Мой ад – это я сам

Дружина направилась в Альморав, а Гармагер остался у храма еще на одну ночь. Когда взошла луна, юноша лег у порога, закрыл глаза и положил на них нефритовые амулеты.

Всю ночь образ Кары стоял перед взором Гарма, и он не мог успокоиться. Его душа болела, его разум кричал. Принц не мог смириться с выбором своей матери. Это был настоящий позор. Ему казалось, что у нее нет ни царственной гордости, ни подлинной верности, ни настоящего королевского достоинства. Юноша мучительно пытался осмыслить, как могла могущественная и прекрасная Кара, всего за один год, не только забыть своего мужественного и величественного супруга, но и соединить свою судьбу с несуразным убожеством, отдав бразды правления великой страной в его руки. Гармагера трясло от отвращения, когда он вспоминал, что мать дала ему – принцу крови, потомку венценосной династии, в сестры безродное ничтожество.

Проснувшись, юноша уже знал, что больше всего на свете жаждет получить ответы на терзающие его вопросы. И тогда он решил потратить на это все свои силы, все свое время, а возможно и всю свою жизнь.

… Три года Гармагер скитался по свету. Он был контрабандистом и монахом, могильщиком и фокусником, бродил с актерами и совершал набеги на гаремы султанов. Люди чувствовали его неукротимый нрав, а потому всегда принимали настороженно. Перед Гармом прошел весь мир, но мудрости это ему не прибавило и понимание того, что было для него важнее всего на свете, к нему так и не пришло.

И вот однажды, в безлунную весеннюю ночь, когда принцу пришлось заночевать в кибитке у цыган, он услышал странное проклятье. Молодая цыганка, застав своего возлюбленного с другой, кричала, перебудив весь табор:

– Чтоб тебе стать козлом, в стаде царевны Хионы! Чтоб тебе никогда не знать женщин, а только бормотать молитвы в ее храме! Чтоб тебе всю жизнь гоняться за тенью и оставаться вечным монахом!

– Утихомирься, глупая! – проворчал кто-то, находившийся поблизости. – Пока твой дружок у нас в таборе, он скачет с одной красотки на другую, как кузнечик с цветка на цветок. Да и тебя не обходит стороной! А уйдет к Хионе, так все разом его и потеряете. Будет трудиться с утра до вечера, мечтать о вечной любви и надеяться на Преображение!

Гармагер вылез из грязной конуры, где пытался заснуть, и увидел отвратительную старуху, при свете костра похожую на оживший скелет.

– Послушай женщина! Я, полагаю, ты старше этой степи, а потому знаешь все на свете. Расскажи-ка о Хионе, и тогда мой единственный золотой будет у тебя в кармане!

Старуха долго и пристально вглядывалась в юношу, а потом костлявым пальцем указала на место около огня:

– Садись, чужестранец. Мне твои деньги не нужны, и я не болтлива. Говорить о Хионе не люблю… Но тебе все-таки расскажу… Есть у меня внук Эвер. Мой младшенький. Красивый, сильный… Тело у него как у буйвола, а вот душа, что теплый воск… Надавишь грубо, и на ней след останется… Обидела Эва женщина, изменила… Да еще с его лучшим другом. Заболел Эвер. Хворал долго, мучительно. Я уже надежду на его выздоровление потеряла. И вот месяца три назад объявился у нас в таборе колдун. Прилетел на закате степным орлом и остался на ночь. Все попрятались от него, испугались. А мне бояться уже поздно, я слишком стара для этого. Пустила я его в свою кибитку отогреться, накормила, и переночевать оставила. Утром колдун поблагодарил меня и подарил амулет. У тебя вот такие же на груди болтаются! И сказал:

