Мой ад – это я сам

Как Вы понимаете, уважаемый Галард, споры в военном совете довольно быстро получили огласку. Все женщины королевства почувствовали себя смертельно оскорбленными. Мало того, что они потеряли своих любимых, им было отказано даже в праве на почетную скорбь!

Страна бурлила от негодования, и тогда старший советник предложил Агомару покаяться и, взяв дорогие подарки, поехать к старику Вернаду просить прощение и умолять, чтобы тот снял свое проклятие с нашего рода. Возмущенный король собственноручно избил советника прямо на военном совете, а потом, прихватив личную охрану, двинулся в путь, чтобы убить своего бывшего друга, навсегда покончив и с ним, и с его ужасным пророчеством.

По дороге в Чертовом овраге, Вы наверняка помните, есть такой в Скалистых Холмах, у въезда во владения Вернада, отряд мужа застигла жуткая гроза. Мне рассказали, что это было похоже на Конец Света. Гром так сотрясал все вокруг, что лошади просто обезумели. Конь Агомара рванулся как бешеный, сбросил всадника, и в этот момент молния огненной стрелой, попав в шлем короля, пронзила его насмерть.

– Ужасная смерть! Просто кошмарная… Утешением Вам может служить только то, что Агомар погиб, как отважный воин. Пал, сраженный рукой Всесильного!

Тяжело вздохнув, королева продолжала:

– После смерти супруга моя жизнь превратилась в настоящий кошмар. Пока был жив муж, я страдала оттого, что он не любил меня. Однако, овдовев, я поняла – все мои переживания из-за неудавшегося брака, просто женские капризы. В полной мере я осознала это тогда, когда оказалась не только ответственной за судьбу отчаявшегося сына, над которым тяготело проклятье, но и единовластной правительницей разгромленного и нищего государства. В первую очередь я решила, что сделаю все возможное, чтобы сохранить жизнь своему мальчику. Хорошенько поразмыслив, я поняла, что поначалу должна любой ценой обезопасить его от внешних врагов. Мне нужен был мир, и я, сжав в кулак всю свою гордость и все свое самолюбие, послала к нашим противникам гонцов с просьбой о немедленном прекращении военных действий. Как ее расценили, я могла только догадываться. Но это уже не имело никакого значения. Во всяком случае, не прошло и недели после похорон Агомара, как для подписания мирного договора здесь, в моем дворце, собрались все короли, включая и правителя Тарании. Я была довольна. Но моя радость испарилась в тот момент, когда я, тихонько отодвинув драпировки на дверях зала, услышала речи прибывших. Зная о предсказании Вернада, они, в ожидании моего выхода, грубо пререкались из-за трона Альморава. Каждый хвастался тем, что, женившись на мне, приберет страну к рукам и станет основоположником новой правящей династии. Шестнадцатилетний Гарм никому не внушал опасения, все единодушно полагали, что избавиться от мальчика будет не сложно. Гораздо больше ненависти все питали к соратникам Агомара. Правители дружно клялись, что при первой же возможности вздернут их на центральной площади. К несчастью, я слишком хорошо знала присутствовавших, а потому отлично понимала, их угрозы не пустое бахвальство. Достаточно было одного моего опрометчивого шага, и я навсегда потеряла бы все, чем так дорожу: сына, друзей, королевство, подданных.

Через сорок дней после гибели супруга я собрала в его кабинете свой первый совет. Пригласив на него самых влиятельных советников, я сразу приступила к делу.

Для начала сообщила им о кровавых намерениях претендентов на мою руку, а потом пообещала, что сделаю все возможное, чтобы сохранить жизнь не только принцу, но и всем, кто воевал под знаменем мужа, не щадя себя. Я поклялась, что виселиц не допущу, а потому за время моего официального траура найду человека, который, став правителем Альморава, будет гарантом спокойствия в стране. Свои планы я объявила величайшей государственной тайной. Я боялась, что их огласка помешает мне восстановить обширную торговлю с теми королевствами, чьи правители надеялись в скором времени занять здесь место законного хозяина.

Через месяц соседи, с которыми я подписала почетный мир, открыли в центре столицы свои торговые ряды. Война быстро ушла в прошлое. Страна начала оживать. Женщины стали покидать монастыри, чтобы принять на себя заботы семьи, старики вспомнили о своем ремесле, подросткам тоже нашлись дела поважнее, чем бряцать оружием и сквернословить…

Я давно присматривалась к своему музыканту Зироку. Он нравился мне, так как был добр, ненавидел войну, ценил красоту во всех ее проявлениях, был человеком чутким, разумным и надежным. К тому же, он беззаветно любил меня.

