине, шел Кувалда. Замыкали группу Скаврон и Нодь, причем Скаврон, снова завладевший своим любимым арбалетом, зарядил его луки последними разрывными болтами.

Мост оказался поднят, так что ворота от дороги отделялись довольно широкой полосой воды, а дно в этом месте – предупреждал Скаврон – было утыкано множеством кольев, и усеяно шипастыми ежами, валунами и всяческой прочей колюще – режущей и ноголомной дрянью.

Никто в замке не проявлял и признаков жизни. Кувалда поднял с земли внушительных размеров камень и, отправив его в бойницу надвратной башенки, сказал, вроде бы и особо не напрягаясь, но основательно и убедительно:

– Э-эй, засони! Хватит дрыхнуть, открывайте ворота.

Кричать он, конечно, не кричал, тем не менее, прозвучал его бас в окружающей тишине просто громообразно.

В амбразуре появилось заспанное лицо "бдительного стража".

– Кто это тут безобразит ни свет, ни заря? Вот я вас сейчас стрелой.

– Я тебе покажу стрелу, – заорала Манон срывающимся голосом. – Это так вы хозяйку встречаете? А ну, спускай мост и открывай ворота!

В башне явственно охнули, и тотчас над заводью поплыл заполошный звон колокола.

– Долго мне тебя дожидаться? – кричала Манон вне себя. – В яме сгною мерзавца!

В бойницах донжона замелькали всполохи огня, по замковой стене с шумом и криками побежали люди. "Вы что, сдурели? Госпожа мертва, Скар госпожу убил! " – надсаживаясь, орал кто-то, – Стреляйте в них, стреляйте!

– Я тебе покажу – Скар убил! – орал Скаврон, – дай мне до глотки твоей лживой добраться, падла. Спускайте мост!

Скаврон рванулся вперед, вскинул арбалет и всадил стрелу точнехонько в цепь, державшую на весу подъемный мост. Грянул оглушительный взрыв, и мост с грохотом обрушился вниз. Путь к воротам был свободен. "Эй, эй, Люкс, смотри" – вопил Нодь. Люкс оглянулся. По дороге к замку галопом летел верховой… Оле. Это был он, и это означало, что не удержался парень, все-таки, и полез в драку. Люк сунул Кувалде чертов кнут и отвел в сторону руку с зажатым в ней палашом.

– А ну-ка, быстренько, полосни меня по груди… что смотришь! Живее, черт!

– Ты с ума сошел! – ужаснулся Кувалда.

– Заряжай меня!

Кувалда ткнул кнутом в самую крупную костяную пластину на груди Люкса, зажмурился и нажал кнопку. Как и тогда, в Ахероне Люкса окутало странное мерцающее сияние, А подлетевший Оле на скаку соскочил с коня и кинулся к друзьям, размахивая палашом и вопя во все горло:

– Сопротивляются, сволочи?

И в этот момент из бойницы донжона вылетела стрела, скользнула по шлему Манон прямо над забралом – открытым! – и с визгом ушла в сторону.

Люкс подпрыгнул на месте. С его палаша сорвалась молния и с чудовищным грохотом ударила в заводь прямо впритирочку к надвратной башне. В башню из воды ударил столб огня, пара, грязи и камней. Люкс кинулся к Манон и сгреб ее в охапку.

– Ты цела?.. Ты не ранена?.. Ты цела?.. да не молчи ты, отвечай!

– Цела я, цела… вроде бы… отпусти меня, ты сам меня, скорее, сломаешь.

Люкс опустил на Манон забрало и повернулся к надвратной башне.

– Эй, вы, там. Открыть ворота и предоставить мне стрелявшего. Даю минуту. Не выполните – ворота вышибу, и всех до единого повешу на стенах замка.

И в этот миг позади него на землю повалился Оле. Скользнувшая по шлему Манон стрела торчала у него под левой ключицей.

В донжоне, в надвратной башне и на стенах слышались крики и лязг палашей, Впрочем, они тут же стихли, запорная решетка взвилась вверх, и ворота распахнулись, Путь в замок был свободен.

– Скаврон, идешь первым и смотри в оба, – скомандовал Люкс. – Потом Мадлен с Нодем. Нодь, я тебя умоляю, смотри там… Потом я понесу Оле. Парнишка очень плох, я его жизнь еле держу. А ты, Кувалда… где Кувалда?

– Поскакал к баррикаде, – отозвался Нодь. – Там какая-то дрымба летучая плюхнулась. Прямо по воздуху прилетела. Там бой идет!

– Вот… трах-тибидух и протуберанец мне в глотку! Стою, как… в раскорячку. И Кувалде надо б помочь, так тут Оле. Умрет парнишка. Ладно, надеюсь, Кувалда с Зернышком справятся. Нодь! Пошли туда кого-нибудь. Станет худо – пусть отходят к замку. Все в замок, и осторожнее там.

Однако за воротами их ожидала полная благодать и совершенное благолепие. Прямо посредине двора валялось несколько раскромсанных палашами тел, а чуть подальше корчился на земле связанный по рукам и ногам человек с белыми от ужаса глазами. Человек мычал что-то невнятное и дергал ногами, одна из которых была в ботфорте, а другая босая – видно, содрали, когда вязали.