– Это волшебный камень. Он помогает тем, кто слеп. Надень его на шею своему больному внуку. Золотые глаза, что на камне, помогут ему найти в жизни свою дорогу. Я думаю, его путь лежит на Бирюзовое Плато. Есть такое в Черных неприступных горах. Там, под аквамариновыми небесами, на краю изумрудной долины, окаймленной серебристым хребтом, над пропастью, где бурлит ледяной поток, на скале возвышается величественный храм из нефрита. В нем на изумрудном троне восседает загадочная и прекрасная царевна Хиона – повелительница Гор и Долин. Служат ей монахи, почести воздают, хозяйство ведут. Жизнь у них богатая, спокойная. Монахи слепо поклоняются царевне. Каждый старается сделать все, чтобы стать ее избранником. Здесь, в обычной жизни, эти люди настрадались, а потому и пришли в храм к Хионе. Все мечтают обрести там истинную преданность и любовь. И хотя Повелительница Гор и Долин невозмутима и холодна, ее подданные надеются, полюбит она кого-нибудь их них, растопится лед ее сердца и расцветет на Бирюзовом Плато живая, человеческая радость. И еще… У подножья трона лежит волшебная книга. Все служители пытаются прочесть по ней о грядущем Преображении, но ни у кого это не получается. Я-то думаю, книга состоит из чистых листов, и монахи сами должны вписать в нее истории своих сердец. Однако никто не знает точно. А Хиона молчит. Может я не прав? В книге действительно содержатся предсказания, только прекрасная царевна не желает, чтобы ее вассалы узнали о своем будущем… Но, в конце концов, это не так уж и важно. Главное, каждый из служителей представляет Преображение по-своему, а потому спокоен и счастлив.

Со стороны такая жизнь кажется наивной, возможно даже глупой, но она устраивает тех, кто удалился на Бирюзовое Плато. Все, пришедшие в царство Хионы, постепенно становятся молодыми и здоровыми. Они прекрасны, как боги Олимпа, но, в отличие от тех, никогда не ссорятся друг с другом. Наоборот! Они почитают свою дружбу, как великий дар Повелительницы Гор и Долин.

Рассказал мне это колдун, да улетел. Только его и видели. Отдала я талисман внуку, а потом пересказала все, что услышала от волшебника. После этого здоровье Эвера пошло на поправку, а через месяц он ушел из табора на поиски Бирюзового Плато.

– Похоже, это то, что мне нужно, – подумал принц. – Наверняка, монахи из храма Хионы сумеют ответить мне на все мои вопросы. Не смогут они, спрошу царицу. Я упрям и очень постараюсь добиться от нее внятного ответа.

… Утро еще не вступило в свои права, а возбужденный Гармагер уже гнал своего вороного по направлению к Бирюзовому Плато. Он летел по степи, словно черная стрела, даже не замечая, как преобразилась Земля за эту теплую весеннюю ночь. Миллионы тюльпанов выбросили свои бутоны в ожидании восходящего Светила. Цветы трепетали в восторге, подставляя свои хрупкие головки предрассветному душистому ветерку. Когда же брызнули первые золотистые лучи утреннего Солнца, и они раскрыли свои алые лепестки, все пространство над степью заполыхало, переливаясь и вибрируя всеми оттенками вселенского пожара.

Весна пробудила в крови Гармагера пламя обновляющейся жизни, и он, грубо пришпоривая коня, остервенело скрипел зубами. Юноша не осознавал, что привело его в такое неистовство. Но, если бы он усмирил свою ярость, то понял, что перед его воспаленным взором вместо алого ковра цветов, переливающихся в блеске утренней зари, стоит кроваво-рубиновое одеяние прекрасной Кары, объявляющей об окончании своего траура.

… Неделя бешеной скачки – и Гармагер попал в маленькое бедное селенье, прилепившееся к подножью Черных Гор. В первой же халупе, куда принц попросился на ночлег, он обнаружил Эвера – высокого застенчивого юношу с тревожным взглядом больших темных глаз.