Советники, узнав о моем выборе, поначалу были не только разочарованы, они были откровенно разгневаны, так как надеялись посадить на трон кого-нибудь из своих близких. Но я их пыл быстро охладила, сказав, что в разгромленном королевстве не желаю видеть ни соперничества родов, ни передела имущества. К счастью, хорошенько поразмыслив, они сочли, что мое решение им всем одинаково выгодно.

Обсудив все детали предстоящего бракосочетания, они предприняли ряд действий, в результате которых мой избранник приобрел не только разветвленное генеалогическое дерево, но и приличное состояние.

Короли сопредельных государств, мечтавшие о троне Альморава, узнав подробности этого дела, были так возмущены, что даже поговаривали о возобновлении военных действий. Не было ни одного приема, на котором бы они не демонстрировали свое крайнее пренебрежение и ко мне, и к моей обескровленной стране. Однако вскоре поостыли и торговлю сворачивать не стали. По-моему, в глубине души многие правители были даже рады, что своим выбором я опередила их предложение. Представляете, что было бы с их чувством собственного достоинства, получи они от меня отказ?

– Я восхищен Вашей смелостью и Вашей мудростью, королева. Конечно, решение доверить управление государством не слишком родовитому человеку, да к тому же музыканту не прибавило Вам славы. Но этот поступок сохранил стране независимость, принцу – жизнь, соратникам Агомара – головы, женщинам – человеческое достоинство и своих детей. Всем известно, что те, как правило, по неразумной юности скромному миру предпочитают звон клинков, ордена и помпезные поминки. Воистину, Вы великая спасительница нашего истерзанного Отечества!

Гарм был просто раздавлен, узнав скандальную подноготную героической славы своего великого отца. Однако самой большой пощечиной по его самолюбию оказались дифирамбы, искренне расточаемые матери жрецом, которого Гарм с детства почитал, как святого.

– Нет, я больной… точно больной! У меня явно с головой что-то не так! Я мог бы все это узнать еще там, в Альмораве. Отец погиб, я был совершеннолетним наследником престола. Достаточно было допросить советников, и они бы мне все рассказали. А я, как припадочная девица сначала убивался по отцу, а после все бросил и сбежал, так как терзался вопросом: любила мама папочку или не любила? Да с такими мозгами, как у меня надо на полянке веночки плести, а не на троне сидеть! – бормотал принц, медленно вставая с колен и отходя от чаши.

– Ты не хочешь узнать подробности ссоры твоего отца с Вернадом? Не хочешь услышать о проклятии над родом Агомара? Это ведь касается тебя больше всего! – удивилась царевна Хиона.

– Да не все ли равно, что будет со мной! Я уже давно пустое место! Проклятие Вернада сбылось в тот день, когда родилась принцесса Акош. С этого момента она любимое чадо королевы Кары и законная наследница трона Альморава. А я? Я всего лишь бродяга, который скитался по свету, как неприкаянный, пока не попал сюда, в глупый рай для душевнобольных! Простите, великая Хиона! Клянусь, не хотел Вас оскорбить! Вы сделали то, что не под силу никому из смертных – дали спокойствие, веру и здоровье несчастным, обреченным на вечную тоску. Вы осчастливили тех, кто не может быть таковым по своей сути! Стряхните с Ваших монахов оцепенение, вызванное надеждой на блаженство, и они снова начнут мучиться сами и изводить себе подобных! Среди всех этих страдальцев я увидел только двоих, достойных Вашей милости – это мой друг Эвер, да Ваш главный жрец. Мне жаль, но я к ним тоже не принадлежу. Мой ад всегда со мной! И Вы лучше меня знаете, что нет мне нигде от него спасения. А по милости наивного Галарда, я еще и обречен таскать его до скончания веков… Если можете, простите меня и прощайте, прекрасная волшебница!

– Гарм церемонно поклонился и быстро пошел к выходу, но у порога внезапно остановился и обернулся.

– Может, мне остаться здесь у вас? Что мне делать со своей вечностью на Земле среди людей? Ни карать, ни помогать им я не желаю! Их гадкую сущность я вижу насквозь, а потому их судьбы мне абсолютно безразличны. А на Плато я смогу, по крайней мере, хотя бы летать! Подумайте обо мне, уважаемая Хиона! Вы помогли стольким недостойным, так включите в этот список еще одного! Обещаю, по отношению к Вам, я не буду неблагодарным! Тем более, похоже, наше знакомство имеет только начало. Конца, если верить этому глупому Галарду, не предвидится!