Замковые кнехты вперемешку с челядью толпилась по обе стороны от надвратной башни. При появлении Манон все они повалились на колени – челядь с радостными воплями, кнехты с покаянным стенанием. На ногах остался один только кряжистый седоусый кнехт с шеей, наспех перевязанной окровавленной тряпкой – видно, ткнули сзади ножом. Седоусый хотел что-то сказать, но только скривился, пожал беспомощно плечами, тоже опустился на колени и положил под ноги Манон окровавленный палаш.

– Эй, кто-нибудь! Живо, в трапезную кипяток, вино, жаровню с углями, утюги и чистое полотно, – Манон явно понаторела в медицине за время путешествия и командовала с полным знанием дела. Челядь со всех ног кинулась исполнять приказанное.

Скаврон неприязненно ожег глазами седоусого.

– Оружие подбери, что ж ему, благородному, в пыли валяться? – пробурчал он. – После расскажешь, как дошел до жизни такой. Сейчас не до тебя.

Седоусый беспомощно пожал плечами, но с колен поднялся и палаш подобрал.

Манон медленно приблизилась к пленнику и нагнулась над ним, чуть ли не ткнувшись лицом в его перекошенную от страха физиономию, и все ее чувства явственно отражались на ее лице.

– Ну, слуга мой доверенный, честный, неподкупный, как жизнь течет с молодой женой? Ты, я слышала, уже себя сейчас так и называешь – пакатор Монпари?

У бедняги от ужаса закатились глаза.

– Госпожа… госпожа… – предостерегающе зачастил Скаврон, – Ты иди, госпожа, Посмотри, как там Оле, может, Люксу надо что-нибудь? Конечно, Люкс есть Люкс, но – мало ли. А с этим, с пакатором новоиспеченным и счастливым молодоженом мы тут сами разберемся. По-свойски.

Манон опомнилась, судорожно перевела дух и оглянулась на двери трапезной, в которые Люкс с Нодем как раз вносили неподвижное обмякшее тело Оле.

– Ладно, – сказала она. – Ты, наверное, прав. Только сперва вы его допросите. Пусть все расскажет в подробностях. И прилюдно. Записывать кого-нибудь посади. И свидетели чтобы после расписались.

Манон круто развернулась и пошла к трапезной.

– Госпожа… – сказал ей в спину седоусый. Манон остановилась и, не поворачиваясь, буркнула:

– Что тебе?

– Обо мне суди, как считаешь нужным. Что присудишь, то и приму безропотно. А у парней перед тобой вины нет. Мы думали… они думали ты мертвая. Вот перед Скаром мы все виновны до единого.

– Кому Скар, а кому Скаврон, – вскинулся кузнец.

– … Скавроном, – соглашаясь, кивнул седоусый. – Перед Скавроном есть наша вина. Большая. Поверили мы, что это он тебя убил. Очень уж все было убедительно представлено. Вот и сейчас тоже. Глядим – как же так? Вроде бы ты, но ведь ты мертвая? Нежить, что ли? Да еще и Скаврон с тобой, о котором нам было сказано, что его повесили. Вот когда эта сволочь в тебя из лука стрельнула, да еще в лицо твое незащищенное целясь, тогда у нас будто пелена с глаз свалилась. Тут уж мы… ребята взяли его с приспешниками в оборот. А уж как нам перед тобой, Скаврон, свой грех замолить – ума не приложим. Прости нам наши злые про тебя мысли и слова, если сможешь.

Манон, не отвечая, пошагала к донжону, а Скаврон посмотрел на седоусого исподлобья и пробурчал, ткнувши пальцем в сторону трапезной:

– Как говорится, Он простит. Он светлый и милостивый, кому и прощать, как не ему? Если бы не он, нас с госпожой уже в живых не было бы. А я обыкновенный человек. И крики ваши у меня забыть не получается. Все, что в яму мне кричали, помню, и что вслед вопили, когда уводили меня отсюда в цепях, тоже помню. А мысли мои бессильные там, на полюсах, бессонными ночами были такие: как же это они все так? Они же меня с детства нашего общего босоногого знают? Как они могли поверить, что я предатель и душегуб?

Скаврон махнул рукой и отвернулся, пряча заблестевшие глаза.

– Подымайте гада и волоките в донжон в оружейную палату. Пусть выбирает, сволочь, какой смертью умирать. Все туда идите, чернила несите, бумагу, чтобы все было честь по чести… А ты, сволочь, подскажи-ка мне быстренько, где она, женушка моя любящая? Что ж она так скромничает, на глаза супругу не показывается? Да, мужики, кляп-то у него из пасти выньте.

– Это не я! – завопил тот истошным голосом, как только рот его освободили от кляпа. – Не я! Это все она! Она меня подстрекала и запутала. И договоры-переговоры со злодеями вела она. Я ни при чем, я только исполнял. Она и меня, падла, кинула, в Вупперталь усвистала, и с тамошней какой-то шишкой запредельной, говорят, теперь живет в любовницах, а я… я… я не хотел…

Во двор галопом влетел Кувалда, кубарем слетел с гиппа и заорал:

– Скаврон! Бросай это дело, потом, все потом, где Манон?