– Я здесь уже больше месяца – рассказал тот. – Жду попутчика. Мне одному не подняться на Бирюзовое Плато. Я по-настоящему еще не окреп после болезни… Так мучился, ужасно болело сердце. До сих пор не могу понять, почему меня любимая предала… Бросила, даже не объяснив, за что…

– А что хорошего можно ожидать от женщин? – вспылил Гармагер. – У меня погиб отец – король Альморава, так года не прошло, как мать сыскала себе нищего трубадура! Теперь живет с ним да радуется… Если уж такого, как Агомар – смелого, умного, красивого законная супруга забывает так быстро, то что говорить о других… Нам вообще рассчитывать не на что! Оглянуться не успеем, как они предадут, изменят, а, вдобавок, еще и надсмеются над нами.

– Зачем же тебе к Хионе? Чем она поможет? – удивился Эвер.

– Мне никто не может помочь. Я этого и не жду. Я только хочу спросить у царевны: есть ли на Земле хоть одна достойная дама, у которой была бы память и верность не такая, как у курицы, и которая имела хотя бы каплю женской гордости и человеческого достоинства? Или то, о чем я говорю просто бред и мужская блажь?

… Двое суток ушло у юношей на подготовку к походу. На рассвете третьего дня они отправились в путь. Поначалу идти было легко, молодые люди были полны надежд, и дорога казалась им знакомой. Но чем круче поднималась тропинка, и сумрачнее становились горы, тем мрачнее становилось у них на душе.

Иногда по вечерам в слабых отблесках заката, в очертаниях окружающих скал они различали грозные профили духов гор. А по ночам вместо полного лика Луны, им чудилась сидящая на облаке, облаченная в клубящуюся мантию, скорбная Матерь Мира. Днем же под ослепительными лучами Солнца остроконечные вершины гор, зачастую, казались им белоснежными куполами поднебесных монастырей.

Гарм и Эвер упорно шли вперед, потеряв представление о том, сколько дней провели в пути. Они считали только безлунные ночи, во время которых, содрогаясь от пронзавшего тело и душу холода, прощались со своим земным прошлым. Но однажды тьма отступила, ее изгнал тонкий молодой месяц, появившийся в окружении бриллиантовой россыпи звезд. Юношам показалось, будто над ними засветились в снисходительной улыбке серебряные уста небес, над которыми кокетливой золотой родинкой сверкала вечерняя звезда. Впервые за долгую дорогу молодые люди облегченно вздохнули и с легким сердцем подошли к зубчатому краю скалы, уступ которой служил им ложем.

Они огляделись и остолбенели. Перед ними предстала картина вечности: мертвые, иссиня-черные хребты теснились под ними до самого горизонта. Словно живые сердца этих каменных великанов во мраке слабо мерцали редкие огоньки горных селений. А над всем этим застывшим великолепием, в безбрежном, непостижимом небесном океане хрупкая серебряная ладья нового месяца ныряла в клубящиеся волны набегающих черно-серых облаков. Впервые в жизни молодые люди почувствовали себя сопричастными грандиозному акту мироздания. Восхищение и страх, надежда и отчаяние – все смешалось в их юных сердцах, вытесняя полудетские, а потому такие жгучие обиды.

Гармагер и Эвер уснули только на рассвете, в дорогу тронулись в полдень, а к вечеру миновали последний горный перевал. Цель своего путешествия они увидели в лучах заходящего солнца.

Бирюзовое Плато оказалось обширной плодородной долиной, со всех сторон окруженной горными хребтами. Полсотни разноцветных диковинных по форме домиков, утопая в садах, уютно расположились неподалеку от быстрой горной реки. Небольшие поля, разбросанные по склонам, были вспаханы. Юноши даже разглядели два больших стада, которые пастухи гнали по домам. В пламенеющих отблесках заката среди ярких построек выделялось большое, прилепившееся к высокой горе, строение, сложенное из зеленовато-серых кубов.