– На редкость противный мальчишка! – решила Хиона, но вместо злости почувствовала к нему жалость, а потом, неизвестно почему, расхохоталась, как нашкодившая девчонка.

– Пусть заменит меня здесь. Принц крови! Как-нибудь да управится. На худой конец, подошлю к нему его мамочку. Вот кто королева до мозга костей, не то, что ее муженек-солдафон! К сожалению, Гарм по темпераменту пошел в отца! Его несчастье, что мозги он унаследовал от матери, вот и не уживаются они мирно в одном существе – тянут в разные стороны, а он, бедняга, мается!

… Поздно вечером Эвер, закутанный в темный плащ, бесшумно отворил нефритовую дверь Храма. Огромный зал тонул в сумраке, в нем мерцало лишь несколько свечей, зажженных вокруг волшебной серебряной чаши фонтана. Прекрасная Хиона в прозрачном, дымчато-сером одеянии, неслышно соскользнув с изумрудного трона, поплыла ему навстречу. Эвер страстно обнял царевну, и ему показалось, будто она нежным теплым облаком проникает в его кровь и плоть.

– Я – твой, Хиона, ты моя царица, моя жизнь, ты моя смерть! – прошептал юноша, теряя представление о времени и пространстве.

… На Плато воцарилась долгая ночь. Три раза Солнце вставало и садилось над Землей, но ни единый его луч не проник в долину. Полчища клубящихся грозовых туч накрыли ее свинцовым шатром, а чтобы полог их стал совершенно непроницаем, Хиона призвала на помощь пернатых. Силой своего колдовства она оборотила все живые существа, обитающие в Черных горах, в грифонов. По ее приказу несметные стаи этих огромных крылатых чудовищ взлетали перед восходом Великого Светила и до его заката парили, не смея ни единым криком потревожить Великую Волшебницу на ее брачном ложе. Только на четвертые сутки жизнь в Черных горах вернулась в прежнее русло и все пошло так, как было испокон веков. Небо над Плато очистилось и восходящее Солнце, залюбовавшись своим отражением в бурных водах неукротимого потока, рассыпало пригоршни золотых лучей на сверкающие бриллиантовыми россыпями белоснежные колпаки Поднебесных Пиков. Оно ласково заглянуло в причудливые окна разноцветных домиков, где дремали насмерть перепуганные монахи.

Из спальных покоев дворца на плоскую вершину горы вела узкая винтовая лестница. По ней на рассвете медленно поднимались утомленные любовью Эвер и Хиона.

– Если бы сейчас наступил Конец Света, я бы не удивился и не пожалел бы! Клянусь, не пожалел бы! – выходя произнес Эвер.

– Скажи дружок, что больше всего на свете ценит потомственный цыган?

– Не знаю, я не очень-то похож на своих соотечественников… Наверное, свою женщину, своего коня, свою кибитку и … простор! Конечно, простор! Чтобы взгляду не за что было зацепиться. Чтобы он скользил до тех пор, пока не упрется в горизонт. И чтобы всегда над головой было безбрежное небо!

– Ну тогда, я полагаю, тебе мое предложение подойдет. Но все равно, прежде чем ответить, выслушай меня и хорошенько подумай. Повинуясь воле Всемогущего, я через несколько дней покину эти места и стану Повелительницей Снежного Пояса Земли. Правителем на Плато я оставляю Гарма. Он – принц крови и, получив трон, почувствует удовлетворение. Ты же, Эв, свою судьбу выбирай сам. Если надумаешь остаться здесь с другом, я не неволю, оставайся. А захочешь отправиться со мной и разделить мои заботы о Снежном Поясе, буду только счастлива… Коль согласишься, то знай, жить мы станем в Поднебесье и для дома выберем себе вершину одной из самых высоких и красивых гор Земли. Там у нас будет гранитный дворец, который вырубят в породе небесные ветры и снежные скакуны – самые быстрые кони на Свете. Вечерами на обледенелой вершине, ты станешь зажигать для меня Путеводную звезду, и по облачной дороге я буду мчаться к тебе словно ветер. Решайся! Думаю, мое предложение соответствует влечению твоей натуры. Ты получишь все, что ей так дорого: свою женщину, своих коней, надежную кибитку из гранита, прозрачную высь над головой и безбрежное море облаков под ногами, которое при свете заката похоже на цветущую весеннюю степь.