– В трапезной. Там Люкс при Оле раненом, а она на подхвате, когда надо что-нибудь организовать. Ты что заполошный такой, будто привидение увидел?

– Если бы привидение. Помнишь, мы с Манон рассказывали тебе о нашем общем пронырливом друге?

– Генрике, что ли?

– Генрик не проныра. Проныра – это Лис. Так вот, прилетели сюда десятка два-три орденских монахов и кромешников, а командовала всей этой шоблой некая личность в рясе аббата.

– Этот… Лис? – ахнул Скаврон.

– Он, паскуда.

– А он тебя узнал? Хотя тебя не узнать невозможно. Ну и что с ним?

– Ушел, поганец. На летучке и ушел.

– А что с теми, как ты говоришь, с шоблой?

– Зернышко молодец. Он там из местных крестьян засаду устроил – любо-дорого. Как ударили с тыла по сволочам. Так, где, говоришь, Манон? В трапезной? Где это?

Скаврон повернулся к седоусому.

– Начинай допрос подонка, я сейчас приду. Все записывай по его словам. – Скаврон пнул пленника в бок. – Рассказывай все, как есть. И не виляй, вонючка. Я скоро вернусь. И если мне твои слова не понравятся – пеняй на себя. Не просто убью, в мешок с голодными крысами посажу.

4

В смутном свете ночника ее тело отливало перламутром и было не красивым даже, нет, а именно что роскошным. Да. Роскошным. Иначе и не назовешь.

Она лениво играла пальцами его правой руки, а потом потянула его ладонь вниз и возложила ее – именно возложила! – на себя, на свое тело, прижала ее к себе так, что пальцы провалились внутрь, во влажную и теплую глубину.

– Тебе будет меня недоставать, – сказала она тихо.

Фетмен молчал. Разговор назревал с самого Брандисова отъезда, разговор был неизбежен, он был, в общем-то, к нему готов, хотя и старался насколько возможно оттянуть.

– Говорят, принцесса Свена очень красива. И она девственница. Так что твоему Малышу предстоит искупаться в девичьей крови. Лестно?..

Фетмен молчал.

– Конечно, лестно, – она покивала головой. – Вы, мужики, относитесь к этому слишком уж серьезно, не то, что мы, женщины. Странно… я вот своего первого практически и не помню. Знаю только, что надоела мне уже тогда моя девственность горше горькой редьки. Была ночь, была луна и был стог сена на берегу Луары. Ночь я помню. И помню луну. Даже запах сена помню. А вот его толком не помню. Было ли мне хорошо? Наверное, было. Даже наверняка. Но я не помню крови. А ведь она должна была быть. И я должна была отмывать ее потом со своих ног, правильно? Я же специально привела его тогда к стогу именно на берегу реки. Понимала, что мне после всего вода понадобится.

Фетмен молчал.

– Сэр Брандис поехал ее встречать, правильно? От твоего имени. Он привезет ее сюда, и будет свадьба, и ты станешь королем Свенланда. И ты почему-то думаешь, что в той твоей новой жизни для меня не будет места. Правильно?

Фетмен молчал.

– Так вот. Это совсем не правильно, в смысле – неверно, потому что ты не понимаешь, кто ты есть для любой здешней женщины, любой! Во дворце ничего ни от кого не скроешь, тут все обо всех все знают. И все знают, что ты всегда расплачиваешься. Щедро. Ты не жлоб, ты не шаромыжник, и у тебя так не бывает, чтобы оказанная услуга не оплачивалась. И поэтому я твоя. Ты пойми, что я – вся твоя. От и до. Если уж мне посчастливилось под тебя пристроиться, так я хочу, чтобы тебе на мне было комфортнее, чем на любой другой. Сначала ты будешь наслаждаться молодой женой, которая девственница и все такое. Но! Вот то-то и оно, что но! Она прин-цес-са! Плевать ей на плотские радости мужика. И дело не только в том, что она никогда не примет тебя вот здесь и здесь, и никогда не выдоит тебя всего, до донышка, без остатка, как я. Для нее всегда будет западло, что ты не королевской крови, хоть ты и пришелец чуть ли не с самого имперского верха. Она будет витать в благородных эмпиреях, и до тела твоего снизойдет только ради размножения наследников. А я, и когда состарюсь, когда сама тебя уже и возбуждать не буду, все равно буду служить твоему Малышу. Я сама стану подкладывать под тебя девчонок, хоть бы и невинных, появись у тебя такая блажь. Сама же их обучу, как доставлять тебе удовольствие и наивысшую радость. Не надо тебе от меня отделываться и отсылать куда подальше. Ты наградишь, секунды не сомневаюсь, хоть бы и баронессой, но… Пойми, я человек разумный, место свое знаю и никакого беспокойства не причиню. Всякие попытки распустить язык буду пресекать самым жестоким образом, кем бы этот распускант языкатый ни оказался. Тот же Брандис мне и поможет, он тоже умный…