– Как ты думаешь, это серое уродство – храм Хионы? – разочарованно спросил Гармагер.

– Не ворчи, Гарм. Наверняка эти каменные блоки, вырублены из настоящего нефрита… Погляди на ниши талисманы и сравни! Да, в принципе, теперь это и не важно. Главное, добрались живыми и здоровыми! Лучше посмотри повнимательней под ноги! Эти монахи провели сюда к перевалу отличную дорогу. По ней мы спокойно можем спуститься в долину даже при свете месяца! Если поторопимся, часа через полтора будем у Храма.

– Не хочу спешить. Давай заночуем здесь, а утром пойдем вниз. Незнакомые люди, неизвестные порядки. Свалимся им на голову на ночь глядя – только обозлим!

Тяжело вздохнув, Эвер опустился на большой камень и устало закрыл глаза. Очнулся он, услышав гомерический хохот своего спутника.

– Боже! Неужели Гарм умеет смеяться? – мелькнуло в голове у юноши. Он открыл глаза и посмотрел в том направлении, куда указывал Гармагер. Через секунду и он заливался во все горло. Их глазам предстало поистине комическое зрелище.

По дороге, бодро цокая копытцами, двигались по направлению к ним три симпатичных, крошечных ослика. Во главе кавалькады, верхом на первом, в невероятно пестром одеянии, величественно восседал, ухватив себя за пятки, высокий, благообразный мужчина лет сорока.

– Прекрати ржать, Эв! По-моему, нас встречают. Так хохотать невежливо, – пробурчал принц, утирая выступившие слезы.

Когда мужчина приблизился и опустил ноги, стало понятно, что он не только очень высок, но и отлично сложен. Вежливо поклонившись, он представился.

– Я Агнер – главный жрец здешнего братства. Рад вас приветствовать, друзья! Я ожидаю вашего прибытия уже целый день. Жилье для Вас, Царевна Хиона, подготовила еще две недели назад!

Юноши удивленно переглянулись, поблагодарили за заботу и, взгромоздившись на осликов, впервые почувствовали на душе покой.

Животные резво бежали вниз и довольно быстро доставили всех к большому красивому дому, предназначенному для Гарма. Принц сердечно распрощался с Агнером, похлопал по плечу друга и переступил порог. Оказавшись внутри, он замер от неожиданности.

Длинный светлый коридор, просторные комнаты и большая терраса были точной копией апартаментов, которые он занимал в Альмораве, будучи ребенком. Все было точной таким же: мебель, рисунки на стенах, светильники, ковры, игрушки. Воспоминания детства нахлынули на него, и ему показалось, будто он снова юн, беззаботен, любим, с террасы доносятся тихие голоса обожаемых родителей, а внизу, в парадном зале, его ожидают дорогие подарки преданных вассалов его всемогущего отца. Гармагер опустился на пол и долго-долго сидел, ничего не видя вокруг себя. По его обветренному и жестокому лицу беззвучно текли слезы…

– Что за ужасная страна! – очнувшись, проворчал принц и встал. – Двух часов не прошло, как я здесь, а уже впал в детство… То хохочу во все горло, как мальчишка, то рыдаю, сидя на полу, как младенец. Лучше бы дали воды, чтобы искупаться!

В подвале дома он нашел все, что ему было необходимо: горящую печь, на которой стояла готовая еда, и огромный чан с горячей водой. Через час чистый и сытый Гарм растянулся на роскошном ложе под королевским балдахином.

– Господи! Какое блаженство! – были последние слова засыпающего принца.

… Гармагер проснулся на рассвете, открыл глаза и удовлетворенно вздохнул.

– Похоже, Хиона понимает толк в жизни… Хотя нет. Здесь совсем другое. Просто она хорошо знает, как исцелять измученные и истерзанные души. Наверно, потому у всех такие красочные дома и одежды. Все как в детстве! Интересно, а что за жилище у Эва? Небось, внутри дома ему соорудили драную кибитку, а в углу комнаты навалили огромную кучу навоза. Это, определенно, поможет ему легко впасть в счастливое младенчество!