– Ты же знаешь, с тобой я готов отправиться хоть на край света! А уж такое счастье мне и не снилось!

– Ну так что? Летим выбирать себе место для дома? – весело спросила Хиона и властно топнула ногой. В то же мгновенье три больших серых тучи опустились к ним на площадку и, приняв очертания огромных гривастых коней, замерли.

– Мне нужны сани, опускайся! – крикнула волшебница пролетавшему белому облаку и ушла вниз.

Царевна вернулась через несколько минут, одетая в оранжевую меховую мантию с капюшоном. На Эвера она набросила теплую иссиня-черную шубу и через минуту серая в яблоках воздушная тройка стремительно понеслась, унося влюбленных на юг.

Вернулись они на закате. У порога храма Хиона и Эвер обнаружили скрюченную, понурую фигуру Гармогера.

– Входите, принц! – любезно пригласила Хиона. – Через пять дней Вы здесь станете хозяином. Я удаляюсь и оставляю Вам все – этот дворец, волшебную книгу, перстень … Все. Вы будете царствовать на Бирюзовом Плато. И не смотрите на меня с таким удивлением! Вы, кажется, сами просили позаботиться о Вас! А сейчас идите прогуляться с Эвером. И, к тому же, я советую Вам искупаться в Фиалковом роднике!

– Эв, дорогой, покажи принцу Лощину Фиалок, он ведь дороги туда не знает. Сегодня полная луна, она осветит вам путь назад.

Ошеломленный Гарм с удивлением слушал рассказ Эвера о бешеной скачке облачных коней по Снежному Поясу Земли, о сверкающих ледяных вершинах, которые показывала ему Хиона. Смущаясь, Эвер даже рассказал, что будущая Повелительница Снежного Пояса обещала назвать гору, которую он выберет для их дома, его именем. Юноша описал вершину в Африке, которую они посетили первой, а потом долго объяснял, почему она ему не понравилась.

– Так ты нашел что-нибудь подходящее? – нетерпеливо перебил его Гарм.

– Конечно, нашел. Покинув Африку, мы сначала летели назад, а потом свернули на восток. Хиона все кричала коням: – Эст! Эст! Я и не знал, что она так называет восточное направление. Короче, нашли грандиозную, самую высокую на Земле!

– И как она теперь будет именоваться?

– Хиона мудрила, мудрила… Сначала хотела назвать Эст Эвер – восточный Эвер, а потом придумала нечто более благозвучное.

– Так не тяни, говори, ты – цыган безродный!

– Я теперь не безродный! Мое имя навечно войдет в историю Земли. Моя поднебесная будет называться Эверест! Эвер–Эст!

– Да, ничего не скажешь! Твоя Хиона – настоящая волшебница. Эверест! – это звучит!

… Четыре дня пировали во дворце Хиона с супругом, принц Гармагер и жрец Агнер. Всех остальных монахов царица погрузила в волшебный преображающий сон.

В ночь перед разлукой Хиона отправила усталого жреца спать, разрешив ему не бодрствовать в ожидании пробуждения ее подданных, чтобы проводить их к Фиалковому источнику, а написать им об этом. В послании Агнер сообщил всем не только о местоположении заветной Лощины, но и известил о назначении Гармагера наместником Волшебницы. Далее излагался приказ царицы Хионы, предписывающий всем жителям Плато воздавать принцу почести, соответствующие его новому положению.

На Бирюзовом Плато воцарилась тишина. Заснул утомленный Агнер, спали преображающим сном монахи, задремал чуточку захмелевший Эвер. Только царевна Хиона снова и снова повторяла взволнованному принцу правила жизни в долине.