Наскоро одевшись, принц вышел из дома.

Прозрачно-звенящий воздух был так прохладен и чист, а жемчужно-серое небо, с переливающимися сиреневыми перистыми облаками так близко, что у юноши перехватило дыхание.

– Господи, как хорошо! Пару недель – и сил будет, хоть отбавляй! Но что потом здесь делать? Это же настоящий рай! Похоже, монахов мне и спрашивать не о чем. В этом Эдеме они, наверняка, давно впали в детство и не только трудятся, как муравьи, но и мыслят так же. Мне одна дорога – добиться аудиенции у Хионы. Она не откажет. Раз соорудила мне такие хоромы, значит, отлично знает и обо мне, и о великом Агомаре, и о моей забывчивой мамаше.

Для Гарма и Эва неделя на Бирюзовом Плато пролетела, как один день. Они подружились со служителями, и были приятно удивлены тем, что те совершенно не похожи на неразумных младенцев. Каждый бережно хранил в душе историю своей жизни и прекрасно помнил ту, из-за которой покинул родные места и ушел на поиски Мира и Гармонии. Монахи объясняли это тем, что каждый вечер пили воду источника, находящегося в храме, а потом, во сне, проживали свое прошлое, как бы заново.

– Ты хотел бы во сне увидеть свою “бывшую” – спросил как-то вечером Гармагер у Эвера.

– Нет! Ни за что! Ни ее, ни предавшего меня друга! Они мне отвратительны!

– Тебе легче, Эв! А я не могу ясно ответить на такой простой вопрос. Меня просто трясет, когда думаю о матери. Как можно так любить и так ненавидеть одновременно? Готов на что угодно, лишь бы только так не терзаться!

– Успокойся, друг. Мне сейчас Агнер сообщил, что завтра на рассвете нас в храме ждет Хиона. Это решающий момент в нашей жизни. Я, как ты понимаешь, буду просить у нее разрешения остаться здесь. А что попросишь ты?

– Видит Бог, мне ничего не надо! Я просто хочу все понять, а уж потом стану решать, что делать.

– А не боишься, что для этого тебе придется претерпеть слишком многое? Иное ученье – хуже тюрьмы! Да и время уйдет. Пока все уразумеешь – жизнь закончится!

– Я был слишком счастлив в младенчестве, чтобы любить то, с чем столкнулся, став взрослым. Тогда я был для всех маленьким, прекрасным и умненьким идолом, а вот вырос – и меня вышвырнули, как старую куклу, которая оказалась чересчур громоздкой и неудобной!

– Не правда! Это не они тебя, а ты всех выбросил из своей жизни. И только за то, что перестал быть для них идолом!

– Да не так это, Эв! Совсем не так! Если бы все отвернулись лично от меня, я решил бы, что я – ничтожество и наверняка предпринял бы что-то. Вероятно, попытался бы стать великим проповедником… А, возможно, наоборот – легендарным завоевателем… В общем, постарался бы совершить что-нибудь значительное… Но, когда я увидел, как правительница могущественной страны обошлась с памятью о своем погибшем супруге, одно имя которого повергало в трепет и друзей, и врагов, я просто потерял рассудок! Господи, как я тогда всех возненавидел! А вот сейчас думаю, если так поступила сама королева Кара, значит, в этом был какой-то резон. Наверняка был… Только мне это недоступно! Не понимаю. Чем больше думаю, тем меньше понимаю. Может, ты мне объяснишь, что с ней произошло? Ну, а здесь что творится? Оглянись! Вокруг нас собрались не глупые люди, а живут, как жвачные животные… И довольны! Самое главное, что довольны! Днем трудятся, как пчелы, а по ночам, во сне, вспоминают прелести своих изменниц, и счастливы… Скажи кто из нас сумасшедший? Они или я?

– Лично я пойду спать, а ты тут можешь бушевать до утра в одиночестве. Но лучше прибереги свой пыл до рассвета. Завтра все это обрушишь на голову царевны, и она тебе объяснит, кто из вас ненормальный… Если, конечно, сразу же не выгонит после того, как откроешь рот! Пока!

Эвер ушел, а Гармагер еще долго метался по террасе, пытаясь совладать с собой.

… На рассвете юноши в сопровождении Агнера переступили порог храма Хионы. Они оказались в огромном зале, где своды, стены, колонны и полы были сложены из огромных темно-зеленых нефритовых блоков. Помещение освещалось выступающими из стен и колонн серебряными бра в виде точеных женских ладоней. На них горели большие круглые свечи, распространяющие изысканные ароматы экзотических цветов. Около дальней стены, выложенной драгоценными камнями, возвышался трон из цельного изумруда. У его подножия бил источник, вода которого заполняла огромную резную серебряную чашу, а потом стекала в серебряную воронку, вделанную в плиты пола. От входа к трону вела широкая земляная дорожка, усаженная крошечными желто-красными цветочками и низкой изумрудно-зеленой травой.

– Я привел Ваших гостей, бессмертная царица Хиона! – громко объявил Агнер и удалился.

Растерянные юноши остались стоять у порога и после того, как захлопнулась входная дверь за главным жрецом.

Внезапно на противоположной стене откинулся полог, и открылась лестница, ведущая под своды. Раздалась тихая музыка, и они увидели высокую, стройную женскую фигуру, легко спускающуюся к трону. В дрожащем свете свечей трудно было определить, хороша царевна или нет. Волшебница была похожа на Ундину – ниспадающий серебристый плащ, струящиеся серебристые волосы, прозрачное лицо, светлые, нежные глаза и голос, проникающий в самую душу.

– Рада видеть вас у себя, дорогие гости. Ваше прошлое мне хорошо известно. Полагаю, Вы пришли сюда, чтобы побеседовать со мной о том, что у вас наболело. Могу с гордостью сказать, здесь все имеют то, о чем даже мечтать не смеют там, внизу: молодость, здоровье и право выбора. На Земле хорошая ворожея любому скажет все, что его ожидает. Здесь этого не ведаю даже я. На что решитесь, то и сбудется. А теперь я слушаю. Спрашивай, Эвер, первый.… А впрочем, я и так знаю. Ты озабочен только одним, не можешь понять, почему самые близкие люди тебя предали. Я объясняю, это же так просто! Чужая страсть, как пожар – всегда волнует воображение и притягивает тех, кто рядом. А тут ты и сам постоянно подливал масла в огонь. Ну скажи, разве не ты убедил своего приятеля, будто близок с самой прекрасной женщиной на свете, а ее, что дружишь с самым умным, честным и смелым юношей в мире? В результате они увидели друг друга твоими глазами и потеряли рассудок! Но теперь все изменилось! Ты их покинул, и нет рядом ни твоего восторга, ни твоего отчаяния. Еще немного и они, как люди трезвые, прозреют, разберутся и разбегутся. А тебя, уж точно, помянут недобрым словом. Всем скажут, будто им заморочил голову этот полоумный Эвер, ввел в соблазн своими глупыми, экзальтированными речами! Если не веришь, можешь сам на них полюбоваться. Подойди поближе и взгляни в эту серебряную чашу, я только опущу туда свой перстень.

– Не знаю великая царица, возможно, я виноват в том, что перехвалил их друг другу. Но мне от этого не легче… Так болит сердце, что не могу ни видеть, ни слышать их!