– Правитель не может выходить из дворца, но я научила тебя, как его покидать. За его стенами ты будешь, кем захочешь – птицей, животным, цветком, даже водой. Тебя никто не может убить, ты тоже не сможешь никого убить, в крайнем случае, сумеешь только напугать! Ты не имеешь права никого удерживать в долине силой. Зато те, кто здесь живут, обязаны тебя почитать. Для них ты – наместник Бога. Организуешь свой культ по собственному усмотрению. Только не переусердствуй. Помни, Бирюзовое Плато – единственное место на Земле, где люди сами выбирают себе дорогу. Поэтому предсказывать, что у тебя здесь произойдет, я не берусь. Несколько раз в году Эвер будет направлять луч моей Путеводной звезды сюда, и мы сможем общаться. Если станет скучно, изучай волшебную книгу. Прочитав заклинание, ты сумеешь воспроизвести копию любой вещи на Земле. Теперь тебе понятно, почему у моих гостей здесь такие же дома, какие были у них в детстве? Если захочешь чему-нибудь научиться, произнеси заветные слова, они на последней странице, и книга превратиться в самый подробный справочник на свете. И запомни! Никого не пускай в свои личные покои. Захочешь развлечься, делай это внизу, в зале. Да, что говорить! Ты сам это не хуже меня понимаешь!

На рассвете взволнованную Хиону и взгрустнувшего от предстоящей разлуки с другом Эвера унесли ледяные сани, запряженные четверкой снежно-белых облачных коней.

…Агнер проснулся почти через двое суток. Голова гудела, во рту – привкус птичьего помета, настроение хуже некуда.

– Я что, снова на Земле? – подумал он. – Нет, нет! Вспомнил… Хиона улетела, а через пять дней мне, действительно, придется туда возвращаться!

Жрец долго сидел на кровати, обхватив голову руками.

– Нет, отсюда я ничего не возьму. Срочно надо соорудить заплечную котомку, положу туда огромную бутыль с родниковой водой. Это самое ценное, что здесь есть. Там, внизу, я куплю себе все, только не покой. Там его не достанешь даже за изумруды!

Агнер подошел к окошку, и хотя луна уже пошла на убыль, было очень светло. В резной раме окна долина с черными квадратами полей, разбросанными по склонам снежных гор, с кустарником, темным кудрявым строем обступившим причудливые дома, казалась картиной Земного мастера волей судьбы запрятанного в холодный мрак царства Аида, и в тоске, по памяти изобразившего родной край.

– Какая красота! Какая Божественная красота! – грустно прошептал Агнер и, тяжело вздыхая, вышел из дома. – Интересно, а что стало с монахами? – думал он, прохаживаясь под окнами. – Не будить же своих среди ночи из праздного любопытства. К сожалению, результаты Преображения ощущаю даже я. И это притом, что великая Хиона обещала, будто меня это не коснется. Хорошенькое дело, не коснется! Вниз, к людям, да еще хозяином постоялого двора… Если у меня на душе такая мерзость, то что у других?

Агнер вернулся в дом, лег на кровать, вытянулся, попытался заснуть, но не смог.

– С чего же мне хотеть спать? Итак, двое суток провалялся, все тело затекло!

Долго еще Агнер ворочался в постели и ворчал. Потом, испугавшись, побежал к зеркалу.

– Я веду себя, как старик. Неужели и выгляжу на свои годы? Нет, Слава Богу, хоть это обещание сдержала Хиона. Она мне говорила, что Преображение – ее прощальный подарок подданным. А так как я его не желаю, то взамен получу другой – со мной навсегда останется то, чем я уже владею.

Прокрутившись на кровати еще с час, Агнер встал. Он долго топтался по дому, бессмысленно слоняясь из угла в угол, а потом, накинув плащ, вышел во двор. Было прохладно и жрец, опустившись на свою любимую скамью, плотно закутался, натянув на голову капюшон. Воспоминания закружили его и, незаметно для себя, он задремал.

Внезапно Агнер вздрогнул и очнулся. Тонкие смуглые женские пальчики робко касались его огрубевших от постоянной физической работы, натруженных рук.

– Проснись, Агнер, надо поговорить, – услышал он нежный, растерянный голос.

Жрец резко сбросил с лица капюшон и обомлел. Перед ним стояла совершенно неотразимая креолка: гибкая, как пантера, с темными, точно горное ущелье при лунном свете, кудрями, с миндалевидными золотисто-карими глазами, звездный взгляд которых сверкал сквозь густые стреловидные ресницы.

– Ты кто? Откуда? Что здесь произошло? – заикаясь, промямлил Агнер, нервно кутаясь в свой измятый, поношенный плащ.

– Вот об этом-то и надо поговорить! Пойдем в дом. Вообще-то меня звали Клеон, и мы с тобой еще недавно отлично ладили. А вот, кто я сейчас и, вообще, кто мы все сейчас – вопрос сложный… Жрец влетел в дом, как ошпаренный. Дрожащими руками вытащил из потайного шкафчика бутылку с крепким зельем, которое получил от Хионы в знак ее особого расположения и глотнул прямо из горла.