– А что скажете мне Вы, Гармагер – наследный принц могучей державы? Удручены тем, что не получили причитающуюся Вам по праву власть? Или опечалены выбором матери? Что, в действительности, подтолкнуло Вас избрать столь странный образ жизни? Может просто жажда все изведать? Или Вас гонит по свету страх собственной смерти? Иногда такое случается после внезапной кончины любимого человека… Вы боготворили отца, и я могу понять такое чувство. Возможно, даже предложила бы остаться здесь… На Бирюзовом Плато нет ни смерти, ни старости. Есть труд, покой, красота и надежда. Так отвечайте, в чем Ваша беда?

– Мне было шестнадцать, когда погиб отец, и тогда я всерьез не думал о власти. А после того, как судьба привела меня в храм Кошки, и я подобрал там талисманы, я и вовсе отказался от нее. Даже дружину отпустил… Дело не в троне… Скажите, почему мать так быстро забыла великого Агомара? Неужели на свете нет ни одного достойного человека, память о котором прожила бы в сердце женщины дольше года? А потом! Такой отвратительный мезальянс… Музыкантишка без роду, без племени! Ни доблести, ни мудрости, ни красоты! Ничего!

– Да ты, дружок, еще просто дитя! Всякая любовь слепа. Тебе уже пора бы это знать! Плохо то, что в своем озлоблении, ты теперь вряд ли ее когда-нибудь полюбишь. Да и не поверишь никому. Мне тебя откровенно жаль, мальчик! Но отвечу просто. Король Агомар был хорошим отцом, однако, не слишком-то преданным мужем. Молодая жена занимала в его сердце так мало места, что он без зазрения совести, бросил ее в своем роскошном дворце умирать от скуки. Будь Кара женщиной ветреной, она нашла бы утешение в светских развлечениях, отправив тебя на воспитание к нянькам и учителям. Но королева мечтала о семейном счастье, а потому отдала тебе, своему единственному сыну, всю свою нерастраченную любовь и нежность… Твои теперешние муки – это расплата за то, что в детстве ты получил то, что тебе самой природой не предназначалось… А у Кары своя тяжкая ноша: сначала – безрадостный брак, а потом печальное вдовство, во время которого ты возмужал и стал похож на отца. Что ждало ее в жизни? Одиночество, тоска и тяготы правления… А полюбила она Зирока потому, что ее душа была так же прекрасна, как и его песни!

– Вы объясняете все так красиво, мудрая Хиона… Хорошо, я могу понять, предложим, мать испугалась грядущего одиночества. Но она же не невольница из гарема! Это там затворниц стерегут. Вот они и готовы кинуться в объятия первому, кого увидят. Даже самому убогому! Она же была молода, прекрасна, богата! Могла же выбирать. А этот ее музыкантишка просто отвратителен! Видели бы Вы его! Длинный, тощий, носатый с всклоченными, вечно нечесаными космами! А какие звуки он издавал! Поднимет подслеповатые глаза к небу, вцепится костлявыми пальцами в огромную инкрустированную перламутром лютню, прижмет ее к плоской груди, тяжко вздохнет – и как завоет! Хуже, чем облезлый, бродячий пес в полнолунье на могиле своего хозяина!

– Бедный мальчик! Конечно, ваш Зирок пел не военные марши! – ответила Хиона и залилась таким веселым смехом, что юношам показалось, будто они слышат переливы хрустальных колокольчиков.

– А знаете, принц, если бы мне пришлось выбирать себе возлюбленного из Вас двоих, я бы очень подумала, кого предпочесть. Возможно, я, как и королева Кара, решила бы, что буду гораздо счастливее с Эвером – длинным, взъерошенным и безродным, чем с Вами, Гармагер. Хотя Вы прекрасны как Аполлон и, к тому же королевских кровей! Если захотите понять, чем этот застенчивый юноша превосходит Вас, соглашайтесь вместе с ним отправиться в удивительное путешествие. Опуститесь к истокам жизни, ощутите ее вечные стимулы, а потом сравните свои впечатления.