– Обожжешься, Агнер. Сядь и угомонись. С нами это происходило двое суток назад, когда мы проснулись. Я не понимаю… Царица Хиона то ли ужасно пошутила, то ли поиздевалась над нами. Каждому монаху она дала облик той девушки, которую он обожал, и теперь мы, действительно, владеем тем, о чем мечтали. Но кто мы? У нас нет даже имен! Брать имена тех, кто был нашим наваждением и стал причиной бегства – глупо. Оставить свои – нелепо… Еще один важный вопрос. Что нам теперь делать на Плато? Сам увидишь, у служителей Хионы был отличный вкус. Поверь, сейчас здесь находятся самые неотразимые женщины Земли, и каждая достойна того, чтобы о ней слагали песни. Подумай, могут ли такие красавицы довольствоваться тяжелой работой в поле, по дому или на пастбище? В первый момент, когда мы обнаружили, что случилось, чуть с ума не сошли. Потом успокоились и поняли: наступило наше время, и мы можем организовать свою жизнь по-новому. Прости меня за откровенность, но скажу тебе честно по старой дружбе, как бывший мужчина мужчине: любить мы никогда и никого не будем. Налюбились, настрадались в прошлом. Хватит! Сначала, по молодости, истерзали себе душу, а потом с бредом в голове трудились здесь, не покладая рук. Мы долго обсуждали эту тему и решили. Твердо решили. Уйдем вниз на Землю и устроим свою жизнь так, как считаем нужным. Поверь, на свете нет мужчины, который был бы для нас загадкой. Сила женского очарования, перед которой мы когда-то терялись и трепетали, теперь принадлежит нам. А уж распорядится этим оружием там, на Земле, мы сумеем себе во благо!

Агнер долго молчал, разглядывая сидящую перед ним особу. Когда-то в молодости он повидал многих дам, но та, что сидела перед ним, была другой. Ее ни с кем невозможно было сравнить, она была на порядок выше. Обыкновенные женщины всегда недовольны собой. Даже самые глупые, где-то в тайниках души ощущают свое несовершенство. Одних не удовлетворяет их внешность, других характер, кого-то зависимое положение. Здесь же перед Агнером находилось существо, которое упивалось самой принадлежностью к женскому полу. Оно откровенно наслаждалось неожиданно открывшейся возможностью законно пользоваться дамскими привилегиями, оно было олицетворением, квинтэссенцией женского эгоизма, абсолютно безнаказанного в силу своей неотразимости. Царственная осанка, свежее лицо, лукавая улыбка, блестящие глаза, в которых сквозило любопытство, интерес, азарт. В них можно было найти все: ум, юмор, чувственность! Да все, что угодно, только не душу, желающую сострадать или любить.

– Ужасно! А ведь Клеон был самый сердечный, самый добрый из всех, кто жил здесь. Ну и ну… Полсотни роковых женщин всех мастей и на любой вкус! Не плохой подарочек Земле на прощанье устроила наша царица. Господи, а что будет с Гармом? Эти кошки разбегутся по всему миру, а ему придется до скончания веков в одиночестве куковать на этом заброшенном Плато! А ведь он искренне просил Хиону помочь ему. Бедняга! Он ведь и из дворца-то не может выйти в человеческом облике. Ладно. Сам буду регулярно навещать его. Но, это – после. А в ближайшие дни придется тащиться вниз, чтобы организовать жилье этим плотоядным сиренами… По-моему, вам всем надо просто переиначить ваши имена на женский лад – и дело сделано! – улыбаясь, сказал Агнер стоящей перед ним диве. – Лично Вы ведь не откажитесь называться госпожой Клео? Не правда ли?

– Не сердитесь на нас, Агнер! Мы перед Вами ни в чем не провинились! Вы же сами отказались от Преображения! – ответила креолка, инстинктивно переходя на “Вы”. Жрец вздрогнул, ему стало не по себе: собеседница прокомментировала его самые глубинные ощущения. Агнеру они были настолько неприятны, что он гнал их от себя, не желая придавать им форму четких мыслей.

… Через три дня дамы, встревожено обсуждавшие свое земное будущее, дружно провожали в путь жреца. Легко сбросив замшелый, поросший вечнозеленым лишайником валун, они жадно глядели на едва возвышающийся над стремительным, бурлящим потоком, узкий и скользкий карниз. Он круто уходил вниз, ныряя в темную пугающую толщу горного массива.